Название: Причины уйти, причины остаться
Автор:  Team Realism
Размер: мини, 2700 слов
Пейринг/Персонажи: Марко Ройс, Роберт Левандовски, Томас Тухель, Юрген Клопп, Марио Гетце
Категория: джен, пре-слэш
Жанр: hurt/comfort, ангст
Тип АУ: по мотивам Yuri!!!on ice
Рейтинг: PG-13 за лексику
Саммари: После неудачного финала Гран-при у Марко Ройса больше нет причин продолжать кататься. Зато есть много причин все бросить.
Предупреждения: POV Марко

Я вообще много чего ненавидел. А в особенности вот такое выражение на расплывшемся лице Гетце.

***

Мы с ним с первой тренировки знакомы. Мне было пять, а ему четыре, когда нас притащили в ERC Westfalen, клуб фигурного катания. Нам обоим там не нравилось, наверное, поэтому мы и подружились. Мы, как и все дортмундские мальчишки, хотели стать футболистами, но наши мамы упорно продолжали возить нас на тренировки.

Я все это ненавидел. Падать было больно, колени заживать не успевали, а в школе насмехались. Но мама все меня туда возила, и моего мнения никто не спрашивал.

В детстве я думал, что мы с Гетце оба молодцы. В детской группе нас хвалили одинаково. Всю правду я узнал позже, когда мы оказались в руках Юргена Клоппа. Он сказал, что я дерево, и нещадно гнул меня в балетном зале. Балетный зал я ненавидел — я его до сих пор ненавижу.

Марио справлялся получше, хотя у него тоже проблем хватало. Например, чрезмерная любовь к еде. Юрген ему так и говорил: надо меньше жрать! Особенно когда Марио проваливал прыжки. Вот тут-то я злорадствовал: мне-то прыгать удавалось хорошо. Клопп шутил, что если нас двоих слепить в кучу, то получился бы один хороший фигурист.

Злая была шутка, Юрген потом зарекся так шутить: после невероятно успешного юношеского чемпионата мира Марио угодил в автомобильную аварию. На лед он больше не вернулся.

Потерю своего самого перспективного мальчика-одиночки Юрген переживал с трудом и срывался на мне. Он орал и грозился закатать меня в лед полировочной машиной. Я был и сам не против туда закататься. На национальных я занял почетное пятое место, и Юрген решил от меня избавиться.

***

Мое решение было окончательным, и я только что об этом прямо заявил Марио. Я ему, кстати, первому сказал, но он явно не оценил, раз взирал на меня так обиженно.

— Подожди, то есть после того, как ты наконец-то попал в Финал Гран-при, ты решил покончить с фигурным катанием?

Мы сидели в моей комнате в родительском доме, словно нам снова было по десять. Классное было время: никакой балетной школы, стертых в кровь ног, костюмов с пайетками и провальных финалов.

— Давай уточню. После того, как я проебался в финале Гран-при.

Когда глаза Гетце стали влажными, я вдруг осознал, какой я мудак.

***

После той аварии Марио вернулся в Дортмунд и отъелся до неприличного. Он мне повторял, что судьба выбрала меня, и, честное слово, это самое тупое, что я когда-либо слышал. Но Гетце меня искренне поддерживал и просил стараться за двоих. И я не мог поступить иначе. Я поехал в Канаду к человеку, под чьим началом катались чемпионы.

Только в Канаде я наконец осознал, сколько на самом деле надо работать, чтобы чего-то добиться. Раньше я думал, что это мне просто таланта не хватает, а оказалось, что до уровня чемпионов я не дотягиваю не только поэтому.

Первые недели под началом Томаса Тухеля показались мне адом, но я не хотел ударить лицом в грязь, поэтому носился как сумасшедший. Томас не насиловал меня балетом — напротив, он доводил до совершенства мои прыжки. Я даже посадил четвертной риттбергер. А потом Томас заявил, что вот теперь я готов перейти из щадящего режима в нормальный тренировочный.

***

Не было у меня смелости позвонить Томасу. Марио каждый день у меня об этом спрашивал, но я не мог.

— Тухель уже знает о твоем решении?

— Нет, тебе первому говорю. Даже родителям и сестрам еще не говорил.

Я знал, что родители поддержали бы любое мое решение, а вот реакция Гетце меня удивила. Он замахнулся и врезал мне так, что я даже среагировать не успел. Губа сразу лопнула, и я почувствовал привкус крови во рту.

***

После короткой я был третьим. По компонентам я проигрывал, но прыжки мне удались почти все.

Томас запретил общаться с прессой, но меня все равно поймала девочка из какого-то немецкого издания, и я не смог отказать. В коротком интервью я самоуверенно заявил, что имею все шансы на победу.

***

Марио имел полное право меня бить. Было больше обидно, чем больно.

— Я бы все отдал, чтобы иметь возможность снова кататься. А ты только ноешь. Собери свое дерьмо в кучу, Ройс.

Гетце ушел, проигнорировав приглашение моей матери остаться на ужин. Я ужинать тоже не пошел: меня давили слезы.

В канун Рождества я проснулся с опухшей рожей и долго смотрит в противоположную стену. На ней все еще висел плакат восьмилетней давности. На нем — наш с Марио кумир юности, с которым, к сожалению, на льду пересечься было не судьба: он закончил карьеру скоропостижно и с оглушительным скандалом еще до того, как я докатался до взрослой лиги.

Двадцатилетний Роберт Левандовски смотрел на меня с характерным прищуром синих глаз, красивый и успешный, такой, каким мне не стать даже в самых смелых мечтах. Четыре подряд золотые медали Гран-при, олимпийское золото, несколько чемпионатов мира и Европы — самый успешный фигуст-одиночник всех времен и народов. Человек, по которому сходила с ума вся Польша, Япония и часть Германии. И я. Я даже книжку его биографическую прочитал. «Адская кухня фигурного катания» называется.

Этот день я провел в расположении семьи. Вечером должны были приехать сестры с семьями, поэтому мама с утра хлопотала на кухне. Я чувствовал себя дерьмово, но перед мамой улыбался. Не хотелось портить родителям праздник. В прошлом году я проводил Рождество с семьей Томаса в Канаде с чувством вины перед родителями, но они отнеслись с пониманием. Они всегда относились с пониманием.

Надо признать, совесть меня грызла знатно. После ужина я взял в руки телефон, чтобы написать тренеру поздравления, но он меня опередил. Он прислал мне видеосообщение, и я сбежал в свою комнату, чтобы посмотреть.

Снято было на фронтальную камеру, на фоне нашего тренировочного катка. В большом зеркале напротив отражалась заметная лысина Томаса и его широкая спина. На зернистом видео он казался еще более худым, чем месяц назад.

— Привет, Марко! Я не знаю, посмотришь ты это видео или проигнорируешь… Короче, извини меня. Наверное, я слишком на тебя давил. Я помню, как в первую нашу встречу ты мне сказал, что тебе не хватает таланта. Марко, это не так. Ты очень талантливый. У меня никто так никогда не прыгал. Да даже Плисецкий так чисто не прыгает, как ты! — на видео Томас грустно улыбнулся и продолжил: — Я не знаю, имел ли я право так сделать, но знай, что я сделал это ради того, чтобы мотивировать тебя не сдаваться и продолжать кататься. С Рождеством, Марко. Прости, что не стал для тебя идеальным тренером.

Я мало вникал во всеобщее веселье. Слова Томаса все никак не шли у меня из головы. Я не понимал за что он извинялся, но переспросить я не мог, поэтому оставалось только теряться в догадках. Мне казалось, что я единственный, кто должен извиняться.

В планах у меня было объявить о своем уходе перед всей семьей, но момент я упустил. Родственники ничего не спрашивали, и я был уверен, что это все старания мамы. Я был ей благодарен. Они обсуждали праздничный ужин, дела каких-то незнакомых людей, поэтому я ушел к себе и уселся за ноутбук. Марио не отзывался, поэтому я настрочил ему короткое сообщение с извинениями и поздравлениями. Гетце был отходчив, я знал, что уже завтра он придет ко мне и все будет нормально.

В моем ноутбуке все мне напоминало о фигурном катании. На заставке красовалась наша совместная фотка: я, Генрих, Скарлет, Томас позади нас, наш хореограф и другие работники катка. Надо было привыкать к мысли, что все это уже позади. Во вкладках у меня был тот еще бардак. Я машинально закрывал их все, аж до последней, на которой оказалось открытое в ютубе видео. Мое сердце пропустило удар: произвольная Роберта Левандовски с Кубка России. Я знал ее наизусть до последней дорожки. Не веришь, говорила любовь, подожди и поверишь.

Роберту верить хотелось. Он не катался — он жил на льду. Я пересматривал это видео, кажется, уже в стотысячный раз и каждый раз восхищался. В тот год, в сочинском финале, эта программа мир так и не увидела. Роберт снялся с соревнований, а потом объявил, что покидает спорт. Все вопросы просил адресовать своему тренеру Пепу Гвардиоле. Чего только в газетах не писали. Я тогда только в Канаду переехал, и ко всем впечатлениям на меня навалилось еще и ужасное разочарование. Как он мог уйти, не докатав одну программу? Кажется, я ему до сих пор это не простил. Я закрыл вкладку, так и не досмотрев.

Утром меня разбудил племянник. Я думал, что ему не терпелось похвастаться подарками от Санты, но потом до меня донесся какой-то шум. Я выполз, как был, в пижаме, которая была больше меня в два раза.

— Марко, ты не предупреждал, что у нас будут гости, — пролепетала с ног до головы смущенная мама и убежала куда-то на кухню.

Я никаких гостей тоже не ждал, может, разве что Гетце — других друзей в Дортмунде у меня не было. Гостя проводили в гостиную. Он сидел в окружении моих родственников и ослепительно улыбался.

— О, Марко! Привет. С Рождеством тебя.

Я застыл, так и не преодолев порог комнаты. Потом развернулся и направился обратно к себе. Кажется, это был сон во сне, нужно просто еще раз проснуться, и тогда видение исчезнет. Иначе как еще объяснить нахождение Роберта Левандовски в доме моих родителей?

Я захлопнул дверь, но в нее тут же постучали. Трясущимися руками я повернул ручку и приоткрыл дверь на маленькую щелочку, в которую тут же заглянул любопытный синий глаз.

— Ты чего так испугался?

Роберт Левандовски выглядел не так, как на моем плакате. На его лице прибавилось морщин, он раздался в плечах, хотя в его теле до сих не было ни одного лишнего грамма. Одет он был в серые брюки и синий пуловер, очень просто, но дорого. А я стоял в пижаме и таращился. Сон не развеялся, потому что сном это не было. Роберт уверенно шагнул в мою комнату, а я чуть не упал, шарахнувшись назад.

— Прости, что я так внезапно. Я просто решил, что мы не можем терять драгоценное время.

Говорил он со смешным акцентом, но не это мешало мне понять, что от меня хотят.

— Терять время? — мой голос показался мне чужим.

— Ну да! До Чемпионата Европы остался месяц! У нас много работы.

— У нас?

— Ах да, Марко. Я приехал, чтобы стать твоим новым тренером.

Это было похоже на сюжет какой-то комедии. Вокруг меня происходили вещи, над которыми я был не властен. Роберта усадили за стол и закормили до полусмерти. Конечно же, его лицо было хорошо знакомо моей семье, даже исключая тот факт, что в моей комнате висело его изображение. Плакат я, кстати, содрал и запихнул подальше, очень надеясь, что Роберт заметить не успел. Я сидел рядом и не знал, куда себя деть. Роберт же чувствовал себя как дома, расхваливая мамину стряпню и умиляя присутствующих заметным акцентом.

— Марко, ты не говорил, что собираешься работать с новым тренером, — похоже, только моему отцу эта ситуация тоже казалась странной.

— Я и не… — рука Роберта под столом сильно сжала мое колено.

— Простите, что я вот так без предупреждения, — затараторил Роберт, не давая мне даже рот открыть. — Не хотелось, чтобы журналисты выведали раньше, чем надо. Вы же знаете, они умеют раздувать скандал на ровном месте. Правда, Марко?

Я кивнул, как завороженный. Мне хотелось возразить, но я не смел. Рука Роберта все еще сжимала мою ногу.

После обеда Роберт громко попросил показать ему достопримечательности Дортмунда и вытащил меня из-за стола. Мы молча оделись и вышли на улицу. Я знал, что Роберта вряд ли интересовала рекордная 45-метровая елка в центре, да и город в целом — нам просто нужно было поговорить.

— Я не хочу возвращаться, — заявил я, как только входная дверь за нами захлопнулась.

Я надеялся, что выгляжу достаточно решительным, но когда наши взгляды встретились, я стушевался.

Роберт положил свои руки на мои плечи и больно сжал.

— Ты еще никуда не уходил. Тебя никто не отпускал.

Я даже пошевелиться не мог. Сердце громко стучало в ушах. Роберт руки убрал и двинулся вперед.

Снега не было, но мороз быстро пробирался под кожу. Такси отвезло нас к площади Ханса, прямо к рождественской ярмарке и той самой 45-метройвой ели. В объектив телефона Роберта она не уместилась, как бы он ни старался, поэтому он сдался и притянул меня к себе для селфи. Я даже выдавил из себя подобие улыбки.

Наш разговор закончен не был, поэтому отпив из стакана горячего глинтвейна, я спросил:

— Зачем это вам? Тренировать меня…

Роберт с ответом не спешил. Допив свой напиток, он заговорил:

— Я давно задумывался о том, что хочу стать тренером, но не находил никого, кого хотелось бы тренировать. А ты мне нравишься. Мне нравятся твои крепкие ноги. Ты так прыгаешь, словно это самое легкое, что есть в фигурном катании. Никогда такого не видел. Марко, мы не сможем сейчас сделать тебе программу с нуля, но мы можем ее подчистить. Поработаем над дорожками и вращениями. Вместе.

От Роберта уверенностью веяло на километр. Он положил мне руку на затылок и заглянул в глаза.

— Марко, на пути к большим победам надо преодолевать много неудач. То, что случилось в финале — это не повод бросать все.

— Как только я поверил, что и правда могу кататься на уровне финала, я упал три раза. Со своих хваленых прыжков. А больше я ничего не умею. Но вам не понять. Вы ведь Король льда!
Я две недели принимал это решение, считал, что это самое лучшее, что я могу сделать — уйти, пока не стал посмешищем окончательно. А вот теперь мне говорили, что, мол, фигня это все, Ройс. Одна маленькая неудача, потренируешься, и все пройдет. Я верил в это раньше, а теперь пришло время признать, что выше своей головы я не прыгну.

— Если ты такой бесталанный, тогда почему ты катал мою произвольную так, как я никогда бы не смог?

***

Только через пару месяцев после переезда в Канаду я узнал, что Томас записывал на видео каждую тренировку.

— Четыре камеры по периметру катка.

Скарлет четко указала мне все места, и у меня мурашки по коже пробежали. Томас иногда смотрел ужасающим взглядом, но я не думал, что он и правда настолько маньяк. Так вот почему он видел все ошибки, даже когда не являлся на тренировку лично.

Про свои позорные попытки воспроизвести последнюю произвольную Роберта Левандовски я вспомнил уже позже. Я все же надеялся, что Томас этого не видел, и так как мне он об этом ничего не говорил, то я об этом волноваться перестал. Когда у меня появилась своя программа, на остальное времени не оставалось.

***

Я ведь никогда не видел со стороны, как я катаюсь. Трудно было поверить, что человек на экране — это я. Я всю жизнь верил в слова Юргена Клоппа, что я деревце и ничего с меня путного не будет. Парня на экране деревцем назвать язык не поворачивался. Дорожка, прыжок с кораблика, тройной, но чистый. Каскад 3-2-2. С плюсами. Даже вращения с хорошей скоростью. Я смотрел и не верил.

— Это я? — на всякий случай хотелось переспросить. Вдруг меня обманывают.
— Ты, — ответил Роберт. — И ты можешь очень многое, Марко. Томас хороший тренер, но он дальше Генриха вообще ничего не видит. Поэтому Марко, разреши мне забрать тебя себе.

***

— Если ты задушишь моего фигуриста, интрига на этом чемпионате умрет окончательно.

Роберт был в образе: в костюме, лакированных ботинках и длинном пальто. Мне в своих спонсорских спортивках рядом даже стоять страшно было.

Томас даже меня не поприветствовал — сразу бросился обнимать. Я-то думал, что Томас супертактильный человек, но после месяца общения с Робертом я понял, что ошибался. Томас, конечно, любил нас потискать, но Роберт руки от меня отрывал только когда я катался.

— Какая интрига, Роберт? Вы все еще катаете мою программу.

Левандовски отлепил меня от бывшего уже тренера и прижал к себе. Мне бы с Томасом наедине поговорить, но под таким напором я даже пикнуть боялся.

— Я думаю, у нас получится тебя удивить. Правда, Марко?

Мои попытки вырваться из захвата успехом не увенчались, поэтому пришлось говорить так.

— Я постараюсь вас обоих удивить.

С Тухелем мне удалось поговорить только после официальной открытой тренировки. В этот раз Роберт не мешал, хотя я чувствовал его пристальный взгляд спиной.

— Простите меня, — на самом деле, я это должен был сказать еще в декабре, но лучше поздно. – Я позорно сбежал.

— Все, что ни делается, делается к лучшему. Тебе не за что извиняться. Это ты меня прости. Я не уделял тебе достаточно внимания. Тебе хорошо с Робертом?

Я кивнул, чувствуя, как пылают щеки.

— Мы очень много работали, — все же надо было найти менее двусмысленный ответ.

— Значит, я сделал хорошее дело. Я бы тебя не бросил в любом случае, Марко. Нашел бы тебя в Дортмунде и вернул бы. Но я рад, что все обернулось именно так.

— Спасибо, Томас. За все.

Я был первым в последней разминке. Я слышал, как объявляют мое имя по очереди на двух языках, и чувствовал руки Роберта на своих лопатках.

— Ну что, деревце? Будешь сегодня цвести?

@темы: Первый день, Team Realism, Football Spring AU-Fest 2017