Название: Все песни этого лета
Автор: team Alps alliance
Бета: team Alps alliance
Размер: миди, 4400 слов
Пейринг, персонажи: Деян Станкович, Гленн Ходель, Ноэль Отт, упоминается Анджело Ширинци. с пейрингами всё станет ясно по ходу.
Категория: слэш
Жанр: романс, ПВП, флафф
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Днём, когда что-то делаешь и с кем-то общаешься, всё кажется не так уж плохо, и жизнь вроде продолжается, но вечером в четырёх стенах начинаешь сходить с ума. Поэтому Гленн целыми вечерами лежит на кровати, на бесконечном репите переслушивая один раз попавшуюся в плеере Ноэля "Dr Summer davor" и представляя, как Ноэль падает рядом с ним, обнимает, вырывая из рук телефон, и целует глубоко и влажно.
Предупреждения: секс по скайпу, трисам (условно) и вообще кинк на кинке и кинком погоняет.
Примечания: Гленн Ходель - игрок цюрихского "Грассхоппера", как и Ноэль Отт, который ещё играет за московский ЦСКА (и ещё пару клубов. да, в пляжке так можно). После ЧМ Гленн получил травму, из-за чего всё лето не играл, пока остальные принимали участие в различных европейских чемпионатах и Евролиге, но иногда тусовался на тренировках. Деян Станкович (не путать с сербским футболистом в обычный футбол) - тоже игрок "Грассхоппера", пляжной Барселоны и прочих. Анджело Ширинци - в первую очередь тренер швейцарской сборной, но вообще-то он - человек и пароход. У этих четверых всё slozhna, и все поочерёдно подливают масла в огонь фоточками в инстаграме, но больше всех - Анджело.

Лето — это лучшее время года. Это возможность наконец-то насладиться солнцем и теплом, по которому успеваешь истосковаться, и без которого чувствуешь себя каким-то неполноценным, как собственная тень. На Багамах казалось, что всё будет волшебно этим летом. Даже после поражения от Ирана, смывая в душе песок, внутренне Гленн не чувствовал себя опустошённым. Расстроенным — да, обидно — тоже да, но всё ещё впереди. Это непохоже на пустоту и беспомощность, которая накатывает, когда сидишь в гипсе в своей комнате вместо того, чтобы ехать вместе со всеми в Португалию, Россию или куда-то ещё. Когда смотришь игры на экране планшета или в лучшем случае с трибуны. Когда вместо того, чтобы чувствовать под ногами обжигающий песок, шагаешь по тренажёру под присмотром физиотерапевта, внимательно прислушиваясь к малейшим проявлениям дискомфорта.
Когда сам вызываешься рано утром довезти их их до аэропорта, только чтобы побыть вместе хотя бы немного подольше. И когда целуешь его в машине на парковке, зная, что до рейса осталось совсем немного, пока Анджело и Деки терпеливо ждут снаружи. И потом обнимаешь их всех по очереди, желая удачи и тайком втягивая запах каждого, чтобы подольше помнить.
Днём, когда что-то делаешь и с кем-то общаешься, всё кажется не так уж плохо, и жизнь вроде продолжается, но вечером в четырёх стенах начинаешь сходить с ума. Поэтому Гленн целыми вечерами лежит на кровати, на бесконечном репите переслушивая один раз попавшуюся в плеере Ноэля "Dr Summer davor" и представляя, как Ноэль падает рядом с ним, обнимает, вырывая из рук телефон, и целует глубоко и влажно. И так — пока он не приезжает, пока не возвращаются они все, и всё не становится как должно быть.
Из открытой настежь балконной двери тянет вожделенным прохладным вечерним сквозняком, и большая бутылка манговой "Ривеллы" уже наполовину пустая, хотя он только минут двадцать назад ходил за ней к холодильнику. Гленн лежит поперёк кровати, свесив с неё голову, так чтобы воздух теребил волосы, и подпевает тихо: "I waiss no, dini auga spieglend s meer I han sie gseh, oh ja". Он один в квартире, в которой могут быть только четверо, трое из которых далеко, и поэтому никто его не услышит. Если только соседи этажом ниже вдруг выйдут подышать свежим воздухом в половину одиннадцатого вечера, но какой смысл стесняться тех, кого видел, может быть, раза два в жизни.
На полу лежат книжки и распечатки, всё по учёбе и по работе, но он к ним сегодня так и не притрагивался — от жары плавятся мозги, и внимание рассеивается, а в таком состоянии толку от попыток что-то делать — ноль.
Песня заканчивается, и Гленн опять перематывает на начало. Открывает фотки: с Багамов, да и вообще любые, где они с Ноэлем, это удобно, когда приложение сортирует их по тэгам, по людям, тем, кого хочешь увидеть. Уведомления о сообщениях, но от Ноэля нет, а значит, чёрт с ними. И пусть они только недавно закончили болтать, хочется ещё. И Гленн отправляет сонный смайл. Просто так, не рассчитывая на полноценный диалог, но может хотя бы на такое простое и глупое перебрасывание картинками.
Но Ноэль не отвечает, у него свой распорядок дня там в Москве, и когда они прощались, он собирался в душ и спать. Сказал, за прошедшие дни слишком вымотался.
Гленн откладывает телефон, снова перемотав песню на начало. Почему-то ставить одну её на бесконечный повтор неинтересно.
Оповещение пришло где-то на середине, и Гленн тянул до конца, не желая прерываться. А когда снял телефон с блокировки — снова песню на повтор — сообщение от Деяна, и фото его на аватарке в по-дурацки надетой кепке. Читать не хочется, лень, но Гленн всё же открыл, чтобы увидеть даже на экране телефона горящие возмущением буквы: "ты дома или где? звоню уже минут пять! у тебя свет горит на кухне. открой!"
В животе мгновенно стало тепло, и Гленн резво перевернулся и вскочил на ноги, рефлекторно оглядываясь в поисках футболки, но она то ли на кухне, то ли в ванной, да и можно подумать, Деки не видел его раздетым ни разу. Выковырнув наушники из ушей, положил их на стол и теперь наконец-то услышал нетерпеливый звонок в дверь.
Деян стял на пороге с сумкой на плече, в неизменной кепке и улыбался, и Гленн просто обнял его, уткнувшись в грудь.
Наконец-то не один.
— Чего не позвонил заранее?
Деян обнял крепко-крепко, до хруста в плечах, и чмокнул в висок.
— Не знаю, отвлёкся. Звонил Анджело, мы заболтались, а потом я уже приехал.
— Я думал, вы вместе.
Теперь это даже немного разочаровывает, хотя при Анджело Гленн чувствует себя странно. Немного... скованно. Тренер всё-таки, к тому же годится Гленну в отцы. Да ещё и после того, как устроил им с Ноэлем сцену почти полтора года назад, до сих пор стыдно. Но он создаёт какую-то очень простую и лёгкую атмосферу, и довольно быстро про всю неловкость забываешь.
Деян хоть ненамного выше, но он шире, мощнее, и занимает собой чуть ли не всю похожую, и от него горячо, но это другое горячо, непохожее на утомительную августовскую жару.
Потрепал по щеке, по волосам, закрыл за собой дверь и скинул с плеча сумку.
— Он к родным поехал повидаться, пока есть время.
— А ты?
Гленн наблюдал, как Деян роется в сумке.
— Чёрт, всё-таки забыл ключи, — вздохнул он и повернул голову к Гленну. — А я решил, что тебе без меня хуже, чем моей пигалице, да и эти два дня они у бабушки, а с ними сложно, — он снова склонился к сумке и вытащил два больших шуршащих пакета. — А это Спака сказал тебе передать. Говорит, если едешь к мелкому, захвати ему сладкого.
Гленн усмехнулся, взял пакеты. Конфеты. Надо попробовать завтра и написать Сандро и поблагодарить его.
— Спасибо.
— А это от Ноэля, — с улыбкой произнёс Деки, взял Гленна за щёку и поцеловал.
Совсем не похоже на Ноэля, конечно, но всё равно приятно, сладко, тепло. И Гленн инстинктивно обнял его за шею, чтобы подольше не отпускать.
— Я обещал не потерять по дороге.
— Не потерял, — с улыбкой выдохнул Гленн и снова повторил: — Спасибо.
У Деяна странная улыбка и рельефный живот под тонкой футболкой. Гленн без всякой мысли положил на него ладонь, просто потому что это — приятно. Деян только улыбнулся, накрыл ладонь своей и грудью подтолкнул назад — к комнате.

Естественно, утром Гленн проснулся слишком рано, по привычке, хотя можно было спать ещё — но организм слишком привык подниматься в семь, и каникулы — не исключение.
Деян ещё спал, и Гленн, стараясь не разбудить, кое-как выбрался из-под его горячей руки. Но Деки только пробубнил что-то невнятное сквозь сон и перевернулся на другой бок. Гленн снова улыбнулся, взял телефон и наушники и пошёл на кухню готовить завтрак.
Пусть даже Деян уедет сегодня или максимум завтра, это не важно. Его присутствия хватает, чтобы заполнить пустоту, а потом, когда начнутся нормальные тренировки, об этом уже можно будет не думать.
Пока Деки дрыхнет, можно слушать музыку, выкладывая на шипящую сковороду полоски бекона, но теперь музыки не хочется. Хочется другого. Отправив в чат короткое сообщение "не спишь?" и через минуту получив в ответ "уже нет, валяюсь", Гленн нажал на кнопку вызова.
Ноэль сразу ответил и включил видео. Сонный и лохматый, ещё в постели.
— Доброе утро, сладкий. Как спал? Деки с тобой?
Щёки стали ощутимо горячее, и Гленн улыбнулся смущённо.
— Да. Спит ещё.
— Он всё тебе передал?
Скрыть от него улыбку не выходит никогда. Этот раз — не исключение.
— Поцелуй передал. И конфеты от Спаки.
Ноэль устроился поудобнее и довольно кивнул.
— Значит, всё.
Гленн перевернул ломтики бекона, один за другим, все шесть.
— Как ты там? Как у вас погода? Я уже не могу выносить эту жару, и до сих пор ничего не меняется.
— Здесь тоже жарко. Но терпимо. Сегодня игра вечером. Смотри трансляцию на сайте.
— Обязательно!
Гленн смотрит все трансляции, каждый день, если успевает. Ноэль, конечно, потом всё расскажет, но всё равно хочется увидеть самому.
— А ты как?
Включив уже готовый бекон, Гленн аккуратно нарезал помидор ровными полукольцами и опять поднял взгляд на экран.
— Как обычно. Сегодня опять к физиотерапевту. Надеюсь, будет ещё немного лучше. Не представляешь, как я хочу уже тренироваться с мячом.
— Нам тебя не хватает, ты знаешь.
Гленн кивнул и выложил полукружки помидора на сковороду.
— Мне вас не хватает, — особенный упор на слове "мне", какой-то очень детский, но Ноэль обязан понять. — Это ужасно, я просто не привык сидеть всё лето вот так!
Руки, опустившиеся на плечи, застали врасплох, и Гленн вздрогнул от неожиданности, с трудом сообразив, кто это. Вынул один наушник из уха, повернулся к Деяну.
— Извини. Я слишком громко болтал?
Деян покачал головой и чмокнул в висок.
— Нет, я сам проснулся, — а потом бережно вынул наушник из пальцев Гленна и вставил в своё ухо. Кивнул Ноэлю в телефон: — Доброе утро! Как погода в Москве?
Ноэль хмыкнул.
— Гленн уже спрашивал. Жарко.
— Не думаю, что настолько же, как здесь, — усмехнулся Деян, переложил руки на пояс, прижимая к жаркому телу, и Гленн снова сбился с дыхания.
— Деки, не надо!
Щёки вспыхнули, и не в последнюю очередь потому что Ноэль всё ещё на связи. Но он только улыбнулся:
— Не волнуйся, я не буду ревновать. Только меня не выключайте.
Ладонь Деяна сползла под пояс трусов, и Гленн шумно выдохнул.
— Нет, я не... — и замолк, когда Деян своей мощной ладонью сжал его член, только выдохнул шумно.
— Я же обещал убедиться, что ты не скучаешь, — это в одно ухо, мягко и лукаво, а в другом голос Ноэля:
— Убедись, Деки. А я посмотрю.
Щёки горели уже нестерпимо, почти больно, и Гленн попытался извернуться, чтобы убедить Деяна, что это идея не очень. Но чёрт бы их побрал, он даже сам не был уверен, что она так плоха. Просто... просто одно дело, когда они втроём по-настоящему, вживую, другое — когда вот так, в прямом эфире. Это пугает и заводит одновременно.
Деян дал развернуться, и Гленн положил ладони на его грудь, всё ещё не находя в себе сил оттолкнуть, краем глаза посматривая на стоящий на столе телефон, на довольную улыбку Ноэля.
— Может... ну... не стоит? Ноэль, я обещаю, я расскажу потом в подробностях.
Не расскажет. Да и Ноэль не согласен, смеётся только.
— Обещаю, я не буду ничего комментировать.
Одной рукой Деян дотянулся до плиты и включил её, другой гладил член Гленна, и Гленн закрыл глаза, притягивая его к себе, чтобы поцеловать.
Это очень странная история. Ненормальная со всех сторон, и если кому рассказать, скажут, что они извращенцы. Но Гленн испытывает странное доверие ко всем троим, и поэтому позволяет сейчас Деяну усадить себя на стол и стащить наконец-то трусы под взглядом Ноэля, действительно избегающего комментариев и только шумно дышащего в наушнике.
Гленн оглянулся на телефон только один раз, когда Деки прервался на секунду и огляделся в поисках чего-то.
— Подожди. Я сейчас.
Гленн только дышал сбивчиво, всё никак не мог нахвататься воздуха, и зачем-то приглаживал волосы. Ноэль рассмеялся в ухе:
— Люблю, когда ты такой...
Гленн зачем-то поправил телефон, чтобы в кадре было лицо, и покачал головой.
— С нами что-то не так. Это же не должно так возбуждать, да?
Ответить Ноэль не успел — Деки вернулся, с флаконом смазки и уже успевший избавиться от трусов.
— Тебя не должно смущать, что тебя это возбуждает.
Гленн смотрел на него, стоящего рядом, и крепко сжимал столешницу.
Лучше бы Ноэль был здесь по-настоящему. Конечно, Гленн хотел бы, чтобы это он гладил его ноги и прихватывал зубами нижнюю губу, но у Деяна это получается иначе, он сильнее и нежнее одновременно, и когда он придерживает Гленна за затылок — чтобы не ударился о полку, запрокидывая голову — Гленн думает, что, кажется, влюблён в него, если это вообще возможно — влюбиться в кого-то, когда у тебя есть человек, которого ты уже любишь до дрожи в коленках. Подаваясь навстречу скользким от смазки пальцам, обнимая его за шею, Гленн выдохнул, надеясь, что Ноэль не расслышит:
— Можешь не тратить время, я не девственник, чтобы меня так тщательно готовить.
Но смешок в ухо свидетельствовал о том, что Ноэль всё прекрасно слышал. Спасибо, что молчит.
Деян тоже усмехнулся, но иначе, и только толканул пальцы глубже, заставляя со стоном выдохнуть:
— Деки, пожалуйста!
Он не сдавался, и ещё некоторое время трахал Гленна пальцами, и на секунду Гленну казалось, что он сходит с ума, от всего, от того, что хочется, чтобы трахнул уже по-настоящему, и от сопения Ноэля в наушнике, от желания, чтобы он тоже был здесь, держал за бёдра и целовал шею и плечи... Но когда Деян всё-таки вытащил пальцы, слегка растягивая, и наконец прижимаясь своим членом, не хотелось уже ничего другого, и Гленн поймал его взгляд, хотел сказать что-то, но Деян накрыл его рот поцелуем и толкнулся вперёд.
Сидеть на краю стола неудобно, но теперь — всё равно. Гленн цеплялся за плечи Деяна, обхватывал ногами за пояс крепче, и когда Деки толкался в него сильнее, вскрикнул. Ноэль слышит всё это и видит — насколько позволяет ракурс и качество камеры. Эта мысль, маячащая на краю сознания, по-настоящему заводит. Это что-то вроде секса по телефону, но лучше.
— Я люблю вас. Обоих.
Самое время сейчас об этом сказать, но ощущения и эмоции захлестнули, да и вообще во время секса всегда тянет что-нибудь сболтнуть.
Деян хмыкнул, двигаясь всё более резко и быстро, придерживал за затылок и между выдохом и вдохом произнёс:
— Ты чертовски милый.
И хочется сказать в ответ: “ненавижу вас обоих”. Они втянули его в это, хотя Гленн просто хотел быть с Ноэлем, быть с ним всегда, и не делить ни с кем, в общем-то. А в результате... в результате он спит с Деяном, пока Ноэль за тысячу километров от него, и говорит то, что нельзя говорить, и это уже далеко не в первый раз.
Что-то пошло не так. С ними со всеми что-то неправильно.
И дыхание Ноэля, смешанное с тихими сдавленными стонами, это тоже ужасно неправильно. Но Гленн закрыл глаза, представляя, как он далеко в России лежит в постели, смотрит на них в экране своего айфона и дрочит, закрыв глаза и кусая губы, пытаясь подстроиться под их ритм. Хочется посмотреть даже, но оторвать взгляда от Деяна не выходит, да Гленн и без того знает точно.
Несколько резких размашистых движений — и Деян уже на самой грани, Гленн чувствовал это, чувствовал, как меняется ритм его дыхания, как изменяется частота и амплитуда движений, слышал по другому тону его стонов, тихих и хриплых, и просто отключился, отдаваясь этим ощущениям, сливаясь с ними и проваливаясь в долгий и горячий оргазм, где-то одновременно с Деяном и жарко стонущим за тысячу километров отсюда Ноэлем. Чувствуя себя совершенно обессиленным, но наконец-то не пустым.
Уткнувшись в плечо Деяна, Гленн сидел некоторое время, пытаясь просто дышать, всё ещё громко, даже постанывая иногда, потому что каждое незначительное движение отдается эхом в каждую клетку тела.
— Я люблю тебя, Гленн, слышишь? — Ноэль тоже говорил через силу, как будто это его трахали на кухонном столе, и Гленн думал о том, что нужно проделать это с ним. Хотя лучше всё же в кровати. Или где-то ещё, где хоть немного удобнее.
— Извращенец, — хмыкнул Гленн, бросая взгляд на телефон.
Деки всё ещё тяжело дышал и продолжал обнимать его. И это в конце концов тоже то, по чему он так скучает — его терпкий запах, смуглая кожа и крепкие объятия после секса.
— Сам не лучше. Ладно, мне пора собираться. Придётся оставить вас наедине, — вздохнул Ноэль, растрёпанный и расслабленный, и его страшно хочется поцеловать, обнять, валяться с ним ещё полчаса. — Деки, тебя тоже люблю.
Трудно сказать, что он имеет в виду под этим “люблю”, но Гленн не ревнует. И не должен, наверно.
— Проваливай уже, — фыркнул Деян, и когда картинка на телефоне погасла, повернулся к Гленну.
Теперь сказать нечего, и Гленн просто поцеловал его. Очень медленно и нежно, как не ожидал от себя. Где-то в этом моменте, возможно, нужно чувствовать себя неловко, но ничего подобного нет. Только нежность и тепло. И благодарность.
Сковорода с остывшими помидорами давно стоит на столе, и надо доделать завтрак. Мысль эта ленивая и как будто чужеродная. Сидеть на столе и обнимать Деки за его широкие плечи намного приятнее. И всё же Гленн вздохнул неохотно:
— Нужно закончить завтрак.
Деян потрепал его по щеке.
— Да, я бы не отказался от завтрака. Но сначала, думаю, лучше сходить в душ.
И подхватил на руки, так что Гленну оставалось только крепче сжать вокруг него ноги и смеяться удивлённо, надеясь, что по дороге он не врежется головой во что-нибудь.
— Псих! Только не убей меня!
— Ни за что на свете!

Пока Гленн, завёрнутый в одно полотенце, раскладывал яичницу, Деян верил кофе, напевая что-то под нос и покачивая бёдрами в такт. Он умеет танцевать, может, лучше, чем любой из знакомых Гленна. Чёрт знает, почему это сейчас пришло в голову.
Сунув сковороду в раковину, Гленн подошёл к нему и обнял за пояс, тыкаясь носом в мокрый после душа затылок.
— Спасибо, Деки. Для меня очень важно, что кто-то сейчас со мной. Хотя бы ненадолго. Ты ведь уедешь скоро, да?
Деян привычно хмыкнул и потрепал по голове, закинув руку.
— Я знаю, Гленн. Да, вечером уеду. Но не грусти, Ноэль должен будет заглянуть через пару недель.
Губами в шею, и запах, так не похожий ни на кого. Как же это неправильно! Но кажется, что именно так и должно быть, и никак иначе.
Растерянный вздох вызывает у Деяна только очередную усмешку.
— Эй, я же сказал не грустить!
— Я не грущу, — и самому смешно от этого. — Просто запутался. Ты, вы с Анджело, Ноэль... Так не бывает же.
— Если есть, ясно же, что бывает, — выдохнул Деян, снимая турку с конфорки, и Гленн чувствовал, что он улыбается. — Когда тебе что-то не нравится, ничто и никто не мешает послать нас к чертям. Всех троих.
— Но мне не хочется. И это... пугает.
Поставив турку керамическую подставку, Деки разворачивается, обхватывает ладонями лицо Гленна, вздыхает.
— Какой же ты сложный, рыжий. Просто проверь взрослым дядям, мы все тебя любим и всё с тобой в порядке.
Гленн смотрел на серьёзное лицо Деяна и только фыркнул:
— Не зови меня рыжим, эй!
Кофе у Деки всегда очень крепкий и очень горький, даже если в него добавить молока, и это бодрит лучше всего.
Сидя за столом, Гленн болтал ногой и держал кружку двумя руками, наслаждаясь ленивым утром и компанией Деяна. Ноэль послал ещё пару сообщений, и даже начало складываться чувство, что жизнь налаживается. И правда налаживается, если подумать. Понемногу, но это хоть что-то. Совсем скоро он сможет играть, возможно, зацепит концовку сезона, успеет почувствовать бодрящий адреналин борьбы и горячую вязкость песка, успеет разделить с остальными эту атмосферу. Нужно только терпение, ещё немного.
Когда Деки включил в своём телефоне какую-то бодрую сербскую песню, Гленн положил подбородок на сцепленные руки и смотрел на него снизу вверх, с трудом понимая, почему позволяет этому человеку сначала трахать себя на этой кухне, а потом ставить его странные песни. И почему это всё так нравится. Нужно правда перестать об этом думать. Тем более, никто не знает, и что происходит за закрытыми дверями, останется там же. И никто не отменял того, что когда Ноэль наконец-то вернётся, Гленн будет только с ним. И мыслями, и физически.

Деян отвёз его на тренировку, заехал после, повёз в ресторан обедать, потом — гулять в парк, не потрудившись спросить, хочет Гленн или нет. Гленн хотел, и садясь в машину, где опять игралакакая-то приставучая балканская песня, улыбался довольно. Пристегнулся и положил руку на его бедро, просто потому что это приятно.
Ноэль смеялся, глядя на их совместные сэлфи, которые Гленн присылал, возможно, слишком часто.
"Деки о тебе неплохо заботится"
"слишком хорошо.Я могу и привыкнуть!"
"мне начинать волноваться?"
"а ты ещё не начал?"
В ответ — испуганный смайл. И фото топлесс. И так — почти весь день с перерывами на тренировки, обед и прогулки. В любую свободную минуту. И даже хотелось, чтобы он ревновал, чтобы по-настоящему волновался, но Ноэль слишком доверяет Деяну и слишком доверяет ему. Так, как Гленн сам себе не доверяет. Это странно, действительно странно, и почему-то никого кроме Гленна не смущает. Может, и прав Деки, и им, взрослым, мать их, дядям, виднее. В это хочется верить, потому что иначе как так получается, что только вчера он полдня валялся на кровати, дожидаясь, пока Ноэль опять освободится и сможет хоть недолго поболтать, а сегодня обнимается с Деки, выходя из дома, смеётся над его попытками подпевать этим дурацким югославским песням, мелодии которых и отдельные фразы к вечеру Гленн уже даже начал запоминать? Деки так легко обнимает, прихватывает за задницу и треплет по волосам, что Гленн забывает о вчерашней меланхолии, и даже жара теперь не так утомляет.
Они сидят на берегу Лиммата напротив Гроссмюнстера, едят замороженный йогурт, усыпанный ягодами, печеньем и шоколадной крошкой так, что всё сыпется на колени, и слушают музыку из плейлиста Деяна. От реки немного веет прохладой, утки и лебеди внизу ловят крошки, вокруг ходят люди, туристы и те, у кого сегодня тоже выходной, громко говорят, что-то фотографируют, и Гленн, не осознавая того, проникается этой атмосферой, этой расслабленностью и лёгкостью, которой так хотелось. Это лето, таком оно должно быть. К тому же скоро, совсем скоро он вернётся в игру, и тогда всё будет совсем круто.
— Ты намазал лицо кремом от солнца?
Деки спрашивает это очень серьёзно.
— Конечно, намазал, пап! Не занудствуй! — хмыкнул Гленн.
Деян легонько — чтобы не усыпать всё вокруг наполнителем йогурта — пихнул его локтем.
— Вот когда у тебя опять сгорит твой рыжий нос, тогда и будешь говорить мне про занудство!
— Деки!!! Я не рыжий! Достал!
Теперь уже Гленна мстительно пихнул Деяна в бок.
— Рыжий, — с усмешкой повторил Деян. — И сколько бы ты ни злился, ты от этого не перестаешь быть рыжим!
Это бесит, хочется ему врезать, потому что шутки про рыжего вместе с последующим задорным смехом надоели так, что нет сил. И это тоже так привычно, так уютно, что без этого уже невозможно. И одновременно с желанием ударить возникает другое желание — обнять и чмокнуть в ухо.
Нос у Гленна и правда сгорал уже много раз, и Ноэль постоянно напоминает про этот чёртов крем, и наверняка это он попросил Деки напомнить.
Усмехнувшись и ещё раз глянув на Деяна, Гленн зачерпнул большую ложку йогурта и отправил в рот. С Ноэлем они ещё поговорят. И о его просьбе присмотреть, и о креме, и о том, что было утром.

Провожать Деяна немного грустно, но Гленн запретил себе расстраиваться, изо всех сил натягивая улыбку и напоминая самому себе, что вот этот человек постоянно наплывает его рыжим. И хоть это правда, всё равно же бесит!
Об этом Гленн и думал, обнимая его на прощание и целуя в щёку. Не хватало ещё этих странных мыслей о том, что с ним здорово и пусть бы он остался ещё на пару дней. Это может не очень хорошо закончиться, правда, чем, Гленн не знал. Но точно чем-то нехорошим.
Спустя пару минут после того, как машина Деяна скрылась за поворотом, Гленн всё-таки заставил себя отойши от окна, взял с тумбочки телефон и принялся лениво листать ленту инстаграма. Все их сегодняшние фото остались только в чате с Ноэлем и в его галерее. Вряд ли подписчикам стоит знать, как они валялись с Деки на кровати и облизывали одно мороженое. Да и вообще об этом вряд ли стоит знать кому-то кроме Ноэля и, может, Анджело, который тоже по-любому в курсе и наверняка видел фото, присланные Деяном. Ну или увидит потом и ещё будет смотреть на него… странно. И подшучивать, когда рядом не будет посторонних. Остаётся только надеяться, что про то, чем они занимались утром на кухне, он не узнает. Хотя надежда слабая — Деки наверняка расскажет при первой же возможности, он же не может не обсудить свои похождения, тем более, с Анджело. Стоило, наверно, его попросить никому не говорить — такое обещание он сдержит, хоть и неохотно — но вспомнил об этом Гленн только теперь, а писать ему вслед, чтобы не болтал там, как-то глупо.
Звонок Ноэля застал на кухне, когда Гленн открывал купленный по дороге в “Коопе” салат с тунцом.
Наушники остались заряжаться в комнате, и Гленн, прижимая телефон плечом к уху, тщательно выдавливал из пакетика соус.
— Соскучился?
Стоило только услышать голос Ноэля — и Гленн почувствовал: да, соскучился. Чертовски. Всё равно никто не заменит.
— Очень.
— Вы с Деки неплохо провели день. Особенно утро.
Гленн накрыл салат крышкой, тщательно потряс, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы как можно лучше размешать, и не обращать внимания на неминуемо горящие щёки.
— Ненавижу тебя. Больной ублюдок.
— Ты был невозможно сладким, Гленн! Жаль, что вы не записывали видео.
— Ноэль, хватит!
Теперь он будет донимать подобными комментариями, и с этим нужно смириться. Но всё равно перестать смущаться не получалось. Вообще, если бы не жара, от которой наверняка что-то стало не так с головой, Гленн бы ни за что не согласился. Но теперь думать об этом бессмысленно.
— Ладно-ладно, не злись. Если хочешь, можешь отомстить мне, когда встретимся.
— Не надейся, что я откажусь, — хмыкнул Гленн и после недолгих раздумий взял пластиковую вилку, готовый салат и пошёл в спальню.
— Я очень на это рассчитываю! — Ноэль рассмеялся, и от этого стало снова тепло, и в голову сразу же полезла куча всякого пошлого.
Пока Гленн ел салат, Ноэль в основном рассказывал: об игре, о погоде, о сериале, который собился сейчас смотреть, оставляя возможность только вставлять редкие реплики и поддакивать в нужном месте.
Если бы он был здесь, развалился бы поперёк кровати, положив голову Гленну на колени, и так же бы болтал. И таскал куски салата прямо пальцами. Гленн закрыл глаза, представляя это, и усмехнулся.
— Хочу, чтобы ты поцеловал меня. И чтобы кормил с рук. Я сейчас ем салат с тунцом.
— Из “Коопа"?
— Из “Коопа”.
— Мой любимый! Хочу к тебе. Не откажусь от поцелуя. И могу даже накормить.
— Я ещё что-нибудь придумаю.
— С нетерпением жду!
И снова болтовня часа на полтора, пока Ноэль не вздохнул, неохотно сообщая, что у него уже половина двенадцатого и нужно отправляться в кровать. Но прощание, как обычно, затянулось ещё минут на двадцать со всеми пожеланиями спокойной ночи и не скучать, с шутками и поддёвками и сказанным раз десять “я скучаю”, как будто это можно так просто объяснить.
В наступившей тишине, когда Ноэль всё же полодил трубку, слышно было далёкий шум машин и голоса гуляющих на улице людей. Так пусто и странно, что Гленн чувствовал себя оглушённым и потерянным, но впервые за последние дни не одиноким. Снова лёжа на кровати на сквозняке, всё думал, что нужно пойти взять наушники, но ленился ещё долго. Голос Ноэля всё стоял в ушах, такой живой и родной, и перебивать его чем-то не хотелось, но всё-таки в какой-то момент стало слишком скучно и слишком.
Из того, что Гленн слушал в последнее время, включать сегодня тоже ничего не хотелось — чтобы не возвращалась меланхолия и тоска, и он долго листал плейлист, пока не нашёл ту самую песню, которую Деки слушал и напевал весь день. И сам начал подпевать, хотя смысла всё равно не улавливал, но это, может, и к лучшему.


Название: This is the fire you keep on burning
Автор: team Alps alliance
Бета: team Alps alliance
Размер: мини, 2600 слов
Пейринг: Мартин Шмидт/Рафаэль Викки
Категория: слэш
Жанр: бытовая романтика
Рейтинг: R
Краткое содержание: Всё-таки ревнует. Может быть. Или прикидывается опять, пытается ломать комедию, запутывая вконец. Рафаэль сам не знает, что из этого более правдоподобно и чего бы ему вообще хотелось.

На плече сумка, а в ней — несколько блокнотов, три папки с разными распечатками, охапка разноцветных маркеров и ручек и два телефона — личный и рабочий, который теперь звонит намного чаще. В голове мысли о три раза пересмотренной вместе со штабом последней игре "Туна", и перенастроиться на что-то другое, чтобы хотя бы немного дать себе передохнуть, просто не выходит. Та разница между юниорскими командами и основной, которую ты прекрасно понимаешь умом, но в полной мере осознаёшь только на практике, когда всё давление и все ожидания обрушиваются на тебя огромным массивом, и будь ты хоть на сто пятьдесят процентов уверен, что готов к этому, реальность всё равно заставляет подключать все без исключения ресурсы: и физические, и психологические.
Марко входит из своего офиса тоже какой-то помятый и усталый и трёт пальцами переносицу. Эта неделя для всех тяжёлая.
— Марко, доброго вечера! Как у тебя дела?
Марко пожимает плечами, расстёгивает верхние пуговицы рубашки и взъерошивает волосы, и Рафаэль примерно представляет, как он себя сейчас чувствует. Жара как дополнительный стрессовый фактор выматывает даже сильнее, чем всё остальное.
— Ничего нового.
— Как продвигается с Штокером?
Марко делает неопределённый жест.
— Руководство "Герты" не хочет уступать, так что пока не очень.
— А как сам Вали?
Они спускаются на парковку, неторопливо и утомлённо.
Марко улыбается такой мягкой улыбкой, с какой говорят о ком-то близком.
— Конечно, он хочет! Мы очень надеемся, что выйдет договориться. Ему будет лучше дома.
— Дай мне знать, когда хоть что-то изменится, — улыбается Рафаэль.
Марко кивает.
— Обязательно!
Алую "Ауди" Рафаэль выцепляет взглядом сразу же: броская, до блеска отполированная и стоит посреди уже пустого ряда. Вроде не мальчишка уже, взрослый человек, но произвести впечатление просто необходимо.
Рафаэль усмехается, и Марко перехватывает его взгляд, кивает с улыбкой:
— Что, Рафи, у тебя гости?
И по этой его улыбке видно, что он что-то просёк, и готов уже сказать что-то острое, но Рафаэль пихает его в плечо.
— Марко, ни слова больше! Иначе будешь искать нового тренера!
Марко смеётся, качает головой.
— Ты не посмеешь!
— Проверим?
— В другой раз!
И быстро попрощавшись, они расходятся. Штреллер шагает к своей машине, а Рафаэль — к неприлично яркой красной "Ауди". Здесь такие яркие выдающие вещие может позволить себе только Алекс, но он — другой породы, хотя в чём-то они всё же похожи.
Солнце всё ещё печёт, и Рафаэль с облегчением падает на пассажирское сидение в охлаждённом мощным кондиционером салоне. А Мартин улыбается, снимает солнечные очки и треплет по волосам.
— Что-то ты долго сегодня. Привет.
Он наклоняется и совершенно бесстыдно целует, заставляя всё внутри замереть, как будто Рафаэлю не сорок, а всё ещё шестнадцать.
— Привет, — отвечает Рафаэль немного растерянно. — Много дел после ухода Матиаса.
Мартин смеётся и снова надевает очки.
— С ума сойти! Какой же ты стал деловой, Рафи! "Базель"! Я знал, что у тебя большое будущее.
Полунесерьёзно, с поддёвкой, так только он умеет: вроде и комплимент, а вроде и чёрт поймёшь, что он имеет в виду.
— У меня хороший учитель.
— Льстец!
Проследив, что Рафаэль пристегнулся, Мартин выезжает с парковки, одновременно доставая из подставки бутылку ещё холодной минералки.
— Будешь?
— Спрашиваешь! — радостно кивает Рафаэль, выхватывая бутылку из его рук.
Они быстро едут прочь от Йоггели в сторону центра. Молчат недолго, потому что сказать нужно столько всего, что недели не хватит.
— Я смотрю, ты освоился с новой должностью. Уже нет той паники в глазах, как ещё пару недель назад.
Мартин искоса стреляет взглядом, и Рафаэль хмыкает.
— Не было никакой паники! Это глаза горели от воодушевления.
— Ну конечно! Именно от воодушевления!
Привычный смех Мартина, рука, лениво лежащая на руле, так что если не знать, может показаться, что он вообще не следит за дорогой. Но если и есть кто-то, кто водит лучше, чем он, то из на всём макете единицы, и Рафаэль таких точно не встречал.
— У тебя-то как дела? Есть какие-то предложения?
— Пока нет. Ну... то есть, были, но я не хочу идти на понижение.
— Уверен, что тебя так быстро позовут в клуб хотя бы уровня Майнца?
— Вполне.
Он улыбается. Конечно, уверен, это же Мартин, в конце концов. Он всегда и во всём уверен и, что самое удивительное, почти всегда оказывается прав.
Рафаэль сжимает в ладонях холодную бутылку и смотрит на него, откровенно и бесстыдно любуясь. Это Мартин, тот самый Мартин из Натерса, который заинтересовал, очаровал с первого взгляда, и так до сих пор и остаётся неразгаданной загадкой, нерешённой головоломкой, не отпускающей уже много лет.
— Хочешь поесть в городе? Или домой?
Вопрос не очень своевременный, они уже в районе Эшенплатц, сворачивают к Барфи, и Рафаэль только кивает:
— Давай в городе, раз уж мы тут.
Мартин кивает.
— Я бы сказал, что дома ты и так ешь каждый день, но я не уверен, что с нашей последней встречи ты ел там хоть раз.
— Три, — хмыкает Рафаэль. Готовить он действительно никогда не любил, а без Мартина и родителей кормить его дома некому.
— Как маленький!
Проезжая Барфюссерплатц, Мартин многозначительно улыбается и, кивая на здание Казино, усмехается:
— В этом сезоне твоя очередь устраивать тут праздник. Я может быть даже тебя поздравлю.
На это можно только вздохнуть.
— Звучит проще, чем есть на самом деле. Этот сезон будет намного сложнее, чем все последние годы.
— Я в тебя верю, Рафи.
Он улыбается, и это смесь нежности и иронии, знакомая уже давно.
Рафаэль только качает головой с улыбкой.
— Да ну тебя к чёрту!
Мартин треплет по колену, и от этого прикосновения всё тело будто наэлектризовывается. Всегда так, каждый раз, к этому не привыкнуть и не подготовиться.

Они едут в Кляйнштадт, оставляют машину на парковке и идут к набережной, где уже людно и немного шумно — под вечер все вышли к Рейну в надежде найти здесь хоть немного речной прохлады. Кто читает, свесив ноги над водой, кто-то пьёт кофе со льдом или пиво, кто-то играет в карты, кто-то просто лежит на скамейке и слушает музыку. Рафаэль тоже бы не отказался усесться на примятый и местами сухой газон и, обнявшись, смотреть на планшете кино, как вон та парочка, но нужно быть немного взрослее и солиднее. Мартин с этим наверняка не согласится и если озвучить, из чувства противоречия сядет на ближайший газон и будет с вызывающей улыбкой смотреть на Рафаэля, пока тот не сядет рядом, так что лучше молчать и просто улыбаться своим мыслям.
Сегодняшний вечер — для отдыха, для того, чтобы расслабиться и отвлечься от рабочих мыслей. Рафаэль долго этого ждал, с первого тура, всё никак не находя времени очистить голову, отвлечься на что-то, позволить себе наконец-то не думать о завтрашней тренировке и грядущей игре. И о том, что теперь делать без Мати. И ещё о многом, что беспокоит.
Неторопясь вдоль Рейна, щурясь от всё ещё горячего закатного солнца и притягивая взгляды случайных прохожих. Потом будет не хватать солнца и тепла, поэтому пока есть возможность, стоит наслаждаться и не жаловаться на жару.
— До сих пор с трудом верю: через пару недель буду в Манчестере, на Олд Траффорд. Лига чемпионов! Всего год назад я даже не задумывался, что когда-то буду тренировать клуб, играющий в еврокубках, а сейчас думаю, кого мне ставить на место Дельгадо.
— ‎Ты счастливчик, Рафи! У тебя всегда всё выходит легко.
— ‎Теперь я не уверен, что так уж легко.
Он немного кривит душой. Знал ведь давно, что будет сложно. Но всё равно: знать и быть готовым — немного разное.
— Если нужен дружеский совет, я к твоим услугам.
— ‎Нет уж, обойдусь!
Рафаэль улыбается, а Мартин смеётся.
— Самостоятельный!
И треплет по голове.
Недолгая прогулка вдоль Рейна и по улицам верхнего города, остатки вечернего солнца, тихий летний будний вечер. В первом попавшемся ресторане людно, но места ещё есть, и даже в относительно спокойном углу, где никто не будет на них смотреть. Можно пить холодное вино, есть лосося, меняться новостями и взглядами, разглядывать фото в телефонах и легко касаться друг друга.
Это своеобразная игра — пока слушаешь о Милане или рассказываешь о том, как Ренато и Таулант устраивали очередные бесоёбства, между строк перекидываешься улыбками и долгими раздевающими взглядами. До тех пор, пока оба безмолвно не решают: домой.
И уже через ночную прохладу к намеренно оставленной подальше машине, и — домой, по дороге продолжая болтать.
— Я в Милане познакомился в баре с одним пожилыми синьором. Мы разговорились о футболе — он говорит на английском и немецком, это для Италии редкость.
— ‎Звучит как начало интересной истории, — смеётся Рафаэль. — Мне начинать переживать?
Мартин только ухмыляется.
— Нет, мы просто поболтали. Он давний болельщик "Интера" и путешественник со стажем. Совершенно сумасшедший!
— ‎Более сумасшедший, чем ты?
— ‎Примерно такой же, — смеётся Мартин. — Он объездил почти всю латинскую Америку! Самостоятельно, на машине.
— ‎Только не говори, что это твоя новая цель жизни!
— ‎Не говорю, хотя было бы интересно. Но сейчас моя цель — найти новый клуб, пока Миранда не свалила на меня всю бумажную работу в нашей фирме. Она уже пыталась, но я попросил дать мне времени до нового года.
— ‎Думаешь, тебе придётся ждать так долго?
— ‎Думаю, нет. Но я решил дать ей надежду.
Под довольный смех Мартина они паркуются на свободном месте у дома Рафаэля и выходят из машины. Воздух хоть и стал чуть прохладнее, но всё ещё тяжёлый и как будто густой. Очередной жаркий августовский вечер в Базеле. Отличается он только тем, что теперь здесь Мартин, и они всё не могут наговориться.

Включая свет и кидая сумку на пол, Рафаэль лениво потягивается и взъерошивает волосы — теперь можно не беспокоиться ни о прическе, ни об одежде.
— Только не говори, что устал и запылился за весь день и хочешь сначала в душ.
— ‎Я действительно хочу в душ. Между прочим, я ехал через всю страну!
— ‎Мартин!
— ‎Ну ладно, ладно!
Его сумка с грохотом падает на пол рядом с сумкой Рафаэля — там наверняка книги и те же самые вечные блокноты и планшеты. Наверняка, рассчитывает посмотреть что-то, когда будет свободная минутка, и пока ждал в машине, наверно, тоже что-то изучал или читал. Всегда использует каждую свободную минуту, каждую секунду, как будто боится, что если хотя бы на немного расслабится, жизнь пройдёт мимо.
От него веет каким-то огнём, чем-то обжигающим и неконтролируемым, от чего каждый раз сходишь с ума как в первый.
Щетина приятно царапает кожу, губы настойчиво сминают губы, руки гладят спину под футболкой, заставляя выгнуть поясницу. Мартин такой — всегда напористый, и на нежности его хватает ровно настолько, насколько это необходимо, чтобы происходящее подходило под категорию “заниматься любовью”, но и чтобы не переусердствовать с этим. Кусает за подбородок и шею, расстёгивает на Рафаэле рубашку, спускает её до локтей, блокируя руки, целует, жадно целует, заставляя задыхаться и стонать от желания. Мартин выжигает своим напором, своей страстью, за несколько секунд доводя от лёгкого, в какой-то степени уже ставшего фоновым в его присутствии возбуждения до точки кипения, когда уже всё равно, как и где. Что-то в нём совершенно животное, дикое, пробуждающее изначальные инстинкты.
Ни о какой спальне не идёт речи — ни о чём не идёт речи кроме того, чтобы раздет друг друга прямо в прихожей, у двери, скидывая на пол немногочисленную летнюю одежду.
Рафаэль — давно не тощий мальчишка, которого можно таскать, перекинув через плечо, но Мартин всё равно подхватывает под ягодицы и прижимает к стене, как делал ещё когда они занимались сексом в туалете ночного клуба в Сьоне после рождественской вечеринки.
Чувства — те же самые, и это что-то уникальное, то, о чём многие могут только мечтать. Это из-за расстояний, из-за того, что на самом-то деле они видятся слишком редко для того, чтобы называть это нормальными отношениями. Но — плевать. Они не собирались растить общих детей и строить общий дом. Это очень… скучно. Так привык говорит Мартин, а Рафаэль привык с ним соглашаться. И правда — скучно же.
Вот ночевать в фургоне в лесу — не скучно. Проехать на великах от Рарона до Цюриха — тоже. И летать на одну ночь в богом забытые города.
— Не урони меня!
Мартин смеётся, запрокинув голову, прижимает к стене сильнее, одновременно толкаясь глубже.
— Не бойся. Не уроню.
Снова целует, двигается резче, и Рафаэль закрывает глаза, надеясь, что правда не уронит.
Когда-нибудь они такими темпами точно что-нибудь кому-нибудь сломают. И придётся придумывать для Марко какую-нибудь убедительную легенду. Штреллер, конечно, не поверит, скажет, “как будто я не знаю, с кем ты трахаешься!”, но попросит Андреа сказать, что это всё из-за занятий спортом.
Впрочем, секс — тоже в какой-то степени спорт, как бы пошло это ни звучало.
— Что за улыбка, Рафи, а?
Мартин всё замечает, ухмылку в том числе. Рафаэль не отвечает. Не нужно.
Движения Мартина слишком идеальны, его голос слишком возбуждающе проникновенный, он весь — страсть и огонь. И после него — всё не то, неправильно, однообразно. В постели и в жизни.

Вместо того, чтобы всё-таки отправиться в кровать, они ещё сидят в гостиной, открыв бутылку полусухого, и пересматривая предыдущую игру “Туна”. Рафаэль просто слушает комментарии Мартина, обнимающего его за пояс, и думает, что неплохо бы записать кое-что, но доставать один из выложенных на стол блокнотов слишком лень. Может быть, получится что-то запомнить и записать завтра, хотя вряд ли.
— Значит, девушка в Лос-Анджелесе, да? И как она выглядит, интересно?
Они всё ещё раздетые, кожа Мартина всё ещё горячая, от того, как он пальцами легко почёсывает затылок, по телу пробегает дрожь.
— Не знаю. Блондинка, наверно, — улыбается Рафаэль. Он уже успел забыть о том, что говорил в довольно старом интервью.
— Ты не умеешь придумывать себе алиби.
Мартин тоже улыбается. Берёт пальцами за подбородок, целует. На секунду даже кажется, что он ревнует к этой неведомой фантастической подружке из штатов. Рафаэль никогда не думал о том, что Мартин может ревновать, учитывая, что он сам без малейших зазрений совести заводит кратковременные и не очень романы на стороне и не слишком жалует моногамию, но мысль об этом не отпускает.
— А почему ты думаешь, что это неправда?
По взгляду не поймёшь, то ли он заинтересовался, то ли ему просто смешно.
— Потому что я хорошо тебя знаю.
Хочется, чтобы он был неправ: чувствовать себя открытой книгой неуютно и немного... обидно. Но Мартин — не кто-то случайный. Если уж ему не знать, то никому.
И всё же Рафаэль продолжает свою линию, разворачиваясь и пытаясь повалить его на диван.
— Уверен?
Сопротивление Мартина — чисто символическое, однако, уложить его на лопатки не так-то просто. В прямом и переносном смысле.
— Конечно, уверен, Рафи.
Но пальцы на плече сжимает предупредительно сильно, как знак: только попробуй разочаровать. Только попробуй сказать, что в самом деле есть кто-то ещё, с кем тебе так же хорошо. Это смешно, это горячо, это приятно. Как приятно ощущать его ладонь на груди — не то чтобы погладить, не то чтобы придержать.
— С тремя центральными в Лиге чемпионов — хорошая мысль. С Штеффеном и Эльюнусси на флангах должно получиться.
Он явно уводит разговор в сторону, и Рафаэль почти покупается на это. Если бы только не помнил, что про трёх центральных точно ничего ему не говорил
— Эй, ты смотрел мои записи, да?
Мартин сам ложится на спину, улыбаясь и довольно глядя на нависшего Рафаэля снизу вверх. Переиграл. Легко и просто, как ребёнка.
— Извини, просто случайно открыл записную книжку. Обещаю, продавать Моуринью не буду.
— Только попробуй.
Рафаэль не выдерживает сам. Наклоняется, целует, убирает волосы с его лица. Ловит взгляд и не даёт отвести. Долго, надеясь, что получится прочитать, понять, как будто не терпел фиаско уже тысячи раз, из года в год.
Всё-таки ревнует. Может быть. Или прикидывается опять, пытается ломать комедию, запутывая вконец. Рафаэль сам не знает, что из этого более правдоподобно и чего бы ему вообще хотелось. Может, просто чтобы не менялся. И почаще оказывался на этом диване, глядя так же выжидающе и так же нагло, отвлекая от кажущихся теперь такими простыми проблем и давая возможность перезагрузиться, скинув с плеч усталость последних дней. Заряжая своим огнём и безумием на долгие недели вперёд.

@темы: 2 этап, Team Alps alliance, Football Autumn Fest 2017