Название: Небесная бухгалтерия
Автор: Сборная Косово
Размер: мини, ~1800 слов
Пейринг: Валон Бериша/Мунас Даббур
Категория: слэш
Жанр: лютая смесь ангста и флаффа
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Пересчитывать грехи — неблагодарное занятие. Особенно когда цифры не сходятся.
Ключ: переписка

Сидеть с разблокированным телефоном десять минут кряду, тыкая в него раз в несколько десятков секунд, чтобы экран не гас, — довольно жалкое времяпрепровождение, не может не отметить про себя Валон. Тем не менее, за последние несколько дней он ловит себя в таком состоянии уже не первый и даже не десятый раз — и чёрт бы побрал все сопливые стереотипы, ярким примером которых он может служить в настоящий момент. Хоть в энциклопедию его фотографию вклеивай — прямо так, сидящего в пустой раздевалке, залипшего в экран телефона, на котором ничего и нет, кроме истории переписки. Только бы определиться, в какую именно статью, «одиночество», «скучать» или «клинический идиотизм».

Не то чтобы для него было большой новостью, что трансферы приятны лишь периодами — с первого звонка агента до вспышек камер на презентации, а потом нетерпеливое возбуждение сменяется попыткой выстроить заново всю систему координат и привыкнуть к тому, что ничего больше не будет как прежде, и на медленное привыкание уходит слишком много сил и нервов; лишь спустя месяцы всё возвращается на новый виток того же самого — по-другому, но точно так же в основе вещей.

Но подзабыть об этом он явно успел за годы беспечной стабильности: та же квартира с видом на Зальцах и крепость, тот же Таксхам почти каждое утро, те же пара ресторанчиков у реки, та же кебабная для особо вышедших из-под контроля ночных и утренних часов. Вереница тренеров и товарищей на поле, калейдоскопом прокручивающаяся перед глазами, сути не меняет: ты сам всё равно не сдвигаешься с места. С высоты прошедших лет кажется, что иногда события сменяли друг друга как на быстрой перемотке, и лишь отдельные моменты и люди накрепко впечатывались в память, чтобы не уходить из неё никогда, сколько бы иных не промелькивало рядом в бурном потоке пролетающих дней.

Теперь приходится вспоминать, каково это. Будто в бассейн с разбегу. И пока всплески и волны не утихнут, вода не станет снова прозрачной, как обычно.

Ожидания были, конечно, высоки. Все несколько недель вялых переговоров Валон представлял себе, как приедет в Рим, натянет на себя новую майку, сменив быка на орла, на первой же тренировке покажет всем, что он не зря тут оказался, перезнакомится со всеми, вынесет всех в первых товарняках и уже в качестве нового клубного любимца выйдет на поле в первом туре. Реальность, разумеется, оказалась иной. Никто не кинулся к нему дружиться в дёсны, кроме такого же потерянного новичка, почти что земляка Дурмиси, а глупая травма на пустом месте и вовсе выкинула его из общего процесса. Поэтому вместо шутеечек на тренировках и финтов в матчах с третьесортными клубами он оказался на обочине: в унылом одиночестве на бесконечной индивидуальной физиотерапии.

Это всего лишь на время, пытается успокаивать себя Валон. Шаг назад, два вперёд — как всегда, как уже должно быть привычно. Ничего не делается сразу.

Очень хочется верить, что и тот рой вопросов, который жужжит у него в голове круглые сутки, тоже на время. Но оторвать себя полностью не получилось, и тоненькой, но настойчивой ниточкой мысли тянутся туда, куда уже, наверное, не следовало бы. Как там все? Как ребята? Кто сегодня опоздал на тренировку? Сколько подзатыльников Алекс отвесил мелкому паршивцу за последний общий сеанс физиотерапии? Допрошёл ли Фредди ту дебильную игрушку на мобиле, в которую вечно резался, лёжа на декомпрессионных сессиях? Страшно ли им перед «Звездой»? До какой очередной идеи успели додуматься Рене с Патриком? Ощенилась ли уже собака у Анди? Бухтит ли Циц столько же, сколько и обычно, или игровое время сделало из него человека? Сколько Марин успел напроигрывать в покер за то время, что его нет? Как там без него Муни?

Каждый раз, когда последний вопрос всплывает у него в голове, Валону хочется накрепко зажмуриться. Потому что приправленное ностальгией праздное любопытство внезапно оборачивается ничем не прикрытой зияющей дырой. На месте слишком, слишком, слишком большой части его жизни теперь пусто. Вот он был — осязаемый, из плоти и крови, ходящий с ним обедать почти каждый день, подпевающий его чудовищным любимым песням на заднем сидении автобуса, терпящий все его выходки, — а теперь его нет. Он остался в том, что должно было стать прошлой жизнью. Но никак ей не желает становиться.

Валон понимает, что раз он больше не здесь, то надо провести границу. Именно поэтому он по несколько раз в день ловит себя медитирующим над телефоном, останавливая себя от того, чтобы не написать очередную бессмыслицу — одно дело рефлекторно ляпнуть её сидящему рядом с тобой человеку, а другое вот так вторгаться в ставшее уже личным пространство. Мало ли чем он там занимается. Мало ли что у него там твориться может — с расстояния же не видно.

Он медлит ещё пару секунд, хмурит брови, тянется сфоткать в инстаграм пустую раздевалку — хоть так подавая безмолвный сигнал «спасите меня, я жалкий нытик, но мне тоскливо и одиноко», авось кто откликнется, — и направляется шаркать резиновыми шлёпками в сторону массажного кабинета, где его уже явно заждались.



Ровно та же сцена повторяется и вечером. Развалившись на диване квартиры, которую теперь положено считать своим домом, Валон бесцельно тыкает в телефон. Вернее, цель-то у него есть, да вот оправдана ли она? Впрочем, иногда собственные желания стоят того, чтобы их удовлетворять. Не всегда, нет, но если очень-очень хочется, то, наверное, можно.

Он задирает телефон над собой и крючит максимально дурацкую рожу, стараясь, чтобы как можно больше окружающей обстановки тоже попало в кадр: вальяжное лежание на диване само по себе очень многозначительная картина.

«Ленивый вечер. А у тебя?», — выстукивает он поверх кривого селфи, а затем отшвыривает телефон поодаль и прикрывает глаза.

Спустя пару-тройку минут раздаётся настырный обрывистый сигнал. Валон тянется к нему, в очередной раз отмечая, что получать всё, что хочется, у него всё ещё удаётся с полпинка.

С экрана на него смотрят большие усталые глаза под массивными бровями и чуть более растрёпанной, чем обычно, чёлкой — Муни никогда, в отличие от него, не любил делать селфи, не умел это и не старался подобрать презентабельные ракурсы, какой есть, такой и есть, другого такого нет.

«Аналогично. Чуть не передохли на вечерней тренировке, Марко разошёлся. Лежу вот».

«Чего он вас так?» — на слове «вас» Валон непроизвольно морщится от всё ещё слишком бьющей ярким светом в глаза неуместности.

«Да боится, что сербов не перебегаем, вот и отрывается в последние дни, когда ещё по циклам можно».

«Перебегаете, я вас знаю», — печатает он в ответ. «А если тяжко будет, у тебя всегда есть супер-оружие».

С этими словами он лезет в фотоплёнку и выуживает оттуда одну из десятков имеющихся у него компрометирующих фотографий Муни — с тем самым жестом, который в его собственном исполнении подрастерял градус патриотического пафоса и стал скорее местной внутренней шуткой.

Муни, разумеется, отвечает рядом плачущих от смеха эмодзи.

«Я боюсь, мне до самого киямата придётся объяснять УЕФА, почему это еврейский араб высказывает позицию по балканскому конфликту и причём тут благочестивый гражданин Ва. Бериша».

От соблазна Валон не удерживается: понеслось так понеслось. Он игриво поднимает на камеру бровь и печатает: «Благочестивый? Хабиби, ты удивительно хорошего обо мне мнения».

В ответ прилетает смайлик с закрывающей глаза лапами макакой.

«Единственное зафиксированное мной достоверно твоё прегрешение — это кебабы во внеурочное время. И то заметь, что Патрику ни разу не заложил».

Спустя ещё пару секунд падает следующее сообщение:

«Так что ничего не знаю. Ничегошеньки. И стою на своих словах».

Настойчиво так, подчёркнуто.

На самом деле, это ни капли не так. За то время, что они прожили бок о бок, Валон успел наворотить кучу полнейшей чуши. Он не без содрогания вспоминает о ночных пьянках, после которых приходилось просить Муни отмазать его, изобразив свидетеля того, что он-де помирает от внезапно свалившей с ног хворобы. Он вспоминает, как заявлялся к нему домой с перепоя и до утра вываливал на него нетрезвые проекции собственной каши в голове под смиренное участливое молчание (больше всех стыдно ему потом бывало, естественно, перед вообще ни в чём не повинной Фатем, которой хватало достоинства впоследствии общаться с ним как ни в чём не бывало). Вспоминает о десятках, сотнях слишком неаккуратных вопросов или недостаточно тактичных выпадов, на которые никогда не получал никакой реакции — а так ведь ещё хуже, когда не знаешь, насколько сильно задел. Вспоминает о случаях, когда эгоистично поворачивал разные ситуации в сторону собственной выгоды — и вновь даже укоризненного взгляда в свой адрес не видел, хотя не помешало бы для лишнего груза на совести.

Валон вспоминает и о… нет, об этом бы вспоминать вообще не стоило, да вот только обрывки той сцены то и дело всплывают перед глазами, а вместе с ними жар приливает к щекам. Изрядно пьян, слишком настойчив — он же всегда получает то, чего добивается, да? Ему бы не помнить этого вовсе, так можно было бы сделать вид по крайней мере для себя, что всё это плод измученного воображения, но пара глотков меньше нужного, и вот он, до сих пор слышит в ушах это сбивчивое дыхание, ощущает робкие прикосновения чужих пальцев на рёбрах и видит, как будто сейчас, эти налившиеся кровью от поцелуев губы и эти распахнутые от ужаса постепенного осознания произошедшего огромные глаза.

Видимо, Муни тоже решил, что лучше бы обо всём этом не вспоминать — содеянного не воротишь, можно просто стереть из памяти и сделать вид, что ничего не было. Ровно как он и вёл себя всё время после случившегося.

А может, он уговорил себя, что всё нормально? Что его не настигла за это кара небесная, что иногда какие-то вещи всё же случаются вопреки здравому смыслу, что порой можно позволить себе хотя бы на короткий промежуток времени перестать всё контролировать и пустить на самотёк? Может, поэтому он так усиленно настаивает на том, что всё на его взгляд с ним, с Валоном, разрушительной силой, тянущей его от порядка к энтропии и нарушению священных для него запретов, как надо?

Из пространных рассуждений его вытаскивает очередной «бдзынь» от телефона.

«Заснул там, что ли? Или размечтался о списках своих грехов?» — и, разумеется, лукавый смайлик.

Может, так влияет расстояние, может, время, проведённое врозь, но Валону вдруг кажется, что он явно недооценивал все эти годы способности Муни ловко отвечать на провокации.

«Задумался о том, что из этого списка всё же заставит тебя вычеркнуть меня из рядов благочестивых господ», — ухмыляясь, выстукивает он.

«Самое страшное ты уже всё равно сделал», — незамедлительно прилетает ответ.

Валон не успевает решить, как на это среагировать, как за ним приходит уточнение:

«Я, естественно, про свинину».

Вот же ж морда наглая. Он отвечает красноречивым селфи с ладонью у лба, на что получает лаконичное «Я любя».

«Я знаю», — набирает почти не глядя Валон, чуть мешкается и добавляет честно: «Я соскучился». Оно и так очевидно, но текстом это ощущение более осязаемо, значит, ещё более реально. Как вещественное доказательство.

«Ещё бы. Приезжай, как выдастся денёк — тут совсем скучно, когда в жизни стало резко меньше хаоса» — и ряд сердечек.

«Вот зараза», — улыбаясь так широко, как позволяют губы, печатает он в ответ. И нажав на кнопку отправления, спешно дописывает следом: «Скоро приеду». Просьбам отказывать неприлично, особенно если сам их так добивался. Поэтому просят хаос с доставкой на дом — его и получат сполна при ближайшей возможности.

Продолжая мечтательно улыбаться, Валон позволяет мысли уйти чуть дальше, чем нужно: раз одобрение получено, список грехов тоже можно попробовать расширить.

Название: Зеркальный коридор
Автор: Сборная Косово
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Беньямин Кололли/Хекуран Крюэзиу, если присмотреться, там ещё Лето!
Категория: слэш
Рейтинг: G
Размер: 850х525, полный размер открывается по клику на превью
Примечание: иллюстрация к одноимённому фику

Название: Зеркальный коридор
Автор: Сборная Косово
Размер: мини, 3500 слов
Пейринг: Беньямин Кололли/Хекуран Крюэзиу
Категория: слэш
Жанр: ангстодрама, соулмэйт!АУ
Рейтинг: PG-13 (за мат извените)
Краткое содержание: Есть люди, которые видят мир глазами друг друга в особенно эмоциональные моменты жизни. Многие считают, что иметь человека, чьими глазами ты можешь увидеть себя — это божественный дар и благословение. Но для кого-то это — проклятие.
Ключ: проклятие

Бени закрывает глаза и снова и снова видит это удивлённое и обрадованное лицо, видит собственное растерянное лицо чужими глазами, видит этот бесконечный зеркальный коридор, в котором по чьей-то нелепой шутке застряли они двое. Думает, что это пиздец как дерьмово и неправильно. Кто вообще сказал, что это кому-то надо, что надо ему, что можно подсунуть ему мужика.
«Это ошибка» — повторяет Бени сам себе в тишине своей квартиры. «Это ёбаная ошибка!»
Лето подскакивает на месте, суетливо тыкается носом в руку, в коленку, пытается забраться на диван, чтобы лизнуть в лицо. Пока Бени отпихивает пса, немного отпускает. Лето сильный и упёртый, и несмотря на то, что здоровая махина, всё равно ведёт себя как щенок и принимает всё это за игру: чем больше сопротивляешься, тем больше он стремиться достать. Это смешно, и заставляет отвлечься, снова быть собой, жить своей жизнью. На пару минут. Потому что потом снова вспоминаешь, что, возможно, сейчас за тобой подсматривают. Так же, как иногда подсматривал сам — неосознанно, ненамеренно, вопреки собственному желанию, но неизбежно подсматривал. Редко, конечно, и каждый раз это было действительно что-то яркое, уж точно не игры с собакой, но... но противно не меньше.
Кто придумал, что сознание двух ничего не подозревающих людей можно связать? Кто потом решил, что это всё имеет какой-то высший смысл? И кому, в конце концов, пришло в голову, что это может значить, что люди обязательно должны из-за этого любить друг друга? Это же какой-то несусветный бред. И конечно же мама уже женила его после первого же рассказа, основываясь на том, что «где-то от кого-то слышала, а вот одна подружка рассказала, а вот в газете писали». Дерьмо это всё. Если она узнает, что всё это время был парень (Бени об этом догадывался, не дурак же, хотя и до последнего надеялся на лучшее), весь её восторг поутихнет, конечно. Но если нет, ещё хуже.
Всё и без того херово. Он не такой. Это всё какая-то грандиозная ошибка. Розыгрыш. Или плохой сон.

— Я тоже люблю собак! — радостно выдаёт Хеки, бесцеремонно заглядывая в экран телефона.
Ну конечно же, блядь, он любит собак! Бени видел — тот раз, когда он приволок откуда-то щенка, маленького, пухлого и наверняка блохастого, и высокая стройная женщина — мама — лишь устало и безнадёжно махнула рукой: «только сам им заниматься будешь!» Хеки тогда был на седьмом небе от счастья. Разве могло быть по-другому? Разве могли ему нравиться кошки, птички, хомячки, мать их?
День за днём, неделю за неделей Бени делает вид, что ничего не произошло и не происходит. Если рассказать — хоть кому-нибудь — всё покатится к чёрту. Начнутся проблемы в сборной, начнутся вопросы, начнётся хаос.
Он не такой. Точка. И то, что их сознание почему-то замыкает друг на друге — досадное недоразумение, но с этим можно жить.
Бени даже не огрызается на все его назойливые попытки заговорить. Просто игнорирует весь этот воодушевлённый восторг и намерение сблизиться, держится спокойно, как получается дружелюбно и холодно. Очень-очень холодно. Можно подумать, что высокомерно, но Бени плевать. На впечатление, которое он производит, на то, что о нём думают, на сообщения в вотсаппе и личке инстаграма, на то, что Хеки болтается рядом постоянно, каждый раз, когда оба оказываются в сборной.
— Я знаю.
Вот и весь ответ, исключающий какое-либо продолжение диалога. Это работает. Только иногда Бени всё равно видит себя в зеркальном коридоре, но вместо восторга теперь раздражение и обида, которые чувствует не он сам. И надеется, что Хеки не видит его панический страх.

Страх, что кто-то узнает, что уже кто-то знает, шлейфом следует по пятам. Он не такой и всё. Это ошибка.
Он до соплей был влюблён в однокласницу Наоми, которая всегда собирала волосы в высокий хвост и носила какую-то совсем обычную одежду, ничего особенно яркого и выделяющегося, но выглядела при этом как королева. К такой не подойдёшь, хотя Бени честно пытался: и осторожно, намёками — насколько умел, и нагло, со своими дурацкими шуточками и попытками поддеть. Неуклюже и тупо, потому что когда тебе четырнадцать, как-то не до осторожности. Бени уверен: тот поцелуй Хеки точно видел, проживал его вместе с Бени. Этого должно быть достаточно, чтобы понять.
Впрочем, Бени тоже видел, как он обнимался с какой-то девчонкой. Значит, всё нормально. Они оба нормальные.
Бени уверен, что держит эмоции под контролем. Еесть тысяча способов отвлечься: побегать, позаниматься в зале, поиграть с Лето, каждый раз таскающим мячик, резиновую курицу или плюшевую косточку, стоит только увидеть, что хозяин не в духе. Лето — единственно живое существо, с которым Бени может поговорить обо всём этом, не рискуя, что услышит в ответ то, чего он не хочет слышать.
Чтобы не было даже посторонних мыслей, можно было бы найти девушку, но нормально знакомиться Бени так за эти годы и не научился. Да и времени на это нет, что, в общем-то, служит хорошим оправданием.
Пару раз Бени всё же возвращается домой не один. Но не может избавиться ощущения, что за ним смотрят с осуждением и разочарованием, хотя это и не так.

Слухи о скаутах из «Базеля» и «Цюриха» появились ещё до зимы. Бени не был удивлён, но ждал с нетерпением. Ждал этого шага — вперёд, в будущее, во что-то большее, чем клуб, балансирующий на грани вылета в Челлендж. Новых возможностей.
Какие-то переговоры и разговоры, советы — тренеров, родных, агентов, каких-то левых чуваков, которые почему-то считают необходимым поделиться своим охуительно ценным мнением. Но к этому не привыкать.
Новость об очередном трансфере «Цюриха» кажется смешной, потому что ну не бывает же так, в самом-то деле! Такие случайности — это чушь собачья, это просто нелепо, как и вся эта история.
Бени только надеется, что в сейчас он один смотрит на страницу с фото нелепого человека в дурацком костюме, подписывающего контракт с клубом, с которым в последние недели плотно общался и он сам. Он знал, знал, наверняка знал, наверняка «подсмотрел» что-то! Таких совпадений не бывает!
Пару недель назад Бени видел. Телефонный разговор не с начала, какая-то круглая штука, которую он перебирает в пальцах, приятное возбуждение, когда говоришь о чём-то важном, чего так долго ждал. Всё — чужое и одновременно ставшее таким раздражающе знакомым. Теперь понятно, о чём был тот разговор.
Отказываться от своего шанса из-за этого уж точно не выход. Хотя теперь о том, что кто-то что-то поймёт, придётся думать каждый день. Каждую ёбаную минуту. И каждый раз они снова будут возвращаться в этот трижды проклятый зеркальный коридор, из которого невозможно сбежать.
«Ненавижу!» — шипит Бени то ли фотографии на странице, то ли кому-то, кто это всё устроил. Это проклятие какое-то!

В Цюрихе всё иначе. Как будто раньше было не по-настоящему, и только теперь стало серьёзно: тренировки насыщеннее, разнообразнее, современная база со всякими техническими штучками, гораздо более внушительное количество болельщиков дома и на выезде, выше запросы, выше требования. И город другой, совсем другой, непривычный, широкий, сложный. Другой язык, другие горы, другое небо. Другие люди вокруг.
Новая жизнь, новый ритм, новые друзья. Всё требует времени, чтобы приспособиться, привыкнуть и научиться с этим жить, и тот факт, что они живут рядом — буквально в соседних домах — застаёт врасплох. Бени не был готов к этому. Не был готов услышать обрадованное «эй, красавчик, привет!», обращённое хоть не к нему лично, но всё же. Тем более не был готов к тому, что Лето радостно поскачет навстречу человеку, которого видит первый раз в жизни. Как будто что-то знает или чувствует. Может, правда знает, Бени ведь ему чего только не рассказывал, а собаки умные, иногда даже умнее людей.
Бени всё равно с досадой думает, что Лето — предатель. У него не было никаких причин и никакого права идти обниматься с этим лохматым чудиком, севшим на корточки и радостно чешущим его за ушами.
— Какой классный!
Собрав волю в кулак, Бени тянет поводок на себя — к недовольству обоих — и произносит спокойно по слогам:
— Не трогай мою собаку.
Лето сопит недовольно, а Хеки всё сидит на корточках, оскорблённо глядя снизу вверх. И кажется, что сейчас их опять закоротит. Опять будет этот до тошноты надоевший спецэффект.
— Почему ты избегаешь меня?
Выпрямляется, подходит ближе, так что очень хочется постыдно сбежать.
Бени не сбегает. Терпеливо объясняет:
— Потому что это ошибка. Я не такой. Я нормальный. Пусть все думают что хотят, ты думай что хочешь, но я никогда не буду с парнем. Это неправильно. Оставь меня, окей?
Хеки поджимает губы. Вздыхает, тоже борясь с чем-то внутри — на секунду даже интересно, с чем, они ведь оба с чем-то борются, только наверняка с разными вещами, — и качает головой.
— Ты неправ.
Звучит как обвинение, и очень хочется послать его нахер. Бени сдерживается.
— Это моя жизнь и мне решать, прав я или нет.
Опять этот умный серьёзный взгляд.
— Ты всё равно неправ.
На этот раз Бени не сдерживается.
— Да пошёл ты!
Пихает его плечом, обходя, злобно, раздражённо. Через десяток шагов видит себя, тянущего не желающего уходить Лето, и каждой клеточкой тела ощущает безнадёжную злость, желание догнать и врезать. Или... или сделать что-то ещё. Но даже думать об этом противно.
Бени останавливается, но не оборачивается. Иначе опять попадёт в зеркальную ловушку. И опять появится неуместное и неправильное чувство вины, которое он испытывать не должен. Ему не за что считать себя виноватым.

На какое-то время этот «разговор» помогает. Они сосуществуют параллельно, делая вид, что ничего не было, и у них нет никаких, даже теоретических, точек соприкосновения.
Это хорошо: в новом клубе не должно быть проблем, не должно быть конфликтов и недопонимания с партнёрами. Никакие недоразумения не должны вмешиваться в его жизнь и карьеру. Никакие тощие лохматые придурки, с которым они лет с двенадцати связаны каким-то дурацким образом, не должны этому мешать.
Иногда только снится какая-то чушь, от которой не по себе. Иногда это кошмары, в которых много крови и темноты. Иногда — другое, что пугает ещё больше. Но и в тех, и в других снах они вдвоём, и просыпаться после них всегда неприятно. Кажется, что Хеки сидит рядом. Или как минимум всё знает.
Временами даже появляется желание позвонить, написать, наорать, попросить... исчезнуть? Вылезти из головы? Уехать куда-нибудь в Австралию или в Канаду? Только это всё не сработает и не поможет.
И это бесит. Нереально бесит. Ещё больше бесит, что чувство вины всё разрастается, и уже перестаёт казаться навязанным и внушённым, постепенно маскируется под своё собственное и душит, сжимаясь вокруг горла как удавка.
В момент, когда дышать становится почти невозможно, Бени не выдерживает.
— Не надо думать, что я плохой!
Они стоят в коридоре его квартиры — Бени её тоже когда-то уже видел мельком. Приглашения войти и сесть не было, и Бени вполне может это понять. Это же он надменный мудак, который не хочет принимать очевидное и как ребёнок прячется от того, с чем не хочет разбираться. Такого приглашать присесть и выпить чаю излишне.
Ненавидеть Хеки — как ненавидеть себя. Неправильно. Но то, что он хочет обнять и... и поцеловать — Бени чувствует это — неправильно. Хотеть ударить его, когда он хочет поцеловать — тоже неправильно. Всё в этой истории неправильно. Всё. Он же тоже не плохой.
— Я не думаю, что ты плохой. Просто... ты ведёшь себя... неправильно. Нечестно.
От этого «нечестно» аж дыхание перехватывает. Кто вообще говорит о честности? Всё это нечестно, если подумать!
— Нечестно — что вообще и ты, и я... вот так! Я не хочу! Мне девушки нравятся, ясно?! Я не хочу вот этого всего!
— Это так работает.
— Это ошибка! Если бы всё работало правильно, это не были бы ты и я!
— Всё работает правильно. Просто ты трусишь.
Врезать хочется уже невыносимо, и Бени сжимает кулак, заставляя себя успокоиться. Нет, не стоило пытаться с ним говорить. Одна его восторженная физиономия в тот первый день должна была навести на мысль, что объяснять ему что-то бесполезно.
— Я не такой. Всё. Конец разговора. И я хочу, чтобы ты вылез из моей головы! Пожалуйста!
Своё лицо, его лицо, злость, своя и не своя, обида, обречённость, снова чужая такая незнакомая ярость. Наслаивающиеся друг на друга желания. От такого крыша может поехать, и начинает казаться, что сейчас отключишься. Возможно, получить затрещину было бы неплохо, но всё проходит само. Приглушается.
— Тогда я не знаю, какого хрена ты приходил. Можешь проваливать и продолжать меня игнорировать и считать себя охуенно крутым, но ты просто трусливый и тупой мудак.
От того, чтобы его ударить, отделяют какие-то крохи.
Может, он и прав. Но меняться Бени не будет. Это его выбор, и никто его не отнимет, как бы ни пытался.
От этого всего противно и неуютно. И ещё хуже — от того, что Хеки, оставшемуся стоять в коридоре в доме напротив, сейчас очень больно и очень дерьмово. Он ведь не плохой. Они оба не плохие.

После этого оба ходят на нервах, злые, раздражённые, ненавидящие друг друга так, что скрывать всё это получается с трудом.
Все пасы вникуда, преждевременные рывки, слишком злые и неоправданно рискованные фолы — всё из-за этого, и когда Маньен в очередной раз кричит «держи себя в руках!», Бени ищет взглядом Хеки и взглядом говорит: «это все из-за тебя!» Он поймёт, потому что они понимают друг друга всегда. Потому что они — две части чего-то целого, две какие-то очень неправильные части.
В какой-то момент это даже начинает нравиться: редко когда человек понимает, что хочешь послать его к чертям ещё до того, как ты повернёшься к нему. Смешно, конечно, хотя ничего весёлого в этом нет.
«Я не плохой» — повторяет Бени как мантру, как молитву перед сном.
«Это ошибка.»
«Я нормальный.»
Рано или поздно это перестанет быть таким назойливым и болезненным. Перестанет быть обидно, стыдно, страшно.
Иначе они сойдут с ума. Оба.
Можно прятаться, стараться не пересекаться в душе, дожидаясь, пока он выйдет, прежде чем самому войти, держаться подальше в раздевалке, во время тренировок. Но перестать видеть «прямые включения» из его головы — невозможно. Никто не знает, и в интернете ничего не написано. Там пишут только те, кто счастливо нашёл свою трижды проклятую «вторую половину». Недовольных нет. Может быть, те, кто недоволен, просто не выживают. И чем дальше, тем больше Бени укрепляется в этих подозрениях.

Всё меняется резко. В один день. В одну секунду. Видение даже не то, чтобы очень разборчивое и понятное, кажется, он пьяный, обдолбанный или просто в каком-то странном эмоциональном состоянии. Кто-то крепко обнимает его сзади, очень крепко и настойчиво, Бени не успевает понять, но кажется, руки мужские. И Хеки это кажется приятным, ему нравится это.
На часах уже за полночь, но сон отшибает моментально. Сначала кажется, что от отвращения, потому что оказаться — даже на пару секунд — в шкуре того, кто занимается каким-то сраным непотребством, неприятно. Не может быть приятно. Если уж хочет он там тискаться с мужиком — пускай, но быть свидетелем даже этого в планы Бени не входило. Это какая-то совсем немыслимая подстава.
Какой-то странный порыв заставляет вскочить на ноги и подойди к окну, пытаясь разглядеть в доме по диагонали то самое окно. Только спустя время в голову приходит, что он может быть и не дома. И вообще не в городе. От этого ещё более противно и... обидно. Ощущение, будто тебя променяли. Предали, хотя радоваться надо, что наконец-то, может, успокоится, перестанет ходить по пятам и провожать своим печальным укоризненным взглядом.
Беспокоиться точно бессмысленно, но ничего поделать с собой не получается. Мысль о том, что Хеки где-то там, без Бени, с кем-то другим, не даёт заснуть. Что будет, если с ним что-то случится? Как это будет ощущаться? Будет ли?

Утром бескомпромиссный вопрос «где ты был ночью?!» кажется абсолютно уместным и правомерным. Хотя и звучит так, как будто Бени ревнует.
Хеки это не удивляет, но и не очень воодушевляет. Он дёргает плечом, скидывая руку Бени, и вздыхает.
— Это не твоё дело.
— Пока я вижу, как ты с кем-то трахаешься — моё!
Бени ожидал всякого, что Хеки опять выскажет что-то обвинительное в духе «сам виноват, это мог быть ты», но он сверкает злым взглядом и резко мотает головой.
— Нет. Теперь — не твоё. И мне плевать, что тебе что-то доставляет дискомфорт!
Бени знает, что не плевать. Ощущает каждой клеточкой тела. Всё ту же очень детскую и глупую обиду, всё то же разочарование, не утихшие до сих пор. Он продолжает надеяться. Продолжает рассчитывать, что Бени будет ревновать, может быть.
— Нет, это невозможно! — Бени обрывает себя, чтобы не наговорить лишнего, не наговорить прямо здесь на улице много злого и неприятного. Впрочем, Хеки наверняка тоже всё чувствует. Чувствует, насколько бесит его нытьё, которое он очень старательно держит в себе — только что толку? И бесит, бесит, бесит!
День почти выпадает из памяти, всё, что происходит, всё, что он делает, проходит как будто фоном, на котором только одна отчётливая мысль: «оставь меня уже, наконец!»

И всё-таки это работает. Может, потому что против системы не пойдёшь, потому что как-то это так работает, со сбоями, извращённо, не так, как должно и против твоей воли. И либо ты сдаёшься, либо тебя это прикончит когда-нибудь.
Очередной дурацкий разговор — не самая хорошая идея, говорить у них никогда не получается, но других у Бени нет. Поэтому опять всё та же похожая на дежа-вю ситуация: они тупо стоят друг напротив друга, на улице, где они оба — спасибо герру Канепе — живут, и не знают, с чего начать, пока Хекуран не вздыхает:
— Пойдём пройдёмся куда-нибудь.
И они идут к парку неподалёку. Идут молча, Хеки только поглядывает на натянувшего поводок Лето и иногда улыбается ему. Любитель собак грёбаный.
Говорить неудобно, неловко и вообще тупо. И выдавливать из себя слова получается с трудом.
— Слушай, по поводу... этого всего. Я, может, действительно неправ.
Никаких видений нет, и Бени старательно не смотрит на него, но и без того понятно, что Хеки удивлён и даже не пытается скрыть этого. Фыркает чудно и пару мгновений молчит.
— Да неужели?
Чтобы не начинать препираться как обычно, Бени кивает.
— Да. Это... извини. Я не хотел быть мудаком.
Опять усмешка.
— Но был.
Это справедливо, хоть и обидно. Что ответить, в голову не приходит. Бени усаживается на первую попавшуюся на глаза скамейку и задумчиво смотрит на нависшего над ним Хеки.
— Сядь, не возвышайся, бесит.
Снова хмыкает, но садится, вытягивает вперёд ноги и смотрит опять на Лето, теперь сидящего между ними и вполне довольного происходящим.
— Можно?
Соблазн из вредности сказать «нет!» слишком велик, но Бени вздыхает.
— Можно.
Пока Хеки треплет совершенно счастливого и готового воспользоваться случаем и залезть к нему на колени пса, Бени пытается смириться с мыслью, что... Что? Придётся теперь сделать шаг навстречу? Придётся быть друзьями? Придётся ещё что-то? Со своей собакой ему общаться позволить?
— Я ему нравлюсь, — довольный голос, сияющая улыбка. — Мне кажется, он что-то понимает.
— Он просто любит, когда его чешут.
Это, наверно, защитный механизм, про который уже многие говорили. Ну и ладно, пусть даже так.
Хеки поворачивает голову, продолжая обнимать Лето за шею. Улыбается, хотя уже не так довольно, смотрит на Бени, вздыхает.
— Слушай, если я тебя так раздражаю, не надо заставлять себя…
Бени не позволяет ему закончить.
— Давай попробуем быть друзьями. Ну или хотя бы... не знаю. Извини. Давай, короче, попробуем... ну... типа сначала.
Отказаться со стороны Хеки было бы логично, но он кивает.
— Давай.
Протягивает руку, в знак примирения — и словно бы предлагая заново познакомиться. В первый раз вышло так себе.
Зеркальный коридор теперь уже не такой отталкивающий и пугающий. Радость и воодушевление, которые Хеки старательно прячет, боясь спугнуть. По какой-то неведомой причине сейчас смотреть на себя его глазами приятно, это не вызывает отвращения или раздражения. И с каждой секундой Бени всё глубже затягивает в этот водоворот мыслей и эмоций, и ещё чуть-чуть — и кажется, он готов будет признать то, от чего так долго бегал. Это отрезвляет в секунду. И позволяет разорвать связь. Кажется даже, почти осознанно.
Но они всё ещё смотрят друг на друга как загипнотизированные, как пойманные в ловушку.
— Пойдём домой, — вздыхает Бени.
Всё равно всего не объяснишь. Может, потом, через какое-то время они разберутся, как с этим жить. Как жить друг с другом и с тем, что кто-то сверху им навязал без спросу.

Домой они идут не спеша, делая долгий крюк по парку. Лето доволен, Хеки не спорит, Бени всё равно — он не задумывается даже, куда несут ноги.
В голове белый шум. Если избежать этого не получится, так и быть. Может быть, он действительно неправ. Может быть, он действительно трусливый мудак. Может, нужно меняться как-то. Заставить себя.
Бени всё ещё думает об этом, когда они останавливаются у его дома.
— Зайдёшь?
Почему-то кажется, что Хеки откажется. Из вредности. Или бог знает из-за чего ещё. И в то же время Бени знает: точно не откажется. Хотя и надеется на это, потому что понятия не имеет, чем они должны заниматься и о чём говорить. Не чай же пить, обсуждая погоду или кино.
Он только пожимает плечами. Но потом кивает.
— Можно.
Это большая ошибка. То, что сейчас делает Бени, то, что с ними происходит. Очень большая нелепая ошибка. Сбой в программе. Бени продолжает в это верить. Он и сам, видимо, ошибка, и с этим ничего не поделать.
Бени знает, что Хеки сейчас чувствует, что он знает, как панически Бени боится — и за этот страх стыдно. Но они столько друг о друге знают, что сейчас не время стыдиться.
В прихожей Бени, не включая свет, вешает поводок на крючок для одежды и поворачивается к Хеки, пытаясь что-то придумать. Отворачивается опять. Прислоняется спиной к стене. Пусть смотрит, слышит, чувствует. Пускай. Они оба — ошибка. Проклятие друг друга. Видимо, навсегда.
Хеки подходит. Волнуется. Боится. Растерян и не понимает. Бени закрывает глаза, позволяя ему обнять себя за шею и поцеловать. И кажется, что внутри что-то ломается. Что-то, за счёт чего он был собой — может, и просто был — всю свою жизнь. Но может быть, это не так уж плохо.

Название: Отвлечение
Автор: Сборная Австрии
Размер: мини, 1070 слов
Пейринг: Цицан Станкович/Ханнес Вольф
Категория: слэш
Жанр: страдания всея балкан ангст, переходящий во флафф
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда, чтобы помочь, нужно выслушать. Иногда — уболтать. А иногда — всё вместе.
Примечание: действие происходит позавчера, 20 августа, накануне первого матча за выход в групповой этап Лиги Чемпионов "Црвена Звезда" — "Зальцбург"
Ключ: проклятие

Ханнес зашёл в номер почти под комендантский час. Его редко соблюдали прямо-таки неукоснительно, но на выездах тренеры иногда устраивали внезапные проверки. Тем более сейчас, когда до уже даже не мечты, а идеи фикс всей команды оставалось всего пару шагов… Даже Ханнес понимал, что сегодня ему не уболтать Патрика или Рене, если он вдруг напорется на одного из них.
В номере всё ещё горел свет, а по телевизору негромко бубнил диктор местного новостного канала. Цицан лежал на своей кровати в одних трусах и угрюмо смотрел куда-то в пространство. Ханнес с громким вздохом упал поперёк своей кровати. Когда через полминуты никакой ответной реакции на это не последовало, Ханнес попытался достать Цица ногой. Не хватило буквально десяти сантиметров, поэтому он перешёл к плану Цэ — кинул в него подушкой.
Ханнес еле сдержался от того, чтобы протереть глаза — казалось, Цицан стал ещё угрюмее, когда повернулся к нему.
— Что случилось-то, Циц? Кто умер? Или лишнего пирожка на ужин не досталось?
В ответ в него прилетела его же подушка. Ханнес мгновенно сел, подтянув ноги и обнимая их импровизированный коммуникационный снаряд.
— Ну а правда? В чём дело?
Через минуту Цицан всё же решил ответить, понимая, что ему не отмолчаться:
— А ты что, действительно не понимаешь?
— Да ладно! Это ж первый матч, тем более он только завтра! Или…
Цицан поднял бровь, искренне интересуясь, в каком направлении движутся мысли под этой выбеленной чёлкой.
— …или дело не только в Лиге Чемпионов, — закончил фразу Ханнес, вспоминая летние сториз. — Дело ещё и в том, с кем именно мы играем.
— Всегда знал, что ты умнее, чем хочешь казаться, — Цицан вздохнул, потянулся за своим телефоном, но так и не взял его в руки.
А Ханнес мысленно похлопал себя по плечу за то, что перед отлётом в Белград поинтересовался, с кем он будет ночевать. И попросил сделать всё по-старому, ожидая подобной ситуации.
Поэтому снова кинул в Цицана подушкой.
— Стой! Не кидай обратно! — завопил он, стараясь как можно быстрее снять футболку. Когда это ему удалось, Ханнес отобрал свою подушку у опешившего Цицана, пихнул того в бок и примостился рядом на чужой кровати. — А вот теперь можешь излить мне свою таинственную балканскую душу.
— Вообще-то, у меня австрийский паспорт, как и у тебя.
— Ага, только я не смотрю летом через интернет товарняки Ротер Штерн…
— Црвены.
— Вот именно.
Воцарилось долгое молчание. Новости закончились и после них начался какой-то сериал, тоже на сербском.
Наконец, Цицан заговорил:
— Почему я?
— А конкретнее?
— Почему я и почему сейчас? Два года просидел на лавке, а теперь, только стал регулярно играть — и такой подарок… С одной стороны — клуб, за который я с детства болею, а с другой — ну не можем же мы в одиннадцатый раз пролететь мимо Лиги Чемпионов!
— Циц, ты же понимаешь, что… ну, работаешь здесь? Что не можешь принести нас в жертву своей детской мечте? — Ханнес старается не смотреть на друга, произнося это.
— Вольф, ты меня совсем за дурака держишь? — почти шипит в ответ Цицан.
— Нет, просто хотел уточнить, — Ханнес ёжится, так как по фамилии к нему обращаются очень редко, когда он уж совсем достаёт друзей.
— Вот поэтому мне и плохо. Для нас, — Цицан выделяет это слово не только голосом, но и кивком головы в сторону Ханнеса, — это несомненно матч жизни и смерти…
— Два. Два матча.
— Вольф, мне заткнуть тебя подушкой, чтоб ты наконец меня банально выслушал, как изначально сам предлагал?..
Ханнес крепко сжимает ладонь Цицана, заставляя посмотреть на себя, и когда тот поворачивается, молча качает головой, демонстрируя, что будет покорно молчать.
— ...просто мне кажется, что я проклят, как и все мы. Спасаю нас всех в серии пенальти, а потом мы проигрываем Кубок. Получаю шанс чуть ли не всей жизни, в ходе которого должен прямо здесь и сейчас потопить один из самых дорогих моему сердцу клубов… А если не сделаю это, то потоплю нас…
Ханнес, так и не отпустивший руку Цицана, снова крепко её сжимает.
— Можно мне теперь ответить?
— Валяй, — вздыхает Цицан и поднимает голову к потолку, остро желая раствориться в его белизне.
— Во-первых, мы не прокляты…
Цицан хмыкает, но осекается, когда Ханнес снова сжимает его руку, призывая теперь его молча слушать до конца.
— Мы не прокляты. Просто сами загоняем себя в какие-то дурацкие поведенческие рамки, не веря в свои силы перед последним шагом. Во-вторых, ты тоже не проклят. Просто у мироздания плохое чувство юмора. Ну, а в-третьих, ты-то точно нас спасёшь и завтра, и через неделю. А мы постараемся не ударить в грязь лицом рядом с тобой. Наконец поверить в себя. Так, как всегда веришь ты. Иначе бы ты уже давно ушёл от нас.
— Как ты можешь одновременно верить в чувство юмора у мироздания, но не верить в проклятье?
— Потому что с первым ещё можно бороться, а второе говорит, что ты изначально сдался и поднял лапки. А я так не хочу. Поэтому переставай хандрить, а то не выспишься и не покажешь завтра всей своей охуенности.
— Легко сказать.
— А ещё легче — сделать.
Ханнес вскакивает с кровати, находит пульт, походя выключая верхний свет и снимая штаны. Потом выключает телевизор... И поражает Цицана тем, что лезет обратно к нему на кровать.
— А теперь давай спать.
— У тебя что, своего места нет?
— Ага, конечно, чтоб как только я отвернулся, ты бы снова застрял в своей голове.
— И что же мешает мне сделать это сейчас?
— Моё присутствие. Скажи ещё, что тебе наплевать.
— Ханнес…
— Всё, Циц, расслабься и спи.
— Легко сказать, — повторяясь, усмехается Цицан.
— Что, мне помочь снять тебе напряжение, чтобы ты наконец заснул?
— Ханнес!
— Ну а что, как будто мне впервой тебе помогать.
— Ханнес!
— Ну ладно, ладно, но я заткнусь только в том случае, если ты пообещаешь мне не психовать больше.
— Спи уже!
— Эй, это моя реплика!
— Если ты не заткнёшься, я тебя поцелую.
— Напугал! Хорошее предложение, мне нравится.
— Ну ладно! Обещаю, только заткнись.
— Вот, я же говорил, что со своей кровати не смог бы так эффективно тебя отвле…
Цицан быстро отрывается от губ Ханнеса, ругая себя за это спонтанное решение, а Ханнеса — за то, что только он может настолько выбить его из колеи и заставить поступать против всех принципов.
— Спи. Теперь я знаю, что моё проклятие — это ты.
— Мне приятно, что ты не хочешь со мной бороться, — ухмыляется Ханнес. — Всё, молчу и сплю.

@темы: 2 тур, Group C, Football Post-World Cup Fest 2018

Название: Dog Nanny
Автор: сборная Англии
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Дэнни Ингз/Эндрю Робертсон
Категория: джен
Жанр: ау
Рейтинг: G
Саммари: Дэнни Ингз нанимает выгульщика собак с ужасным шотландским акцентом, не понимает ни единого его слова, но это не мешает ему влюбиться

---

Название: Dog Nanny
Автор: сборная Англии
Размер: 2260
Пейринг/Персонажи: Дэнни Ингз/Эндрю Робертсон
Категория: джен
Жанр: романс
Рейтинг: G
Ключ: языковой барьер
Саммари: Дэнни Ингз нанимает выгульщика собак с ужасным шотландским акцентом, не понимает ни единого его слова, но это не мешает ему влюбиться
Предупреждение/Примечание: автор надеется, что шотландский акцент английского и скотс можно считать достаточным языковым барьером

«Лью и Дэйзи, двум воспитанным лабрадудлям (не говоря уже об их хозяине) требуется самая лучшая в мире няня за самую низкую в мире плату, причём немедленно».

Дэнни Ингз, вполне преуспевающий фотограф, ещё раз перечитал объявление, а потом, вздохнув, нажал на кнопку «опубликовать».

— Я ищу Мэри Поппинс, — сказал он бездушному монитору, отодвинулся от компьютера и пошёл искать поводок. Пока лучшая в мире нянька не нашлась, ему приходилось выгуливать своих оболтусов самостоятельно. Едва услышав шуршание в прихожей, Дэйзи, любопытная бестия, высунула нос в коридор. Трусишка Лью несмело вышел следом за сестрой и послушно дал прицепить поводок к ошейнику, прежде чем Дэнни вывел их обоих на улицу.

Было ещё темно — Дэнни только-только закончил обрабатывать последний сет снимков для рекламы воды с участием местных футболистов, и ему срочно нужно было проветриться. А собакам — прогуляться и вдоволь набегаться перед долгим днём без хозяина.

Стоя под деревом, Дэнни комкал в ладони неприметные пакеты для собачьего дерьма и курил, глядя, как Дэйзи гоняет Лью по пустой собачьей площадке. В целом, у него была отличная жизнь: любимая работа, которая, хоть и тянула из него жилы и напрочь сбивала режим дня, всё равно приносила неплохой доход и массу удовольствия, крохотная квартирка, которой едва-едва хватало им четверым (самому Дэнни, собакам и чемодану техники) была любовно обставлена, и Дэнни по праву называл её домом во всех смыслах этого слова. Вот только собаки без него скучали. Сам Дэнни едва-едва успевал гулять с ними по двадцать минут — урывками до и после работы, и Лорис, их ветеринар, регулярно напоминал о болезнях костей, так распространённых среди искусственно выведенных пород.

У Лориса было два огромных преимущества: он обожал собак и был красивым, как греческий бог. Дэнни и познакомился с ним из-за этого. Бойфренд Лориса был моделью, и Дэнни снимал его для рекламы нижнего белья, а Лорис зашёл после съёмок, и Дэнни сделал пару кадров их вдвоём. По его мнению, Лорис бы подошёл для съемки рекламы ничуть не хуже профессиональной модели. Фотографируя непрофессионалов, Дэнни всегда старался разговорить их, чтобы отвлечь от объектива камеры, и Лорис, дружелюбно улыбаясь, рассказал о своей работе и даже вручил Дэнни свою визитку. В следующий раз они увиделись, когда Дэнни пришёл отдать ему фотографии и заодно привёл Дэйзи, которая за день до этого вдруг стала прихрамывать на одну лапу. Дэйзи была врединой и недотрогой, но Лориса к себе подпустила без каких-либо проволочек и вообще весь приём была хорошей девочкой, о чём Лорис сообщил ей минимум пять раз. С тех пор у Лориса в инстаграме прибавилось профессиональных снимков, а Дэйзи и Лью были обеспечены ветеринарным надзором на ближайшие пять лет.

Именно Лорис посоветовал Ингзу нанять человека, который будет гулять с его собаками, пока он мотается со студии на студию.

— Полтинник в неделю, и все твои проблемы будут решены.

— Ага, — откликнулся тогда Дэнни, — полтинник в неделю плюс новые кроссовки несчастному, взамен сжёванных Дэйзи. Ты же знаешь, она просто обожает обувь.

— Небольшая потеря, — Лорис философски пожал плечами. — По сравнению с реабилитацией травмированных костей и наращиванием хрящей у собак.

Дэнни содрогнулся от ужаса, представив, что будут чувствовать его малыши при такой неприятной процедуре, и дал себе — и Лорису — торжественное обещание разместить объявление на собачьих форумах.



Первых двух кандидатов Дэнни забраковал даже без собеседования. Просто прошёлся по их страничкам в соцсетях, ужаснулся и быстренько отстучал вежливый отказ. Расстроившись от первой неудачи, он едва не отказал и третьему кандидату, человеку с ником AndyR26, но Дэйзи невовремя начала жевать что-то в коридоре, и Дэнни отвлёкся, а когда вернулся обратно к компьютеру, вся вежливость куда-то улетучилась.

Плюхнувшись на диван с телефонов в руке, он приобнял Лью и пролистал инстаграм этого Энди Эр Двадцать Шесть. Тощий, рыжеватый пацан на редких селфи, граффити по бетонным стенам складов, редкие закаты, немного выставленных на заляпанные столики дешёвых кофеен кружек, ироничные подписи и почти полное отсутствие хэштегов.

— Как тебе? — спросил он у Лью, когда тот ткнулся своим кудрявым носом в экран. — Подходит?

Лью довольно гавкнул и, оттоптав Дэнни все коленки, ушёл на кухню к миске с сухим кормом, а Дэнни, восприняв это как согласие, сел писать этому Энди приглашение на встречу.

Вечером, он снова стоял под привычным уже деревом на собачьей площадке и смотрел, как Дэйзи облизывает руки Эндрю Робертсона (так было написано в его сертификате от компании Very Important Pets) и виляет хвостом так, что кажется — ещё минута, и он отвалится. Лью, перестав трусить, послушно таскал за Энди мячик, и Дэнни, глядя на это, чувствовал, что теряет связь с реальностью. Он вытащил телефон и набрал номер Лориса.

— Это была плохая идея, — сказал он, не поздоровавшись, и услышал, как Лорис усмехнулся. Судя по шуму, он готовил ужин для них с Эмре — опять какая-то бесконечно здоровая еда, наверное. — Это была очень плохая идея.

— Что, Дэйзи сжевала его кроссовки прямо на улице, и тебе пришлось извиняться?

— Нет, Дэйзи, кажется, в него влюбилась.

Голос у Дэнни был гробовой, и, услышав это, Лорис рассмеялся.

— Прекрати ревновать и дай мальчику денег и контракт, — сказал он, а потом, прикрыв ладонью динамик, что-то сказал Эмре. — Извини, у меня тут брокколи подгорает, давай поговорим завтра, когда ты смиришься с мыслью, что у твоих собак тоже может быть какая-то жизнь, помимо тебя?

Дэнни положил трубку и затолкал телефон в карман, и только после этого вспомнил, что не сказал Лорису главного.

Энди Робертсон был из Глазго, и Дэнни ни слова не понимал из-за его чудовищного акцента. К счастью, собаки обращали внимание только на интонации и на то, как Энди ласково почёсывал из по спинке, а не на то, что именно он говорил. Возможно, кстати, они как раз понимали его речь, по крайней мере, по мнению Дэнни, она больше походила на собачье рычание, а не на человеческий разговор.

— Всё в порядке? — спросил Энди. Дэнни больше по интонациям понял, что он хотел спросить, потому что почти не услышал гласных в этой реплике. Он кивнул в ответ, выдал Энди дубликат ключей и, взяв из его рук поводок, повёл собак домой.

По дороге он, на всякий случай, продублировал то, что сказал, в сообщении: собаки гуляют три раза в день, кормить их нужно немного, обязательно бегать с ними, не забывать мыть лапы после прогулки и проводить хотя бы полчаса с ними дома, чтобы им было спокойнее. Любая еда в холодильнике может быть съедена.

«Ок, спс», — ответил Энди. — «Спкнночи».

— О господи, пишет он ещё непонятнее, чем говорит, — пожаловался Дэнни собакам, но те, вымотанные прогулкой, никак не отреагировали.



Дэнни не видел Энди с той самой прогулки, но постоянно замечал следы его присутствия: вымытая чашка из-под кофе, вынесенный мусор, свежая упаковка собачьей еды с приложенным чеком (Дэнни потом прибавил стоимость пачки к еженедельной оплате), смятое покрывало на диване, забытый в прихожей зонт. Свежая коробка молока в холодильнике. Вытертая пыль.

Об этом они не договаривались, но, кажется, Энди было по душе потихоньку наводить порядок в захламленной квартире Дэнни, пока собаки сохли после купания. Дэнни было немного неловко, но Энди не поднимал эту тему в переписке и не намекал на дополнительную оплату, и Дэнни в какой-то момент просто забил на это, просто радуясь неожиданной чистоте.

Однажды Энди оставил у него дома толстовку с вытертым логотипом шотландской сборной по футболу, и отписался потом в сообщениях, что это про запас для вечерних прогулок.

«Если не норм, могу забрать, но таскать не хочется», — добавил он. К счастью, автокоррекция в его телефоне справилась с его манерой письма, и Дэнни понял всё. Скажи Энди это вслух — и результат мог бы быть печальным.

Дэйзи как-то умудрилась сдёрнуть эту толстовку с крючка и потом спала на ней всю ночь. Утром Дэнни поднял её, обслюнявленную и покрытую собачьей шерстью, и, чертыхнувшись, закинул в стирку со своими вещами. Он едва не опоздал на работу, но успел дождаться окончания стирки и повесил её сушиться повыше, чтобы Дэйзи, которая, кажется, души не чаяла в своём догситтере, не стащила её снова.

«Твоя толстовка пала в неравном бою с Дэйзи», — написал Дэнни по пути на работу. — «Если вечером будет холодно, а она не успеет высохнуть, возьми мою любую в шкафу в прихожей».

Он забросил телефон в сумку с фотоаппаратом и уставился в окно автобуса. Почему-то от мысли, что Энди не только заглянет в его шкаф, но и наденет его одежду, теплели щёки. Он снова вытянул телефон из сумки и зашёл в профиль Энди в инстаграме.

Энди был некрасивым — Дэнни насмотрелся за свою карьеру фотографа на красивых людей и мог утверждать это со всей уверенностью. Энди был некрасивым, нелепым и немного смешным со своими рыжеватыми кудряшками, которые он нарочно ерошил пальцами, с веснушками на переносице и проклёвывающейся щетиной на подбородке. Энди был некрасивым, но Дэнни всё равно засматривался на его фотографии в ленте инстаграма между съёмками с показа Виктории Бэкхем и селфи Ники Минаж. Они не разговаривали ни о чём, кроме собак, и то делали это в переписке, и Дэнни понятия не имел, чем тот занимается кроме выгула чужих животных, и есть ли у него другие клиенты, и вообще, что у него на уме. Ему было достаточно того, что Дэйзи и Лью обожали свою няньку, свою персональную Мэри Поппинс с ужасным шотландским акцентом, и это было веским аргументом для Дэнни не проверять ящик стола, где лежали документы и немного налички. Своего рода, акт доверия, основанный на собачьем чутье.

И на том, что Дэнни невольно пролистал весь инстаграм Энди, стараясь не оставлять лайки к снимкам пятилетней давности.



Вернувшись домой заполночь, Дэнни тихонько открыл дверь и прислушался, ожидая услышать цокот когтей по полу и радостное урчание Дэйзи, но этого не произошло. Видимо, Энди их умотал на прогулке, и Дэнни разулся в тишине. Он не включал свет — глаза слишком устали от вспышек камеры за день, и ему хотелось побыть в темноте. Он, в принципе, справился с этой задачей, только ткнулся неловко лбом в висевшие на вешалке вещи, учуяв мимолётом незнакомый запах булочек, ветра и одеколона от своей толстовки.

Он отпрянул от вешалки, как чёрт от ладана, чувствуя, что краснеет от неожиданного удовольствия, которое доставил ему этот запах. Растерянный, он прошёл в комнату и хотел, было, плюхнуться на диван, но вовремя остановился.

На диване, обложившись собаками, спал Энди. Лью вытянулся у него на коленях, ткнувшись носом в мерно вздымающийся живот, Дэйзи — засунула голову ему подмышку и то и дело сучила лапами во сне, и Энди, не просыпаясь, почёсывал её по загривку. У Дэнни даже руки зачесались взять фотоаппарат и запечатлеть этот уют, это спокойствие, оцифровать его, спрятать среди гигабайтов фотографий и смотреть на этот снимок тайком, когда покажется, что жизнь стала невыносимой.

Он не успел сделать и шага — Энди проснулся.

— О чёрт, — сказал он и разразился длинной тирадой, из которой Дэнни не понял ни слова, но по интонациям угадал, что Энди извиняется.

— Да всё окей, эти малыши кого хочешь умотают, — сказал Дэнни, надеясь, что правильно понял основной посыл слов Энди. — Останешься, или тебя потеряет девушка?

Он прекрасно знал из инстаграма, что девушки у Энди нет. Парня, к слову, тоже.

Энди сказал что-то, усмехнулся, видимо, пошутив, и добавил что-то про такси, и Дэнни разочарованно пожал плечами.

— Сейчас уже поздно, в девять тебе всё равно вытаскивать Лью и Дэйзи на прогулку, — сказал он медленно, — Лучше останься.

Энди сказал что-то, похожее на «спасибо» и, судя по тому, как обрадовалась Дэйзи, принял решение остаться на ночь.

Он лучше самого Дэнни знал, где лежит постельное бельё, и уверенно вытащил его с верхней полки. Подумал немного, ощупал свою футболку и, вопросительно глянув на Дэнни, вытащил его пижаму из шкафа. Пижаму эту подарила Дэнни бабушка на какое-то рождество, и с тех пор она лежала в шкафу, переложенная пакетиками с лавандой.

— Устраивайся, — сказал Дэнни и сбежал в свою спальню, прежде чем успел представить, как запах лаванды останется на коже Энди.

Он забрался под одеяло, надеясь, что быстро уснёт после долгого дня, но ещё пару часов ворочался на нагревшихся простынях, прислушиваясь к дыханию Энди в соседней комнате.

Дэйзи — предательница — ушла спать к нему, и Лью, радуясь, что ему в этот раз досталось больше места, заснул гораздо раньше самого Дэнни.



Утром Дэнни проснулся от запаха еды и ощущения тишины. Он выбрался из кровати, подумав, натянул домашние штаны и даже поискал футболку, но, не найдя её, вышел из спальни. Собак нигде не было, Энди — тоже, зато на кухне обнаружились тосты и заботливо накрытая полотенцем, чтобы не остыла, яичница. Дэнни сел за стол, поджав под себя ногу, и принялся есть прямо со сковородки. Ему было уютно. Ему, ненавидевшему присутствие дома кого угодно, кроме Дэйзи и Лью, нравилось, что Энди хозяйничал на его кухне, дрых на его диване в его же пижаме и гладил его собак, как своих. Он даже Лорису не говорил, что старается спланировать свой день, чтобы успеть домой к тому моменту, когда Энди возвращается с прогулки с собаками, что он внимательно высматривает в квартире следы его присутствия.

— Сири, — позвал он в тишине кухни. — Как на шотландском будет «выходи за меня»?

— Начни с «пойдём, выпьем пива вечером», — раздалось из коридора, и тут же по паркету зацокали когти Дэйзи. — Я запишу тебе, как это произносится.

Энди зашёл в кухню, сделав какой-то незаметный знак собакам, отчего те послушно замерли в коридоре, чтобы не натащить на лапах грязь в комнаты. Он остановился в дверях, похлопывая себя сложенным поводком по колену, и склонил голову, рассматривая татуировки на плечах Дэнни.

— Только не очень долго репетируй, — сказал он, улыбаясь, и потёр узкой ладонью подбородок, пряча эту улыбку. — Ждать не хочется.

Дэнни хмыкнул, кивнул и снова принялся за еду. Приняв его молчание, как знак согласия, Энди махнул собакам в сторону ванны, и Дэнни, на ходу дожёвывая тост, пошёл следом. Кажется, за три недели он научился понимать акцент Энди, хоть и не всегда, а на практике и постоянном слушании этот навык должен был улучшиться.

По крайне мере, Дэнни планировал слушать его очень долго.

---

Название: Без лишних слов
Автор: сборная Швейцарии
Размер: драббл, 500 слов
Пейринг: Гранит Джака/Рикардо Родригес
Категория: слэш
Жанр: пвп
Рейтинг: R
Краткое содержание: Впереди целое лето, которое хочется сделать лучшим в жизни.
Примечания: Прямо во время сборов в Лугано перед ЧМ Родригес набил татуировку с портретом матери, которая умерла в ноябре 2015-го.
Ключ: татуировки

Когда Рикардо распускает свой пучок, волосы падают на его лицо, на секунду скрывая. Он редко так делает, обычно наоборот подбирает в хвост, чтобы не мешались, и на просьбу оставить только отмахивается: «Да ну тебя! Неудобно же!» Хотя так ему идёт.

Гранит опускается перед ним на колени, убирает волосы, заглядывая в лицо снизу вверх.

— Устал?

Рикардо кивает, накрывает ладони Гранита своими.

— Немного.

Кожа под плёнкой на внутренней стороне руки горячая, воспалённая, и будет болеть ещё пару дней. Гранит на секунду кладёт на неё ладонь, буквально на мгновение, потом убирает, зная, что все комментарии и вопросы лучше оставить. Это его, личное.

— Хочешь спать?

После сеанса всегда чувствуешь себя немного уставшим. Но Рикардо мотает головой, прикладывается к губам быстрым поцелуем.

— Пока нет.

Тянет к себе, заваливаясь на спину, медленно выдыхает, когда Гранит ложится сверху, наваливаясь, зарываясь пальцами в наконец-то распущенные волосы, перебирая их, гладя, целуя.

— Осторожно с рукой.

— Да.

Кожа под футболкой лишь немногим менее горячая, чем свежая татуировка, и пахнет пряно и тепло. Гранит проводит языком от пояса штанов до пупка, оставляя влажную полосу, заставляя Рикардо вздрогнуть.

Снова губы, от которых никогда не хочется отрываться, снова волосы. И тихое довольное «трахни меня». И из его уст это звучит невозможно возбуждающе. Не исполнить эту просьбу нельзя физически.

Одежда отправляется на пол так быстро, как не собираешься на тренировку, когда понимаешь, что проспал и до начала десять минут. Каждое прикосновение, каждый поцелуй вызывают дрожь и жар. Рикардо особенно податливый, особенно расслабленный в этот раз. Не торопит, не комментирует, не просит больше ничего. Сжимает плечи, хватает за задницу, тихо, сдерживаясь, стонет. Его хочется любить, заниматься с ним любовью бесконечно долго, сходя с ума от нежности, теряя связь с реальностью.

Когда они вдвоём, не существует больше ничего. Только движения в ритме дыхания, взгляды, прикосновения, «люблю тебя» шёпотом и то волшебное наслаждение, какого не испытывал больше никогда и ни с кем, в котором хочется застыть навечно.

Рикардо дышит часто и шумно, обнимает, улыбается потерянной расслабленной улыбкой. Повторяет снова:

— Я люблю тебя.

Эти слова каждый раз кажутся неожиданными и отчасти незаслуженными. И их хочется слышать каждый раз.

Гранит закрывает глаза, целует его медленно, переваливается на бок и обнимает.

— Я тебя тоже, Рики.

В щель в занавесках видно догорающий тичинский закат. Впереди у них Чемпионат Мира. Впереди целое лето, которое хочется сделать лучшим в жизни.

Гранит лежит, перебирая пальцами волосы Рикардо, и тот совершенно не сопротивляется. Тоже улыбается и выдыхает тихо:

— Если тебе так нравится, я постараюсь чаще распускать их.

— Конечно нравится!

— Они мешаются.

— Сегодня же не мешались.

— Сегодня особый случай.

Ощущение счастья и нежности захлёстывает, накрывает с головой. Столько всего, что можно было бы сказать, столько всего, что можно было бы сделать, столько важного и не очень. Мама учила быть искренним и прямым с тем, кого любишь, но Рикардо, он... другой. В нём много тишины, много непонятного и тайного, чем он не считает нужным делиться — и что не считает нужным принимать от других, даже тех, кого любит. И вместо всех истовых «я буду с тобой всегда, сделаю для тебя всё от даже больше» Гранит просто молча обнимает его и целует в висок. Рикардо всё и так знает.

---

Название: Сочники
Автор: сборная Швейцарии по пляжному футболу
Размер: драббл, ~750 слов
Пейринг/Персонажи: Филипп Борер/Гленн Ходель
Категория: слэш
Жанр: юмор, PWP
Рейтинг: NC-17
Саммари: московский этап Евролиги и завтраки
Ключ: доверие

Москва, в общем-то, ничего. Гленн в этом уверен, он сделал не одно селфи на фоне того пряничного собора и не единожды снимал в сториз вид на город через реку в Строгино. А то, что сейчас за окном — это какая-то другая, неправильная Москва. Недоразумение просто!

Окна отеля действительно выходили на какие-то, похоже, заводы, из труб которых шёл серый дым или пар, смешиваясь с облаками, вплотную в эти трубы упиравшимися. В общем, и с погодой не повезло, и видок был такой себе, но Гленн всё равно сфоткал, выложил в сториз и плюхнулся обратно на постель, меланхолично уткнувшись лицом в подушку.

Звук поворачивающегося в замочной скважине ключа нарушил попытки прийти в эмоциональное единение с городом. Фил прошлёпал по полу номера в сланцах, которые были ему явно на пару размеров велики, но, судя по всему, в этом был какой-то особый бореровский шик, Гленну недоступный.

— Ты завтракал? — Фил бросил в его сторону пакетик с какими-то пирожками, надеясь, видимо, что Гленн его поймает, но тот был ещё слишком под впечатлением от серого пейзажа за окном, и пакет приземлился на подушку.

— Нет. Спасибо.

Пирожки оказались золотистого цвета, с красивым резным краем, ещё немного тёплые. Есть, если честно, хотелось, и Гленн с энтузиазмом откусил.

— Блин, Фил, что это? С чем это? Ими убивать можно!

Борер ржал так заливисто и злорадно, что сомнений не осталось: пробовал. Самые сухие и гадкие выбирал.

— Это сочники! — кричал Фил, пока Гленн безуспешно пытался запихнуть ему в рот надкусанный пирожок, в руках рассыпающийся на части — Сочники с творогом! Настоящее русское блюдо, я хотел, чтобы ты дух прочувствовал!

— Это ты у меня сейчас прочувствуешь! — Гленн попытался перебороть Фила, хоть и понимал, что, как всегда, не выйдет — руки уже держали за спиной так, что особо не двинешься, и настроение быстро переходило в другую тональность.

Гленн, вообще-то, повыше, и подкачался он так неплохо, но всё равно кажется, что Фил больше и сильнее, будто по привычке. Гленну нравится, когда Фил ведёт себя, как старший брат, заботится, завтраки вот носит — бывает, и нормальные тоже. Пиздиться вот так в шутку тоже нравится. Филипп — один из тех немногих, кому удалось за годы завоевать доверие Гленна, и с ним можно расслабиться. Даже если он ведёт себя не совсем по-братски.

— Прочувствую, значит? Что именно? — чтобы удерживать Гленна, который и сопротивляется-то только для виду, Филу хватает одной руки, и свободной он залезает под футболку, спешно проводя по груди и животу, будто стараясь как можно быстрее прочувствовать как можно больше кожи. Лапает за задницу через плотные свободные шорты, опускает руку на член. Гленн роняет на пол остатки сочника, вздрагивает и окончательно покоряется, расслабляясь.

— Отпусти руки, и я это сниму. Пожалуйста, — уговаривать долго не надо, и Гленн стягивает футболку и вылезает из шорт, наблюдая, как раздевается Филипп. Здорово, что постель не застелил — всё благодаря сонному московскому утру. Нет, Москва определённо его город!

Гленн шипит, как кот, когда Фил входит, чуть поторопившись — немного больно, приходится впиться пальцами в простыни — но лучше так, чем ждать, пока Фил медленно растянет его, как он любит иногда — намеренно неторопливо, чтобы подразнить. Сейчас всё не так, они увиделись только в аэропорту, и ночью сил хватило только на то, чтобы упасть в постель, а с утра это был лишь вопрос времени — когда Фил — наконец-то — его трахнет. И теперь Гленн упивается ощущениями, пока Филипп, изголодавшись, двигается быстро и сбивчиво, удерживая за волосы, не давая приподнять голову с подушки, а потом кончает в него, утыкаясь в шею за ухом и громко дыша.

Вот теперь Гленн вспоминает о том, каким неторопливым может быть Фил, с каким удовольствием он заставляет его просить, всхлипывая от желания, умолять продолжить. Отдышавшись после оргазма, он влажно целует, гладит соски, живот, бёдра, медленно — издевательски медленно — обхватывает пальцами член. Губы опускаются ниже — шея, внутренний сгиб локтя, живот — и Гленн забывает, как это — не стонать, когда язык Фила скользит по внутренней стороне бедра, а грубоватые пальцы обводят головку члена. Гленн просит, сам не зная точно, о чём, — ускориться ли, продолжать, отсосать ему или трахнуть ещё раз, лишь бы чувствовать ещё больше. Фил сильнее сжимает пальцы и двигает ими быстрее, входит в него языком, смешивая со слюной пот Гленна и собственную сперму, и Гленн кончает и кричит что-то бессвязное в перерывах между обрывистыми стонами.

Филипп довольно усмехается и обнимает его, ещё дрожащего, запуская пальцы в светлые кудри, и слушает, как постепенно успокаивается его дыхание.

— Жрать я теперь хочу ещё больше, — бухтит Гленн, и Филипп, смеясь, достаёт из пакета второй сочник.

— Я вообще-то их купил, потому что они на тебя похожи. Ты — на жёлтого птенца из Angry Birds, а они — на тебя. Такие злые сочники!

— Ты поехавший, Борер! — Гленн смеётся и откусывает сочник у Филиппа из рук, — Ладно, с голодухи, может, не так и плохо.

---

Название: Барон
Автор: сборная Нидерландов
Форма: рисунок
Персонажи: Варнер Хан, Барон Самеди
Категория: джен
Жанр: АУ, мистика
Рейтинг: G
Ключ: мифология

---

Название: Совпадение координат
Автор: ссборная Нидерландов
Размер: драббл, 550 слов
Пейринг: Джованни ван Бронкхорст/Робин ван Перси
Категория: пре-слэш
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: В этой точке времени-пространства они на какой-то момент стали равными: Робин уже повзрослел, Джованни ещё не состарился.
Ключ: начальство

Время закольцовывается, и их жизни снова пересекаются. Теперь они вместе в Роттердаме, хотя и на разных ролях. Привыкать к этому странно: недавно же вроде на сборах шли после тренировки пить кофе вместе с ним, с Марком, ещё с кучей народу, о чём-то болтая, надеясь, как бы тренерский штаб не высказал, а теперь он сам — тренер, а Робин возвращается доигрывать к нему, в родной для обоих «Фейеноорд». Возвращается в его жизнь, и за исключением седины — точно такой же, как раньше. Всё ещё первый красавчик команды, всё ещё звезда, всё ещё наслаждается вниманием, всё ещё старается быть свойским и простым для всех, как будто показывая: вот он я, такой обычный, такой хороший, любите меня!

Заходит на кофе в кабинет, когда все уже разошлись. Разглядывает записи, документы, хлам на столе.

— Ну надо же! Теперь настоящий босс! Свой кабинет, с табличкой!

Джованни смеётся, пихает его в плечо. В чашке ароматный кофе из личной кофемашины.

— Будешь хорошо себя вести, и у тебя такой будет.

Робин хмыкает.

В нём энергии как у двадцатилетнего, и отношение ко всему соответствующее. А возраст, физические показатели — так, лёгкая помеха, цифры на бумаге, которые он пытается обмануть, компенсируя желанием и целеустремленностью.

— До сих пор помню тот мяч с уругвайцами. Восемь грёбаных лет! Как будто вчера было. А теперь вот это всё, — он обводит рукой кабинет, — твоё. В голове не укладывается.

— Как будто у меня укладывается, — хмыкает Джованни. Сколько раз уже он думал об этом. Время слишком стремительно летит, не позволяя задуматься, осмыслить, осознать. Признаться, он до сих пор не ощущает себя тренером, начальством. Просто всё идёт само по себе. Может быть, к этому никогда не привыкаешь, а просто продолжаешь делать вид.

Странно: раньше, казалось, между ними пропасть, разные поколения, разные ценности, разные взгляды. Раньше он даже немного раздражал: звёздный мальчишка, немного нарциссичный, амбициозный, всегда старается быть на виду — и на поле, и вне его. Но обаяние с лихвой перекрывало всё. Но тогда Джованни был достаточно гордым и достаточно хладнокровным, чтобы не поддаться ему.

Сейчас годы тоже оставили на нём след, он стал разумнее, хотя и самолюбование осталось, но оно почти незаметно, прячется за обворожительной улыбкой и сияющим взглядом.

Сейчас расстояние между ними лишь символическое, нарисованная мелом на асфальте граница.

Ему хочется поболтать, Джованни тоже не против, и теперь кажется, что у них гораздо больше общего, чем казалось. Может быть, оно просто появилось со временем, с опытом — его и своим. В этой точке времени-пространства они на какой-то момент стали равными: Робин уже повзрослел, Джованни ещё не состарился. В это, по крайней мере, очень хочется верить, хочется верить, что всё такой же заинтересованный и вызывающий взгляд Робина значит именно это. Поэтому можно вспоминать о прошлом, рассуждать о будущем и наслаждаться настоящим, прекрасно понимая, что к чему, что это всё значит и к чему ведёт. Зная, что Робин тоже знает.

Допив кофе, Джованни отставляет пустую чашку в сторону, встаёт, отходит к окну, за секунду забыв, о чём они говорят. Дожидаясь, что скажет или сделает Робин.

Робин подходит, встаёт за спиной и кладёт ладони на плечи. Наклоняется к уху и произносит низким шёпотом:

— Теперь я достаточно взрослый, Джио?

Джованни помнит тот разговор лет десять назад. Помнит тот походя брошенный вызов. Надо же, всё-таки дождался.

Джованни кивает, глядя на его отражение в стекле.

— Теперь достаточно.

Робин улыбается в отражении. Его руки горячие и тяжёлые, как и его дыхание.

Джованни улыбается тоже.

@темы: 2 тур, Group A, Football Post-World Cup Fest 2018

Название: Вера, Надежда, Каррера
Автор: сборная России
Пейринг/Персонажи: Роман Зобнин, Массимо Каррера
Форма: арт, коллаж
Рейтинг: G
Размер: арт 707х474, коллаж 2000х2000, коллаж 1280х1280
Предупреждение/Примечание: сборник к работе "L'amore, la speranza e la fede!". При нажатии на превью, коллаж/арт откроется в отдельном окне.

Название: L'amore, la speranza e la fede!
Автор: сборная России
Размер: мини, 1105 слов
Пейринг/Персонажи: Роман Зобнин, Массимо Каррера
Категория: пре-слэш
Жанр: юст
Рейтинг: PG-13
Саммари: О вере, как о важном элементе в воспитании чемпионского духа с побочным эффектом.
Предупреждение/Примечание: Ментально-ванильная жвачка после сезона 2016/2017

«Каррера, верим!»

Только пришедший в команду Зобнин такие выкрики считал слегка неуместными. Казалось бы, он поиграл всего месяц под руководством Аленичева, но всё же именно бывший игрок «Спартака» был инициатором приглашения Романа в стан красно-белых из переживающего печальные времена «Динамо». Именно этот человек открыл путь в другую команду, а Зобнин на этот путь вступил, не побоявшись ни воплей униженных и оскорблённых фанатов, ни того факта, что может долго просидеть на лавке, прежде чем пробьётся в основной состав. Это не пугало, а такое решение Аленичева подкупало, поэтому не было никакого смысла присоединяться к этой кричалке, которую болельщики, как эстафетную палочку, передали Каррере от Карпина. Кто-то кричал это с издёвкой, памятуя о традициях «Спартака» сливать как сезон, так и тренеров. Кто-то просто веселился, добавлял к вере пресловутые любовь и надежду, запасаясь попкорном, чтобы посмотреть за тем, как эти самые надежды разбиваются о тысячи причин, расписанных в настольной библии-триллере от Рабинера. Кому-то уже, наоборот, ни во что верить не хотелось. Но среди всех криков, разных по громкости и тональности, находились всё же те, кто произносил эти слова искренне:

«Каррера, верим!»

Несмотря на эту искренность, Зобнин к ним не присоединялся. В конце концов, это не Каррера ему помог освоиться. Да и была банальная причина: Рома не имел привычки забывать про вежливость. Хотя наверняка мало кто её ждал после этого лета от футболистов. Напротив, все гадали, когда ещё раз рванёт эта пороховая бочка. Не дождались. Но по какой-то прихоти судьбы рвануло как раз у Зобнина, который уже через пару недель признался, что новый тренер – это самый главный мотиватор. Неслабые такие метаморфозы. Мотиватор, да ещё и главный!

Эти слова могли бы показаться мальчишеской бравадой или подхалимством, ничего не значащей обыденностью или попыткой заставить верить и себя, и болельщиков. Могли показаться чем угодно в зависимости от предпочтений тех, кто их читал, но для самого Зобнина это было правдой, той самой искренностью, которая в начале сезона была бы для него непонятной. Непонятной, несмотря на первую встречу, знакомство с Массимо. Это потом уже история о первом взаимодействии с подопечными разнеслась по всему медийному пространству, обрастая шутками и злыми сплетнями. Вот только тогда, вживую видеть, как Каррера резко хватает переводчика за горло, допытываясь у ошалевшей команды, чего им не хватает, было весьма странно. И непонятно. Ну не привык «Спартак», как шутили вначале, всё ещё барахтающийся на багаже Аленичева, к таким резким и неясным знакомствам. Злопыхателям могло показаться, что поднимет голову пресловутая ОПГ «Ромашка», ратующая за частую смену неугодных тренеров. Однако вместо этого среди команды, которую Рома не мог бы поначалу назвать семьёй, стало формироваться то, что к концу сезона вылилось в безумную порцию обожания к Каррере со стороны болельщиков. Доверие. Искренность.

Рома нисколько не кривил душой, говоря, что Каррера для каждого подбирал слова, убеждал, что в их силах эти слова превратить в дело. И не мог сам себе объяснить, почему так легко стало верить бывшему помощнику Конте, почему ему хотелось верить. Хотелось не подводить ни его, ни команду, ни болельщиков, которые начали всё увереннее кричать те самые слова, набившие многим оскомину ещё с Карпиным. Зобнин нисколько бы не удивился тому, что люди ехидно ожидали, когда сдуется этот шар, но они не общались, не тренировались под руководством Массимо, просто бравшим своё той самой вежливостью, которой придерживался сам Рома. Бравшим теми эмоциями, которых не хватало ему. Всё это замешивалось и на том, что Зобнин, как потом и признался, побаивался Карреру, потому что не все эмоции одинаковой полярности, нет такого, чтобы все шли со знаком «плюс». И этот страх достиг вершины, когда «Спартак» весьма невнятно, расслабившись, сыграл с «Томью». Заходить в раздевалку было страшно. Это потом уже гнев Карреры обернулся шуткой про матч «Ювентуса», когда им самим было не до веселья, несмотря на итоговую победу. Роме в тот момент казалось, что Каррера просто-напросто разочаровался в команде, и это пугало. Больше пугала только мысль, что Массимо разочаровался конкретно в каждом. И если по отношению к другим Зобнин это ещё мог пережить, то услышать в свой адрес слова «ты подвёл меня!» не хотел бы и в страшном сне.

Каррера никогда не говорил подобного, но Рома после такой выволочки понял, что боялся услышать, как тренер недоволен именно им. Поэтому и старался даже не ради команды, а ради Карреры, в чём бы ни признался, не будь той ярости, что отскакивала от стен в родной раздевалке и указывала на излишне поспешную веру игроков в чемпионство. Недостаточно верить, нужно это подтверждать. Спартаковцы забыли ту руку на горле, которая сейчас сдавливала каждого. И опять мысль, что могла забыть команда, а Рома забывать не должен был. Не должен был подводить того, кто поверил ему.

«Что-то знал!»

Именно так он подписал свою детскую фотографию в инстаграме, на которой был запечатлён в форме «Ювентуса» – клуба, где играл Массимо. Выкладывая это фото, Зобнин про себя же и пошутил: с детства за «старую синьору», вернее, за Карреру! Вот вам и «storia di un grande amore».

По итогу верить такому человеку оказалось легко. Эта вера граничила с обожанием, их смесь захлёстывала во время побед, когда руки крепко сжимали или даже подхватывали, словно уверяя, что всё возможно. Это сочетание успокаивало и ободряло после обидных поражений, давая утешение и понимание того, что такой человек встанет горой за команду. Он за тебя, а ты за него. Каррера старался не выделять кого-то одного, когда хвалил команду, однако получалось так, что каждый чувствовал себя нужным. И всё же Рома с каким-то детским восторгом, неудержимо рвущимся наружу, отслеживал, как Массимо отмечает его прогресс, делая это не для галочки, а действительно гордясь своим игроком. Зобнину нравилось считать себя игроком Карреры. Нравилось, как сначала «его» тренер ответил, что мог бы рекомендовать Рому европейским клубам, а по окончанию сезона выдал следующую фразу:

– Предложить Романа Антонио Конте? Если футболист такой сильный, я лучше оставлю его себе. Зачем с кем-то им делиться?

Прекрасно понимая, что придаёт этим словам большое значение, игрок Массимо Карреры Роман Зобнин всё равно запомнил их, соглашаясь, что делиться им не надо. Рома тоже ещё надолго бы оставил себе своего тренера. Потому что человека, который смог усмирить истеричного Глушакова, заставил выкладываться Попова и Кутепова, стряхнул пыль с Адриано и вернувшегося Самедова, отпускать было нельзя. Ни от команды, ни от себя. Каррера изменил всю их игру, а под изменения подстроился и Зобнин. Не было никаких иллюзий по поводу особого отношения, не было глупых ожиданий – их Рома сумел подавить в зародыше. Однако ему было до безумия приятно слушать, как в эфире «СпортФм» Массимо сначала увиливал от ответа про лучшего игрока, о котором бы написал в гипотетической своей книге, но потом всё же засмеялся и назвал фамилию. А к ней и пару слов, которые тут же озвучил переводчик:

– Зобнин. Вы довольны?

Довольны были все, в том числе и Рома.

А ещё он верил. И вполне мог бы если не спеть, то выучить несколько слов из гимна «Ювентуса», те самые, про grande amore.

Название: Петрушечный
Автор: сборная России
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Андрей Лунёв, Артём Дзюба
Категория: слэш
Рейтинг: G
Саммари: Он знал точно, что Дзюба стабилен только в одном — в нелюбви к нему, к Андрею.
Предупреждение/Примечание: коллаж к работе "Петрушечный", при нажатии на превью открывается картинка в отдельном окне в размере: 682*1024

Название: Петрушечный
Автор: Сборная России
Размер: 1 521 слово
Пейринг/Персонажи: Андрей Лунёв/Артём Дзюба
Категория: слэш
Жанр: повседневность, юст
Рейтинг: R (исключительно из-за нецензурной лексики)
Саммари: "Лунёв слишком много о себе думает", — так или другими словами не раз было написано в соцсетях тысячами фанатами футбола.
"Лунёв слишком мало думает о себе, как о человеке с эмоциями" — так или другими словами тысячу, может, больше раз думал он сам.
Предупреждение/Примечание: нецензурная лексика. Отсылка к интервью.

За два сезона в "Зените" Андрей мало-мальски смирился и успокоился. Пытался познать дзен, старался лишний раз не зацикливаться и не обращать внимание на поведение окружающих. А был ли смысл? Решил, что лучше не по сторонам смотреть, а максимально посвятить себя карьере. Обратно в ПФЛ Лунёву не слишком хотелось — ловить там нечего, ладно бы жить в Москве, а если ещё в Калуге какой-то, например, тем более не с руки.

Однако, невозможно жить и по сторонам не смотреть, всё-таки Андрей не слепой, органы чувств не перекроешь, уши на тренировках берушами не заткнешь.

— Артууууурчик, — услышал он и скривился, даже стараться не пришлось, у него лицо в принципе не предполагало наличие дружелюбного выражения, — ну что, придёшь сегодня ко мне? Плойка, хавчик, отсос?

— Не начинай, — засмеялся смущающийся, краснеющий, потом бледнеющий Юсупов. — Игры — хорошо, отсос — мимо.

— Ну Артууур, — притворно обиделся Дзюба.

— Андрей, а ты что думаешь? — поинтересовался Артём, переключаясь на него и смотря прямо в глаза.— Не хочешь, ну... — и провел языком внутри щеки, намекая на вышеуказанный оральный процесс.

— Отъебись, — раздраженно ответил Андрей, отходя подальше, сжимая кулаки, лишь бы не въебать этому придурку.

— Больно и хотелось, — услышал он в след, — ты ж только сломаешь мне всё там нахрен.

"Не въебать. Не въебать. Будь спокойнее, Андрей".

Мантра почти срабатывала, но все равно периодически давала сбой.

Дзюба со своей очередной фавориткой мужского пола сюсюкался прямо у ворот, угорая каждый раз, когда Андрей не брал мячи.

— Эй, Лунёв, — зачем-то открыл свой лягушачий рот Кокорин, — спорим, тебе Артём забьёт.

— Держу пари, ты хочешь, чтобы он забил тебе, — не выдержал таки Андрей, ожидая отборной волны мата в свою сторону, а услышал лишь смех Дзюбы.

Он знал точно, что Дзюба стабилен только в одном — в нелюбви к нему, к Андрею. Лунёв не дурак, и вся его бравада на интервью просто очередной способ самого себя убедить, что он всегда готов к вызовам и конкуренции, что вратарь из него вышел хороший. Раз объявил об этом всей стране — должен соответствовать. И пусть внешностью неказист, то, может, чем-то другим возьмёт.

На какое-то время этих нехитрых манипуляций хватало, аккурат до очередного розыгрыша или подкола Дзюбы, у которого с каждым разом шутки умнее не становились. Отдохнуть от тупости получилось пока Дзюба был в аренде в Туле, а смотреть на страдающую рожу Кокорина — чистый оргазм.

И всё. Больше никаких эмоций, да. Никаких. Он доволен и счастлив, что Дзюбы рядом нет, чтобы вы знали.

На сборах тоже был шанс отдохнуть, как ему казалось, а там уже к сезону будет морально готов. А вот к тому, что Дзюба будет в заявке на чемпионат — не готов. Зато Артём, казалось, был несказанно рад.

— Андрей, — полез обниматься Дзюба, — нас вместе поселили. Ты счастлив? Я да!

Андрей вымученно улыбнулся в ответ, спрашивая провидение, где он нагрешил: может, убил котёнка в прошлой жизни, за что ему персональное наказание в лице Артёма Дзюбы? Провидение молчало, а вот Дзюба не затыкался ни на секунду. Громко орал, здоровался со всеми, но, почему-то, далеко от Андрея не отходил.

— Ну что, — хлопнув по плечу задумавшегося Андрея, Дзюба указал головой на вход в базу, — пошли, жильё наше что ли посмотрим, любовь моя ненаглядная.

Стиснув зубы, чтобы ничего злого не сказать в ответ, Андрей взял свой багаж и пошел следом за Дзюбой. Ничего, скоро Артём найдет себе нового фаворита и мигом забудет о Лунёве. Так всегда было. Так всегда будет.

Так и случилось, только с разницей в том, что кандидат был крайне непредсказуемый, что ущемляло гордость ещё сильнее. Андрей и так готовится всю свою карьеру бороться с тенью этого человека, а теперь ещё и в эмоциях ограды ставить от него.

Восхищенные взгляды Артём дарил Игорю, лукавые — Андрею.

"Лунёв слишком много о себе думает", — так или другими словами не раз было написано в соцсетях тысячами фанатами футбола.

"Лунёв слишком мало думает о себе, как о человеке с эмоциями" — так или другими словами тысячу, может, больше раз думал он сам.

— Андрей, — спросил Дзюба перед сном, развалившись на животе на своей кровати. — Скажи, почему ты постоянно такой скованный? Тебе не комфортно в “Зените"? Или я виноват? Если совсем палку перегибаю, прости. Растормошить тебя хочется, тебе бы не помешало, — сказал и практически сразу захрапел. Сегодня особенно старательно тренировался — скоро объявляли итоговую заявку на чемпионат.

А Андрей лежал и думал. Дзен уже познать не пытался, ему бы понять для начала, чего хотелось больше в жизни: личного счастья или успехов в карьере. Смотрел на потолок в темноте, перед глазами мелькали белые точки, словно мухи, храпел Дзюба, за окном вдали лаяли собаки. Ночь всё больше утягивала за собой, а Андрей, наконец-то понял, что ему требовалось в ближайшее время — он хотел просто наслаждаться игрой и проходом своей команды на чемпионате мира как можно дальше.

Всё остальное: неловкие чувства к Дзюбе, игроцкая ревность к Акинфееву, просиживание всех матчей на банке — это ведь сиюминутные мелочи, правда?

"И правда, мелочи всё это", — решил Андрей и уснул.

Во сне Лунёв летал и был доволен, полон сил и любви к себе и ко всему миру.

С утра он проснулся прежним Андреем, которого по-привычному доставал Дзюба, забывший, вероятно, все вдохновляющие речи на ночь глядя.

— Я первый в душ, — самодовольно заявил Артем, по пути в ванную, останавливаясь посреди комнаты в одних трусах и поправляя утренний стояк.

— А ты потом можешь следом пойти и помечать, — Артём обвёл вокруг себя какую-то замысловатую геометрическую фигуру, — об этом... теле Апполона.

Андрей продолжал смотреть вслед ещё какое-то время после ухода Артёма, размышляя о шлюховских и ветреных натурах; об идиотах, которые поддаются этому ветру и их уносит прорывом, закидывает куда-то в степь, там они теряются в этих просторах. Сколько уже таких было: Халк, неожиданный вариант в лице серой мыши Юсупова, Кокорин, который, поди, уже чувствует, что придётся потесниться, а теперь, возможно, ещё и Игорь. Маловероятный вариант, но чем чёрт не шутит. Ветер непредсказуем, и, при сильном его порыве, даже камень с места может сдвинуть. А Дзюба был самым порывистым ветром.

Даже играя в плейстейшн и обыгрывая всех, сносил своей клоунской энергетикой.

— Поцелуй мой блестящий белый зад, — орал Дзюба, когда его "Вашингтон" уделал "Тампу" Лунёва, — я Дзюбендер, не иначе.

Андрей посмеялся про себя, только слегка улыбнувшись снаружи, и кивнул головой:

— Не все такие фартовые как ты, Артём.

Дзюба фыркнул в ответ, запуская на этот раз FIFA 18.

Наверное, они более менее нормально общались как раз за играми в приставку. Дзюба, как правило, выигрывал и поэтому настроение у него было хорошее. Чаще всего добавляло плюсов отсутствие рядом Игоря или других внешних раздражителей. В лице Черышева, например, перед которым Артём любил повыпендриваться. Не так явно, но самоутвердиться ему было жизненно необходимо.

— Любовь моя, — начал высказывать Артём после тренировки, когда они отдыхали на веранде, уткнувшись носами в телефоны, — чего это ты наши интимные подробности журналистам выдаешь, а?

— Не понимаю о чём ты...

— "Дзюбендер вообще петрушечный", — цитировал мерзким писклявым голосом Артём, — "играет только на фарте. Не более". Я разочарован, Андрей. Я перед тобой со всей душой, а для тебя всего лишь.... петрушечный?

— Если продолжишь постоянно меня доставать, то со временем интимные подробности могут обрасти новыми, — у Андрея отлично получалось не раздражаться по поводу и без, ай-да молодец, — Дзюба, хоть иногда, но затыкай свой рот.

— А у тебя есть предложения?

Андрей неопределённо махнув рукой в ответ, встал и ушел долой, подальше от ненормального. Подальше от себя в том числе.

Он давно заметил, (конечно, раньше ему оставалось всегда только со стороны наблюдать), что Дзюба после эйфории и Дзюба в обычной жизни — два разных человека.

На часах был уже второй час ночи, а Артём сидел на кровати, смотрел куда-то в пустоту, периодически задавая Андрею рандомные вопросы: "Они теперь переобуются все, да?", "Приятно все-таки… вот так начинать...", "Это же чемпионат у нас дома, Лунь, ты это хоть понимаешь?". Понимать-то Андрей понимал, а вот надежды на зуб распробовать не было.

— Гордишься мной, любовь моя? — Прищурившись и внимательно посмотрев на Андрея, вопрошал Дзюба.

— Иди уже спать, — буркнул в ответ Лунёв, не сдержав улыбку. — Герой.

— Любой каприз для моей принцессы, — раскланялся Дзюба, ложась на кровать и, по традиции, отрубаясь практически сразу.

А принцесса в это время лежала и мечтала о другой принцессе, что дивно храпела на соседней кровати.

— Знаешь, что всегда мне помогало, когда моя устраивала истерики и просто выносила мне мозг? — делился своим бесценным опытом Дзюба, потирая плечо, после того, как Андрей ему втащил в ответ на особенно тупой язвительный комментарий.

— А это тут, блять, причём…

— Трах, — смакуя каждую букву произнёс Дзюба, словно не слыша ответа Лунёва, — трах, секс, чпоканье — как хочешь назови, в общем, сути не изменит. Потрахаться тебе нужно, Андрей. Ну, или, на край, дрочи почаще. Желательно на мой светлый лик.

— Твой лик светлый только в глазах Кокорина, может, Юсупова, — начал было Андрей, поняв, что увёл разговор не в желательную для себя сторону.

— Любовь моя, они хотя бы мне мозги не ебали и были довольны, — самодовольничал Дзюба, — я старательный в сексе.

— Чего ты добиваешься? — не выдержал в конце-концов Андрей, подходя вплотную, зажимая Дзюбу у стены и приготовившись ударить. Наверное.

— А что тебе больше всего хочется сделать сейчас со мной: въебать или выебать? — сбившиеся дыхание выдавало желание Артёма.

Блять, как же он давно хотел поставить на место этого ублюдка, а в итоге всё равно тот его обошел.

Андрей замахнулся и ударил Артёма под дых, несильно, но достаточно, чтобы тот осел на пол.

— Пока въебать, а выебать... Посмотрю на твоё поведение, — Андрей сейчас будто черпал всю смелость мира, никогда ещё он не чувствовал такой эмоциональный подъём.

— Договорились, — усмехнулся Дзюба, восстанавливая дыхание, — я буду стараться вести себя как следует.

Название: Рассвет в Булонском лесу
Автор: сборная Франции
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Оливье Жиру, Лоран Косельни, Антуан Гризманн
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Саммари: История о любви и чести в антураже того времени, когда эти слова ещё чего-то да стоили.
Предупреждение/Примечание: коллаж к работе "Рассвет в Булонском лесу". При нажатии на превью, коллаж откроется в отдельном окне в размере 1600*1600

Название: Рассвет в Булонском лесу
Автор: сборная Франции
Размер: мини, 2116 слов
Пейринг, персонажи: Оливье Жиру/Лоран Косельни, Антуан Гризманн; в эпизодах — Уго Льорис и Бенжамен Павар
Категория: слэш
Жанр: AU, драма, романтика
Рейтинг: PG-13
Саммари: История о любви и чести в антураже того времени, когда эти слова ещё чего-то да стоили.
Предупреждение: спойлерсмерть персонажа
Примечания: время действия — начало XIX века, 1820 год.
События, которые упоминаются в связи с португальскими корнями Гризманна — восстания в Лиссабоне и Порту, которые повлекли за собой буржуазную революцию в Португалии.
Автор хочет от души поблагодарить Александра Сергеевича Пушкина. Нет, автор не вызывал дух великого писателя, но сверялся с его манерой письма. Вышло то, что вышло, однако помощь Александра Сергеевича невозможно переоценить.

Как-то сидели в доме у капитана штабной службы Льориса. Стоял поздний августовский вечер; за распахнутым настежь окном слышались голоса редких гуляющих. Воздух был тяжёлым и вязким. По всей видимости, надвигалась гроза.
Хозяин дома сидел во главе стола и больше слушал, чем участвовал в не смолкавшей уже два часа кряду беседе. Больше всех говорил Жиру, недавно произведённый в чин капитана кавалерии. Пил, отпускал шутки и громко смеялся им же, а после снова пил. Косельни, служивший в военно-инженерном корпусе, не отставал; прислуга едва успевала уносить пустые бутылки из-под вина.
Поначалу собирались играть в карты, но потрёпанная колода так и не была извлечена из старого комода дубового дерева. Разговоры занимали больше. Говорили обо всём: о дамах, об армейской службе, о судьбах Франции и всего остального мира.
— А скажите-ка, Гризманн, — обратился Жиру к расположившемуся напротив молодому лейтенанту, — что вы думаете о последних вестях с вашей малой родины?
Льорис и Косельни устремили на него взгляды.
— Я родился в Бургундии. И вам это прекрасно известно, господин капитан.
Тон Гризманна был холодным, а без нужды подчёркнутое последнее слово выдавало плохо скрываемое раздражение.
Жиру беспечно махнул рукой.
— Да будет вам. Вы ведь поняли, что я имел в виду. Революционные восстания в Лиссабоне и Порту.
— Весьма прискорбные события для нынешних феодалов. Но отчего вы полагаете, будто я непременно должен что-то об этом думать?
— Ну как же? Помнится, ваша матушка родом из Португалии. И не вы ли так гордились своими португальскими корнями?
По лицу Гризманна пробежала тень.
— Так точно.
— Потому вам и дОлжно иметь мнение о событиях, которые вас, делая вывод из ваших же слов, касаются почти что непосредственным образом.
— Увы, господин капитан, я всё ещё не до конца понимаю, к чему вы клоните.
— Довольно, друзья, — вмешался Косельни, поднимая бокал. Внутри назревало препаршивейшее чувство, что ни к чему хорошему разговор этот не приведёт. — Давайте выпьем и найдём другой предмет беседы.
Однако Жиру пропустил замечание мимо ушей.
— А не кажется ли вам, дорогой лейтенант, что матушка едва ли гордилась бы вами, зная, что вы сидите в Париже, вместо того, чтобы сражаться с революционерами на земле предков?
— Жиру! — строго произнёс Льорис, поднимаясь из-за стола.
— Верно ли я понимаю, господин капитан, что вы утверждаете, будто я трус? — Гризманн также поднялся. Светлые глаза его сделались чёрными, как тучи.
— Полно, Гризманн, успокойтесь, — Косельни положил на плечо лейтенанта руку, которую тот незамедлительно сбросил. — Капитан Жиру не хотел сказать ничего дурного. Вы видели, сколько он выпил?
— Да хоть бы он выпил всё вино Прованса, не имеет значения! Он намеревался задеть мою честь!
— Жиру, да скажите уже, что это не так, и дело с концом!
Жиру осушил свой бокал до дна и недобро ухмыльнулся.
— Если господину лейтенанту угодно думать, будто я хотел нанести оскорбление, то я не вправе разуверять его в этом.
Вдалеке раздались глухие раскаты грома.
— Господин капитан, — голос Гризманна звенел. — Бог свидетель, вы имели намерение оскорбить меня. И вам удалось это сделать. Я вызываю вас на дуэль!
— Гризманн, опомнитесь! — Льорис хватил кулаком по столу. От удара свалилась вниз полупустая бутылка и разбилась вдребезги, расплескав по полу остатки вина. — Не в моём доме!
— Будьте покойны, Льорис, уверен, Гризманн вовсе не собирается проливать кровь в вашем доме, — ответил Жиру, вставая на ноги и смеряя лейтенанта долгим взглядом. — Так ведь, Гризманн?
— Разумеется, нет. Булонский лес замечательно подойдёт для дуэли, — процедил тот.
— Одумайтесь, господа, — сказал Косельни. — Гризманн, прошу вас, сядьте. А вы, Жиру, принесите свои извинения, и разрешим дело полюбовно.
— Разрешайте полюбовно что хотите со своими чертежами, господин военный инженер. А оскорблять мою честь я никому не позволю!
Щёки Косельни сделались пунцовыми. Жиру скрипнул зубами.
— Соблюдайте приличия, Гризманн. Капитан Косельни перед вами ничем не виноват. Какое оружие вам угодно предпочесть?
Гризманн с присвистом вздохнул.
— Я пришлю своего секунданта завтра, около пяти часов пополудни. Молодой Бенжамен Павар, служит под началом господина Льориса. В его честности уверен совершенно.
Льорис кивнул и позвонил в колокольчик. Тотчас же появилась прислуга и принялась убирать с пола осколки стекла.
— Господа, я должен сказать, что мне решительно не нравится происходящее. Но коль скоро вы твёрдо намерены сражаться, делайте это по всем правилам.
— Не беспокойтесь, Льорис, — сказал Жиру. — Мне искренне жаль, что вам довелось стать свидетелем этой неприятной сцены.
Тот лишь поджал губы, выражая безмолвное неодобрение.
— Косельни, не окажете ли любезность быть моим секундантом в предстоящей дуэли?
Прежде чем дать ответ, Косельни несколько мгновений смотрел куда-то в стену. Краска с его лица сходила неровными пятнами. Наконец он с видимым усилием произнёс:
— Вы знаете, что всегда можете располагать мной.
— Прекрасно, — заключил Гризманн. — Бенжамен Павар завтра будет у вас, дабы обговорить все детали. Прошу меня простить за резкость в ваш адрес, господин Косельни.
Косельни не удостоил его взглядом, продолжая вглядываться в затейливый узор на обоях. Жиру и Льорис также не издали ни звука.
— Засим позвольте откланяться, господа. Честь имею!
С этим Гризманн развернулся на каблуках и вышел из комнаты. В тот же миг тучи, затянувшие вечернее небо, разверзлись, и хлынул ливень, равного по силе которому Париж не видал уже давно.

* * *

— Стреляться с двадцати шагов! Да ведь это самое настоящее убийство!
— Лоло, друг мой, прекрати эту бессмысленную беготню. От твоего мельтешения у меня скоро голова разболится, — Жиру деланно поморщился и потёр пальцами лоб, словно бы от нестерпимой мигрени.
— Оливье, будь так добр не указывать, чем мне заниматься в собственном доме!
С момента сцены у Льориса прошло немногим менее суток. Жиру расположился в излюбленном кресле в гостиной Косельни и наблюдал, как хозяин дома метался из одного угла в другой. Так продолжалось уже около четверти часа, и он начал было подумывать, каким способом можно остановить разбушевавшегося военного инженера.
Однако тот скоро остановился сам. Крутанулся резко от окна и в три широких шага оказался рядом с Жиру.
— Послушай. Молодой Павар приходил ко мне и изложил все условия дуэли. Я взывал к его разуму и добродетели. Но куда там! Он стоял на своём твёрже каменного изваяния. Вероятно, Гризманн подговорил юношу добиваться своего, чего бы ему это ни стоило.
Жиру лишь пожал плечами.
— А сейчас скажи мне, Оли, — садясь в кресло напротив, произнёс Косельни и пристально поглядел на него, — зачем нужно было всё это? Я тебя знаю давно и могу поклясться, что ты не бретёр.
— Лоло, ты действительно хочешь правды?
Молчаливый кивок был ему ответом.
— Что ж, изволь, — Жиру сделал глубокий вдох. — Некоторое время назад… у нас с Гризманном была интрижка. Право слово, ничего серьёзного. Пустяк. По крайней мере, я так думал. Однако бедняга положительно сошёл с ума. Не давал свободно и шагу ступить, волочился за мной, точно преданный пёс. Надоел до смерти.
— Погоди, — поднял ладонь Косельни, прервав его рассказ. — Это было до того, как мы с тобой?..
На лице Жиру отразилось душевное смятение.
— Увы, Лоло, — с горечью произнёс он. — Если б это было так, муки совести не терзали бы меня столь сильно. Кроме животного влечения, там не было ровным счётом ничего. Мне стыдно и больно говорить об этом, и я от всей души надеюсь, что ты сможешь меня понять.
Косельни открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Пальцы его побелели, сжимая подлокотник кресла.
— Несколько ночей я провёл без сна, измышляя, каким образом лучше разрешить это досадное недоразумение. И не придумал ничего иного, кроме как оскорбить честь бедного Гризманна и заставить его ненавидеть одно упоминание моего имени. А теперь я сижу здесь и хочу провалиться под землю от того, что причинил столько страдания не только несчастному лейтенанту, но и тебе. Впрочем, попытка утаить эту печальную историю сделала бы меня ещё большим мерзавцем.
— Оливье Жиру, ты действительно мерзавец.
— Это самое лестное из тех слов, которыми ты должен был бы меня наградить.
Косельни тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Жиру сию же секунду последовал его примеру. Снаружи шумел суматошный округ Элизе, а они стояли и глядели друг на друга в полном молчании. Наконец Жиру взял руку Косельни и поднёс к своим губам. Тот не сопротивлялся.
— Лоло, я готов молить тебя о прощении всю оставшуюся жизнь.
От этих слов Косельни передёрнуло.
— Оставь, ради всего святого, — сказал он. — Обещай мне одно только.
— Всё, что тебе будет угодно.
— Принеси свои извинения Гризманну, и пускай дело кончится без кровопролития. Я… — Косельни запнулся. — Я не хочу тебя терять столь нелепо.
Жиру серьёзно посмотрел ему в глаза.
— Обещаю, Лоло. Слово капитана кавалерии…
— Нет, — помотал головой тот. — Мне нужно твоё слово.
— Ты прав. Слово чести Оливье Жиру.
В этот вечер была откупорена бутылка лучшего вина из тех, что когда-либо были подарены долиной Луары. А ночь любви, последовавшая за нею, стала самой нежной и долгой на памяти обоих.

* * *

Над Булонским лесом занимался рассвет. Сапфирово-синее небо неспешно приобретало более светлый тон, однако пока за пышными кронами деревьев это едва ли возможно было заметить. Во тьме лес жил иной жизнью, совершенно отличной от той, что кипела при свете дня. Впрочем, для дуэли был избран один из самых отдалённых и безлюдных уголков, и ни одна из «ночных бабочек» не могла залететь сюда в своём легкомысленном порыве.
Гризманн поглядел на часы и недовольно прищёлкнул языком. Вместе со своим секундантом он прибыл на место точно в условленное время; Жиру же позволил себе задержаться. Но едва Гризманн собрался озвучить мысль, мол, капитан кавалерии намеревается уклониться от поединка, как за деревьями возникло движение. Менее чем полминуты спустя все были в сборе.
— Доброго утра, господа, — слегка поклонился Жиру. На нём была не военная униформа, а штатский костюм, пошитый с большим вкусом.
Павар также изобразил лёгкий поклон в знак приветствия. Гризманн скривился.
— Не слишком-то вы торопились, господин капитан.
— Поверьте, дорогой лейтенант, мы с капитаном Косельни желали прибыть к вам точно в срок, — сказал Жиру. — Однако извозчик попался нерасторопный, и даже обещание увеличить плату не смогло расшевелить его, а ведь…
— Довольно слов, — грубо перебил его Гризманн. — К делу, господа! Павар, где наши пистолеты?
— Обождите, юноша, — обратился Жиру к молодому секунданту. — Пистолеты от нас никуда не денутся. Прежде я имею сказать кое-что господину лейтенанту.
— Не стоит. Вы и так уже сказали всё, что могли. Павар!..
— Гризманн, будьте любезны выслушать его, — негромко сказал Косельни, до этого скромно стоявший подле Жиру. — Это не займёт много времени.
Лейтенант в некотором недоумении поглядел на него. Затем, поразмыслив, сложил руки на груди.
— Что ж, господин капитан, извольте. Только недолго, рассветы нынче короткие.
— Благодарю вас. Дорогой лейтенант, — в тишине леса голос Жиру звучал торжественно, — от всего сердца я хочу принести свои искренние извинения за нанесённое вам оскорбление. Господин Косельни и господин Павар свидетели моему раскаянию. Я сожалею о каждом сказанном в тот злополучный вечер слове. И я убеждён, что вы милосердный человек. Давайте пожмём друг другу руки и забудем произошедшее между нами, словно то был дурной сон. Ваша честь обелена уже тем, что вы пришли сюда, поставив себя под угрозу смерти. Взываю к вашему благоразумию и предлагаю разойтись с миром.
Павар в замешательстве обернулся к Гризманну. Тот, казалось, не видел и не слышал ничего, упёршись взглядом в землю под ногами. Однако когда он поднял глаза, они выражали обречённую решимость.
— Увы, господин капитан, я не могу принять ваши извинения, — сдавленно произнёс Гризманн. — Будем стреляться.
Косельни вздохнул так, будто на его плечи разом легла вся тяжесть мира. Жиру склонил голову.
— Мне жаль. Но я уважаю ваше решение.
Павар вынул из небольшого деревянного ящика пистолеты. Убедились в том, что они не использовались ранее, и бросили жребий. Право стрелять первым досталось Жиру.
Со всей тщательностью отмерили назначенное расстояние в двадцать шагов и разошлись. Для пущего удобства Жиру снял фрак и жилет, оставшись в одной батистовой рубашке. Белоснежный силуэт в предрассветном сумраке можно было принять за призрак неупокоенной души.
Косельни дал сигнал. Жиру поднял руку и нажал на спусковой крючок. Стрелял он наобум, и пуля просвистела выше плеча Гризманна. Тотчас же из кустов с громким криком вспорхнула какая-то птица, напуганная выстрелом.
— Ваша очередь, Гризманн, — сказал Косельни и дал сигнал во второй раз. Тот поднял пистолет, прицелился и выстрелил.
Ноги Жиру подкосились, и он медленно осел на колени, а после упал лицом в траву. На белой ткани рубашки расползалось пятно, в тени деревьев казавшееся почти чёрным.
Он был мёртв.
— Убит… — прошептал Косельни, в мгновение ока очутившийся рядом с телом. Прошептал и не поверил этому страшному слову. Оливье Жиру, человек, который каких-то ничтожных пару часов назад пылко целовал его и заверял, что всё благополучно разрешится, распластался на земле бездыханный. Человек, который, пусть и был грешен, являл собою воплощение самой любви, уже никогда больше не мог насладиться её утехами.
Послышался шорох; то подошли Павар и Гризманн.
— Сочувствую вашему горю, господин Косельни, — произнёс Павар со скорбным достоинством. Но Косельни не обратил на него внимания. Он вглядывался в лицо Гризманна, которое было совершенно каменным. Говорить было трудно, горло сдавило спазмом, и всё же Косельни нашёл в себе силы спросить:
— Гризманн, скажите… теперь вы довольны? Вы чувствуете себя отмщённым?
Тот промолчал. Его взор был прикован к тёмному следу от ранения, оказавшегося фатальным.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Павар взял Гризманна под локоть и повёл его прочь. Лейтенант ступал медленно, каждый шаг давался ему с неимоверным усилием. Едва их фигуры скрылись из виду, Косельни упал на широкую спину своего возлюбленного и зарыдал, не заботясь о том, что кровь мигом испачкала воротник его фрака.
Верхушки деревьев позолотило солнце, своим восходом знаменуя начало нового дня.

Название: Much ado about nothing
Автор: сборная Бельгии
Форма: коллаж
Пейринг/Персонажи: Тоби Алдервейрелд/Ян Вертонген, Кристиан Эриксен/Эрик Ламела
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Предупреждение/Примечание: коллаж к работе "Much ado about nothing", при нажатии на превью открывается картинка в отдельном окне в размере: 1024*1024

Название: Much ado about nothing
Автор: сборная Бельгии
Размер: 3600 слов
Пейринг/Персонажи: Тоби Алдервейрелд/Ян Вертонген, Кристиан Эриксен/Эрик Ламела
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Саммари: Работа в полиции отнимает много времени и сил, и однажды Ян и Тоби решают помочь своему коллеге Кристиану найти девушку.
Предупреждение/Примечание: я очень уважаю и люблю Арсенал, но так получилось.

— Ещё по одной или по домам? — спросил Тоби, оглядывая блестящие в неярком свете бара пивные краны. Ян мягко тронул его за плечо и вытащил из кармана кошелёк:
— Не знаю, как Крис, а мы домой.
Он кивнул бармену и, оставив под пустым стаканом несколько купюр, встал с табурета. Прихватив со стойки фуражку, он хлопнул Тоби по колену и глянул на Кристиана, который так и не отставил в сторону свой бокал.
— Идите, конечно, голубки, — сказал тот, почувствовав его взгляд. — На следующий удачный арест подарю вам пачку презервативов.
Он часто подкалывал их с каменным лицом, и не всегда было понятно, шутит ли он или говорит серьезно, но Ян и Тоби уже давно привыкли к этому. Их маленький отряд в отделе по борьбе с наркотиками Лондонской полиции на этом и строился: Кристиан периодически одёргивал слишком уж рисковавших собой товарищей, а они в ответ с пониманием относились к его вечной холодности.
— Долго не сиди, завтра в полдень совещание.
— Хорошо, мамочка, — Крис пожал Яну руку и, махнув Тоби на прощание, снова подозвал бармена.
Тоби, подхватив куртку, пошёл следом за Яном и взял его за руку на пороге. Руки у него были холодные и слегка влажные после стенок бокала с пивом, но Яну это прикосновение всё равно нравилось. Что уж говорить — ему просто нравился Тоби.
Они пришли в отдел в один месяц — после академии и работы по обмену в Амстердаме. Ян ещё на континенте приметил высокого и носатого сержанта, который обучал новичков контактному бою. Заметил — и немного влип. Приглашая Тоби выпить пива после работы в первый раз, он краснел и пытался самого себя убедить, что это — вовсе не свидание. На второй раз — что это свидание точно на одну ночь и никакого будущего у них нет. Сейчас, спустя два года, Ян готовил ему завтрак по утрам перед сменой и был его первым контактом для уведомления в страховой компании, и всё равно каждый раз улыбался, кода Тоби брал его за руку.
— Домой? — спросил Тоби, поглаживая его пальцы и другой рукой выбирая в приложении такси на телефоне адрес.
— Домой, — согласился Ян.
До их квартиры на Уиллоби-лэйн можно было бы и пешком дойти, но после тяжёлого дня и пинты в баре между полицейским участком и домом престарелых Ян не очень хотел шевелиться, тем более, небо над севером Лондона затянуло тучами.
В машине Тоби собственнически положил ладонь ему на колено и, притиснувшись плечом к его боку, усмехнулся.
— Крис прав — мы иногда ведём себя омерзительно.
— Мы не целуемся после задержаний...
— Поправка: мы больше не целуемся после задержаний.
Ян рассмеялся, вспоминая лицо констебля, который стал невольным свидетелем того поцелуя, и долгую речь начальника, суть которой сводилась к официальному запрету служебных романов. Тогда на волне первого участия Лондонской полиции в прайде на это закрыли глаза, но с тех пор они старались не особо демонстрировать свои отношения на работе. Поэтому единственным наблюдателем внутри отдела был Кристиан Эриксен — аналитик, один из лучших стрелков отдела и на удивление спокойный человек для того, кто добровольно работал с Тоби и Яном. Хотя другой бы не прижился.
— Нам нужно найти ему девушку, — сказал Тоби, когда машина притормозила у поворота к их улице. — Я серьёзно.
— Нордическую блондинку с железным характером? — хохотнул Ян, запуская руку в карман на джинсах Тоби в поисках ключей. — Да они смёрзнутся во время первого поцелуя, как если лизнуть качели зимой.
— Ян, я серьёзно, — Тоби сам достал ключи, поймал Яна за запястье и указал кивком на дверь. — Вот, мы сейчас возвращаемся домой — в наш с тобой дом, и это круто, а он сидит там в баре. И кого он там видит? Коллег и бодрых старичков из дома престарелых?
— Медсестёр, официанток...
— Мы всегда садимся за стойку, так что видит он только Эрика.
— Ну, там есть, на что посмотреть, — многозначительно протянул Ян и коротко глянул на Тоби, который на миг нахмурился, а потом широко усмехнулся, поняв, что Ян его просто подкалывает. Хотя, да, пожалуй, на Эрика Ламелу можно было и посмотреть.
Он работал в полицейском баре, а выглядел так, будто не за стойкой мечется от стакана к стакану, а по подиуму дефилирует: всегда белоснежный воротничок рубашки, подхваченный пижонской бабочкой, перетянутые резинками рукава, поднятые до локтей так, что становилась видна смуглая кожа и сильные мускулы, и фартук, всегда туго завязанный на талии. Он был одинаково дружелюбен и с полицейскими, которые рассказывали ему о жутких убийствах и бытовых драках, и со стариками, которые играли в бинго по четвергам и мерились степенью отказа печени. Он даже над шутками Кристиана смеялся, хотя Ян и думал, что делал он это из вежливости.
— Интересно, есть ли у него сестра? — спросил Тоби, снимая в прихожей кроссовки, и взъерошил Яну чёлку: — Надо будет спросить в следующий раз.

— Девушку? — переспросил Эрик, полируя бокал салфеткой, прежде чем налить в него пива. — Почему вы решили, что ему нужна девушка?
Что-то было в его голосе, что заставило Яна на миг запнуться, но Тоби тут же заговорил, и это ощущение пропало. Он высказал все те же аргументы, что перечислял Яну пару дней назад, а потом добавил:
— И вообще, он слишком много времени после работы проводит здесь, сопьётся ещё.
— Не сопьётся, — Эрик улыбнулся и поставил стакан со светлым перед Тоби, а потом упёрся локтями в стойку в двух сантиметрах от тарелки с бургером Яна. — Рассказывайте ваш план, это очень интересно.
— Ну, — растерянно протянул Тоби, — вообще-то, мы надеялись, что с планом поможешь ты.
— Потому что мы пока только хакнули базу транспортных нарушений и скачали оттуда всех женщин от двадцати трёх до двадцати семи лет, чтобы потом послать Криса искать у них травку, и нам нужно, чтобы ты отобрал самых симпатичных.
— А то мы в девушках разбираемся даже хуже, чем в балете, — добавил Тоби, отпивая, и Эрик фыркнул:
— Горе-романтики... Как вы вообще встречаться начали с таким подходом?
Тоби и Ян только переглянулись. Не рассказывать же Эрику о том, как на следующий же день после отличной совместно проведённой ночи Тоби вытаскивал Яна из-под пуль, а потом неделю кормил его невкусной больничной едой с ложки, потому что простреленной рукой сам Ян есть не мог.
— Значит, так, слушайте, что можно сделать... — он подтянул к себе стопку салфеток и, вытащив из кармана фартука ручку, начал записывать. — Во-первых, отправлять полицейского к девушке — это неправильно. Кристиан будет лицом, облечённым властью, и это будет не влюблённость, а насилие над девушками. Если вы так сделаете, пожалуюсь Дайеру, у них с Деле как раз план по арестам серийных насильников не выполняется который месяц, — Эрик на миг отвлёкся, чтобы махнуть рукой как раз вошедшему в бар Дайеру, и Ян невольно подтянулся.
— Хорошо, скачанную базу я уничтожу, — покладисто сказал он, но Эрик покачал головой:
— Не стоит, девушек можно оставить оттуда, но поменять план, и вместо полицейского отправить им цветы с визиткой Кристиана, будто он просто ошибся адресом. Хотя бы одна из них перезвонит по телефону с визитки — чем не повод познакомиться?
— Ты гений, — серьёзно сказал Тоби, залпом ополовинивая бокал. Ян был с ним не согласен, но молчал.
— Во-вторых, — продолжил Эрик, шутливо поклонившись в ответ на комплимент, — можно обязать его пойти на следующее благотворительное мероприятие от полиции и поиграть в игру "А вы знаете Теда?"
Увидев непонимание на лице Тоби, Эрик удивлённо поднял брови:
— Вы не смотрели "Как я встретил вашу маму"? — Тоби и Ян синхронно покачали головами, и Эрик только отмахнулся:
— Ладно, потом объясню, просто запомните это, — он сделал пометку на второй салфетке, на которой уже виднелись брызги кетчупа от бургера Яна, и потянул из стопки следующую: — Ну, и в-третьих, классическая ситуация "Девушка в беде". Уж это-то вы должны знать.
— Организовать нападение на беззащитную красотку, которую Крис героически спасёт? — неуверенно спросил Ян. Эта идея казалась ему всё более бредовой, но Тоби и Эрика было уже не остановить, он это видел.
— Вот именно, — Эрик даже пальцами прищёлкнул, будто радуясь догадке. — Главное — найти такую беззащитную красотку, которая потом не подаст на вас в суд, если догадается.
Тоби вытащил из рюкзака папку с распечатками базы дорожных происшествий и шлёпнул ею о стойку:
— Отличный план, — сказал он. — Давайте найдём подходящих дам!

Выписанных из базы девушек — симпатичные, живущие неподалёку, отмечены за превышение скорости — они поделили на три части, по три на человека. Потратить ради счастья друга шестьдесят фунтов на три букета было можно, так они решили, и Ян, сделав свою часть работы, потянулся и откинулся на спинку стула. Вложенная во все девять конвертов записка гласила: "Дорогая Сабрина, прошлая ночь была великолепна. Ты не спросила мой номер, поэтому посылаю его тебе". Почему Сабрина? Потому что среди отобранных из базы дорожной полиции девушек не было ни одной с таким именем. За прочий текст отвечал Ламела, и, кажется, он подошёл к делу со всей ответственностью.
Доставка была назначена на час дня — как раз к окончанию еженедельного совещания, чтобы до Криса точно дозвонилась та самая не-Сабрина.
— Мне кажется, мы делаем какую-то херню, — сказал Ян, поймав Тоби на выходе с совещания. Шансов отменить заказ уже не было. Из совещания Ян не запомнил почти ничего — он слишком переживал из-за их шалости и то и дело поглядывал на Криса. Тот, казалось, тоже нервничал, то и дело поглядывая на телефон, и это не было на него похоже.
— Мы часто делаем какую-то херню, — философски отозвался Тоби. — В этот раз мы делаем её с благими намерениями.
— Ты же помнишь, куда ими выстлана дорога?
— На свадьбу коллеги, — хохотнул Тоби и пристроился в толпе полицейских поближе к Кристиану. — Привет, ты какой-то нервный сегодня.
— Звонка жду, — спокойно ответил тот, сжимая в ладони телефон. — Кстати, что мы будем делать с арсеналом на Хайберри-хилл? Нам согласовали операцию?
— Это не наш участок, — Тоби расстроенно вздохнул. — Так что ждём межведомственников, ты же знаешь, как медленно они принимают решения.
— Пока принимают, у нас следующая партия химии на рынок выйдет, — проворчал Кристиан, но тут же отвлёкся на звонок.
Тоби схватил Яна за руку и многозначительно поднял брови: время было подходящее, номер на экране телефона не определился, так что это явно была одна из выбранных барышень. Ян втайне надеялся, что это одна из его группы — он уйму времени потратил, выбирая самые красивые букетики до двадцати фунтов.
— Да, по поводу цветов, — тихо сказал Кристиан в трубку, и Ян весь обратился в слух, не замечая, что стискивает руку Тоби посреди коридора, заполненного коллегами. — Да, спасибо, что перезвонили, вам нужно их доставить... Что? Это какая-то ошибка, подождите... Что именно там было написано?! — в его обычно спокойном голосе прорезались нотки, которые Ян до этого слышал только на допросах, с которыми Кристиан справлялся лучше их обоих: что-то холодное, опасное, как дуло пистолета, приставленное к подбородку. Ян даже невольно дёрнул головой, будто уворачиваясь от этого прикосновения, и в этот момент голос Криса изменился, стал почти добрым: — Я вас понял, милая София, спасибо, что перезвонили, действительно, я ошибся. Могу я как-то исправить эту ошибку? Кофе? Отлично, спасибо. Я вам перезвоню.
Он затолкал телефон в карман джинсов и, покачав головой, повернулся к Яну с Тоби:
— Так вот, арсенал на Хайберри, — сказал он. — Я попробую сегодня повысить статус этой задачи...
— София, — многозначительно сказал Тоби, перебив его. — Что за София?
— Кое-кто в этом отделе ещё уважает право на частную жизнь, — Кристиан спокойно посмотрел на умирающего от любопытства Тоби, но Ян видел, как покраснели кончики его ушей. Кажется, можно было начинать ликовать и не переходить к плану Б, который включал в себя просмотр двух сезонов какого-то американского ситкома, и тем более, к плану С, о возможных последствиях которого даже задумываться не хотелось.
Вечером, оставив Кристиана, зарывшегося по самую светлую макушку в бумаги, на работе, Ян и Тоби зашли к Эрику отчитаться. На стойке рядом с их любимыми табуретами стоял огромный букет подсолнухов. Ян видел сегодня такой на сайте одного из цветочных магазинов и примерно представлял, сколько он может стоить.
— Ты обстоятельно подошёл к вопросу, — Тоби отщипнул лепесток у одного из цветков, и сел на табурет, — зато нам повезло больше. София из списка Яна перезвонила, и я слышал в телефонном разговоре слово "кофе".
— И Крис почти улыбался, когда говорил по телефону.
— Да ну? — сдержанно переспросил Эрик. — Значит, сегодня он точно не придёт?
— Да, но сегодня не поэтому. У нас есть одно дело, которое его не отпускает, — Ян с удовольствием ткнулся носом в рыжие лепестки, зная, что Тоби сейчас смотрит на него и на то, как от золотистого цвета букета на его скулах становится лучше видно веснушки. Он чувствовал его взгляд затылком, и от этого ощущения становилось будто бы теплее.
— Арсенал на Хайберри, я знаю, — Эрик вздохнул и отодвинул вазу подальше, чтобы было куда поставить бокалы. — Что вы на меня так смотрите? В этом баре слишком много полицейских, а я умею слушать и точно могу сказать, что, пока это дело не сдвинется с мёртвой точки, не видать Софии своего кофе.
— Значит, будем двигать, — Тоби хрустнул пальцами, отложил фуражку на стойку и прислонился виском к плечу Яна. — Завтра.

Арсенал на Хайберри навяз на зубах у всего отдела. Там недавно сменился глава группировки, и из-за этого шёл передел влияния на всём севере Лондона. Отдел по противодействию бандам, коллеги из убойного и даже чопорные детективы, следящие за отмывом денег, с Фуллхэм-роуд — все сейчас смотрели в сторону арсенала и ждали, когда же бомбанёт. Их отделу тоже доставалось: из-за смены власти на рынок хлынул целый водопад синтетических наркотиков, которые сбывали по всему северу, и босс уже три месяца гонял подчинённых в хвост и гриву, ожидая хоть какого-то продвижения и новых зацепок. Так что Эрик был прав — пока этот вопрос не решится, свободного времени на кофе у Кристиана точно не будет. Тоби и Ян вообще только месяц назад, когда первый запрос на проведение операции по аресту верхушки банды отдали на согласование, вспомнили, что такое ужинать после работы. До этого они просто приезжали домой, ели замороженную пиццу и падали спать, а Крис и вовсе пару раз ночевал в участке.
Как, видимо, и сегодня.
— Никакой личной жизни, — шёпотом сказал Ян, и Тоби рядом с ним кивнул, поджав губы. Кристиан спал на рабочем месте, уронив голову на сложенные руки, и на его обычно чистом и прибранном столе царил невообразимый бардак: какие-то бумаги, пара картонных стаканчиков из-под кофе с логотипом бара Эрика, бритва и зубная щётка в стаканчике с маркерами. Сняв со спинки стула Криса пиджак, Тоби накинул его на плечи Кристиана и оглянулся на Яна. Весь его вид просто кричал о помощи, и Ян, вздохнув, поманил его пальцем прочь из кабинета. Плотно прикрыв дверь, он прислонился спиной к стене и посмотрел на Тоби.
— Он так не только до свадьбы — до первого свидания не доживёт, — решительно хрустнув пальцами, Ян оттолкнулся лопатками от стены и нахмурился: — Сейчас я возьму его отчёты, мы разберём их в комнате для допросов, пока он спит в кабинете, и отнесём Почеттино на разбор, и пусть он назначает операцию на субботу. Мы или сделаем это срочно, либо не сделаем никогда.
Ян и сам не заметил, как повысил голос, но он видел, как Тоби смотрит на него во время этой короткой, но пламенной речи. Как в первый вечер в пивном баре Амстердама, когда они заняли почётное предпоследнее место в барном квизе, и Ян азартно выкрикивал неправильные ответы, взмахивая руками. Нежность, гордость и затаённая улыбка — вот что было в этом взгляде, и от него у Яна будто крылья выросли. Как мышь, он прокрался в кабинет и осторожно вытащил из-под локтя Криса папку с бумагами. Зная педантичность Эриксена, он был уверен, что остальные материалы уже давно лежат в общей папке их отдела, тщательно пронумерованные и проименованные, со всеми соответствующими связями между документами. Под пальцами Криса лежал его мобильник, и Ян даже на миг был готов вытащить его и проверить, писал ли он Софии романтичные сообщения вечером, но это было слишком даже для них с Тоби, и Ян на цыпочках вышел из кабинета, прижимая папку к животу.
В конце концов, их ждала работа.
Эриксен за ночь провернул огромную работу: он отсмотрел несколько суток записей с видеокамер, отметил частотность появления всех фигурантов дела Хайберри-хилл в предполагаемой штаб-квартире банды и даже спрогнозировал наилучшие даты для операции. Он проверил отчёты от химиков, которые разбирали на молекулы синтетические наркотики из разных частей города, и смог найти общие черты в составе примесей — косвенное доказательство для суда, но достаточное обоснование для проведения повторных экспертиз, которые смогли бы это подтвердить. Он даже добрался до отчётов баллистиков, чтобы привязать один висяк с огнестрелом к работе банды с Хайберри-хилл.
— Отпуск ему выбьем после этого дела, — сказал Тоби, присвистнув, когда они с Яном закончили разбирать бумаги. — На две недели.
— На три, — хрипло сказал Эриксен с порога. — Неделю я буду спать, потом на неделю уеду, а потом — ещё неделю спать.
— Да ты на третий день без работы взвоешь, — усмехнулся Тоби, — и будешь выпрашивать материалы хоть по какому-нибудь делу, чтобы размять мозг.
— Возможно, — Крис потянулся, похлопал себя по щекам и спросил: — Я к Эрику за кофе, вам что-нибудь принести?
— Чёрный мне и латте для Тоби, — ответил Ян, не поднимая головы от бумаг. — Соевое молоко, щепотка корицы.
— Любовь — это знать его заказ в кофейне, — прокомментировал Кристиан гробовым голосом. — Понял. Без меня только к боссу не ходите.
Когда он вышел, Тоби ещё почти минуту смотрел на закрывшуюся дверь.
— Мне показалось, или он улыбался?
— Не показалось, — Ян пожал плечами. — Недосып и хорошо сделанная работа. Я бы не удивился, даже если бы он начал петь.
— Ты отрицаешь очевидное. Так улыбаются люди с наладившейся личной жизнью, поверь мне, я хорошо изучил твою физиономию.
— На себя посмотри, — с непередаваемой нежностью в голосе ответил Ян и снова ткнулся носом в бумаги. До бара Эрика было десять минут пешком и столько же обратно, плюс время на приготовление трёх порций кофе. У них было всего полчаса, чтобы допечатать отчёт и предупредить босса о встрече.

В целом, можно было сказать, что операция прошла хорошо. Всего два копа в больнице, и оба с несерьёзными ранениями, и ни одного трупа. Яну даже немного стыдно было за то, что он пытался отговорить Тоби идти. Вечером перед операцией захвата они поругались из-за этого, потому что Ян настаивал, что идти туда, даже с группой спецназа на подстраховке, слишком опасно, а Тоби в ответ предлагал не идти тогда вместе, всем отрядом, раз уж это так рискованно. Ян от безысходности даже позвонил Кристиану, который поднял трубку, выслушал всё это, а потом коротко усмехнулся и посоветовал лечь спать уже, обнять Тоби перед сном и не думать об этом до следующего дня. Такой совет от Эриксена вместо какой-нибудь нудной статистики потерь со стороны полиции в подобных операциях настолько выбил Яна из колеи, что он незамедлительно решил ему последовать. Кстати, помогло.
Сам Крис во время операции отличился два раза: предупредительным выстрелом в ногу одного из членов банды и добровольной помощью экспертам, которые опыляли дактилоскопическим порошком лабораторию по изготовлению наркотиков в подвальном помещении штаб-квартиры. В участок он вернулся позднее остальных, плюхнулся на своё кресло и, потянувшись, с усмешкой посмотрел на Тоби:
— Когда мне ждать обещанный отпуск?
— Когда до суда дело дойдёт, — Крис вытянул губы трубочкой, но не засвистел — просто выдохнул, и Тоби тут же добавил: — Но пару выходных можешь взять. И чтобы до следующей среды мы тебя здесь не видели.
Он поправил ладонью папки на своём столе — их принесли только что с места операции — и покосился на Яна.
— Да, — сказал тот, отвечая на невысказанный вопрос. — Документами мы займёмся завтра, а сейчас по домам.
Ян убрал запасной пистолет в ящик стола, смахнул в мусорное ведро пакет из-под сэндвичей и указал своим коллегам на дверь. Тоби и Криса упрашивать не пришлось — они оба вышли из кабинета с такой поспешностью, с какой школьники убегают с последнего урока, и Ян с радостью последовал за ними. Он уже предвкушал ленивый вечер дома под боком у Тоби: индийская еда из ресторанчика на углу, какой-нибудь дурацкий фильм, от которого они уснут, не досмотрев даже до середины, шутки, понятные только им двоим, и никаких разговоров о работе.
— О, Эрик, привет, — сказал Тоби, когда они вышли на крыльцо участка. — А что ты тут?..
Кристиан легко сбежал по ступенькам, остановился на последней, и Эрик, привстав на цыпочки легко поцеловал его в щёку.
— Почему я постоянно должен забирать тебя из полицейского участка?
— Потому что я тут работаю, в конце концов, — Ян был готов поклясться, что слышал в голосе Кристиана знакомую до каждой ноты нежность. — Пора бы привыкнуть.
Тоби повернулся к Яну и, взяв его за руку, шёпотом попросил:
— Ущипни меня.
— Эй, только не при всех, — довольно громко сказал Кристиан, который, кажется, от души наслаждался выражением их с Яном лиц.
— Но София! — воскликнул Тоби, тоже спускаясь по ступенькам, и Крис пожал плечами:
— Довольно милая девушка. Я дал ей адрес бара, и Эрик всё ей подробно рассказал, а она только посмеялась и почему-то решила, что мне повезло с друзьями.
— Но Эрик!
— Я и не думал, что вы поведётесь на эти способы, которые я нарисовал вам на салфетках, — Ламела только руками развёл. — Честно, если вы к работе хоть вполовину так же обстоятельно подходите, я удивлён, что вы всё ещё не подсидели своего босса.
— Но...
— Хватит, — сказал Крис, рассмеявшись. — Это было весело, и мне приятна эта забота, но, пожалуйста, больше никогда не пытайтесь найти мне девушку.
— Или парня, — добавил Эрик, беря Криса за руку. — Ну что, по домам?
Кристиан улыбнулся, мягко тронул его за плечо и вытащил из кармана ключи от машины.
— Не знаю, как вы с Тоби, а мы — домой.

@темы: 1 тур, Group D, Football Post-World Cup Fest 2018

Название: Подарки
Автор: сборная Германии
Размер: 757 слов
Пейринг/Персонажи: Эмре Джан/Лорис Кариус
Категория: слэш
Жанр: идейное pwp
Рейтинг: R [NC-17]
Саммари: Эмре Джан зашел к Лорису Кариусу перед отъездом в «Ювентус».
Предупреждение/Примечание: здесь трахаются

Лорис полусидит на огромной постели и лениво дрочит. Левая рука блестящая от смазки. Движения кисти плавные, размеренные, выверенные. Лорис чуть сжимает пальцы у основания члена, а возле головки ослабляет нажим — ему так нравится.
Эмре тоже — нравится.
Лорис упирается головой в мягкую спинку кровати, иногда облизывает губы, и Эмре кажется, что он дышит в такт движению кадыка Кариуса.
Лорис красивый. Сейчас — слишком.
Ласковое рассветное солнце, чуть приглушенное белыми шелковыми занавесками, растекается по тронутому загаром телу, слегка проваливается в темные линии татуировок, затекает расплавленным золотом на ресницы и волосы.
Лорис выглядит расслабленным. Ленивым. Безмятежным.
Эмре вспоминает, как ночью вжимал его всем весом в кровать, как выдавливал смазку — эту же самую смазку, черт побери — себе на руку, и как Лорис сорванным голосом просил еще. Просил глубже. Просил сильнее. Что ж, Эмре никогда не мог ему отказать.
Сейчас от ночной агонии остались лишь следы — красные засосы и раздражение на внутренней стороне бедер Лориса, наливающиеся глубоким фиолетовым синяки. Эмре все прекрасно видит, но угрызений совести не испытывает.
Он весь заполнен странной усталостью, он больше не может, но все равно смотрит, и возбуждение, против воли, поднимается откуда-то из глубины.
Проклятый мозг. Проклятый голод. Проклятый Лорис Кариус.
Со сборной в этом году Эмре пролетел вполне справедливо, и после подписания нового контракта приехал на несколько дней в Ливерпуль, хотя особенной необходимости в этом не было. Ему хотелось попрощаться — с клубом, с городом. Ему хотелось сказать спасибо. Ему… хотелось, в конце концов.
Он знал, что Лорис вернулся после своего калифорнийского турне, видел в инстаграме. Завидовал тогда человеку, держащему камеру — таким Кариус был красивым и отдохнувшим, без тени той темной безысходности и печали, что была в нем, когда они расставались на лето. На лето и навсегда, оба это понимали — Эмре не скрывал, что продлевать контракт с клубом не будет, Лорис прекрасно осознавал, что кроме как остаться в Ливерпуле ему не на что надеяться.
Скорее всего, летом купят еще одного голкипера.
Скорее всего, они с Эмре больше никогда не встретятся на поле.
Невеселые предсказания начали сбываться — контрактом Эмре с «Ювентусом», рекордным трансфером мерсисайдцев — и Эмре почти не удивился, когда обнаружил в почтовом ящике пластиковую карточку-ключ в картонном кармашке. Четким почерком на светлом картоне были написаны адрес и время. Нужно ли говорить, что Эмре пришел на пять минут раньше назначенного?
Когда дверь отворилась, Эмре на секунду опешил. Никогда раньше ему не открывали двери обнаженные мужчины. Лорис был таким, каким Эмре его себе представлял – загорелым и отдохнувшим, и тоже голодным — этого трудно было не заметить.
Кажется, они поздоровались.
Что было потом, Эмре помнит смутно.
Секс с Лоисом красивый и насыщенный, и совершенно крышесносный, потому что только Лорис умеет так брать и только Лорис умеет так отдаваться. Эмре никогда точно не знал, почему.
Он не чувствовал стыда или неловкости, никогда не думал о собственном нравственном падении или о том, как это мерзко: он педик и ебется в жопу с другим педиком.
Это же Лорис Кариус.
Совсем не оправдание, но вполне себе резонная причина, чтобы лечь в постель, тем более, что хочется так, что яйца поджимаются.
Лорис мягкий, добрый, отзывчивый. Он так отсасывает, что Эмре забывает, как его зовут. Он предупредительный. Он запасается смазкой так, будто собирается раскрутить на первый секс девственника из набожной семьи. Он очень предупредителен, и никогда не переступает ту грань, где боль от удовольствия остается просто болью. Нежен ли он? Эмре чувствует свои синяки неотчетливо, туманно, и не может ответить на этот вопрос.
Честно говоря, он ничего не может.
Просто сморит как Лорис дрочит — и для себя, и напоказ, и интимно, и театрально, так охуительно, что Эмре не выдерживает.
Встает с кресла, делает пару шагов. Полотенце падает с бедер, капли воды, оставшиеся после душа, приятно холодят разгоряченную кожу.
Лорис наблюдает за ним из-под полуприкрытых ресниц.
Эмре делает еще шаг, забирается на кровать, глубоко вдыхает носом, медленно выдыхает, мягко отводит руку Лориса и берет в рот напряженный, горячий, мокрый от смазки член.
Лорис кладет руку ему на затылок, направляя.
Эмре послушно расслабляет горло, пропуская так глубоко, как может.
Ему даже страшно подумать, что еще он сможет сделать сегодня.
Лорис негромко, гортанно стонет. Эмре плотнее сжимает губы и начинает выпускать член изо рта.
Оба понимают, что не так выглядит прощание — это, скорее, жизнь, в том понимании, в котором видится обоим, и желание быть рядом на таком вот простом и понятном уровне сыграет с ними плохую шутку.
Эмре, краешком сознания надеется, что Лорис неплохо должен дрочить на камеру. Лорис же, с мимолетной горечью отмечает, что у него будет много свободного времени для поездок на континент.
А потом это проходит, потому что только Эмре заставляет его просто быть самим собой, только Эмре умеет незаметно забирать все плохое.
И Лорис с радостью отдается.

Название: Не Шекспир главное, а примечания к нему
Автор: сборная Германии
Размер: драббл, 877 слов
Пейринг, персонажи: Сандро Вагнер/Себастьян Руди
Категория: преслэш
Жанр: военная АУ, романс
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Это завораживало Сандро, заводило и жутко злило; ведь это значило, что Себастьян признает свою вину. Что за ним и в самом деле есть грешок. И этот грешок не с ним, с Сандро.
Примечание: перевод сонета Шекспира неизвестно чей, потому как Сандро я учил его в 8 классе и давно уже забыл, из какой книги. И вообще мог забыть половину. И в процессе написания этого текста обнаружил, что у него вовсе не тот номер, в котором я был уверен, и что перевод Маршака — отвратительный. Название — цитата из Чехова.

Сандро мерил шагами комнату и накручивал себя, накручивал, накручивал до тех пор, пока зубы не начали скрипеть от ярости и плохо сдерживаемой собственнической ненависти. Доводы разума (вроде «это ничего не значит» и «он тебе ничего не обещал») не действовали. Самым плохим в этом было то, что лейтенант ему в самом деле ничего не обещал. Более того, Сандро даже никогда не подавал виду — как ему казалось, но, зная Себастьяна, можно было быть уверенным, что он ничего не заметил, — что лейтенант для него больше, чем сослуживец. Так с чего бы ему...
Сандро распахнул дверь в комнату, хищно щурясь в предрассветном сумраке. Себастьян подскочил на кровати, сначала откинул одеяло, затем, рассмотрев фигуру Сандро в дверном проеме, наоборот, подгреб одеяло к себе и обхватил руками. Спал он, как и полагалось, в исподнем, всегда таком же идеальном и выглаженным, как сам Себастьян, даже со сна.
— Что случилось... капитан?
Сам бы Сандро, наверное, спросил бы: «Какого дьявола, ублюдок?» – но Себастьян всегда оставался собой, даже спросонья.
Сандро цепко водил взглядом по его немного растерянному лицу, с удовольствием ловя малейшие признаки несовершенства: примятые на бок волосы, покрасневший кончик носа, часто моргающие глаза.
И он не смог бы сказать, что ему это не нравится.
— Капитан? — повторил Себастьян.
Ему полагалось бы подскочить и вытянуться перед старшим по званию, но он уже упустил этот момент спросонок, а затем было уже как-то глупо.
Вот он и сидел на своей кровати, обнимая одеяло, а Сандро стоял над ним, медленно — слишком медленно — успокаиваясь. Но, в конце концов, он пришел сюда не просто так. И, будучи человеком гордым и решительным, должен был довести дело до конца.
— Если у вас, преподавателей, это в порядке вещей, — начал он, медленно, как будто с трудом выдыхая через нос, — то здесь я таких вещей не потерплю.
Себастьян насторожился, напрягся. Рефлекторно попытался пригладить волосы.
— Что вы?..
Сандро бросил на кровать смятый комок бумаги, на котором с трудом можно было различить кривобокие строчки — так долго капитан держал его в кулаке.
Но Себастьян, видимо, узнал. И отлично понимал, что это значит. Ему бы оправдаться, придумать какую-нибудь правдоподобную отговорку, чтобы Сандро поверил — ведь Сандро так хотел поверить.
Но Себастьян был и всегда оставался собой. Он опустил голову, признавая свою вину, что разозлило Сандро еще больше.
Он одним жестом оказался ближе и смахнул с кровати бумагу.
— Кто этот сопляк? Твой студент? Почему он считает, что... — голос Сандро ушел в нечеловечески низкие тона. — Что может хотеть прижать тебя к своей груди? Что может писать тебе дрянные стишочки?
У Себастьяна горели уши, скулы и почему-то губы. Это завораживало Сандро, заводило и жутко злило — ведь это значило, что Себастьян признает свою вину. Что за ним и в самом деле есть грешок.
И этот грешок не с ним, с Сандро.
Себастьян зашевелил губами, что-то отвечая. Сандро не расслышал и наклонился ближе, хмуря брови.
— Что?
Себастьян сглотнул.
— Потому что я люблю стихи.
Сандро на мгновение замер, осмысливая услышанное. Медленно, как на шарнирах, выпрямился.
— Это мой студент. Пишет мне уже давно. С немецким у него беда, конечно, но хотя бы стал интересоваться поэзией.
Сандро сжал зубы так, что стало больно. Все это могло быть правдой — в письмах Себастьяна, проходивших через руки Сандро, никогда не было ничего такого. Но в письмах, приходивших к нему, было.
В голове Сандро было много, очень много всего.
И ничего из того, что могло бы пригодиться сейчас.
Он тяжело опустился на кровать Себастьяна, который быстро поджал ноги, все еще настороженный и виноватый. Опустил голову, на какое-то время замолчал, прокручивая то, что хотел сказать. И осторожно начал, не глядя на Себастьяна:
— Что в мире есть достойнее чернил? Чем чувств своих не высказал уже я? Что б нового тебе я сообщил, сказав, что ты всех краше и нежнее?
Теперь уши и щеки горели уже у Сандро, и почему-то покалывало губы. На Себастьяна он старался не смотреть.
— Нет, друг мой, ничего. И пусть стары слова молитв, но все же они нам родные. Ты мой, я — твой, твержу я с той поры, когда с тобою встретился впервые.
Сандро замолчал, делая, как ему казалось, эффектную паузу. Но на самом деле ему нужно было вдохнуть поглубже.
— Бессмертную любовь не устрашат ни пыль времен, ни лет прошедших бремя. Она не убоится их угроз и сделает своим слугою время. И будет, как и в юности, жива, хоть мертвой огласит ее молва.
Сандро замолчал, глядя на свои колени. Он не спал всю ночь, читая письма и даже не собирался отходить ко сну.
Но сейчас очень хотелось скинуть сапоги, забраться под одеяло к Себастьяну, прижать его к себе и уснуть.
Себастьян молчал. Они оба молчали.
Пальцы Себастьяна осторожно коснулись его руки. Сандро поднял голову.
— Серьезно? — спросил встрепанный, немного помятый ото сна, но такой идеальный Себастьян.
— Да, — сквозь ком в горле ответил Сандро.
Себастьян кивнул, все еще немного настороженно, но затем вдруг так знакомо улыбнулся, что у Сандро защемило в груди.
— Шекспир? — уточнил Себастьян.
— Шекспир, — согласился Сандро, чувствуя облегчение и тепло, различающееся по телу. — Я тоже учился в школе.
— Никогда бы не подумал, — улыбнулся шире Себастьян.
Сандро нахмурился, не принимая насмешку, но затем вдруг расслабился. Он нашел руку Себастьяна над одеялом, сжал пальцы и решительно повторил:
— И будет, как и в юности, жива, хоть мертвой огласит ее молва.

Название: Вернись чистым
Автор: сборная Германии
Размер: 1325 слов, мини
Пейринг/Персонажи: Юрген Клопп/Томас Тухель
Категория: пре-слэш
Жанр: ангст, психология
Рейтинг: PG-13
Саммари: О том, кто держит себя в тисках разума.
Предупреждение/Примечание: психологический hurt/comfort, UST, тот самый автобус «Боруссии Дортмунд». Таймлайн — приблизительно лето 2017 года.

Юрген ждал этой встречи. Он знал, что рано или поздно ему позвонит Томас, а затем через пару дней будет стоять в дверях, исхудавший, осунувшийся даже больше, чем до увольнения, осматривающий офис приветливым, но в то же время потерянным взглядом.
— Я так рад тебя видеть! — Юрген обнял его, осторожно, боясь нечаянно сломать ему что-нибудь. — Кофе?
— Да, пожалуй, — слегка улыбнувшись, тихо ответил Томас.
— Отлично, присаживайся пока, а я сейчас все сделаю.
Указав на диван в центре комнаты, Юрген подошел к кофемашине. Он очень не любил разговаривать с кем-либо за письменным столом и предпочитал быть с гостями на равных, устроившись поудобнее на мягком диване. Так можно было узнать о них гораздо больше.
— Ну, рассказывай, — начал Юрген, пока чашки наполнялись горячим эспрессо, краем глаза наблюдая за сидящим Томасом. — Как поживаешь сам?
— Да неплохо, в общем-то, — уже немного расслабившись, ответил Томас. — Наконец-то появилось время побыть с семьей, мне кажется, я их целую вечность не видел. Соскучился совсем.
— О, да, семья — это святое! Я пока сам отдыхал, очень не хотел возвращаться из-за этого, но футбол — штука такая, всегда приходится чем-то жертвовать, — Юрген аккуратно поставил чашки на столик, а сам сел на другой диван рядом с Томасом. — Осторожно, не обожгись только.
— Честно, я тоже не особо хочу возвращаться, — Томас грустно усмехнулся. — Но надо, да.
— Не думал еще, куда пойдешь?
— Вообще нет, как-то не до этого сейчас. В Ливерпуль все равно пока рано.
Юрген рассмеялся, и даже сам Томас посветлел на миг, но висевшее в воздухе напряжение все еще щекотало нервы так, что на коже Юргена проступили мурашки. Дело дрянь, он знал, и чем дольше оттягивать, тем больнее потом прилетит.
— А если серьезно? — спросил он, дабы не дать тишине накопиться.
Томас вздохнул. Он сидел неподвижно, опустив голову и сцепив руки в замок, уставившись в чашку пустым взглядом. Он стал еще больше походить на обтянутый кожей скелет, который вот-вот рассыпется, стоит только коснуться, и от которого не останется ничего, кроме витающего в воздухе праха.
— Есть... — он сглотнул и закрыл глаза. — Есть одна вещь, которая не уходит из моей головы, сколько бы я ни пытался.
Юрген уже знал ответ. Знал еще до того, как Томас постучался в дверь. До того, как раздался телефонный звонок. До того, как начался матч «Дортмунда» с «Монако».
— Я сказал тогда, во время пресс-конференции, что со мной все в порядке.
Костяшки на пальцах Томаса вмиг побелели.
— Тогда я наврал самому себе.
Юрген следил за ним, за каждым его малейшим движением, за каждым шагом его мысли, даже не прикасаясь к своему кофе, чтобы ненароком не вмешаться.
— Я ведь был там, был в том чертовом автобусе. Мы вышли из отеля, как обычно, сели в автобус и просто ждали, пока доедем до стадиона.
Юрген знал этот путь как свои пять пальцев. Ровно десять километров, и все эти десять километров ты думаешь о предстоящем матче, пока ребята за тобой настраиваются каждый по-своему: кто-то в предвкушении игры болтает и дурачится, кто-то слушает любимую музыку в наушниках, кто-то и вовсе дремлет, мысленно гуляя по полю под кричалки Желтой стены.
— Мы только-только отъехали в сторону Виттбройкер штрассе, когда вдруг раздался громкий хлопок, нас тряхнуло в сторону и ребята повалились на пол. Откуда-то сзади потянул дым, а затем все закричали.
Картина предстала перед глазами Юргена, словно он сам был там и чувствовал, как к ноздрям подтягивается едкий запах гари, пока парни в панике пытались выбраться из еще едущего автобуса.
— Хлопок... их было несколько. Два или три. Матце подбежал к водителю, стал кричать, чтобы он ехал быстрее. Тогда я понял, что происходит, встал и попытался его успокоить...
Томас замолчал и закрыл лицо ладонями, весь покрытый потом и дрожащий, хоть и едва заметно, но Юрген видел абсолютно все.
— Я клянусь, клянусь всем, что у меня есть, что я никогда не видел настолько животного страха. Он даже не понимал, жив он или нет. Да я сам, черт возьми, не понимал. За моей спиной кричал Марк, а я боялся обернуться и увидеть там не всех, понимаешь? Вот они перекидываются шутками на задних сидениях, и через секунду они...
Томас зажал рот руками и уставился куда-то далеко за пределы комнаты. К его глазам подступили слезы.
— Я не имел права паниковать. Я должен был собрать их всех и вывести оттуда. Мы вышли, кто-то сам, кого-то придерживали, и я помню, как считал их, всех и каждого, и пересчитывал, и когда увидел, что на месте все, честно, у меня гора с плеч свалилась. На свежем воздухе мы немного успокоились, вызвали скорую, у ребят зазвонили телефоны... Ранило двоих: Марка и того полицейского на мотоцикле, он ехал впереди нас. Я был рядом с Марком, он был весь в слезах, кричал, что у него болит рука, молился, звал маму, шептал имена...
Слеза упала в остывший эспрессо. Томас еще держался, но Юрген понимал, что силы его были уже на исходе.
— А затем позвонил Аки, и знаешь, что он сказал? «Прости, Томас, но мы посовещались и решили, что матч будет перенесен на двадцать четыре часа». Двадцать четыре часа, Клоппо. Двадцать. Четыре. Гребаных. Часа! Моих ребят только что пытались убить, а им завтра выходить на поле! Если бы мне не надо было держать себя в руках, я клянусь, я бы разбил к херам этот гребаный телефон и пошел бы к нему разбираться лично.
Томас взял чашку трясущимися руками и отпил из нее. Весь покрасневший, он действительно был готов вспыхнуть в любую секунду, стоило только сделать один неверный шаг.
— И вот представь, мы на следующий день собираемся снова, в этом самом отеле, снова садимся в автобус, снова отъезжаем, в полнейшей тишине, никто ни звука не издает, мы просто тихо едем, я слышу, как колеса катятся по асфальту, мы подъезжаем к тому самому месту, и ты ждешь, что не дай Бог, не дай Бог там что-то осталось и мы все...
Томас взорвался в истерике. Его сложило в три погибели, слезы полились бурным потоком, и он все шептал и шептал что-то хриплым голосом. Тот, кто все время держал себя в тисках разума, наконец освободился и явил Юргену другую, совершенно непохожую на внешнюю, сторону. Чистая буря эмоций, сносящая все на своем пути.
— Иди сюда, — Юрген поднялся и заключил его в объятия. Томас схватился за него, как тонущий хватается за проплывающую мимо ветку, так же крепко, вцепившись руками, боясь отпустить даже на миг.
Юрген прекрасно знал, почему Томас пришел именно к нему. Скрыть чувства, мешающие мыслительному процессу, на время игры, чтобы потом поделиться ими с парнями, было для Томаса естественным. Вот только когда чувства переполняют так, что дверь срывает с петель, приходится обращаться за помощью к тому, кто с этим живет.
Юрген гладил лысеющую макушку Томаса, пока тот всхлипывал, уткнувшись в его шею. Ему всегда нравилось видеть людей настоящими, без того «прилично-неприлично», что диктовало общество, и во взъерошенном, плачущем от избытка чувств мужчине он видел больше красоты, чем в одетой с иголочки идеальной пустышке.
Томас прижался лбом ко лбу Юргена и посмотрел на него красными, все еще полными слез глазами.
— У тебя... — шепнул он, но затем просто коснулся дужек съехавших к носу очков, осторожно поправил их и замер. Сделав вдох, он закрыл глаза, потянулся к губам Юргена и поцеловал, едва дотронувшись. Юрген чувствовал, как бешено бьется сердце Томаса, он уже был готов упасть на диван вместе с ним, снять эту дурацкую одежду и...
— Нет, Том, — прошептал он, просунув палец между губами. — Я не хочу, чтобы ты совсем съехал с катушек.
Он следил за тем, как дышит Томас, поглаживая его по щеке, и слышал, как дыхание его становилось все более ровным. У всего должны быть свои пределы, думал он. Быть может, в следующий раз, когда Томас полностью поправится, но не сейчас, ни в коем случае.
— Спасибо за то, что выслушал, — сказал Томас, успокоившись. Его глаза вновь заблестели, не от слез, но от того огонька, что наконец-то вернулся к нему.
— Я всегда тут, если что, — ответил Юрген. — Единственное, о чем прошу: не торопись. Побудь с семьей, с друзьями, позанимайся своими делами, только не торопись. Ты нужен им, а футбол никуда без тебя не денется.
Томас улыбнулся. Он словно помолодел лет так на пять, и скулы даже не так сильно выпирали на его лице. Он обнял Юргена на прощание и, прежде чем скрыться в дверях, подмигнул ему напоследок.
— Увидимся в Майнце!

Название: Фотосессия
Автор: сборная Испании
Размер: 547
Пейринг/Персонажи: Сауль Ньигес, Фернандо Торрес
Категория: преслэш
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: три гифки

Камера любит Фернандо, Сауль знает это как никто другой. Иногда ему даже кажется, что он знает это лучше, чем все профессиональные фотографы, которые периодически собираются в одном из спортзалов Nine Fitness. Что они понимают в том, как нужно снимать Фернандо?
Как нужно его любить.
Сауль присутствует на каждой фотосессии. Фернандо не то чтобы против, но и не приветствует, в своей обычной манере показывая, что было бы неплохо проявить тактичность. Сауль делает вид, что понятие тактичности ему не знакомо. Не здесь и не сейчас — когда Фернандо поднимает подбородок, подчиняясь отрывистым командам фотографа. Когда кожа Фернандо сияет и переливается в свете софитов так, словно это и не человеческая кожа вовсе. Когда жилы на запястьях Фернандо вздуваются, пока он растягивает эластичный бинт.
Сауль сидит в углу, всегда сидит в углу, стараясь быть как можно более незаметным, хотя его и так никто не замечает. Фотографы поглощены Фернандо — о, еще бы они не были им поглощены, — а сам Фернандо поглощен работой. Сауль знает это выражение его лица. С таким лицом Фернандо идет общаться с журналистами, когда вся команда сбегает в автобус. С таким лицом Фернандо выслушивает тренера, когда тот в очередной раз отчисляет его на скамейку.
Фернандо знает, что такое долг.
Но это не мешает Саулю ревновать его к камерам, к гримерам, к фотографам — ко всем, кто ближе к Фернандо в эти минуты, чем он сам.
Однажды Сауль не выдерживает и украдкой достает телефон, пока вокруг Фернандо загораются вспышки. Это одна из рекламных съемок, не больше и не меньше. Сауль поднимает телефон, наводит камеру на Фернандо. Проводит пальцами по экрану, увеличивая масштаб.
На экране пульсирует кольцо вокруг лица Фернандо, пока наводится автоматический фокус.
И в тот момент, когда изображение обретает четкость, Фернандо сглатывает и наклоняет голову.
Сауль забывает дышать, глядя, как кадык Фернандо медленно — невероятно медленно, как будто это слоумо, а не реальная жизнь — движется вверх и вниз, как напрягаются жилы на шее Фернандо, когда он наклоняет голову.
Телефон падает из руки Сауля на пол с еле слышным стуком.
Никто не обращает на него внимания, и, скрючившись на стуле, схватив лежащий на полу телефон, Сауль может перевести дух.
А когда выпрямляется, ловит на себе взгляд Фернандо.
На мгновение Сауль будто вмерзает в стул, с ужасом ожидая, что вот сейчас его заставят выйти отсюда, чтобы не мешать съемке — но Фернандо уже снова смотрит только в камеру, и это странным образом придает Саулю уверенности в себе. Или нахальства.
Сауль жмет на кнопку невпопад с щелчками профессиональных фотоаппаратов. У них одна цель, у него другая. Фотографы снимают рекламу, Сауль снимает желание. Страсть. Любовь. Телефон в его руках дрожит, но Сауль упрямо бьет большим пальцем по экрану, даже не дожидаясь, когда изображение обретет четкость.
В какой-то момент Фернандо снова смотрит прямо на него, и Сауль застывает.
— Хватит на сегодня, — голос Фернандо, как всегда, негромкий, но перекрывает любой шум.
Сауль еще раз, последний раз жмет на кнопку, пытаясь поймать резкое очертание челюсти, жилы на шее и ключицы, когда Фернандо поворачивает голову.
У него, конечно же, ни черта не получается, и пока фотографы собирают оборудование, а Фернандо исчезает где-то в недрах спортзала, Сауль пересматривает то, что наснимал сегодня. Нечеткие, размытые фотографии, наверняка повторяющие все возможные ошибки фотографов-любителей.
Сауль увлекается настолько, что, когда на его плечо опускается тяжелая и теплая рука, едва не подпрыгивает.
— Покажешь? — спрашивает Фернандо.
И в этот момент Сауль больше не ревнует его к чужим камерам.

Название: Простой метод
Автор: сборная Польши
Размер: мини, 1800 слов
Пейринг/Персонажи: Роберт Левандовски/Марко Ройс
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс, Формула-1!АУ
Рейтинг: PG-13 — R
Саммари: После перехода Роберта Левандовски в Феррари из желто-черного Рено они с Марко Ройсом никак не могли поговорить по-человечески.
Предупреждение/Примечание:
картинки под катом, конечно, про Наскар, но автор слишком любит формулу 1

Рукава комбинезона болтались где-то у колен и мешали идти, но подбирать их Роберт не хотел. Да и возвращаться в боксы Феррари после проваленной практики не очень-то его и тянуло. Он остановился у заграждения и через сетку посмотрел, как стюарды копошатся у вмятого в стену болида. Нос придется менять, правое крыло — всмятку, но передняя подвеска, слава богу, уцелела, и до завтрашней квалификации Куба и его команда инженеров успеют собрать машину. Материться он, конечно, будет знатно, и на глаза ему лучше до утра не попадаться, но свою работу Якуб знает и сделает все в лучшем виде, можно не сомневаться.
Роберт вздохнул, уцепился пальцами за решетку и замер, подставляя разгоряченный лоб и плечи под ветер.
Его сорвало с трека на повороте, закрутило и втащило в стену. Удар был сильный, но врачи не нашли повреждений, да и привыкшее к перегрузкам тело сейчас только слегка потряхивало от выброса адреналина.
— Надо же, я успел раньше журналистов.
Роберт обернулся на голос — Марко Ройс, первый пилот Рено, ящерицей взобрался на парапет у сетки и, прижавшись плечом к даже не прогнувшейся под его птичьим весом рабице, посмотрел на Роберта.
— Я так и знал, что ты будешь торчать тут и обвинять себя во всех грехах.
Желто-черный комбинезон Марко удивительно хорошо вписывался в пейзаж: распахнутое небо без единого облачка, красные обломки на иссиня-сером асфальте - и яркий мазок света поверх всего этого. Присутствие Марко было неожиданным — они не особенно разговаривали друг с другом в боксах. Наверное, сказывалось то, что они почти три сезона ездили за одну команду, пока Роберта не перекупили Феррари, пообещав развитие и чемпионство.
Чемпионских кубков у него с тех пор было уже четыре, а, вот, вечеров с Марко после свободных заездов, ему не хватало.
— Хорошо, что это ты, а не журналисты, — сказал он негромко, и Марко фыркнул.
От этого травинка с газона, которую он грыз, плюхнулась ему на колено, и Роберт машинально потянулся смахнуть ее.
— Ну, да, облапай ты за коленку Дэвида Култхарда, и тебе бы это еще долго припоминали, особенно Баттон, — Марко склонил голову набок и, прищурившись, смерил Роберта долгим взглядом. — На вторых заездах вместо меня поедет Шюрле, — сказал он, подумав. — Ты был когда-нибудь в замке Гейдельберга?
Примерно так же он спрашивал Роберта прежде чем потащить его ночью на кладбище Керепеши после гонки на Хуангароринге. Роберт до сих пор не знал, почему согласился тогда и почему пожал плечами сейчас:
— Не был.
— Тут полчаса, — Марко спрыгнул с парапета, отряхнул штанины комбинезона и мотнул головой в сторону парковки. — На парковке есть душ, а у меня в багажнике — сумка с одеждой.
— Ты все спланировал, я смотрю.
Роберт через силу усмехнулся и отцепился, наконец, от сетки, а Марко смешно развел руками:
— Аварию твою точно не я подстроил.
Эта шутка могла бы быть злой, но Роберт не обиделся. Он только подумал, что телефон остался в боксах, и его потеряют, и Лукаш потом откусит ему голову, а потом пошел следом за Марко к парковке.

Трава была высокой и щекотала ладони. Марко впереди тоже то и дело дергал пальцами, срывая лохматые метелки травинок и стряхивая семена с липких пальцев. Гоночный комбинезон он тоже расстегнул через три шага и на ходу скатал его до пояса, и рукава теперь путались в редких одуванчиках. Под его белой футболкой просматривались тонкие лопатки и линии татуировки на плече, и Роберт смотрел на них, не отрываясь.
За четыре года чемпионства он почти успел забыть, какова кожа Марко наощупь и как он запрокидывает голову, кусая губы, чтобы не кричать, когда Роберт губами обхватывает головку его члена. И такое бывало в гостиницах после подиумов, когда было уже не важно, кто приехал первым. Марко пьянил, как шампанское из горла призовой бутылки Moet et Chandon, кружил голову, как вираж на Спа Франкошарм и выбивал воздух из легких, как ремни безопасности на шпильке в Судзуке, и все четыре года, поднимая над головой очередное золотое блюдце на очередной трассе, Роберт пытался себя убедить, что чемпионство стоит больше, чем возможность видеть Марко каждый день и просыпаться с ним рядом по утрам.
Получалось плохо. Роберт надеялся, что хотя бы Марко справился с этим лучше.
Судя по тому, что сегодня он позвал Роберта прокатиться до Гейдельберга, Марко, действительно, был в этом лучше.
— Душ там, — сказал Марко, достав из багажника сумку, и перекинул ее Роберту. — Я напишу Лукашу, что я тебя похитил, не переживай.
Лукаш, кстати, был единственным, кто знал о них с Марко. Роберт рассказал ему через месяц со своего перехода в Феррари, после первого подиума, на котором он не получил поздравлений от Ройса. И сейчас Роберт даже немного пожалел, что не увидит лица своего гоночного инженера, когда тот получит сообщение. Это должно было быть то еще зрелище.
Он закинул сумку на плечо и пошел к белому зданию с комнатой ожидания, туалетом, душем и магазинчиком с едой в дорогу. Стоило бы спросить, откуда у Марко номер Лукаша, почему вообще он решил потащиться в этот чертов замок и как Роберт влезет в его одежду, но Роберт решил не задаваться этими вопросами. Если задумываться об этом, появятся и другие вопросы, которые Роберт старательно гнал от себя четыре года подряд. Правильно ли он поступил, уйдя в другую команду? Почему они не могли поговорить, как взрослые люди, а просто прятались друг от друга пару лет, да так и привыкли? Было ли Марко так же больно, как Роберту? Жалеет ли он до сих пор, что так вышло?
Роберт стиснул зубы и, перешагнув порог душевой, бросил сумку на скамейку в раздевалке. Банковская карточка обнаружилась в боковом кармане, рядом с косметичкой с логотипом любимой футбольной команды Марко, и, оплатив аренду шкафчика и пользование душем, Роберт быстро разделся. Он опасался, что Марко придет следом и придется лезть в душ у него на глазах, краснея и старясь не пялиться на него после долгого времени, словно восстанавливая картину по памяти. Он опасался этого, но втайне надеялся, что так и будет.
Марко не пришел, и Роберт, шлепая одноразовыми тапочками по плиткам пола, принялся одеваться.
В сумке оказались его собственные джинсы и футболка, а в отдельном пакете — нижнее белье и носки, сложенные так аккуратно, как Марко бы никогда не удалось их сложить. Запасной комплект одежды, который был у Марко дома, на всякий случай, и который он, оказывается, так и не выбросил за четыре года. У Роберта тоже был такой пакет, который успел побывать уже в трех городах и сменить две квартиры.
Затолкав комбинезон в сумку и выбросив одноразовые тапочки в специальное ведро, Роберт вернулся на парковку.
Марко разговаривал с кем-то по телефону, опираясь бедром на капот прогретой машины. Он сутулился и наматывал на палец хлястик — дурацкая привычка, которая так нравилась Роберту. Заметив чужую тень у носков своих кроссовок, он молча кивнул на сидение машины, показал растопыренную ладонь — мол, пять минут — и, подхватив вторую сумку, тоже пошел к душевой, а Роберт, сев на пассажирское сидение, замер.
Когда они ездили куда-то раньше, за рулем сидел он, у Марко не было прав, и все его за это подкалывали: как можно идеально водить гоночный болид на скорости за триста, иметь лицензию гонщика международного класса — и завалить экзамен на вождение обычной машины? Но Марко только отшучивался и говорил, что может заплатить водителю, и так даже удобнее играть в Angry Birds — не надо на дорогу отвлекаться. Теперь права у него были, и даже в арендованной машине — патриотичном рено, к слову — он успел оставить отпечаток себя: сникерс в бардачке поверх пачки документов, танцевальная радиостанция на магнитоле и брелок с польским флагом на ключах. На этот брелок Роберт смотрел долго, гадая, Марко ли его туда повесил, или это была какая-то приуроченная к чемпионату мира по футболу акция от компании по аренде автомобилей.
— Поехали, — сказал Марко, прервав его размышления, и сел на водительское кресло. — И пристегнись.

Сам Роберт после болида водил машину легко — как будто проходил обучение в компьютерной игре после прохождения ее в режиме Nightmare: все очень медленное, слишком простое управление и сидение гораздо удобнее. Марко, напротив, полностью сосредоточился на дороге, только радио сделал погромче. Под неспешный бит Роберт смотрел, как проносятся за окном деревья и редкие домики. Дорога стелилась под колеса, Марко молча сжимал руки на руле, и только в горле стоял непонятный ком.
— Почему Гейдельберг? — спросил Роберт наконец, чтобы хоть как-то прервать это тяжелое молчание.
— Почему нет? — отозвался Марко сухо. — Я просто ткнул пальцем в карту поблизости от трассы.
В его голосе Роберту послышалось раздражение, и он растерялся. Ему-то казалось, что Марко спланировал все специально, что он точно знает, что делает, но теперь эта уверенность таяла с каждым вдохом.
— Мы не говорили нормально четыре года, — тихо сказал Марко, глядя только на дорогу перед собой, хотя там точно не было ничего интересного. — В боксах ты все время прятался за журналистами, тактикой команды, Лукашем, наконец. Не на трассе же тебя таранить...
— Ты пробовал, — зачем-то сказал Роберт.
Так действительно было, в Бельгии, в первый год Роберта в Феррари. Марко въехал в него на старте, пропоров крылом правый передний суперсофт, и вывел его из гонки, на которой он стартовал с поула. Тогда, отпустив остальные болиды вперед, они едва не подрались прямо на обочине, но их вовремя растащили стюарды, и журналисты еще месяц крутили ролик с их лицами крупным планом по всем спортивным каналам.
— И, как ты помнишь, это не помогло, — сарказм в голосе Марко можно было трогать руками, и Роберт неожиданно для себя улыбнулся этому.
— Да, полчаса в замкнутом пространстве лучше, — сказал он, трогая кончиками пальцев рычажок на ручке двери. — И никаких журналистов на километр вокруг.
— Откуда ты знаешь, кто едет в той фуре? — Марко хмыкнул и, мигнув поворотником, свернул на пятачок у заправки.
Он выключил двигатель и откинулся на спинку кресла. Зажмурился, потер ладонью уставшие глаза и криво усмехнулся:
— Лукаш мне весь мозг вынес, когда я ему позвонил.
— Он может, — согласился Роберт.
Ему было тревожно. Не такой мандраж, который бывает перед первой гонкой сезона, но что-то похожее.
— Да, но, в целом, он одобрил мой метод — вытащить тебя из раковины, лишить средств связи и просто поговорить.
— Странно, — Роберт нервно хмыкнул, — мне он предлагал затащить тебя за стойки с шинами и отсосать тебе между сегментами квалификации.
— Это был крайний метод.
Голос Марко звенел от напряжения, и они перекидывались шутками, как фехтовальщики обмениваются пробными выпадами, ходя вокруг главного кругами. У Роберта сдавило виски, и он устало потер лоб пальцами.
— Я тоже, — сказал он коротко, успев раньше, чем Марко выдал очередной бессмысленный пассаж.
Не решаясь поднять на Марко глаза, он торопливо заговорил:
— Я тоже храню твою запасную одежду дома. Я тоже таскаю тот дурацкий брелок со святым Иштваном, который мы купили на площади в Будапеште. Мой пароль от WiFi — твой номер телефона. Я, черт возьми, приезжал к тебе в больницу после той аварии в прошлом году, и меня не пустили, потому что я не твой родственник и не член команды, а выпрашивать у Тухеля разрешение на посещение я не стал.
Марко побарабанил пальцами по рулю и снова потянулся к ключу зажигания. Он покачал головой, колупнул ногтем заживший уже порез от бритвы на скуле и усмехнулся.
— Я куплю тебе новый брелок в Гейдельберге, — сказал он. — Повесишь его на ключи от моей квартиры, хорошо?

@темы: 1 тур, Group B, Football Post-World Cup Fest 2018

@темы: Football Post-World Cup Fest 2018, организационное

Итак, стартует набор на новый фест. Набор продлится до 25 июля 23:59 МСК!

Правила Football Post-World Cup Fest 2018

Саммари правил:

— Командник, нужно будет создать сообщество и выступать от него;
— Количество команд не ограничено; в случае заявления команды хотя бы один текст от нее должен быть запощен;
— Ожидаются три тура, ориентировочные сроки проведения — в течение августа.

В комментариях к этому посту оставляйте команды, за которые готовы играть. Напоминаем, что персонажи, о которых вы планируете писать, должны хотя бы чисто технически иметь право быть заигранными за соответсвующую сборную.

Пока собираются команды:
— Франция
— Германия
— Австрия
— Косово
— Китай (?)
— Англия
— Испания
— Польша
— Россия
— Швейцария
— Албания
— Нидерланды (?)
— Бельгия
— Италия

код<div align="center"><a href="http://footballsummerfest2016.diary.ru/p215883079.htm"><img src="https://i104.fastpic.ru/big/2018/0722/17/c446a195a64192170174720352a6d217.png" alt="изображение"></a></div>

читать дальше


код<div align="center"><a href="http://footballsummerfest2016.diary.ru/p215883079.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/1/9/7/5/1975894/85819297.png" alt="изображение"></a></div>



код<div align="center"><a href="http://footballsummerfest2016.diary.ru/p215883079.htm"><img src="https://i104.fastpic.ru/big/2018/0722/5d/2706ce6d7e2d9d043e5e8e052d9b095d.png" alt="изображение"></a></div>




код<div align="center"><a href="http://footballsummerfest2016.diary.ru/p215883079.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/1/9/7/5/1975894/85819300.png" alt="изображение"></a></div>


За баннеры спасибо  Береннис

@темы: Football Post-World Cup Fest 2018, организационное

@темы: организационное

На протяжении всего феста наша команда ПРЕОДОЛЕВАЛА: у нас были и тексты, донесённые в последний момент, и написанные и вычитанные в самолётах и электричках, и выкладка, целиком свёрстанная с телефона, и много разного. Но мы смогли, мы прошли всю дистанцию и вошли в четвёрку лучших.
Спасибо всем, кто был с нами, читал и комментировал, кто голосовал за нас, а также организаторам, без которых не было бы и феста. Мы любим вас!

Под масками, как обычно, скрывались, как могли:

Первый тур
«Отт» —  brigadier broccoli
«Волчонок» —  blenamiboa
«Всё просто» —  brigadier broccoli

Второй тур
«Все песни этого лета» —  brigadier broccoli
«This is the fire you keep on burning» —  brigadier broccoli
«На расстоянии вытянутой руки» —  brigadier broccoli

Третий тур
«Alps_art_blog» —  furicura и  brigadier broccoli
«Здесь и сейчас» —  blenamiboa

Вычитка —  blenamiboa
Оформление выкладок —  furicura и  brigadier broccoli

@темы: деанон, Team Alps alliance, Football Autumn Fest 2017

Команда Бундеслиги благодарит всех, кто читал, комментировал и голосовал.
Отдельное огромное спасибо организаторам феста за то, что они все еще с нами и трудятся на благо футбольного сообщества.
Смотрите Бундеслигу и болейте только футболом!

Первый тур

Золото		Trush
Нюансы лексикона		blenamiboa
Ржавчина		blenamiboa
Поезд до Мюнхена		Йоонст.

Второй тур

Море внутри		Йоонст.
Пчелиный путь		Йоонст.
Три орешка для Романа Бюрки		Рикки Хирикикки
Still a Better Love Story than Twilight: New Moon		Trush
Ясная гора		мария антуанетта в кедах

Третий тур

Bundesliga channel		marmota_marmota
Marco Reus Commercial		мария антуанетта в кедах
Башня Бисмарка		Йоонст.
Спонтанные решения в половину третьего ночи		Trush

@темы: деанон, Team Bundesliga, Football Autumn Fest 2017

Мы хотим сказать огромнейшее спасибо читателям за поддержку и комментарии, а организаторам и остальным командам за то, что фест получился таким классным. Надеемся, что мы смогли сделать холодные, дождливые вечера в Стоке чуточку теплее, если вы понимаете, о чём мы.

1 тур
«Бельгийские вафли» —  Trush
«Ветер в спину» —  мария антуанетта в кедах
«Над обрывом времени» —  Джей
«Поговори мне тут» —  Джей

2 тур
«В ночь большого прилива» —  Trush
«Нетелефонный разговор» —  Trush
«Эти годы» —  мария антуанетта в кедах
«У причала в девять» —  Джей

3 тур
«Бывшие» —  мария антуанетта в кедах
«Звёзды плохого не посоветуют» —  Trush
«Футбол на стиле» —  Джей
«Череп» —  RasrowTheChaos

Вычитка —  Джей,  Trush (анонимный доброжелатель —  NaojiShidenai)
Оформление —  Trush,  RasrowTheChaos

@темы: деанон, Team EPL, Football Autumn Fest 2017