у меня... а нет, час ночи, но я честно пытался!

[footballsummerfest2016]

Название: Вопросы, на которые не нужны ответы
Автор: philip rausch
Размер: 1800 слов
Пейринг/Персонажи: Стейн Схарс/Сэм Ларссон
Категория: слэш
Жанр: романс, АУ
Рейтинг: PG13
Саммари: Он говорит на каком-то своём языке, и понять его сложно. Куда сложнее, чем ребят, не умевших связать на английском или каком угодно знакомом обоим языке и двух слов, но как-то умудрявшихся активно коммуницировать с окружающими.
Ключ: Языковой барьер
Предупреждение/Примечание: Периферия!АУ, гаптическая разведка, вот это вот всё, потому что ау по Периферии - это мой любимый сорт ебанины.

С гаптикой всё было просто: ты идёшь, куда она тебе говорит, стоишь, когда она говорит, стреляешь, когда она говорит, и все твои товарищи делают то же самое, потому что система работает безотказно, и она всегда лучше знает, как распорядиться ресурсом, которым в данном случае были человеческие единицы. По сути, во время заданий не нужно было ни с кем общаться с помощью слов — они прекрасно коммуницировали и координировали действия без них. Другое дело — в свободное время, когда каждый был рад потрепать языком и пропустить по банке пива под очередную байку. Все, кроме одного тихого мальчишки вроде из Швеции, большую часть времени державшегося в стороне от общих тусовок. Не из каких-то нелюдимых и диких, он всегда соглашался, когда его звали куда-то, даже рассказывал что-то, но всё это — больше из вежливости и, может, необходимости минимально быть частью коллектива. Ему просто не было интересно с остальными, это ощущалось очень отчётливо, но почему-то никто не находил в себе смелости что-то ему предъявить, как и выяснить о нём что-то помимо того, что он сам считал необходимым рассказать. Один из тех, кто вызывает непонимание и недоумение, но вместе с тем уважение. Таким ты подсознательно не можешь отказать в их священном праве сидеть на своей кровати и читать книгу или смотреть фильм в телефоне, пока остальные собираются выбраться в город, чтобы основательно опустошить запасы одного из дешёвых баров.
Стейн так же, как и остальные, не докапывался, хотя на правах командира и просто старшего, наверно, имел право — но не чувствовал, что в этом есть необходимость. Незачем. Говорят, не нужно трогать то, что хорошо работает — то же и с людьми, ни к чему пытаться лезть в голову тому, кто не выглядит нуждающимся в этом. А твоё собственное любопытство — этого твои собственные проблемы.
За много месяцев Стейн привык. Их много куда закидывали в эти месяцы: разные страны, разные задания, разные ландшафты и разная обстановка. За такое время и в таких условиях успеваешь узнать друг друга достаточно хорошо, успевают появиться все острые углы и все самые тёмные стороны каждого, сложиться отношения, небольшие группы по интересам или национальному признаку, дружба, неприязнь — тоже, это неизбежно.
Тем более неожиданным было то, что в один из ленивых спокойных вечеров он пришёл сам. Стейн курил на балконе, глядя на ярко-синее средиземноморское небо, когда рядом кто-то облокотился об ограждение.
— Не помешаю?
Ровный тихий голос, без капли акцента, Стейн узнал, как узнавал любой из их команды, хотя слышал довольно редко.
— Нет. Не помешаешь, — Стейн тихо хмыкнул, поворачивая голову.
Предлагать закурить не стал — что странный очень тихий и очень собранный мальчишка по имени Сэм не курит, он тоже прекрасно помнил. И знал, что если он вдруг захочет, непременно попросит.
Несколько минут ничего не происходило. Молчали, глядя на город внизу, на тёмное небо, наслаждаясь тёплым ветром. Такие моменты в их полной неожиданных перемен жизни начинаешь ценить особенно сильно. Особенно когда знаешь, что через пару дней твоя жизнь может и вовсе оборваться, и идеально просчитывающая все возможные варианты развития событий система не всегда способна спасти от случайности.
— Извини, просто все ушли, и там как-то… слишком тихо.
Стейн с удивлением посмотрел на Сэма, не понимая, зачем он объясняет.
— Мне всегда казалось, что ты всегда можешь развлечь себя сам, — с мягкой улыбкой, пытаясь чуть подначить, растормошить.
Сэм понял, хмыкнул тихо.
— Это правда, но иногда… не знаю.
Он пожал плечами и снова отвернулся. Лицо (и не только оно) усыпано веснушками, воды и брови немного выгорели на солнце.
Он говорит на каком-то своём языке, и понять его сложно. Куда сложнее, чем ребят, не умевших связать на английском или каком угодно знакомом обоим языке и двух слов, но как-то умудрявшихся активно коммуницировать с окружающими. Он просто думает иначе.
В тот раз они больше ничего не говорили, Сэм просто стоял рядом, едва касаясь Стейна локтем, пока оба не почувствовали, что пора и спать.

После они ещё не раз болтали, и в следующие разы Сэм был более многословным. Он сам приходил, сам спрашивал что-то, иногда — обескураживающе личное, иногда — нарочито нейтральное, и они болтали. Всегда — не дольше получаса, после чего молчали, иногда прервав разговор на полуслове, забыв или так и не определив, о чём говорили, и просто стояли или сидели рядом, каждый думая о своём, и в этом было что-то очень умиротворяющее и успокаивающее. Может, именно этого спокойствия и искал Сэм в тот самый первый раз.
Сменялись города, ландшафты, обстановка, но неизменно наступал момент, когда они оставались вдвоём, и Стейн сам не понял, когда стал этих моментов ждать. А когда понял, было поздно. Когда понял, разговоры, которые не вели ни к чему, перестали быть нужны, сменённые тем, что им было действительно необходимо: сначала осторожными, но быстро ставшими жадными и настойчивыми поцелуями, слишком шумным в тишине любой случайной укромной комнаты дыханием, ощущением кожи к коже, посверкивающей в темноте гаптикой, делающей бледную веснушчатую кожу похожей на шкуру фантастического животного. Это было просто и понятно. Это было их самой большой и самой важной тайной. Самым чистым и искренним, без малейшей возможности двусмысленности. Это были они настоящие, такие, какими не были ни для кого больше.
Однажды Сэм спросил, что Стейн собирается делать, когда закончится его контакт. Обычный вопрос, из категории несерьёзных и неважных, на который, как предполагалось, Стейн должен был ответить не раздумывая. На деле же ответ показался самому себе слишком неправильным.
— Как все, думаю. Устроюсь работать где-нибудь, заведу семью.
Наверно, потому что говорить что-то подобное человеку, с которым всего пять минут назад как в последний раз целовались, неуместно.
— А ты сам?
Сэм задумался, вздохнул, пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, пойду учиться на архитектора, как хотели родители. Не знаю. Я пошёл в гаптическую разведку, потому что хотел сделать что-то вопреки. Сделать что-то не то, чего ждут от меня. А что потом — я не задумывался, возможно, надеялся, что что-то придёт само, жизнь сама выведет меня к чему-то.
Стейн смотрел в его бледно-голубые глаза и понимал, что не может дать ему совет. Не может рассказать ничего, что могло бы хоть как-то помочь найти ответ. Может, потому что Стейн всё ещё не мог его понять.
Ответа Сэм и не ждал. Он постоял насколько секунд молча, потом приобнял, на мгновение прижавшись виском к виску, кажется, вздохнул очень тихо и ушёл к себе, как обычно ничего не сказав.

Позже их всё же раскидало по разным командам, всё после того задания, когда их кто-то сдал — или просто раскрыл, потому что машины всё ещё не всемогущи. Стейн хорошо помнил то ощущение, что что-то определённо должно пойти не так, за дорогие секунды до того, как гаптика странным, непонятно откуда идущим импульсом даёт команду срочно отступать. Через мгновение раздались выстрелы, но именно этого мгновения и хватило, чтобы успеть уйти без потерь. Магия искусственного интеллекта, успевающего анализировать данные с дронов, спутников и камер и датчиков на их телах за считанные доли секунды и способного найти сценарий с идеальным исходом до того, как станет слишком поздно.
Они не видели друг друга, но скрывались в глубине трущоб города, название которого Стейн вряд ли мог бы вспомнить, даже если бы имел право. Но каждый знал, что остальные рядом, каждый следует своим чётко определённым маршрутом.
Насколько раз Стейн видел, как чей-то спрутсьют шёл пиксельной рябью от шальной пули, но не имел права ни останавливаться, ни даже задумываться о том, кто это был и насколько всё серьёзно.
Уже после, на базе, Стейн узнал, что Сэма задело в плечо, и его отправили в госпиталь. Потом — что его отправили в другой отряд, и это было последним, что Стейн слышал о нём. Никто не стал необходимым сообщить, а самому проявлять такой активный интерес к его судьбе было бы не совсем уместно.
Возможно, это было к лучшему. Их странные взаимоотношения начались ни с чего и закончились так же ничем, и пожалуй, иначе быть не могло.
Ощущение недосказанности, впрочем, не отпускало ещё очень долго, даже когда вернулся домой. Как будто так и не понял что-то очень важное, не успел сказать что-то, что должен был. Были мысли даже попробовать найти его, но это было бы настолько же глупо, насколько и бесполезно.
Много раз Стейн просыпался посреди ночи и не мог понять, что конкретно разбудило: фантомное ли эхо гаптики по коже, или же воспоминания о слишком смелых для такого тихого и сдержанного на вид мальчишки прикосновениях и поцелуях, пока в конце концов это всё не слилось воедино и не осталось пылиться где-то на задворках памяти напоминанием о том, что иногда в жизни случаются вещи, которые ты не можешь объяснить и понять.

В Роттердам занесло по делам, в общем-то случайно. Но случайности слишком часто оказываются решающими, и если эта встреча и должна была когда-то произойти, то непременно именно при таких условиях. Именно тогда, когда всё, что было в первой гаптической, осталось далеко позади, давно забытой тенью прошлой жизни, которую не очень-то хочется вспоминать.
Всего-то, казалось бы, просто знакомое лицо в толпе, то ли правда он, то ли игра воображения, рисующая смутно знакомые образы там, где их не должно быть, и бередящая старые воспоминания. Стейн, может, прошёл бы мимо, не веря в подобные совпадения и просто не зная, что в таких случаях стоит делать. Но словно почувствовав его взгляд, человек, будто вышедший откуда-то из давнего прошлого, вдруг повернулся, ловя взгляд через широкий коридор торгового центра. И Стейн был уверен, что он уже не слышал, что ему продолжала говорить идущая рядом девушка в немного нелепом, но странно идущем ей пальто леопардовой расцветки. Потому что сам не слышал и не видел ничего больше.
На долгие секунды не было больше ничего: только прямой взгляд светлых глаз и все те бесконечно долгие вечера, когда они вели бессмысленные невнятные разговоры, когда спешно и нетерпеливо раздевали друг друга в облюбованной подсобке, когда прежде чем выдвигаться на очередное задание, мимолётно касались тыльной стороной руки, понимая, что для кого-то из них всё может закончиться. Всё то, что имело смысл когда-то давно, и что сейчас будет лишним.
Случайно встретить призрака из прошлого — одно. Всякое бывает, в конце концов. Совпадения. Но осознанно впускать его в своё сегодня — не лучшая идея, это доказано многими наглядными примерами. Вчера должно оставаться во вчера, потому что жизнь движется вперёд. В том сегодня, которое есть у Стейна, всё так, как и должно быть: жена, трое сыновей, не самая дерьмовая работа, четверо котов. То, что нужно после всех приключений юности, то, чего он всегда хотел. По крайней мере, всегда искренне верил, что хотел, и впускать в эту идиллию некогда неразрешённую загадку — почти самоубийство.
Все разумные доводы говорят "нет", но Стейн всё равно идёт навстречу и, обменявшись неловкими приветствиями, всё же даёт свой номер.
Все разумные доводы говорят "нет", но Стейн всё равно отвечает на сообщение и соглашается встретиться.
Все разумные доводы говорят "нет", но неделю спустя Стейн снова в Роттердаме, где Сэм теперь живёт со своей девушкой — так по крайней мере он сказал.
Это действительно сродни изощрённому самоубийству, но Стейн всё равно оказывается в номере безымянного отеля, очень напоминающего их общее прошлое. Всё равно в ответ на жаркое и до ужаса болезненное "Я скучал. Очень." кивает, делая шаг навстречу и признаётся в первую очередь не ему, а самому себе: "Я тоже."
Это, возможно, большая ошибка, и ощущение, словно ступил на тонкий лёд и провалился в холодную воду, и медленно тонешь, не способный выбраться. Но Стейн позволяет прижать себя к стене и целовать так знакомо яростно и нежно.
Это похоже на систему, что управляла ими через гаптику, только сложнее, запутаннее. Судьба, которой нет сил сопротивляться. Второй шанс попытаться найти ответы и сформулировать вопросы. Хотя, возможно, все ответы они уже нашли, снова — без каких-либо слов.