Автор: philip rausch
Размер: 2300 слов
Пейринг/Персонажи: Ален Зуттер/Чириако Сфорца
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R
Саммари: Чириако Сфорца, итальянец из Волена, оставался загадкой, вечным не отвеченным вопросом.
Ключ: We can be heroes, forever and ever
Предупреждение/Примечание: Я, конечно, облажался и сначала неправильно посчитал возраст Сфорцы на момент присходящих событий, но все, вовлечённые в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними,
читать дальшеТакого человека, как Чири Сфорца, сложно понять и ещё сложнее выкинуть из головы. Он врывается в твою жизнь, похожий на сон, на героя кино или романа, и меняет всё. Меняет твоё представление о людях, о жизни, о том, что хорошо и что плохо, даже о тебе самом. И при этом остаётся недостижимым даже когда вот он, живой и осязаемый в твоих руках.
Чириако Сфорца, итальянец из Волена, оставался загадкой, вечным не отвеченным вопросом. Немного надменным, а может, стеснительным, никогда не поймёшь точно, где проходит эта грань. Непонятным, нелогичным, непоследовательным.
То беззаботно болтал обо всякой ерунде, смеялся над шутками, оживлённый, расслабленный, валялся на кровати Алена, закинув на него самого ноги, то вдруг замыкался в себе, становился холодный и отрешённый, не хотел произносить ни слова и избегал любых прикосновений. Всё это — с непредсказуемой периодичностью и словно бы вообще без повода. Они вроде были близки, ближе, чем все остальные партнёры по клубу или сборной, но если Ален доверял Чири абсолютно всё, то в обратную сторону это работало не очень.
Вероятно, Чири доверял ему. Вероятно, больше, чем кому-либо. Намного больше. Но при этом… это намного больше в пересчёте на нормальные человеческие мерки было совершенно ничтожным.
Но Алену было хорошо с ним. По-особенному хорошо, как может быть с человеком, которого ты знаешь ровно настолько, что обоим максимально комфортно. Можно что-то делать вместе, можно ничего не делать. Можно делать глупости или говорить о серьёзных вещах. Можно быть собой, можно не быть.
Они могли играть в карты, вдвоём или с кем-то ещё из команды, могли пойти гулять вместе, могли повесить на стену мишень с приклеенным к ней на скотч собственноручно криво нарисованным ручкой изображением насолившего им судьи и до глубокой ночи кидать в него дротики, постоянно угорая и, естественно, утыкав всё вокруг. Могли, уже устроившись в кроватях (или кровати, как получалось), размышлять о том, кем они были в прошлой жизни и кем хотели бы быть в следующей, до глубокой ночи раскручивая теории о цепочке перерождений и встреч в каждой из прошлых и будущих жизней. Могли просто включить какое-нибудь кино и обсуждать его. Или не обсуждать.
А ещё Чири был красивый, и красота его была не мужественной, но и не женственной, а чем-то совершенно другим, абстрактным и реальным в одно и то же время. Это было аксиомой, это признавали все, кто хоть раз его видел, но для Алена Чири словно был особенным. Может, всё дело в доверии, в том, что при Алене он был более естественным. Или в чём-то ещё.
Ален почему-то всё никак не мог забыть, как ночью после победы над "Лозанной" он танцевал в их номере под "La Isla Bonita" Мадонны. Счастливый, немного пьяный и такой грациозный и свободный, каким ещё не был ни разу. И Ален танцевал вместе с ним, хотя, честно говоря, с чувством ритма у него всегда было не очень. Именно в тот вечер в их взглядах и прикосновениях было что-то запредельно откровенное, что заставило смотреть на него, на себя, на обоих вместе совершенно по-другому. По-новому.
После Ален много недель думал о том, как Чири приобнимал его за пояс и клал голову на плечо, как смотрел из-под длинных тёмных ресниц, как улыбался. И как потом, будто чего-то испугавшись, молча сбежал в ванную.
Всё это выглядело слишком однозначно. И слишком естественно.
Поэтому таким же естественным казалось сделать следующий шаг. Казалось, что ничего не может пойти не так, что они достигли того уровня, когда можно, когда не нужно больше спрашивать разрешения или уточнять.
Они снова лежали на одну кровати, без особого внимания глядя в экран телевизора, касались плечами, потому что места не очень много, и Чири как обычно положил ногу на его ногу. Он был в том пограничном расслабленном состоянии, не возбуждённом, но и не отрешённом, и казалось, это самый подходящий момент.
Ален сначала взял его за руку, и Чири не отреагировал никак, даже не посмотрел на него. Только через секунду, с какой-то странной задержкой, закрыл глаза и, кажется, выдохнул. Ален повернулся к нему, наклонился к лицу, подождал ещё мгновение и осторожно поцеловал. Губы Чири были мягкие, податливые. Он не сопротивлялся, но и не отвечал. Только спустя секунду очень деликатно положил ладонь на щёку и заставил отодвинуться.
— Не надо.
Шёпот его был дрожащий и взволнованный.
Ален не знал, то ли ему не понравилось, то ли он просто испугался. Но настаивать не стал. Кто он такой, в конце концов?
— Извини.
Чири только неловко улыбнулся и вернулся на свою кровать. Уселся, обняв колени. Кажется, дрожал. Или нет. Ален не стал проверять.
Две недели они не говорили об этом. Всё шло как шло. Они оставались друзьями, самыми близкими друзьями, и Чири старательно делал вид, что ничего не произошло. Ален пытался тоже. В конце концов, cглупил, подумал не то, бывает.
Они по-прежнему жили вместе, в Цюрихе и на выездах, везде, по-прежнему до ночи смотрели кино, лёжа рядом, и наверно, это было самым лучшим исходом.
Была последняя игра сезона. Дерби, в котором Ален не играл, но которое смотрел, нервно сжимая пальцами розу, даже после того, как в ворота "Цюриха" влетел пятый мяч. А после — обнимал Чири в раздевалке, ещё даже не успевшего снять футболку, уставшего, вымотанного, но довольного. И исходом игры, и первым голом за клуб.
— Будешь скучать? — уже дома, после командного ужина и всех прилагающихся мероприятий, Чири сидел на кровати, всё ещё одетый, смотрел на Алена из-под чёлки задумчиво.
— Конечно! — Ален присел рядом, хотя собирался уже идти в душ и спать — слишком уж длинный был день, чтобы продолжать сидеть, хотя ведь и не играл даже. — Но я буду приезжать в гости. В Берне нет таких пирожных, как в том кафе на Лёвенштрассе, я уверен. Без них я долго не протяну.
Ален улыбался лениво и пьяно, смотрел на Чири, такого красивого, что дух захватывает. Если бы он был девушкой, у них бы всё получилось. Но тут немного не повезло.
Потерпав Чири по голове, Ален поднялся и пошёл готовиться ко сну.
Это могло быть концом, но Ален почему-то был уверен, что не будет. Они ещё встретятся — чтобы сходить в кафе на Лёвенштрассе или чтобы сыграть вместе. Да и сейчас у них ещё есть несколько дней, пока он соберёт вещи. Они даже не думали прощаться, потому что час с небольшим на поезде для них — сущая ерунда, меньше, чем идёт игра.
Когда Ален шёл в душ, Чири выключил свет и сидел на кровати, подсвеченный голубым сиянием экрана телевизора. Сказочный, как эльф или вампир, невесомый. И Ален не мог не улыбаться, когда думал о нём, одновременно по-детски наивном и непосредственном, которого хотелось опекать и защитить, и при этом — очень по-взрослому проницательном и разумном.
Когда перестаёшь ждать чего-то, получить это в тысячу раз приятнее, что бы там кто ни говорил. Ален ощутил это во всех красках, когда, пока он старательно выполасктвал шампунь, Чири осторожно открыл дверь ванной и, не говоря ни слова, разделся и залез прямо к нему в душ. Прижался к спине, крепко обняв руками поперёк груди.
Закинув руку назад, Ален растерянно потрепал его по голове.
— Ты чего?
Чири немного расслабил руки, позволив повернуться. Смотрел на Алена сложным взглядом, как будто совсем чуть-чуть улыбался.
Ален нащупал позади себя кран и выключил воду. Положил руки ему на плечи.
Чири прикрыл глаза, улыбнулся. Прижал к себе ещё крепче и поцеловал. Немного неловко, но очень жадно и страстно.
У Алена перехватило дыхание. Нельзя сказать, что он не верил, но не ждал — это точно. Но, наверно, стоило ожидать, ведь Чири Сфорца — человек-загадка.
Целоваться с ним было непривычно, необычно. Он был настойчивый, горячий, и вот уже не просто обнимал, но гладил спину и ягодицы, зарывался пальцами в волосы. Всё ещё немного дрожал. Тонкий, гибкий, невозможно красивый.
— Идём в кровать.
Вот это Алена действительно удивило. Даже не то, что Чири это предложил, а то, как легко и уверенно он это сделал.
— Ты же не хотел. Тогда.
Ален не удержался, не успев вовремя прикусить язык. Но Чири не смутился и не обиделся. Только улыбнулся нахально.
— А сейчас хочу. Хочу всё.
И это тоже было очень в его духе. Хотеть всего и сразу, порой в самый неожиданный момент. И Ален готов был ему это дать. Всё, что он только захочет. И даже больше.
— Я не буду трахаться с тобой без резинки.
Ален не знал, как на это реагировать, но тон у Чири был очень деловой, как будто он уже имел достаточный опыт (если вообще имел) и очень чёткие принципы.
— Как будто я собирался, — хмыкнул Ален, целуя его и гладя по бедру.
Чири лежал на спине на его кровати, всё ещё с оставшимися на коже каплями воды и встрёпанными мокрыми волосами. Со стояком и влажными губами. Красивый. Просто ужасно красивый.
Ален сцеловывал капли с его кожи, с живота, с бёдер, ещё не до конца понимая, что они делают и что нужно делать дальше. Это был его первый раз с парнем. У Чири, кажется, первый раз в принципе. И всё это было неловко и непонятно.
Впрочем, Ален смотрел достаточно кино, в том числе и для взрослых, и был готов хотя бы теоретически. Да и в Чири он не сомневался. По крайней мере, расслабленную и призывную одновременно позу, в которой он растянулся на кровати, пока Ален искал в карманах джинсов заныканный на всякий случай презерватив, Сфорца явно где-то подсмотрел. Хотя… возможно, это просто он сам, его неподдельная чувственность и эротичность.
Ален старался быть нежным, старался не торопиться. Это было сложно, но Чири слишком хрупкий, слишком эфемерный, и последнее, что Ален мог себе позволить — это сделать ему больно или даже просто неприятно. Поэтому — только нежные прикосновения, поцелуи и шёпот. Поэтому Ален старался реагировать на каждый его стон, каждый вздох, когда готовил смазанными кремом для рук пальцами, когда входил в него.
— Нормально? Не больно?
— Нормально. Продолжай.
По лицу было непонятно, нравится ему или нет, но Ален решил поверить на слово. Если что-то пойдёт не так, Сфорца молчать не станет.
Он действительно не молчал, но не потому что ему что-то не нравилось — наоборот, как только Ален чуть смелее толкнулся в него, ахнул и произнёс тихо:
— Боже. Ещё.
Отказать ему Ален бы не смог, если бы даже хотел. И продолжил двигаться, теперь уже более быстро и размашисто.
Чири сжимал ногами его поясницу и кусал яркие припухшие от долгих и почти агрессивных поцелуев губы. Ангельски и одновременно очень порочно красивый. Так, наверно, выглядел Люцифер до своего падения. Ален иногда касался его лица, волос, надеясь убедиться, что он настоящий, живой человек, а не эфемерный мираж.
Впрочем, мираж явно не может быть таким горячим и тесным, и вряд ли будет заботливо держать спадающие на лицо волосы, как будто бы они действительно могли мешать Алену или хоть сколько-то его волновать. Но сам этот жест был чем-то таким приятным, таким контрастирующим с тем, как Чири держался в основном, что от него просто сносило башню. Ален наклонялся, целовал его жадно, безумно, и был, наверно, самым счастливом человеком на планете Земля.
Видеть, как Чири выгибается, обнажая тонкую белую шею, как забывается в наслаждении, было эстетически самым безупречным зрелищем, которое Алену приходилось наблюдать. Он был прекрасен. И даже было немного стыдно так бессовестно впиваться в эту шею зубами, оставляя тёмные следы, но устоять Ален не мог. И это было понятней каплей. Дальше были только звёзды, только бескрайний космос, в котором они оба растворялись.
С высоты своего опыта много лет спустя Ален не раз думал о том, что им повезло в какой-то степени. Атмосфера свободы, ощущение того, что можно всё, позволяли делать вещи, о которых позже и подумать было страшно. Тогда казалось совершенно нормальными попробовать что-то новое, и секс с парнем был, возможно, самым безобидным из этого списка. Но именно у него последствия оказались самыми далекоидущими для них обоих.
Но это всё было потом.
Тогда, в мае восемьдесят седьмого, в полтретьего ночи, они лежали, глядя друг на друга в оранжевом свете фонаря из плохо занавешенного окна. Ещё совсем дети, пусть и сами себя таковыми в тот момент не считали. Счастливые и влюблённые.
Сцепившись кончиками пальцев, иногда обмениваясь лёгкими, совсем невесомыми поцелуями. И Чири улыбался этой своей лукавой улыбкой, против которой, кажется, не существует оружия.
Лежать в кровати, видя напротив лицо Сфорцы, и засыпать, слыша его дыхание, было очень странно, но очень приятно. О таком раньше и мечтать-то духу не хватало. Это само по себе больше было похоже на сон, чем на реальность, было страшно уснуть и проснуться, не обнаружив его рядом.
И естественно, именно так и произошло.
Открыв глаза утром, Ален понял, что в кровати он один. Сфорца, колено которого упиралось в ногу, так что это ощущалось даже во сне, пропало. И на секунду правда показалось, что приснилось, потому что слишком красиво бы было, слишком уж волшебно. Это определённо могло присниться. Если бы не было настолько реально.
Перевернувшись на другой бок, Ален посмотрел на соседнюю кровать. Ну да, вон он, дрыхнет, сгрёб в охапку одеяло. Совсем хрупкий во сне, совсем ещё подросток, хотя потом, даже спустя годы, мало что изменится.
— Эй! Чири, спишь?
Чири не ответил, но шумно сонно вздохнул.
— Сфорца, эй! — уже громче повторил Ален. Хотелось поговорить, спросить, правда ли это всё было. — Проснись!
На этот раз Чири открыл глаза и уставился на Алена мутным сонным, но очень выразительным взглядом.
— Чего тебе? Спать хочу.
— Ты чего ушёл к себе?
Поняв, что диалога не избежать, Чири страдальчески застонал и спрятал лицо в складку одеяла.
— Твои волосы повсюду. Это невозможно. Даже у меня в заднице!
Хотелось чем-то в него кинуть, но под рукой ничего не было. Пришлось вылезти из кровати и залезть в постель к нему, пытаясь скинуть одеяло и добраться до его торчащих рёбер.
— В заднице, говоришь? Я тебе устрою в заднице!
Чири вяло отбивался и смеялся, отплёвываясь от теперь действительно нещадно лезших ему в лицо волос Алена.
— Ну вот опять! Если не будешь убирать их на ночь, я больше с тобой в одну постель на лягу!
Ален рассмеялся, одновременно чувствуя, как становится горячо в груди.
— А ты собирался?
Чири смотрел на него довольно и нагло.
— Конечно. Мне понравилось вчера.
И в его глазах был океан. Бесконечная бездна, в которой Ален тонул без шанса на спасение.
Всё это — реальность, всё это — на самом деле. Чири действительно лежит под ним, голый и ещё немного сонный, улыбается, пытается собрать его волосы в хвост. Красивый до безумия.
— Останешься на лето со мной?
Ален бы остался с ним на всю жизнь. По крайней мере, тогда. Но хмыкнул.
— Нет. Я сделаю лучше — я заберу тебя на лето с собой.
И это лето, возможно, было лучшим в их жизни, потому что они были слишком детьми и слишком влюблёнными. И тогда им обоим было ещё слишком наплевать на то, что будет дальше.