Название: Золото
Автор: 
team BundesligaБета: team BundesligaРазмер: драббл, 680 слов
Пейринг, персонажи: Лукаш Пищек/Якуб Блащиковски
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: R
Краткое содержание: После заселения Роберт потащил команду смотреть на достопримечательности города, и из всей сборной в отеле остались только Лукаш и Куба.
В Ереване было солнечно, и лучи рыжей кошкой просачивались в номер. После заселения Роберт потащил команду смотреть на достопримечательности города. Он и к ним приходил, виновато потоптался на пороге номера под спокойным взглядом Кубы и ехидным - Лукаша, и, пожав плечами, ушёл, оставив их распаковывать чемоданы.
— Если ты не пойдешь, Камиль протащит в отель пиво, — сказал Лукаш, едва за Робертом закрылась дверь, и на ручке снаружи качнулась табличка "Не беспокоить". Куба только усмехнулся в ответ:
— Это проблемы Роберта.
— Ты учишь его плавать, выкинув из лодки на глубине, если ты понимаешь, о чём я.
Куба не ответил, хотя мог бы сказать, что Роберт их обоих ещё уделает на стометровке свободным стилем, если уж продолжать эту аналогию.
Лукаш за ворот стащил с себя футболку, потянулся, подставляя грудь солнечному свету из окна, и с наслаждением плюхнулся на кровать. Солнце золотило его кожу, путалось в волосах, и эта картина рождала в голове Кубы какие-то не те ассоциации: пшеничное поле на рассвете, румяная хлебная корочка, ещё тёплая от жара печи, гладкий бок кубка чемпионов, щекотные лепестки подсолнухов во дворе бабушкиного дома, рукав футболки домашней униформы под щекой во время объятий после удачно забитого гола, пенный язык светлого пива, плещущий в стакан.
Запах ромашки от волос Лукаша на соседней подушке. Сливочный вкус его кожи.
Куба привычно подивился тому, как многое в его жизни было связано с Лукашем. Шутка ли — десять лет без малого прошло с того момента, как ушастый большеротый паренёк, впервые надевший форму всамделишной, взрослой сборной занял ему место у окна в командном автобусе. А потом и всю жизнь как-то незаметно занял.
— Перестань, — не отрывая взгляд от экрана телефона, на котором, судя по звукам, устанавливался очередной мировой рекорд в Candy Crush, сказал Лукаш. Он, как всегда, понял, о чем думал Куба, и, отложив телефон, хлопнул по одеялу рядом с собой. — Время отдыхать, пока Роберт не привёл твой выводок обратно.
— Теперь это его выводок, — буркнул Куба, но рядом лёг, ткнулся виском в тёплое плечо Лукаша, и тот привычно поёжился от щекотки, когда борода Кубы уколола кожу над локтем.
— Серьёзно, мы будем говорить о Роберте сейчас? — спросил Лукаш, поворачиваясь, и его лукавая и ласковая улыбка оказалась совсем близко. Это было правдой — они всегда обсуждали чужие дела в дороге, по телефону или, склонившись друг к другу, в самолёте. Куба улыбнулся в ответ и потянулся поцеловать его.
Лукаш всегда целуется с открытыми глазами, жадно ловя взглядом каждую чёрточку лица Кубы, словно не выучил их за все эти годы, словно не запомнил, как он жмурится, когда Лукаш залезает рукой ему в штаны, оглаживая пальцами полувставший от этой ласки член. От этой жадности и ненаигранного удивления Кубу всякий раз вело едва ли не больше, чем от самих прикосновений.
Лукаш требовательный и пылкий, и, вроде бы, столько лет прошло, а голову кружит, как в первый раз. Лукаш, как золото — плавится в его руках, горячо прижимается кожей к коже, и пятна на его щеках — как от жара. Он облизывает припухшие от саднящих поцелуев губы, наскоро облизывает пальцы, пристраиваясь между расставленных колен Кубы, и тянет его на себя, легко удерживая его на весу.
Больно только первый миг, а потом Куба забывает об этой боли, потерявшись в распахнутых глазах Лукаша. Он подхватывает заданный ритм, и пальцы ног сводит от напряжения и нежности за миг до того, как Лукаш хрипло стонет, чуть сильнее стискивая пальцы на его члене, и этого Кубе хватает. Едва не рыча от удовольствия, он роняет голову Лукашу на плечо, глядя, как по его пальцам течёт солоно пахнущая сперма.
— Нужно проветрить, — пытается сказать Куба, когда Лукаш, вытягивается на нём сверху, придавливая своим весом к чуть влажным простыням. — И в душ...
— Потом, — одними губами говорит Лукаш и смеётся, но не над его неуклюжими попытками снова быть самым сознательным человеком во вселенной, а просто потому что ему хорошо. И, чёрт возьми, Куба готов смириться даже с многозначительным молчанием Роберта, учуй тот запах секса по возвращении с прогулки, если Лукаш будет продолжать вот так вот смеяться.
Он закрывает глаза, вдыхая ромашковый запах волос Лукаша, и даже сквозь веки видит золотистый свет, хотя солнце успело спрятаться за тучи. 
Название: Нюансы лексикона
Автор: team BundesligaБета: team BundesligaРазмер: драббл, ~800 слов
Пейринг, персонажи: Владлен Юрченко/Кай Хавертц
Категория: очень незначительный пре-слэш
Жанр: виньетка
Рейтинг: PG за лексику
Краткое содержание: преподавание самого важного раздела русского языка едва ли совершеннолетнему наглецу — одна из немногих вещей, что скрашивают Юрче унылое и почти невидимое пребывание в клубе.
Примечания: предшествовавшие тексту реальные события — прямой эфир гарного хлопца Юрченко в Инстаграме перед массовым отъездом в сборные, куда золотой леверкузенский ребенок Хавертц нагло притащился и в очередной раз выдал весь свой словарный запас великого русского мата в комментариях (
1,
2,
3).
yurcha10
ну и что это ОПЯТЬ было?
kaihavertz29
хвалюсь
yurcha10
чем хвалиться-то?
kaihavertz29
лучшим учителем русского языка во всей стране
yurcha10
за уши тебя надо, а не гордиться
kaihavertz29
kaihavertz29
зато видишь, какая реклама хорошая! в массы пошло. легенда 
Юрча отворачивается от экрана и потирает глаза под своими очками, кажущимися ему самому очень модными, но на самом деле больше нелепыми. Несносный мальчишка, а, если уж что засело у него в голове, никак не выкинет.
Обитающий в последние дни у него товарищ — как же хорошо, когда в квартире есть хотя бы кто-то — еще четвертью часа ранее наконец угомонился со своими попытками расколошматить все в гостиной неумелой чеканкой вытащенного откуда-то мячика и уполз, как он выразился, «полежать», придавленный количеством выпитого пива.
Оглянувшись вокруг, Юрча вдруг осознает всю глупость окружающей его картины: он сидит один, в дурацкой кепке козырьком назад, бестолково пялясь в телефон, время ползет к полночи, а казавшееся спасительным в начале вечера пиво совершенно не лезет в горло.
Спасаться ему есть от чего, на самом деле. В клубе в очередной раз американские горки по турнирной таблице, да только вот ему билетика на аттракцион не хватило, и приходится наблюдать за всем кисло-сладким весельем даже не с бровки, а с трибуны стадиона или вовсе с этого же самого дивана, на котором он предается сейчас внезапно навалившейся полуночной рефлексии. До какого-то момента казалось, что сейчас ему позвонят из сборной, и он, как месяц назад, сможет сбежать из своей квартирки с видом на Байеркройц и отвлечься хоть на несколько дней, — но это было бы слишком просто. Телефон так и остался безмолвным, высвечивая лишь беззвучные уведомления о новых лайках в Инстаграме.
И даже Кая, хоть как-то разбавлявшего его невидимое существование в клубе, не притащишь залипать в приставку после тренировки: у него сейчас совсем другие заботы. Где диван в центре Леверкузена и где честь выводить свою сборную, пусть и младшую, на поле с полоской в цветах флага вокруг плеча? В мире по-настоящему больших ставок и большой ответственности, все чаще кажется Юрче, места для него самого не находится. Не его это игра и не его роль. Его — вот она, сидеть черт знает где с сомнительными приятелями да общаться с окружающим миром посредством идиотских прямых эфиров в социальных сетях.
Юрча снова смотрит на последние два сообщения с дурацкими эмодзи и ловит себя на глупой идее.
Да нет же, ну зачем. Может, он спит вообще — с его-то способностью отключиться где угодно и как угодно за три секунды нарваться на заспанный голос на другом конце трубки получалось куда чаще желаемого, хотя он вообще звонил довольно редко, чаще предпочитая написать (ведь так не слышно, как долго он вспоминает очередное вылетевшее напрочь из головы слово). Может, он уже встретился с ребятами из сборной, и ему совсем не до него — одно дело три смайлика подряд отправить, а это совсем другое. Может, в дороге, зачем отвлекать и с толку сбивать. Да и вообще, в двадцать первом веке это совсем недопустимое вторжение в личное пространство.
Примерно на последней причине ничего не делать он прищуривает глаза и все же тыкает в значок с телефонной трубкой. И, чуть помедлив, выбирает режим с видео.
Пока он не получает никакого ответа, он снова вспоминает оброненную получасом ранее фразу про то, что у него нет никакого настроения вспоминать немецкий. Надо же, когда есть причина — не причина даже, а внезапная прихоть, — и настроение появляется.
— Что, наговорился, звезда Инстаграма? — с экрана телефона на него смотрят две нагло задранные черные брови, дополняющиеся лукавой ухмылкой. Сна, разумеется, ни в одном глазу, на заднем плане — темный диван в его кельнской съемной квартире. Какая же чушь вся эта ваша вежливая осторожность.
— Ага, — с гордостью отвечает Юрча и чуть прокашливается, стараясь прогнать из интонации нахлынувшую парой минут ранее меланхолию. — Дома еще?
— Дома. Завтра с утра во Франкфурт, а там дальше по расписанию.
— Понятно, откуда у тебя время, эээ, представления устраивать!
— Разумеется. Стольким еще нужно поделиться с миром, ммм, — несносный мальчишка корчит максимально мечтательную гримасу, на что Юрча автоматически закатывает глаза: ну вот и что с ним таким поделаешь, а.
Повисает немного глупое молчание, но Юрче вдруг приходит в голову, как объяснить такое полуночное виртуальное вторжение.
— Вообще-то я тут не просто так.
— Ммм?
Кай заинтригованно смотрит прямо во фронтальную камеру своего телефона, прекрасно понимая, как это должно выглядеть: ровно как и в реальной жизни, когда он подолгу не сводит с собеседников прищуренных глаз, выжидая чего-либо.
Собравшись с силами, Юрча выдает:
— Пообещай мне одно, хорошо? А то я буду волноваться, — он картинно сдвигает брови для того, чтобы выглядеть максимально жалостливо.
— Чего еще? — Кай столь же наигранно-удивленно снова задирает одну бровь.
— Забудь весь свой словарный запас на матч с Беларусью. А то они ребята крепкие, а нос у тебя тонкий.
— De nachuii, — со смешком лаконично парирует Кай.
— Сам de, — передразнивает его выговор Юрча и довольно отмечает про себя, что Кай не может перестать улыбаться до самых ушей. Название: Ржавчина
Автор: team BundesligaБета: team BundesligaРазмер: мини, ~2230 слов
Пейринг, персонажи: Ларс Бендер, Свен Бендер
Категория: джен
Жанр: соулмэйт-АУ с ангстовым налетом
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Железо, каким бы прочным оно ни казалось, со временем ржавеет. Ржавчина разъедает до самого основания, до самого ядра, и глубже, и дальше, насквозь, пока все, что остается, не превращается в рыхлую рыжую труху да горстку того, что еще недавно было тем, что по-настоящему важно.
Примечания: во время того, как автор писал текст, Свен ухитрился прямыми словами назвать Ларса «своим соулмэйтом» в одном из
интервью, так что автор ничегошеньки не выдумывает, они все сами. В тексте имеется пара хронологических неточностей, принесенных в жертву повествованию.
Под ярким, почти неоновым светом «Фельтинс-Арены», подсвечивающим изнутри каждую каплю водяной взвеси, заполняющей все пространство, кровь кажется какого-то неестественно-рыжего цвета. Словно ржавчина. И растекается от влаги точно так же, как по любому металлу, подвластному коррозии. Еще чуть-чуть, и она будто станет набухшими хлопьями отслаиваться от поднятых вверх запястий.
Все взгляды с шестидесятитысячных трибун устремлены к фигуре в красном, распластавшейся по мокрому газону в окружении двух суетящихся врачей. Почти никто не замечает, как чуть поодаль другая фигура в красном украдкой хватается за затылок и стискивает зубы.
***
Ему двенадцать.
Их «Унтерхахинг» соответствующей возрастной категории бесноватым роем носится по газону за мячом. Любая двухсторонка неизбежно превращается в хаотичное броуновское движение разношерстных ребят в красных и зеленых манишках, которые кому-то едва достают до пояса, а на ком-то свисают до колен; часть из них уже успела вырасти за прошлое лето на две головы разом, а остальным это еще только предстоит.
Один из таких вымахавших уже акселератов со всей дури врезается широко отставленным острым локтем в Свена и сшибает его с ног.
Вспышка.
Очертания брата, корчащегося на газоне, расплываются перед глазами Ларса: все сознание резко заполняют беспричинная боль в собственной грудной клетке и странный звон в ушах. Противный, слишком, слишком громкий. Нестерпимый.
Что-то здесь не так, успевает подумать Ларс, пока в глазах окончательно не темнеет.
Когда Свен наконец-то поднимается, потирая ушибленное ребро, приходит в себя и Ларс: он обнаруживает себя сидящим на траве и закрывающим лицо руками, и не помнит, как оказался в этой позе. Звон в ушах постепенно затихает.
В раздевалке он подсаживается к Свену и задает прямой вопрос, что это было. И не случалось ли с ним вдруг чего-то похожего. Свен не понимает, о чем он.
Ему тринадцать.
Уже несколько лет отец доверяет — скорее даже поручает — мальчикам украшать дом к Рождеству. Они подходят к делу максимально ответственно и целый день проводят, снуя туда-сюда вокруг дома со стремянкой, мотком гирлянд и охапкой еловых веток. Шум, гам, швыряние друг в друга снежками и споры о том, как лучше сделать, — все по стандартному расписанию предпраздничной суеты.
В какой-то момент Ларс, с притупленным уже к концу дня чувством опасности, тянется чуть выше и чуть дальше, чем позволяет ему достать собственный невысокий еще рост — но не Свена же пускать, в самом деле, это значит признать, что не можешь сам, хоть ты и старше, что совершенно недопустимо. Стремянка опасно раскачивается — и вдруг заваливается на бок. Вместе с Ларсом.
Ларс с грохотом падает вниз и приземляется прямо на коленку. Когда первая волна боли отступает, он выбирается из-под стремянки и задирает штанину: под ней, конечно же, огромная кровоточащая ссадина.
Он вздыхает, поднимает глаза и видит, что Свен тоже присел и держится за свое колено — за левое, как и он.
— Кажется, понял, о чем ты тогда спрашивал, — рассеяно бормочет себе под нос Свен, машинально поглаживая ткань своих штанов.
Ему пятнадцать.
Когда Ларс тянется за укатившейся под стол ручкой — домашнее задание по математике само себя не сделает, сколько ни откладывай, — его снова прошибает резкая боль. Сначала промелькивает мысль, не врезался ли он во что-то под столом, но жужжание в ушах набирает силу, выходя на ставшие уже привычными частоты.
Да что с ним опять, черт возьми.
Ларс опускается на колени и зажмуривается. Свен в тот вечер решил сделать вид, что проблемы в виде огромного задания просто-напросто не существует, и убежал куда-то гулять с друзьями. Нагулялся, судя по всему.
Свен появляется спустя полчаса. С кровавым шариком ваты в носу и виноватым взглядом, он упорно отказывается отвечать на любые вопросы.
Неважно, говорит он. Смотря кому тут неважно, думает Ларс, но не произносит это вслух.
Ему девятнадцать.
Двумя неделями раньше он в первый раз в жизни ощутил, каково это — чувствовать жесткие края капитанской повязки у себя на плече, перед столькими парами глаз, перед столькими парами хлопающих рук. На какие-то двадцать минут — пустяк по обыденным меркам. Но всю эту треть часа Ларс украдкой бросал взгляды на Свена, пытаясь понять, не добивает ли до него и это разрывающее его изнутри чувство гордости, ответственности и, если хотите, счастья от того, что за сокровище ему доверили.
Свен даже головы не повернул в его сторону.
Сейчас, в следующем туре, ему в лодыжку врезается особенно наглый защитник «Гройтер Фюрта», и он падает как подстреленный. Пока командный доктор оценивает масштабы произошедшего, он краем глаза зацепляет, как Свен тяжело хромает к обеспокоенному тренеру.
Свену приходится скрывать новоприобретенную хромоту еще два месяца. На все попытки извиниться перед ним хотя бы в шутку он молча разводит руками.
***
Когда их дороги расходятся, расстояние ничего не меняет, и звон в ушах не становится ничуть тише и ничуть реже. Добавляется лишь вязкое ощущение беспомощности: ты не там, ты не рядом, ты ничем не можешь помочь, ты никак не можешь даже понять, насколько все серьезно. Только боль, пронизывающая то ступни, то бедра, то ребра, то голову, да назойливый звук, идущий откуда-то изнутри. И неизвестность, которая, как оказалось с годами, изматывает куда сильнее самой боли.
Это никогда не афишировалось: не табличку же рисовать и на шею вешать. «Привет, мы близнецы, мало того, что нас никто не различает, да еще и мы чувствуем друг друга сильнее, чем это позволительно». Очаровательная идея для костюма на карнавал, не правда ли? И тем не менее, все как будто сами догадывались и понимающе начинали опускать взгляд в пол, когда кто-либо из них резко стискивал зубы посреди разговора или, зажмурившись, хватался за ребра на пустом месте.
Все и так знали: они связаны. Просто потому что не могут быть не. Потому что не бывает иначе. Это естественный порядок вещей: кто, если не они, какие они, если не такие.
Зачем называть вслух своими именами и без того всем очевидные вещи?
***
Привычка повторять лишний раз, будто бы впрок, что они два разных человека, даже несмотря на все это, въедается сезон за сезоном почти что под кожу. Нет, я не знаю, как там Свен. Нет, он не рассказывал мне этого. Нет, я виделся с ним две недели назад. Нет, он мне не передавал.
(Да, я знаю, что он еле доиграл прошлый матч, а вчера ночью проснулся с болящей спиной на рассвете, а на прошлой неделе — нет, никому лучше не знать.)
С годами звон в ушах начинает звучать все чаще, а к двойной порции боли привыкаешь все сильнее, потому что она становится обыденностью, единственно верной реальностью. Напоминанием о том, что все еще жив сам и жив и человек по ту сторону телефонной трубки после каждого нового раза.
Голос Свена в ответ на такие звонки приобретает все более металлический призвук.
***
Если бы Ларс каждый раз, когда в их адрес используют слово «железные», оставлял зарубку на ближайшем дверном косяке, ему пришлось бы уже сменить не одну комнату. Железный характер, железные нервы, железный дух в не всегда столь же прочных телах — эта глупая метафора заседает в подкорке настолько, что с какого-то момента начинаешь относиться к ней всерьез.
Потому что она оказывается точнее, чем казалось раньше. Потому что железо, каким бы несгибаемым и крепким оно ни казалось, со временем ржавеет.
Ржавчина разъедает до самого основания, до самого ядра, и глубже, и дальше, насквозь, пока все, что остается, не превращается в рыхлую рыжую труху да горстку того, что еще недавно было тем, что по-настоящему важно.
Их слабости, лишние назойливые вопросы, которые не имеют прямых ответов, или напротив, отрицание любых сомнений, размышлений, созависимость и попытка доказать себе, что это не так, и постоянная, постоянная, постоянная, с годами редко стихающая боль своя и чужая — все это ржавчина, подтачивающая стальное основание.
Это невозможно контролировать. Можно защищаться как угодно, пытаться не думать об этом, избегать даже мыслей — но однажды начавшись, процесс уже не остановить, и бурые шершавые пятна расползаются все быстрее.
Ты ничего не можешь с этим сделать. Разве что научиться со временем переносить это все со стиснутыми зубами, показывая окружающим куда меньше, чем мог бы. Но сочувствующие, понимающие или, напротив, осуждающие взгляды никогда не закончатся, потому что полностью скрыть это нельзя.
Он всегда будет частью тебя.
Ты всегда будешь частью него, как бы ему этого ни не хотелось. Пока ржавчина изнутри не поглотит заживо ваши стальные скелеты.
***
Он даже не удосужился позвонить. Простая смска с лаконичным набором слов «Я перехожу к вам, завтра объявят» да тихий отзвук в ушах вместе с пропиликавшим телефоном — еще бы его не было, думает Ларс, еще бы ему не кололо где-то под ребрами после стольких лет. Возможно, он решил, что этого и так достаточно.
Ларс, конечно, понимал, чем должны были закончиться эти более дотошные, чем обычно, расспросы про дела в клубе в последние недели — но позволил себе думать, что столько лет старательно выстраивавшийся и бережно охранявшийся образ самостоятельного, отдельного от него во всем человека не стоит такой жертвы.
А теперь впереди недели репетиций фразы «все хорошо, хорошо, хорошо» перед зеркалом, чтобы камеры не выхватывали лишнего между словами и звуками, и повторение на разные лады уже намертво приклеившейся к языку мантры: «даже-если-мы-такие-это-все-равно-ничего-не-значит».
Свен явно любит повторять ее чаще него, тверже него, уверенней него, будто бы все еще стараясь заставить самого себя в нее поверить.
Одиноко нарезая круги в дальней части тренировочного поля — очередное обострение извечной лодыжки снова нарушило все законы пространства и времени; «нет, все не так уж и серьезно, нужна пара дней» превратилось в месяц унылых индивидуальных тренировок, которыми Ларс и так уже за прошедшие полгода насытился сполна, — он день за днем, раз за разом замечает, что Свен слишком осторожно наступает на правую ногу, когда думает, что на него никто не смотрит.
Ларс не задает лишних вопросов, которые вертятся на языке.
***
Пластиковый стакан с остатками кофе падает из рук. Ларс дергается, зажмуривается, схватив самого себя за локти, досчитывает про себя под звенящее жужжание до десяти и снова открывает глаза. Метрах в пятнадцати от него Свен вытирает запястьем сочащуюся из носа кровь и пытается прокашляться — лишь бы на футболку не попала.
Товарищеская встреча с несчастным «Зандхаузеном» уже и так сошла с намеченных рельсов и на полном ходу летела прямо в пропасть: с их массовыми паническими атаками счет 2-1 просто обязан превратиться в 2-3, и Ларс был откровенно рад тому, что на очередной коллективный приступ можно было смотреть чуть поодаль, жмурясь на солнце у кромки поля в компании заглянувшего снова по старой дружбе Симона, болтавшегося по делам где-то рядом. А теперь еще и это — и двух недель не прошло с трансфера. Как мило-то.
Ларс пожимает плечами и тянется за опустевшим уже стаканчиком.
— Опять сломал, — бросает он в сторону без какой-либо цели, пустой констатацией факта.
Симон обеспокоенно хмурится.
— У вас все… — начинает он было, но осекается на середине несостоявшегося вопроса.
— Что у нас?
— Не, ничего. Глупость.
Оба не сводят глаз со Свена, хлюпающего носом недалеко от центрального круга.
После финального свистка, зафиксировавшего очередной позорный результат, Ларс терпеливо дожидается, пока Хайко похлопает отеческим жестом всех расстроенных подопечных по спинам, и наконец приближается к брату.
— Как ты?
— Сам знаешь.
— Потому и спрашиваю.
Свен отвечает раздраженным взглядом и отворачивается. Они молча плетутся плечом к плечу к раздевалкам скромного стадиона.
— Если бы не твоя лодыжка… может, лучше бы смотрел, куда меня несет, — у самого порога все же выдавливает из себя Свен.
— Ты опять про это?
— Ты сам спросил, как я.
На обратной дороге Ларс демонстративно проходит в автобусе мимо Свена — поглубже в середину салона, к отгородившемуся уже от окружающего мира большими наушниками Штефу.
***
Со временем ажиотаж по поводу «великого воссоединения» чуть утихает: газетам сложно выезжать на одной и той же теме дольше месяца-другого, да и ребятам в раздевалке быстро наскучивают однотипные плоские шуточки, и они быстро находят новые и новые темы; впору благодарить общественное сознание за то, что жизненный цикл привлекающих внимание мотивов становится все короче.
Свен привыкает к команде, привыкает к новым цветам — никто, кроме Ларса, не знает, как в первые пару недель щипало у него в груди, когда он на несколько секунд дольше нужного задерживался перед зеркалом, не сводя глаз с другой, непривычной еще эмблемы над сердцем, — привыкает к Хайко со всем его морализаторством, отсылками к фильмам и странными метафорами. Привыкает он и к вечно ноющей не своей лодыжке — близкое расстояние будто бы заново калибрует ощущения, и Ларсу каждый раз приходится справляться с двойным чувством вины, за собственную беспомощность и то, что теперь это не только его ежедневная проблема.
Бессилие и неспособность поменять ход событий заставляет Ларса допустить себе мысль об одной хлесткой фразе, которую сам бы себе никогда не позволил, хоть и желал бы никогда больше не делать больно никому, кроме себя самого.
«Лучше бы всего этого не было», — непременно скажет ему однажды Свен. И будет прав.
Но Свен почему-то так и не произносит этого вслух.
Ни сейчас, ни когда-либо потом.
***
Буро-рыжеватая, почти ржавая от холодного искусственного света кровь продолжает сочиться сквозь наспех наложенные швы даже после матча, когда мокрый с макушки до пят Ларс пытается не выглядеть совсем уж жалко перед камерами, нервно смахивая с носа и щек слишком крупные капли воды. «Черт с ней, с головой, она роли не играет», — почти не задумываясь выпаливает он и расплывается в глупой ухмылке, ловя себя на мысли, что в этом предложении заведомо пропущено одно притяжательное местоимение.
Все равно никакого выбора не существует и никогда не существовало.
По пути в раздевалку его перехватывают командные доктора, чтобы все же привести в порядок неаккуратный шов, который вот-вот разойдется. Когда его, осторожно подлатанного, отпускают наконец стянуть с себя холодную, мокрую до нитки форму, в раздевалке почти никого не остается. Только Свен, который швыряет в него со смехом сухое пушистое полотенце, как только он пересекает порог.
— Эх ты, железная твоя башка, — улыбается он во всю ширину рта и почти машинально тянется ладонью к собственной макушке. — Как ты вообще доиграл-то с такими звездочками перед глазами?
— А ты будто не знаешь.
— Еще бы.
Ларс тоже рефлекторно проводит кончиками пальцев по свежему шву и не может не рассмеяться от того, насколько одинаковы эти жесты.
Может, пора бы и начать называть вещи своими именами. Название: Поезд до Мюнхена
Автор: team BundesligaБета: team Bundesliga Размер: мини, 3705 слов
Пейринг, персонажи: Себастьян Руди, Никлас Зюле, Матс Хуммельс, Роберт Левандовски
Категория: джен
Жанр: городское фэнтези, полицейская АУ со способностями
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: История первая, в которой Себастьян ищет своего напарника.
В последнее время Себастьяну очень часто снились разные люди. Они и раньше ему снились, но сейчас — практически каждую ночь. Он чувствовал себя психотерапевтом, у которого перед глазами за один день проходит огромное количество народу: студенты, домохозяйки, рабочие, кондитеры, госслужащие. Из Берлина, Франкфурта, Штутгарта, Мангейма, Фисбадена, Эмдена…
Все со своими проблемами, с целыми историями своих жизней.
А затем облака в окне вдруг начинали набухать, становились все больше, и ближе, и один-единственный клочок закрывал все небо.
Каждый раз Себастьян просыпался с заложенными ушами и сухостью во рту, и минут через десять забывал, что вообще ему снилось.
Самым лучшим в мюнхенском отеле были оплаченные завтраки. Не нужно было думать, что-то покупать, варить, готовить… Себастьян просто спускался (в промежутке между восьмью и десятью часами утра) вниз, где вместе с немногочисленными туристами и командировочными заправлялся какой-нибудь кашей с бананом или бутербродом с ореховой пастой, и отправлялся бродить по Мюнхену.
Официально он был в отпуске. Неофициально — отстранен от дела, в ходе которого пропал без вести его напарник Никлас. Дело, связанное с пропажами людей, пропавший полицейский — отличная строчка в личном деле.
Стоит сказать, что никто не разрешал Себастьяну уезжать из Зинсхайма, но никто и не запрещал — это просто подразумевалось само собой. И для его начальства, видимо, было совершенно очевидно, что духа Себастьяна не должно было быть в Мюнхене, где и пропал Никлас.
Для Себастьяна было совершенно очевидным, что в первый же день вынужденного отпуска он купил билет в Мюнхен и забронировал отель. На звонки коллег отвечал, что он у родителей в Филлингене.
В Никласе было почти два метра роста, не очень много ума и в принципе напрочь отсутствовало чувство самосохранения. Несмотря на то, что смотреть на эту оглоблю приходилось снизу вверх, Себастьян чувствовал, что несет за него ответственность. И именно поэтому для него было очевидно, что он окажется в Мюнхене, вопреки всем негласным правилам и установкам начальства. Себастьян не хотел бы, чтобы его родителям однажды сказали: ваш сын пропал, но мы не станем его искать.
Поэтому у него была карта города и пригородов, ноутбук и блокнот Зюле — честно говоря, за это Себастьяну было немного стыдно. Личные вещи напарника, вообще-то, полагалось сдать как вещдоки, но Себастьян считал себя в праве этого не делать: его же отстранили, хотя, вообще-то, могли этого не делать. Он бы все отдал, если бы продолжил заниматься этим делом. А так…
А так он с самого утра собирал вещи в рюкзак и шел в одну из кофеен Мюнхена, где листал блокнот Никласа, пытаясь разобрать его каракули, просматривал сохраненные вкладки в ноутбуке, вертел так и сяк карту, пытался найти хоть какую-то связь. Хоть какую-то подсказку, куда идти — и где искать Никласа.
Он, конечно, иногда думал о том, что если Никласа раскрыли, то он, скорее всего, уже мертв. Но Себастьян заставил себя отодвинуть эту мысль как можно дальше. Иногда она все-таки прорывалась. Почему-то в такие моменты Себастьян чувствовал свою вину — только его вины в этом не было. Он не мог управлять напарником, и не мог его убедить в том, что нужно поступать правильно.
И сам сейчас поступал так же, как Никлас — наплевал на все и поехал в Мюнхен.
В кафе Катцентемпель в это время было не очень много народу. Пожалуй, было занято немногим больше четырех столов, при том, что вечерами и в выходные дни здесь было попросту некуда яблоку упасть.
Себастьян держал в левой руке блокнот Никласа, а в правой — вилку, которой колупался в страшном изобретении местной кулинарии — чизкейке из авокадо, матчи и банана. К тому моменту, как официантка принесла и поставила ему на стол высокий стакан с холодным кофе, Себастьян успел попробовать чизкейк только раз, и не оценил его. Все, что содержало в себе чай, по его мнению, должно было подаваться в стакане с сахаром и лимоном, а не в виде торта. Авокадо, пожалуй, только в салате, а вот банан можно и так съесть.
— Это заберите, — попросил Себастьян, пододвигая тарелку ближе к краю стола.
Официантка задрала темные брови:
— Не понравилось?
Себастьян неопределенно повел плечами.
Девушка, неодобрительно хмыкнув, подхватила тарелку, установила ее на подносе и легкой походкой удалилась на кухню.
Себастьян проводил ее взглядом.
В блокноте он наткнулся на страницу со списком адресов и пометками — кампус Мюнхенского университета, полицейское отделение на Лёвенгрубе, квартира в доме неподалеку от зоопарка Хеллабрунн. Конечно, на первый взгляд в них не было никакой связи. Но эти адреса не появились бы в блокноте Никласа, если бы все было так просто.
Себастьян подтянул к себе салфетку и принялся переписывать адреса. Если сначала поехать к зоопарку, затем на метро в полицию… А что сказать в полиции? Ни направления, ни документов. И если бравые мюнхенские парни решат связаться с управлением полиции Зинсхайма, комиссар Нагельсманн не только расскажет о нелегальном положении обермейстера Руди, но и, вероятнее всего, не задумываясь, подпишет бумагу о его увольнении.
Это не совсем то, что устраивало Себастьяна. Он подчеркнул пункт с полицейским отделением и отвлекся от своих записей, взглянув на посетителей кафе другим взглядом. Где-то в подсознании, а может, на периферийном зрении, что-то мешалось, не давало сосредоточиться, теснило и призывало обратить на себя внимание.
Девушка за столом по правую руку от Себастьяна смотрела на выключенный экран своего телефона, рассеянно помешивая длинной ложечкой в своем стакане с кофе. Она была явно чем-то расстроена, и первой мыслью Себастьяна было подойти и предложить свою помощь. Но он не стал, понимая, что вряд ли сможет здесь чем-то помочь. «Девушка, я из полиции, что случилось?» вряд ли могло бы исправить ситуацию.
Пара молодых людей за столиком в дальнем углу была взволнована и зла. Точнее, один из них явно нервничал, щелкая пальцами, а второй то и дело повышал голос, но Себастьян все равно ничего не мог разобрать. Это показалось бы его подозрительным, но… нет. Скорее всего, ничего необычного в этом не было.
Себастьян перевел взгляд на еще одного посетителя кофейни, темноволосого мужчину, с совершенно довольным видом уплетающего один из неадекватных местных тортов с какой-нибудь папайей или муссом из желчи полярной совы. Несмотря на цветущий вид, Себастьяну не казалось, что он так уж доволен. К тому же этот мужчина, кажется, наблюдал за ним с того самого момента, как Себастьян вошел в кафе.
В принципе, это могло значить что угодно, но Себастьян в принципе ничего хорошего от этой ситуации не ожидал. Поэтому он напрягся, когда мужчина поднялся из-за стола, оставив цветную купюру, и подошел к нему.
— Вам нужна помощь? — спросил он.
Себастьян нахмурился.
— Нет, с чего вы взяли?
Мужчина пожал плечами и отточенным жестом художественно растрепал кудри на голове.
— Простите, показалось. Но если что… — еще одним отточенным жестом — жестом фокусника — он извлек из кармана визитку и положил ее на стол перед Себастьяном. — Если вам покажется, что помощь все-таки нужна, здесь мой номер.
И он ушел, оставив Себастьяна недоумевать.
На визитке было оттиснуто имя, которое Себастьян тут же забыл, как только прочитал, должность («региональный представитель регионального представительства», серьезно, это какая-то шутка?) и короткий номер из четырех цифр (+1234). Убедившись в том, что это совершенно точно какая-то шутка, Себастьян убрал визитку в карман джинс.
Себастьян оказался у зоопарка только ближе к вечеру, когда на улицах неожиданно прибавилось людей. Дневное солнце немного поутихло, еще на начало темнеть, но уже кое-где зажглись фонари.
На Хохлайте, прямо напротив зоопарка, практически все дома были частными. И только совсем редко попадались низенькие дома на несколько квартир. Именно один из этих кубиков с окнами и был нужен Себастьяну — во всяком случае, так считал Никлас, выделяя этот адрес в своем блокноте жирной обводкой гелиевой ручкой.
Все получилось даже проще, чем ожидал Себастьян. Во всяком случае, он простоял у подъезда, наверное, минут семь, прежде чем дверь открылась и оттуда появился… Никлас Зюле собственной персоной.
Они уставились друг на друга так, будто Никлас никогда в жизни не видел ничего подобного, а Себастьян его и вовсе не искал. Во всяком случае, на некоторое время повисла тишина, в которой оглушительно захлопнулась дверь подъезда, которую Никлас выпустил из рук.
Никлас кашлянул.
— Ты чего здесь делаешь?
— А ты? — прямо спросил его Себастьян.
Никлас неопределенно пожал плечами, глянув себе за плечо, на подъезд и выше, на окна второго этажа.
— Хм, — неопределенно ответил он.
Себастьян, который более или менее начал приходить в себя, ухватил пропавшего напарника за татуированное плечо.
— Что это? Мафия? Секта? Тебя держат здесь силой? Никлас, что?
— Басти, отпусти меня, — Никлас выглядел смущенным, тщетно пытаясь отцепить от себя пальцы Себастьяна. — Это не мафия и не секта, это все куда сложнее. Как ты меня нашел?
— У меня твой ноутбук и твои записи! Черт возьми, почему ты вообще говоришь об этом так спокойно? Нагельсманн отстранил меня от этого дела, твои родители считают тебя пропавшим…
Никлас, кажется, смутился еще больше.
— Родители-то знают, где я… А ноутбук да. Принесешь мне его? Послушай, Басти, я очень тороплюсь сейчас, у меня важные дела. Приходи завтра в гости сюда, прям с утра, ладно? Честное слово, Басти, я расскажу тебе, что смогу, ладно?
Себастьян выпустил руку Никласа и остался стоять на ступенях подъезда, глядя за тем, как он ловит машину на улице.
В голове была каша. Себастьян не понимал, что только что случилось. Он приехал в Мюнхен, чтобы найти Никласа — он нашел его почти сразу, это почти не стоило ему усилий. Никлас даже, кажется, собирался ему все (все ли?) рассказать.
Себастьян ничерта не понимал. На самом деле он был почти уверен в том, что это секта. Во всяком случае все говорило об этом: внезапное исчезновение Никласа, то, что он весьма свободно перемещается по городу, таинственность…
Сомневаясь в том, стоит ли принимать приглашение и идти в гости, а не взять билет и уехать в Зинсхайм, Себастьян перешел дорогу и направился к метро.
Половину ночи Себастьян не спал, размышляя над превратностями судьбы и покупая билеты на сайте дойчебанна. Еще половину — спал, иногда просыпаясь, чтобы попить воды, и снова проваливался в сон. Ему снились люди — Никлас, посетители кофейни, которых Себастьян разглядывал прошлым днем, кто-то неизвестный и кто-то, кажется, очень опасный.
В его сне на небе не было ни одного привычного облачка. Цвет бескрайнего полотна быстро сменился с серо-голубого на чернильно-черный, выкатилась бледная луна в лишаях кратеров. В какое-то мгновение, через сон или два, луна погасла. Над головой Себастьяна неведомая тварь раскинула крылья и упала на него с тихим клекотом.
Себастьяну показалось, что кто-то его позвал — и он проснулся.
На улице уже рассвело, часы показывали начало восьмого, до завтрака еще оставалось немного времени, как и до поезда в Зинсхайм. Каких-то три с половиной часа и одна-единственная пересадка в Гейдельберге — и он дома. Если Нагельсманн ничего не узнает, то Себастьян сможет приступить к работе, когда закончится срок его вынужденного «отпуска». Новое дело, новый напарник…
Можно будет забыть об этом. Ноутбук оставить в камере хранения на вокзале, а ключ от нее послать по почте. Пожалуй, именно так будет правильно.
Просто Себастьян хотел не узнать истину, а найти Никласа живым и здоровым. Другие варианты он не рассматривал, хотя должен был. Он думал, что, как рыцарь без страха и упрека, вернет Никласа его родителям — а те, оказывается, и не нуждались в его помощи. И сам Никлас тоже не нуждался.
Себастьяну казалось, что он опаздывает на поезд — но он не волновался, наверное, в первый раз в жизни. Степенно зашел в супермаркет, купил воды и жвачку, а затем свернул под сень деревьев. Деревья, как оказалось, скрывали под собой не только живительную тень, но и множество надгробий. Всюду зелень и ровные дорожки. Указатели на улицы, сектора кладбища, на крематорий. И могилы, куда же без них. И, кажется, абсолютно никого вокруг.
Себастьян все еще не был уверен, куда ему идти. Не мог решить — ехать домой или узнать, что хочет ему рассказать Никлас. Потерять двадцать евро или не отступать от принятого решения.
С дорожки пропали резные тени крон — как будто солнце спряталось за тучи. Все замерло, а Себастьян остановился, пытаясь рассмотреть причину наступившей тишины.
Как будто у тишины могла быть причина.
Вдруг деревья затрещали — с хрустом ломая ветки, нечто, имеющее огромные черные крылья, упало на Себастьяна, сбив с ног. Он не испугался, просто оказался застигнут врасплох — и забился, пытаясь спихнуть упавшую на него тьму. Тьма имела кожистые крылья, мех на теле, конечности, а главное, острые зубы, которые вцепились в плечо Себастьяна. Все мелькало, хрипело, кусалось, сумка с ноутбуком упиралась в бок, а пальцы скользили по меху, как будто он был чем-то смазан.
Ноутбук в сумке хрустнул, когда Себастьян прокатился по нему спиной, пытаясь сбросить с себя это нечто — ухватил существо за короткие передние лапы, покрытые черной кожей, и попытался оторвать от себя. Стоило ему коснуться пальцами темной кожи, существо разжало зубы, издало пронзительный крик, переходящий в ультразвук, напоследок полоснуло мощными когтями наугад и рванулось наверх, ломая ветки.
На Себастьяна посыпались листья.
А он остался лежать на дорожке кладбища, глядя, как вращается кусочек неба, который был ему виден, слушая, как бешено бьется сердце, и ничего — совершенно ничего не понимая. Плечо сильно болело и кровоточило, онемела правая часть лица. Из уха щекотно текла струйка крови.
Небо кружилось все быстрее, быстрее, быстрее, Себастьян перевернулся, облокачиваясь на локоть здоровой руки, и его стошнило.
Перед закрытыми веками бродили золотистые сполохи. По шее медленно стекала тягучая теплая капля, щекоча стянутую кожу. Пульсирующая нудная боль уходила из плеча, губы и щеку покалывало, как будто отходила заморозка. Быстро билось сердце. Кто-то рядом тепло приятно волновался.
Кто-то рядом завозился, раздался тихий скрип — и лица Себастьяна коснулась мягкая прохладная ткань, чуть надавливая, снимая стягивающее ощущение.
— Все убрал? — спросил громкий знакомый шепот.
— Конечно, — ответил второй смешливый голос. — Еще астму, пару родинок и обнулил аппендицит.
— Серьезно?!
— Конечно же нет.
Себастьян неохотно разлепил слипшиеся ресницы. Поначалу все было мутным, но спустя несколько мгновений фокус все-таки навелся. Над ним висела взволнованная морда Никласа, которой при другом раскладе можно было пугать детей. Но Себастьян знал Никласа и с другой стороны. Точнее, когда-то знал.
За его спиной маячила еще одна фигура, в которой Себастьян, проморгавшись, опознал мужчину из кофейни. Заметив его взгляд, мужчина неопределенно махнул рукой и поинтересовался:
— Как себя чувствуешь?
Себастьян прислушался к себе. Ничего не болело. Мысли возвращались в голову шумной гурьбой.
— Нормально. Никлас? — Себастьян подтянулся и сел, подложив под спину подушку.
— Матс? — Никлас обернулся к мужчине, ища поддержки, но тот поднял руки и удалился в соседнюю комнату.
У Себастьяна было время, чтобы оглядеться. Обычная комната: односпальная кровать, рабочий стол с моноблоком, шкаф-купе, полка с книгами… Казалось, что это совершенно обычная комната в обычной квартире. Но за дверью этой комнаты находилось еще несколько человек, и их эмоции буквально бурлили.
Себастьян чувствовал это, а своих эмоций не ощущал вообще. Какая-то гулкая пустота, наполненная чужими эмоциями.
— Так, — веско сказал Никлас, запуская пальцы в волосы. — Наверное, нам нужно поговорить?
— Хотелось бы.
У Себастьяна были вопросы — даже не так, у него было очень много вопросов. Но он не знал, с чего начать.
Никлас сел на край кровати рядом с ним.
— Еще раз: как ты меня нашел?
Себастьян нахмурился.
— Твой ноутбук и записи, — устало повторил он. — Этот адрес был в списке.
— Да, ноутбук, — Никлас хмыкнул. — Ты по нему хорошо повалялся. Вот. Где тут блокнот?
Он потянулся к столу, взял оттуда свою потрепанную записную книжку и протянул ее Себастьяну.
— Найди адреса.
Себастьян недовольно фыркнул и открыл блокнот сразу на той странице, что была нужна. Наверное, он столько раз ее открывал, что корешок промялся в нужном месте.
Список адресов был таким же, каким его видел Себастьян множество раз.
— Ну, чего там? — Никлас с интересом заглянул в блокнот.
— Адреса, что еще?
— Наш адрес находится в середине списка, — Никлас показал пальцем на строчку, ничем не отличающуюся от других. — Почему в первую очередь ты пошел именно сюда?
— Да потому что он был выделен жирным. И бросался в гла… — Себастьян оборвал себя на полуслове. Весь список был совершенно одинаковым. Ни один адрес не выделялся.
— Вот, — сказал Никлас.
— И что это, по-твоему, значит? — спросил Себастьян. Пожалуй, он был чертовски озадачен — он осознавал это, но не чувствовал.
— Ладно, — протянул Никлас. — Как бы это сказать… с чего бы начать? В общем, мы занимались делом о пропажах, ну, ты знаешь. Полицейские, военные, врачи, наверняка не только они, но мы нашли связь только между ними, так?
Себастьян кивнул.
— У них не у всех одна и та же причина исчезновения. В смысле, конечно, они в чем-то связаны, но… Кто-то пропадает, как я, а кто-то — как чуть было не пропал ты.
— Я нихрена не понимаю, — признался Себастьян.
— Так не встревай, я же пытаюсь! — возмутился Никлас. — Это так сложно. Когда это объясняет Матс или Роберт, звучит как-то проще и понятнее. Но главное, чтобы это делал не Томас, иначе у тебя с ушей будет свисать лапша из китайского ресторана на углу.
Себастьян промолчал, кусая щеку изнутри. Нагромождение имен ни о чем ему не говорили. Понятнее тоже не становилось.
— В общем, так. Та тварь, которая на тебя напала — это призрак ведьмы с горы Броккен, мы ее недавно убили. Призрак питается человеческими эмоциями, поэтому тусуется на кладбище, но в этот раз… это ты его чуть не убил, — Никлас растрепал волосы, видимо, изо всех сил пытаясь систематизировать информацию. — Ману сказал, что ты эмпат. В тебе столько эмоций, и они все не твои, так что ты можешь их отдавать без потерь. И у призрака попросту случился передоз. Еще он сказал, что поэтому ты смог меня найти. И что через какое-то время ты сможешь найти кого угодно. Это очень полезно для нас.
— Для нас? — мрачно уточнил Себастьян.
— Да. Часть пропавших людей — они в самом деле пропали, потому что призраки не единственные, кому не нравятся люди со…ну, понимаешь… со способностями. То есть те, которые могут их убить. А часть пропавших — это мы. Как раз те, кто их убивает. Что-то вроде полиции, но как если бы это был другой мир. Ребята сейчас кто в больнице, кто на выезде, а вообще нас много.
Себастьян сполз по подушке и положил ладонь на свой горячий лоб. Конечно же, он слышал про брокеновских призраков, а так же про Вальпургиеву ночь и черт знает что еще, но взять и поверить в это так просто он не мог. И при этом не мог не признать, что на него в самом деле напала какая-то гигантская тварь, и что плечо и щека были здоровы, и он в самом деле чувствовал других людей так, как не чувствовал себя.
Никлас, например, был растерян. Он правда не знал, как все это объяснить.
— Матс! — крикнул он. — Роберт! Кто-нибудь, мне нужна помощь!
Себастьян потер виски. Бессилие Никласа и чужое волнение на мгновение всколыхнулось в нем, но быстро успокоилось.
В дверном проеме нарисовались двое — парень из кофейни и второй, такой же темноволосый, с тяжелым немного надменным взглядом, который не понравился Себастьяну. Потому что за надменностью он чувствовал что-то иное — какое-то чувство, которое вяло ворочалось в этом человеке, но было запрятано очень глубоко.
— Что случилось, тебя здесь убивают? — спросил мужчина с явным восточноевропейским акцентом.
Никлас скривился.
— Да нет.
— Чего тогда орешь?
Никлас показал на Себастьяна так, как будто тот был всему виной. Себастьян недовольно посмотрел в ответ.
— Я не знаю, как ему все рассказать. Роберт, может ты…
— Нет, — зло сказал мужчина. — Пусть он не смотрит так на меня, нет у меня никаких подавленных эмоций. Я само совершенство, никаких чувств, никаких проблем.
И он решительно вышел в дверь.
— Я ничего не говорил про подавленные эмоции, — заметил Себастьян.
— Да это и не нужно, — Матс подтащил стул к кровати и сел на него верхом, повернув спинку к себе. — Телепаты — страшные люди. Вечно все знают и всегда всем недовольны.
— Хуммельс! — крикнул Роберт из-за двери.
— Хватит орать, Леви! — огрызнулся Матс, повышая голос. — Телепать давай в сторону Дортмунда!
Роберт ответил ему приглушенным неразборчивым ворчанием.
— Здесь всегда так весело? — уточнил Себастьян, о котором кажется, на время забыли.
— Ну да, — ответил Никлас. — Конечно, когда мы не охотимся и когда никто не умирает, тогда очень весело, да.
— Очень милое замечание, Никлас, — вклинился Матс, видимо, не терпящий, когда на него не обращают внимание. — Себастьян, дело такое. Поскольку наш капитан временно выбыл из строя, он делегировал мне почетную обязанность сделать тебе предложение.
— Руки и сердца поди? — не удержавшись, съязвил Себастьян.
— Практически, — заулыбался Матс и кивнул Никласу. — Он шутит — это хороший признак.
Себастьян покачал головой. Ему решительно не нравилась привычка остальных говорить о нем в третьем лице.
— Так что за предложение?
— Как, я не сказал? — деланно удивился Матс. — Предложение вступить в наши ряды, естественно! Ты пожалеешь, но тебе понравится.
Матс миролюбиво ожидал от Себастьяна ответа, уверенный в том, что он согласится, а Никлас смотрел с волнением, потому что он-то лучше знал своего бывшего напарника.
Себастьян еще немного пожевал щеку изнутри, прикинул так и сяк и ответил:
— Нет, простите. Но я, наверное, не готов. Я хочу сегодня уже быть дома, у меня там собака, ладно?
Никлас открыл рот, чтобы не согласиться, но Матс ударил его по локтю.
— Это его решение, — строго сказал он и повернулся к Себастьяну. — Конечно, никаких проблем. Мы купим тебе билет, подбросим до вокзала и пойдем разбираться с призраком ведьмы. Приятно было познакомиться, Басти. Никлас очень хорошо о тебе отзывался. А я пошел собираться.
Он уже вышел за дверь, когда Себастьян почувствовал сильную волну возмущения.
— Пакуй свои польские шмотки, телепат, мы едем на кладбище! — а еще смех и грохот.
Никлас скорчил неопределенную мину, показывая, что он, безусловно, понимает, почему Себастьян отказался. Себастьян фыркнул, чувствуя его разочарование, и напомнил:
— Билет, поезд, кладбище. Я рад был тебя увидеть. Хорошо, что ты в порядке.
Себастьян, честно говоря, гордился своим решением.
Просто кто-то мог позволить себе быть рыцарем в сверкающих доспехах, а вот он не мог.
Диего рвался с поводка, стремясь как можно быстрее оказаться дома. Ему не очень нравилось мокнуть под дождем, но еще меньше ему хотелось провести весь день в стенах квартиры. Из-под его лап летели грязные брызги.
После поездки в Мюнхен жизнь шла своим чередом. Отпуск закончился, новые дела появлялись от времени ко времени, Себастьяну было легко и просто. Он распрощался с чувством ответственности и гнетущим ощущением, что его бросили.
Себастьяну нравилась его скучная человеческая жизнь. И даже с тем фактом, что он чувствовал эмоции окружающих его людей, можно было как-то смириться.
Себастьяну показалось, что его кто-то позвал, и он недовольно повел плечом, надеясь на слуховые галлюцинации и одновременно понимая, что это очень и очень маловероятно. Голос стал настойчивее, с непередаваемыми интонациями ввинчиваясь в мозг.
— Ладно! — громко сказал он, напугав Диего. — Я слушаю.
Голос попросил (приказал?) подойти к зеркалу. Вздохнув, Себастьян закрыл открытый было холодильник, потрепал Диего по голове и направился в ванную.
В зеркале уже маячил Роберт — немного мутный, как будто зеркало запотело, но достаточно хорошо узнаваемый.
— Здравствуйте, — сказал Себастьян.
— Сервус, — неопределенно сказал Роберт. — Капитан попросил связаться с тобой, говорит, нам нужна помощь эмпата. Как насчет?...
Себастьян почесал подбородок. Как и говорил Никлас, все это было довольно сложным. Возможно, лет через пять, десять, все станет простым и понятным, а затем и вовсе превратится в китайскую лапшу…
— Ладно, — ответил Себастьян. — Но я приеду с собакой.
— Да хоть с беговыми тараканами, только скорее, — отозвался Роберт. — Ближайший поезд до Мюнхена в семнадцать двадцать, мы встретим тебя на вокзале.
И, махнув рукой из затуманенного зеркала, Роберт пропал.
Себастьян еще какое-то время рассеянно смотрел на свое отражение, затем тоже махнул рукой и пошел собирать вещи. Что-то ему подсказывало, что эта поездка будет долгой.
-
-
10.10.2017 в 20:23Извините, но...
-
-
10.10.2017 в 21:20очень приятный текст, здоровские описания. спасибо!
Поезд до Мюнхена
ой, как всё интересно. с нетерпением буду ждать продолжения!
— Нет, простите. Но я, наверное, не готов. Я хочу сегодня уже быть дома, у меня там собака, ладно?
всё правильно говорит
-
-
10.10.2017 в 23:59АВТОР Я ТИПА НЕ ЗНАЮ КТО ВЫ НО Я ВАС ЛЮБЛЮ ДО СКОНЧАНИЯ ВРЕМЕН, уффффффффффф, так, я попробую перестать пищать и высказаться по-человечески и по порядку!
начальный диаложек просто пять балов, но вот это:
легенда
АААААА, фак, ну 1904% Кай!!
В клубе в очередной раз американские горки по турнирной таблице, да только вот ему билетика на аттракцион не хватило
блен, вот лучше и не скажешь..
В мире по-настоящему больших ставок и большой ответственности, всё чаще кажется Юрче, места для него самого не находится.
как и тут. епта, парень, как тебе в глаза смотреть через две недели??
с его-то способностью отключиться где угодно и как угодно за три секунды
ПХАХАХХАХАХА, нуой!
ведь так не слышно, как долго он вспоминает очередное вылетевшее напрочь из головы слово
ААААААААААААА, блеать, скоро я, чую, очень хорошо буду его понимать, когда начну пытаться применять полученные знания на наших
Пока он не получает никакого ответа, он снова вспоминает оброненную получасом ранее фразу про то, что у него нет никакого настроения вспоминать немецкий. Надо же, когда есть причина — не причина даже, а внезапная прихоть, — и настроение появляется.
и КОНЦОВКААААААААААААААААААААААААААААААААААААА, госпаде, нельзя так ржать в отеле в двенадцать ночи!! нет, ну каааак же в тему-то этот матч с белорусами пришелся!
итогом, автор, еще раз СПАСИБИЩЕ, виртуальных обнимашек и ваапще
-
-
11.10.2017 в 00:39а тут я (по крайней мере, по первому прочтению) не в силах что-то цитировать, потому что ох, как оно... мощно, больно, сильно. так что просто кратко скажу, что автор - это лучшее, что вообще можно было написать про Бендеров. ни больше, ни меньше, чтобы раскрыть на все 1904% (или 9, кому как) - этой историей, этими словами. просто снимаю шляпу перед идеальностью главного слова текста. и вашу же цитату для финального резюме использую, потому что именно_так.
кто, если не они, какие они, если не такие.
-
-
11.10.2017 в 12:28Вечно все знают и всегда всем недовольны.
Левандовски во всей красе просто
Телепать давай в сторону Дортмунда!
я так живо эту перепалку представила, и настроение на порядок выше стало.
у меня там собака, ладно?
не, ну его можно понять. кто решиться оставить такого милейшего пса?
гнетущим ощущением, что его бросили.
А если в целом, мне очень понравилась первая часть. Во-первых Руди главный герой
Интересно, какие у Хуммельса способности...
Спасииибо
-
-
11.10.2017 в 17:22Хватит орать, Леви! — огрызнулся Матс, повышая голос. — Телепать давай в сторону Дортмунда!
Это вообще прекрасно, автор!
-
-
11.10.2017 в 19:23-
-
12.10.2017 в 12:59Блин, это так потрясающе угарно и мило, черт возьми.
Забудь весь свой словарный запас на матч с Беларусью. А то они ребята крепкие, а нос у тебя тонкий. — De nachuii, — со смешком лаконично парирует Кай.
Спасибо!
-
-
12.10.2017 в 14:23угомонился со своими попытками расколошматить все в гостиной неумелой чеканкой вытащенного откуда-то мячика
Чеканка мячика! ура! так редко это вижу в фути фиках, хотя, казалось бы)
Вообще, очень красиво написано, владение русским языком уровня бога.
ему билетика на аттракцион не хватило
И вот это отличное было сравнение.
Очень приятный текст
Ржавчина
Великолепная идея для братьев Бендеров! Замечательно написан. Люблю про детство, а тут такие яркие сцены автор нарисовал, и детский футбол с броуновским движением, и кровь из носа, и как они не называют вещи своими именами -
И простите, но я своим испорченным мозгом ждала после отметки "девятнадцать" что-то с сексуальным подтекстом. Извинюсь за себя)) А потом подумала - вот это хороший был бы слом канонов жанра и читательских ожиданий, если бы такая была авторская задача.
-
-
12.10.2017 в 14:53RasrowTheChaos, это не я, это всё они сами!
Alianika, епта, парень, как тебе в глаза смотреть через две недели??
Сохраняющий анонимность автор заранее вам сочувствует и очень просит пообнимать его там со всей силы за всех и сразу, потому что надо.
нет, ну каааак же в тему-то этот матч с белорусами пришелся!
Ещё бы. Очередной промежуточный зачёт, так сказать. Учитывая, к слову, количество карточек и удалений, кто знает, кто знает, послушался ли статный копетан Германии U-19...
brigadier broccoli, А МЫ-ТО КАК ВСЕ ОРЁМ НЕ ПРЕКРАЩАЯ
Ядовитая Ива, вам спасибо!
Джей, так редко это вижу в фути фиках, хотя, казалось бы)
Вот кстати странно звучит, да. Но сходу автор сам не очень-то припоминает, где в последний раз видел.
И простите, но я своим испорченным мозгом ждала после отметки "девятнадцать" что-то с сексуальным подтекстом.
Нормально, бывает
-
-
12.10.2017 в 17:36какой болючий фик. До самого конца казалась эта боль беспросветной и всепоглощающей
и не может не рассмеяться от того, насколько одинаковы эти жесты.
Может, пора бы и начать называть вещи своими именами.
Название: Поезд до Мюнхена
очаровательнейшая вещь)
История первая, в которой Себастьян ищет своего напарника.
Руди милейший просто. И ведь для него осознание того, что он чувствует эмоции других не становится трагедией, для него нормально переживать за других, сочувствовать, понимать людей
Вообще мне жутко понравился замысел и я с нетерпением жду продолжения)
Ещё и все действующие лица получились яркими
— Пусть он не смотрит так на меня, нет у меня никаких подавленных эмоций. Я само совершенство, никаких чувств, никаких проблем.
никаких проблем, нет-нет, а телепатить в сторону Дортмунда ему предлагают просто так
— Нет, простите. Но я, наверное, не готов. Я хочу сегодня уже быть дома, у меня там собака, ладно?
некжели у кого-то хватило ума не бросаться в бездну сразу?) Руди, вы мне нравитесь всё больше и больше)
Крутая выкладка)
-
-
15.10.2017 в 16:47Miss Kinney,
Нельзя не любить Руди! Все любят Руди!
Спасибо вам за приятные комментарии.
Автор "Поезда до Мюнхена"
-
-
15.10.2017 в 16:48Это вообще прекрасно, автор! на заднем плане Марко Ройс делает вид, что он тут совершенно ни при чем
Спасибо :-)
-
-
16.10.2017 в 22:12я из тех ужасных людей, которые всё время забывают, что Бендеры близнецы, и каждый раз удивляюсь тому, что они одинаковые.
но не после этого текста.
Он такой восхитительно многослойный и такой больной. и такой - про родственные отношения очень.
мне очень нравится, что вы не повторяетесь в синонимах описания боли. очень стрёмно сформулированный комплимент, но я не знаю, как сказать по-другому
Еще чуть-чуть, и она будто станет набухшими хлопьями отслаиваться от поднятых вверх запястий.
Все взгляды с шестидесятитысячных трибун устремлены к фигуре в красном, распластавшейся по мокрому газону в окружении двух суетящихся врачей. Почти никто не замечает, как чуть поодаль другая фигура в красном украдкой хватается за затылок и стискивает зубы.
маленькие детали - как рыболовным крючком под кожу.
очень хорошо. очень спасибо.
Он всегда будет частью тебя.
Ты всегда будешь частью него, как бы ему этого ни не хотелось. Пока ржавчина изнутри не поглотит заживо ваши стальные скелеты.
------------------------------------------------------------------------------
Поезд до Мюнхена
во-первых, я хочу макси. во-вторых, я хочу сериал по этому тексту.
в-третьих, я хочу обмазаться этим текстом, как сахарной ватой, и жить в нём
детективная линия - на высоте, персонажи - живые, как соседи по офису в пятницу перед длинными выходными, и даже собака! особенно, собака.
И так круто, что способности Руди не проявляются никак, пока ему в лоб об этом не сказали. То есть, по тексту открываются какие-то детали, которые оставляются без внимания, а потом автор говорит - оп, так он же эмпат!, и все такие - ооооо!
(по крайней мере, я сидела так)
— Здесь всегда так весело? — уточнил Себастьян, о котором кажется, на время забыли.
— Ну да, — ответил Никлас. — Конечно, когда мы не охотимся и когда никто не умирает, тогда очень весело, да.
да это же мой любимый сорт командной работы. господи, какие они тут все восхитительные.
Он уже вышел за дверь, когда Себастьян почувствовал сильную волну возмущения.
— Пакуй свои польские шмотки, телепат, мы едем на кладбище! — а еще смех и грохот.
простите, но
Никлас скорчил неопределенную мину, показывая, что он, безусловно, понимает, почему Себастьян отказался. Себастьян фыркнул, чувствуя его разочарование
вот это круто - то, что ему сложно соврать, но он безусловно принимает в людях их эмоции и не обижается на них.
Себастьян, честно говоря, гордился своим решением.
Просто кто-то мог позволить себе быть рыцарем в сверкающих доспехах, а вот он не мог.
господи, он такой умничка. но, к счастью, ненадолго, потому что сюжет требует другого.