Название: Ясная гора
Автор: team Bundesliga
Бета: team Bundesliga
Размер: миди, ок. 12000 слов
Пейринг, персонажи: Роберт Левандовски/Марко Ройс, Юрген Клопп/Марио Гетце, Лукаш Пищек, Якуб Блащиковски, Хаби Алонсо, Стивен Джеррард, Златан Ибрагимович и бессчетная братия всяких немцев, поляков и турок
Категория: слэш
Жанр: историческое АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: в самом сердце Царства Польского стоит монастырь Ясная гора, в котором смиренные братья помогают страждущим и охраняют свои святыни. Каждый найдет здесь то, что ищет, ибо сказано в Писании: «Ищите и обрящете».
Предупреждения: XV век со всеми вытекающими, оскорбление чувств верующих
Примечания: Автор не претендует на историческую достоверность, и уж тем более автор не хотел никого оскорбить, автор пишет исключительно ради развлечения.

Роберт почти без движения сидел на пригорке перед сторожкой. Овцы присмотра не требовали, разморенный Грош дремал в тени, а Марко устроился на сухом пне, который Аркадиуш приволок из леса на прошлой неделе. В светло-коричневой рясе и в широкополой пастушьей шляпе он казался лесным духом, ожившим ночным кошмаром, но никак не благочестивым монахом, коим, в общем-то, он и не был.
— Зачем ты надел рясу?
— Камиль посоветовал, — тот же последовал четкий ответ. — Послушником путешествовать проще — люди часто жалеют божьего человека, да и внимания не так привлекаешь — на Ясную гору часто собираются, но до нее редко доходят, так ведь говорят?
— До нас тяжело добраться, — Роберт вроде бы ответил, но прозвучало как-то невпопад. — Ты их видел? Шведов? Это орденские или солдаты короны? Сколько их? Только конные или пешие тоже? Обоз?
— Я их не видел, — Марко качнул головой, тень от шляпы расплескала солнечный свет по светлому подбородку и тут же загасила обратно. — Я Камилю должен, поэтому пошел. Гжегош достал мне коня и ночью вывел из Познани. Когда я уходил, одна нерадивая птичка щебетала, что шведы обойдут Краков стороной, но собираются они на святое место посмотреть и себя показать. И еще спрашивали, в какой стороне Ольштын, а в этих местах кроме вашей обители нет ничего.
Марко говорил торопливо, иногда проглатывая окончания слов.
— В Кракове я нашел монастырь святого Петра-Отшельника, переночевал там, чтобы совсем правдоподобно выглядело, и уже уходить собирался, а тут этот инквизитор. Шведы, человек из церковного трибунала... слишком много совпадений, а в совпадения я не верю!
— Ну, это, с Божьей помощью, поправимо, — Роберт усмехнулся. — Как думаешь, на много ты их опередил?
— Дня на два.
— Плохо. Хорошо. Тут надо подумать.
Роберт, как всегда в минуты крайних душевных потрясений, начал говорить короткими рубленными фразами, но Марко это ничуть не расстроило. Он мирно сидел на солнце, вокруг него цвело неброскими полевыми цветами поле, в сторожке ждала своего часа снедь.
— Где ты познакомился с Камилем? — вопрос вырвал Марко из благодушного созерцания полевых цветов.
— На корабле, — охотно отозвался он. — Хотел в детстве уплыть далеко-далеко, вот мальчишкой и сбежал из дома в Висмар, там всегда нужны матросы, ну и... Мы, кстати, вместе с Марио вместе ходили, он уже тогда ругался так, что у боцмана уши вяли. «Золотая пчелка», наше судно, перевозило сукно, когда на нас напали морские разбойники. Но для таких целей Камиль и был в составе команды. Я никогда не видел, чтобы кто-то так дрался, а он только посмеялся надо мной и сказал, что в его десятке все такие. Тогда я и узнал про тебя. Про тебя, Якуба, Лукаша, Гжегоша и остальных. Потом как-то Камиль спас меня от шальной стрелы. Потом он перешел на другой корабль, но его уроки и его истории остались со мной. А потом я встретил его в портовой таверне Висмара, а это же совсем на границе со Шведской Померанией, так что... Я второй месяц в дороге. Сначала добрался до Гжегоша, потом вот до тебя. Ты совсем не такой, как я думал.
Роберт тяжело вздохнул.
— Все мы когда-то гонялись за иллюзиями. Ты пересек половину Европы, я вот добрался до Святой земли. Жаль, что ты не получил того, зачем шел.
Марко посмотрел на Роберта как-то странно, но ничего не ответил, а Роберт не придал этому значения. Нужно было добраться до монастыря, переговорить с Якубом, решить, что делать дальше. Но пока он мог только ждать. Ах, если бы не инквизитор...

Стадо они пригнали на час раньше оговоренного Юргеном времени: не слишком рано, чтобы не вызывать подозрений, но и так, чтобы успеть разнести весть о шведах по монастырю. Роберт шепнул что-то Мануэлю, тот кивнул, расторопно закрывая ворота на тяжелый засов. В яблоневом саду весело переговаривались Бартош и Юлиан, но Роберт искал не их. Он серьезно посмотрел на Мирослава, потом со значением ему кивнул.
Марко нес пустую корзинку. Несмотря на неприятные новости пообедали они с большим аппетитом, тем более еда была чудо как хороша, и теперь Марко почти не замечал те едва заметные знаки, которые Роберт оставлял на своем пути: долгий взгляд, тихое слово брата брату. Пока они дошли до хлева, пока устроили овец на ночь, наполнив ясли холодной водой из чистого ручья, уже часть братьев знала, что что-то идет не так, и то, как Роберт делал это, у вострого и решительного Марко вызывало восхищение.
Он был хорошим притворщиком, этот Роберт Левандовски, Роберт по прозвищу «Четыре удара». Марко не совсем понимал, почему и Камиль, и Гжегош сходились во мнении, будто «что Роберт, что твое полено — все один черт». Марко видел обеспокоенного, глубоко чувствующего человека, переживающего за своих друзей. Марко видел хорошего бойца, хладнокровного и решительного. Но Марко не видел монаха. Страстей, сомнений и боли в этих ясных голубых глазах хватило бы на десяток костров, и Марко теперь даже был благодарен негаданно свалившемуся на него инквизитору: он собирался залезть руками в пламя, и ничего не могло ему помешать.
— Я отнесу корзинку Марио и заодно с ним поговорю, — Марко тронул Роберта за рукав.
— Найду тебя после Вечерни, — Роберт кивнул ему. — И потом познакомлю с остальными. На ночь постарайся отпроситься от инквизитора бдением возле Богородицы: надо, чтобы ты рассказал остальным то, что тебе передали Камиль и Гжегош, слово в слово. Может быть, мы что-то упустили.
И они разошлись в разные стороны — Марко, пряча улыбку под капюшоном, ушел к кухням, а Роберт поспешил в направлении кузни, надеясь, что Якуб там.
Но Якуб нашел его первым.
— Нужно поговорить, — бросил он Роберту. — Иди к себе, мы скоро подойдем.
Роберт не стал спорить. Время споров еще не пришло, и, с Божьей помощью, они справятся. Если бы Роберт дал себе время подумать, он бы понял, что впервые за этот долгий день вспомнил о Боге. Впрочем, если бы Роберт подумал об этом, он бы решил, что Господь простит ему, как и всегда.

Якуб выслушал новости спокойно. Лукаш за его спиной поморщился, но большего себе не позволил.
— Ему можно доверять?
— Он знает, как меня называли в армии, — Роберт пожал плечами. — Он ссылается на Гжегоша и Камиля. Он, в конце концов, отбил мой удар утром, пока я тренировался под яблонями, а такому его мог научить только кто-то из наших.
— Гордыня — грех, — напомнил ему из угла Нури, белозубая улыбка блеснула в полумраке комнаты.
— Сейчас не время демонстрировать то, что ты читал Святую книгу, — Якуб против воли улыбнулся. — Но что мы будем делать? Если бы не было инквизитора, мы бы спокойно могли готовится к обороне...
Дверь мягко стукнула, на пороге показались брат Тони и брат Томас. Похожие на отражения друг друга в кривом зеркале, они одинаково подняли руки в приветствии и одинаково уставились на сидящего Роберта.
— Миро сказал, что случилась беда, — Тони смотрел своими нездешними глазами на всех, кто собрался в келье Роберта, и взгляд его пробирал до костей, как изображения на константинопольских иконах. — Тевтоны в двух днях пути. Нужно укреплять стены и приготовиться.
— Инквизитор, — напомнил Лукаш отрывисто.
— Эту проблему можно решить, — Томас покачал головой. — Судя по всему, святой трибунал давно не видел его у престола церкви, а письма... письма могут приходить от кого угодно.
— Не стоит шутить с инквизитором, — Лукаш покачал головой. — Что он делает? За ним наблюдают?
— Конечно, — Сами прикрыл глаза ладонью. — Сын церкви целый день провел в доме книг. Кто-то из братьев даже принес ему обед, чтобы не отвлекать достопочтенного от великой мудрости вашего пророка. Я не видел вошедшего, но дома книг сын церкви не покидал до самого вечера. А потом прозвонили к вечерней молитве.
Якуб хотел было что-то спросить, но Сами приложил палец к губам.
— Нас он не видел, брат. Мы можем быть неслышными и невидимыми глазу, если захотим, а в этот раз мы очень хотели. Илкай с Месутом, они готовят стрелы. Мы думаем, они скоро понадобятся.
— Значит, каждый займется своим делом, — Тони сложил руки на груди. — Мы подготовим наш дом к войне, вы разузнаете все о противнике, а наши тихие братья будут присматривать за инквизитором.
— Юрген?
— Миро все ему расскажет, — Тони улыбнулся. — Ни у кого не вызовет подозрения беседа отца-настоятеля с братом-экономом. К вечеру все будут знать и все будут готовы.
— Amen, — заключил Роберт в наступившей тишине. Он был рад, что обошлось без спора.

Марко сидел на широкой лавке в углу кухни и слушал красочные рассказы Марио про его приключения.
— ...потом море успокоилось и стало так красиво, я давно не видел, чтобы так красиво было, представляешь?
Марко оставалось только кивать да грызть обязательное яблоко, на проверку оказавшееся удивительно сочным. Марио здесь нравилось. Его странная болезнь отступила. Люди, которые его окружали, было для Марио светом в окне, и он искренне рад был им помочь во всем, начиная от приготовления пищи и заканчивая мелкими бытовыми чудесами, которые Марио называл «разностями».
— Привет, Марио, — Якуб приоткрыл дверь. — Нам нужно поговорить с твоим другом, но через четверть часа мы тебе его вернем.
Марио обернулся, подозрительно прищурился, но, не найдя в лице Якуба ничего крамольного, важно кивнул.
— Сегодня карпы в сметане! — объявил он значительно. — Очень надеюсь, что вам понравится!
Марко улыбнулся приятелю и пошел за Якубом, который в своей темно-серой рясе казался тенью тени.
Они устроились в погребе, среди копченых окороков и мешков с зерном: Лукаш, Якуб и Роберт стояли, Марко сидел перед ними, и свеча на железном подсвечнике томно оплывала с одного бока.
Марко рассказал все заново: про Камиля, про Гжегоша, про шведов, которых он не видел, но слухи о которых бежали впереди, обгоняя даже Марко.
— Откуда ты знал, где нас найти?
— Камиль сказал, что это шведы и они идут на Ясную гору, якобы поклониться иконе Пресвятой Девы — так говорили капитаны, которые отказались везти тевтонских рыцарей в Висмар. Камиль решил, что это неспроста, особенно когда услышал, что у одного из них есть кнут...
— Златан! — Лукаш вскинулся как борзая, учуявшая дичь. — Вот почему Камиль послал кого-то с вестью. Златан Ибрагимович, приемыш шведской короны, самый злой из рыцарей тевтонского ордена! Насколько ты их обогнал?
— В Кракове было примерно два дня — они не нашли корабль, поэтому поехали по суше. Но из-за инквизитора пришлось ехать медленнее, и по моим прикидкам уже завтра они будут в Ченстохове.
— Значит, и мы там будем, — Якуб пожал плечами.
— Нет, — лицо Роберта исказилось. — Если это Златан, он вас узнает. Я пойду.
— Один не пойдешь, — Якуб тоже поморщился, словно вспомнив что-то очень плохое. — По одному разведчики не ходят.
— Я пойду, — Марко почесал в затылке. — Меня не знает вообще никто, да и в город мы не заходили. А инквизитору я нужен был только как провожатый, так что не хватится он меня и днем.
— Но?..
— А...
— Хорошо, — решил Якуб за всех. — Выйдете за час до Утрени, как раз только светать начнет, зайдете в город.
— В этом? — Марко потрепал себя за рукав рясы.
— В мирском, — Якуб улыбнулся. — Бог простит.
— Да куда ж он денется, — проворчал Роберт, но спорить не стал.

Главная дорога от монастыря до города начиналась из северных ворот, а они выскользнули через восточные, и брат Роман задорно подмигнул, бесшумно закрывая за ними створки. До Бдения оставалось еще около часа, и в обычное время все бы в монастыре уже спали, но весть о скором прибытии шведского отряда пробудила в братии какой-то нездоровый энтузиазм. Роберт и сам не ожидал от себя, насколько близким оказался ему мир, и как легко он перестал быть монахом в полной мере, и как легко он снова стал разведчиком. Или он просто маскировался под монаха, ожидая в засаде очередных неприятностей? Их маскировка была нехитрой, но вместе с тем вполне понятной — два крепких крестьянина с корзинами идут в город продавать результаты своего труда на рынок, поэтому и пришли к воротам затемно, чтобы успеть занять места в первом ряду. Марко бережно нес корзинку яиц, у самого Роберта были яблоки. Их одежда была простой, латанной, в меру грязной, а волосы прикрывали цветные платки и бесформенные соломенные шляпы.
Над горизонтом уже висело молочно-розовое марево, которое предвосхищало скорый рассвет, лес по обеим сторонам дороги еще спал, но тревожное предчувствие будущего дня уже набухало, зрело последними мгновениями густой ночной тишины.
— Почему Якуб и Лукаш не смогли пойти? — Марко быстро приноровился к размашистому шагу Роберта, и теперь с любопытством смотрел на попутчика.
Роберт вспомнил тот далекий бой: Якуб, которого достала стрела, и Лукаш, заслонивший друга от конного всадника, выставив предплечье вперед, а кнут Златана Ибрагимовича, десятника шведской армии, распорол ему кожаный наруч — благо меч Златан потерял раньше в горячке поединка. Лукаш отделался шрамом, у Якуба появилась доля секунды прийти в себя, но друг друга эти трое запомнили накрепко.
— Они с Ибрагимовичем встречались уже, — коротко ответил Роберт. — И мирной эта встреча не была. Если Златан их увидит, то поймет, что они здесь не просто так. Если в обители они — то нахрапом обитель ему не взять. Пусть уж шведы думают, что пришли воевать в простой монастырь, и тогда у нас есть шанс на то, что они захлебнутся внезапным напором.
— А если нет? — голос Марко утратил легкие интонации.
— Если нет, кто-то из братьев выведет всех, кто не может держать оружие, подземными ходами, а мы постараемся задержать Златана на столько, насколько нас хватит.
— Мы?
Роберт повернулся.
— Ты же не уйдешь, — сказал он, полувопросительно-полуутвердительно наклонив голову. — Я знаю тебя второй день, и уже сейчас могу сказать, что ты не уйдешь, даже если Якуб выдумает десятки причин для этого. Даже если мы попросим тебя защищать Марио. Даже если напомним, что это не твоя война, и все долги Камилю ты уже отдал.
— Марио сам кого хочешь защитит, — Марко был зверино серьезен. — А вас я, конечно, не брошу.
— Я так и думал, — кивнул своим мыслям Роберт. — Только мы сражаемся за Господа и за себя, а за что ты будешь драться?
— За свободу, — Марко вздернул подбородок. — Потому что никто не должен приходить в чужой дом и диктовать, как кому жить, любить и верить.
Дальше до города оба не сказали друг другу ни слова, да и слова больше не были особенно нужны, все, что Роберт хотел знать, он уже узнал.

— Три десятка конных, — Роберт сидел на низком трехногом табурете и тер правую бровь. Голодный Марко пожирал холодную курицу, которую ему передал заботливый Марио. Якуб и Лукаш слушали его, стоя плечом к плечу. — Четыре вьючные лошади. Походные латы примотаны к седлам. Двигаются легко, видно, что не устали. Из оружия видны мечи и арбалеты. В городе говорят, что паломники ордена Тевтонских рыцарей едут по святым местам, но, похоже, что это разведка боем: они ищут слабые стороны, ищут, где тонко.
— Военная кампания?
Лукаш кивнул:
— Похоже на то. Следующим летом королю стоит ждать беды. Если сейчас они не обломают зубы.
— Но зачем им монастырь? — Марко утер губы. — Серьезно, что тут такого особенного?
Троица бывших разведчиков посмотрела на него с нескрываемым удивлением.
— Икона Пресвятой Девы написана евангелистом Лукой, — пояснил Якуб Марко, словно с дитя разговаривал. — После Вознесения Христа на апостолов снизошла благодать, и они получили возможность творить чудеса и нести слово Божие всему миру. Наша икона написана в Иерусалиме, и... да разве ты не видел?
— Я видел, — кивнул Марко. — Но все еще не понимаю, зачем ради этого штурмовать монастырь. Они же не сарацины!..
Нури в углу многозначительно закашлялся.
— Прости, — повинился перед ним Марко. — Я не хотел.
Роберт слушал их вполуха, попутно поражаясь, насколько легко Марко принял наличие мусульман в обители. Их было немного: легкий Нури, улыбчивый Сами, незаметный и кроткий Месут, порывистый и едкий Илкай. Спасенные там и спрятанные здесь, они не потеряли веру в своего Пророка, но к своим исконным врагам относились, как к братьям, и участвовали в жизни монастыря наравне со всеми. Просто не важным был их цвет кожи, и Марио как-то сказал, что любовь человеческая есть самое большое чудо на свете, и глядя на то, к одни собираются защищать других, Роберт начинал это понимать. Не верить разумом, но разуметь сердцем, а Марко, видимо, сразу родился с этим знанием, и с истовой верой, и с неожиданным пониманием, что и как должно быть в этом мире. Роберту даже было немного жаль, что когда все закончится, Марко с ними не останется.
— Они придут сюда за святыней, — говорил Якуб спокойно. — Придут и попробуют взять ее по праву сильного, потому что если у них получится, то тогда так же они могут взять и нашу страну, и ничего их не остановит, ни законы человеческие, ни законы божьи. Поэтому мы должны им помешать.
— И как-то отвлечь инквизитора, — напомнил Лукаш. — Потому что если мы будем обороняться всеми имеющимися у нас силами, нас сожгут. За укрывательство на освященной земли неверных, за блаженного колдуна и за англичанина, который переписывает библию с латыни на старосаксонский. В общем-то, сейчас в Риме сжигают и за меньшее.
— Зато точно понятно, что делать, — Якуб пожал плечами. — Идите отдохните, у нас есть еще полдня и вся ночь. А я пока переговорю с Тони и Юргеном. Раз уж мы будем воевать, мне бы хотелось иметь парочку запасных планов. Так, на всякий случай.
— На Аллаха надейся, а верблюда привязывай, — значительно согласился Нури.
Марко не выдержал и засмеялся.

Хабьеру казалось, что воздух звенит от напряжения. Он проснулся неожиданно, вокруг стояла темная, чернильная ночь. Хабьер вознес хвалу Господу, запалил лучину и принялся составлять письмо в Рим. Он уже решил, что Ясной Горе в депеше будет отдано несколько строк, причем тон намеренно был достаточно холодным. Посланник церковного трибунала лучше всех знал, как алчно высокие чины реагируют и на хулу, и на здравницу, поэтому, чтобы защитить такое славное место от следующего легата, ему нужно было сделать так, чтобы епископат не заинтересовался.
Он уже почти составил письмо, когда в дверь тихонько кто-то поскребся. Недоумевая, кто мог к нему прийти, Хабьер задул лучину, на всякий случай проверил кинжал в рукаве и только потом открыл дверь. На пороге обнаружился брат Марио, и глаза его блестели в темноте совершенно по-кошачьи.
— Так и знал, что ты не спишь, — удовлетворенно сказал он. — Пошли.
— Куда? — Хавьер не понял, но послушно вышел из кельи.
Строго говоря, брат Марио оказался почти единственным, с кем Хавьер в обители вообще разговаривал. Остальные братья своего общества ему не навязывали, лишь отвечали на вопросы, когда он к ним обращался, и все. Хавьер привык, что в монастырях хранят свои секреты, но здесь он был удостоен только беседы с настоятелем, короткой прогулки по территории монастыря и знакомством с братом-библиотекарем Оливером, который выглядел как разбойник с большой дороги, и Хавьер подспудно опасался лишний раз дышать на то, что он читал, так что единственной его связью с людьми оставался Марио — он принес в скрипторий еду еще раз, вечером, рассказывал, какой была проповедь отца-настоятеля. Впрочем, была еще одна тема — что сегодня на ужин, но этой беседой, как Хавьер понял, Марио удостаивал вообще всех встреченных им на пути. И вот сейчас, на исходе второго дня (или в начале третьего, это еще как посмотреть) Марио оказался на пороге его кельи, и с решительным видом тянут растерянного Хавьера в непроглядную темноту. Самым удивительным было то, что Хавьер послушался и пошел.
— Все спят, — шепотом делился с ним Марио на ходу, ловко обходя видимые только ему неровности дороги — Хавьер вот например чуть не упал пару раз. — Это правильно, нужно спать и видеть сны, чтобы хорошенечко подготовиться к новому дню.
В голосе Марио было столько удовлетворения, что можно было решить — спокойный сон братии его прямая заслуга. Хавьер усмехнулся своим мыслям, скоро осенил себя крестным знамением, проходя мимо собора, но Марио не дал ему задуматься, а повел дальше, мимо тихих конюшен, где спали лошади, мимо загадочного яблоневом сада, который уже начал потихоньку погружаться в туман, чуть дальше — к укрепленной части стены. Ловко, ну кошка, не иначе, вскарабкавшись по приставной лесенке, Марио сел на каменную стену, свесив ноги вниз, и приглашающее похлопал по каменной кладке рядом с собой. Чувствуя себя не самым умным на свете человеком, Хабьер полез следом.
— Смотри, — сказал ему Марио, и запрокинул голову.
Хабьер посмотрел. Весь горний мир упал на него сверху, с размаху, наотмашь. Хрустальное кружево необычайно ярких созвездий танцевало причудливый танец. Постоянно вспыхивали звезды, такие близкие, какими Хабьер их ни разу не видел — не в горах, не в море, не в Риме, и все вокруг было таким нереальным, что слова кончились совсем.
— Чудно, правда? — негромко спросил Марио, потом подумал, и сам себе ответил. — Чудно.
— Спасибо, — совершенно искренне ответил ему Хабьер.
— Иди спать, — посоветовал Марио беззлобно. — А я еще посижу, посмотрю. Красиво.
Спалось Хавьеру в ту ночь удивительно хорошо.

Последние два дня были для отца-настоятеля не самыми простыми. Инквизитор не требовал особенного внимания, но Юрген на всякий случай попросил Сами и Нури приглядеть за ним, а сам отправился разбираться с насущными делами — лето выдалось урожайным, и брат Мирослав просил его составить список первоочередных задач, на которых братии следовало сосредоточиться. Ночная гроза не оставила следов на монастырских постройках, но сено для скота стоило все-таки перебрать. Стивен просил у него помощи — некоторым пассажам он не мог подобрать значения, и Юрген, тихонько пробравшись на конюшню, застрял там на добрых три часа, до хрипоты споря со Стивеном о трактовке Страшного Суда. Стивен, хоть и знал, что Инквизитор находится в монастыре, совершенно не предавал этому никакого значения, хотя его учителя сожгли на костре во славу Божию, и Юргена, например, это все очень расстраивало.
— Чему быть, того не миновать, — усмехался Стивен, обмакивая остро наточенное гусиное перо в киноварные чернила, а Юрген, вспоминая об опасном госте, богохульно ругался себе под нос.
Опасный гость, впрочем, все время проводил в скриптории, никуда не отлучаясь. Юрген почти поверил, что все еще образуется, когда на излете второго дня к нему подошел Мирослав и сжато рассказал о тевтонцах. Вспыхнула и погасла в глазах Юргена покаянная горечь, он секунду молчал, а потом спросил у Мирослава, что сделано и кто предупрежден.
Оказалось, знает Тони, Томас, тройка разведчиков и монашек, оказавшийся не монашком, а присланным вестником, явившимся на Ясную Гору из-за старых долгов.
— Мы не хотели говорить, пока не будет всех новостей, — пояснил Миро, пряча глаза долу. — Ты же знаешь, мы самостоятельные — когда есть возможность тебя не тревожить, предпочитаем справляться собственными силами.
Юрген мог бы напомнить ему несколько не самых удачных битв, которые начались именно с того, что кто-то понадеялся на собственные силы и упустил синицу из руки, но вовремя одумался — сделанного не воротишь, да и не ему судить своих подопечных.
Приняв решение — спорное, сложное, тяжелое — удалиться от мира почти девять лет назад, когда от трех сотен осталось три десятка людей и полдюжины сарацин, когда на руках у него висел Марио, а дома ни у кого из них не было, Юрген вспомнил о заброшенном монастыре павлинов, который после нашествия гуситов не то чтобы пустовал, но требовал к себе лучшего отношения, и в его голову пришла странная, но вместе с тем спасительная мысль.
Тогдашний настоятель принял постриг страждущих, и так воины стали монахами, смиренными отшельниками, которые живут скрытно и просто, смиряя тело и душу после изнурительного паломничества к Святой Земле за истиной. С телом проблем не возникло — солдаты по натуре, монастырский устав они приняли легко, а вот с душой все никак не получалось: они задавали слишком много вопросов, на которые у Юргена не было ответов.
Впрочем, он так любил их, что не хотел для них ничего иного.
И вот теперь тевтонцы. Поблагодарив Мирослава и передав ему несколько распоряжений, в большей степени касающихся сохранения припасов и организации работы на ближайшие несколько часов, Юрген на час заперся в своей келье и вышел оттуда уже точно знающим, что нужно делать.
Весь следующий вечер у него заняли разговоры с братьями — поодиночке и группами. Он дотошно, спокойно и уверенно излагал то, что по его мнению они должны были делать, и монахи, в одночасье ставшие воинами снова, теперь слушали его, не задавая вопросов.
К самому зениту ночи Юрген охрип, устал, почти валился с ног, но был уверен, что они обязательно выстоят.
И тогда на пороге его кельи появился Марио. В руках у Марио было огромное блюдо, заполненное едой, а в глазах у Марио была святая уверенность в том, что Юрген сейчас, немедленно все это съест.
Отступать было некуда. Юрген справился.

В келью к инквизитору Марко снова не пошел. Он был уверен, что назавтра отбрехается от всего, да и если шведы выступят завтра, никакой нужды в объяснениях и не случится, а тратить время на бесполезные занятия Марко Ройс всегда почитал неразумным.
Нельзя сказать, что он не верил в Господа — верил, конечно, но без той покорности, которая оказалась присуща его новым знакомым, и без детской наивности, которой в полной мере обладал Марио. Марко просто жил, не откладывая до страшного суда то, чего бы ему хотелось, а последние спокойные часы перед завтрашним непростым днем ему хотелось провести рядом с Робертом.
Роберт сидел в своей келье и чистил свой длинный, в две ладони, кинжал.
— Мы всегда были разведчиками, — объяснил он, хотя Марко ни о чем не спрашивал. — Арбалет да нож, вот все мое оружие. На мечах Тони сильнее.
— А как же знаменитые четыре удара? — Марко лукаво улыбнулся, разминая затекшую спину.
— Это не для благородного боя, — Роберт дернул уголком рта. — Это для дисциплины, скорее. Ну и так, чтобы наверняка.
Марко вспомнил, как увидел его впервые — смертоносный, сосредоточенный, без рясы, с каплями пота на шее.
— А что еще у тебя для дисциплины?
— Не ты, — Роберт тяжело вздохнул, откладывая оружие на стол. — Я бы спросил тебя, за что ты пришел сюда, но Господь наверное так пошутил надо мной...
Марко тряхнул головой.
— А Господь тут причем? — спросил он тихо. — Я тебя искал и я тебя нашел. Что тут непонятного?
Роберт задул лучину, погружая келью в темноту. Марко хотел было сказать, что ему нужно видеть, Марко хотел было вдохнуть, Марко хотел засмеяться, но его губы оказались запечатаны совсем не братским поцелуем, и Марко утонул в огне.
На корабле случалось всякое, Марко знал, что сейчас произойдет, но никогда в жизни раньше его так ни к кому не тянуло. Да, Марко себе Роберта придумал — того Роберта, из рассказов Камиля, но этот Роберт, живой и настоящий, с бронзовой кожей, светлыми глазами, рубленными фразами, этот Роберт был во много раз лучше того, придуманного. Этот Роберт был настоящим. Он укусил Марко за губу, он запутался в рясе, он толкался в руку, он был жадным и требовательным, этот Роберт, и Марко жалел только о том, что лучина не горит и он не может все это еще и увидеть.
Впрочем, он умел довольствоваться тем, что имеет, и был рад тому, что чувствовал.
Кожа Роберта — молоко и мед, Марко ладонями изучал карту шрамов под тихие комментарии — сарацины, шведы, саксоны, наваррцы, фламандцы. Стоны Роберта — колокольный звон в во время пасхальной службы — ликование и восторг. Вкус Роберта на языке — соль и пот, и тяжесть плоти, и горячий жар в паху от каждого прикосновения, каждого вздоха, каждого запретного поцелуя. Марко не думал о грехе — не было грехом то, что сейчас с ними происходило, а что думал Роберт, до поры до времени оставалось при Роберте.
Плоть к плоти, дыхание к дыханию, боль и познание соединились в одном ликующем крике на двоих, и Роберт упал на Марко сверху, а Марко ошарашенно думал, что желание его сбылось — он по локоть увяз в костре по имени Роберт Левандовски и совершенно не собирался отступать.
— Спасибо тебе, — сорванно прошептал Роберт. — Спасибо, что ты нашел меня.
А через секунду они уже спали. Как по волшебству.

Между Бдением и Утреней в обитель оказалась полна деловитого возбуждения. Выспавшиеся монахи что-то куда-то сосредоточенно несли, передвигали с места на место, тут и там слышались возбужденные голоса и довольный смех. Хабьер тоже поддался этому радостному настроению, помогая румяному Бартошу перенести стесанные доски к южной стене монастыря, а потом столкнулся со стоящим посреди двора братом Мирославом, который с величественным видом руководил передвижением скарба.
— Доброго утра, брат, — чинно поздоровался брат-эконом. — Затеяли тут большую уборку. Прости, что отвлекли тебя от святых книг. Я постараюсь, чтобы после обеда никто не беспокоил тебя.
— Рад хоть немного отплатить Ясной Горе за гостеприимство, — Хабьер слегка наклонил голову. — Но, кажется, время Утрени. Настоятель скажет сегодня слово?
— О, да, — брат Мирослав тонко улыбнулся. — Настоятель скажет.
Он сделал приглашающий жест, и Хабьер, отряхнув руки, пошел к храму.
В небольшом, кажется, помещении, собралась вся обитель.
Утреня — одна из самых красивых служб, и Хабьер, стоящий в окружении братьев, затянул давно въевшиеся в память слова, сейчас, впрочем, наполненные смыслом. Хабьер славил Господа, и, может быть впервые, чувствовал Господа рядом с собой.
Настоятель стоял перед алтарем, за ним тихо улыбалась Святая Дева, и громкий, раскатистый голос наполнял словами объем храма от мощеных плит до самого купола.
Настоятель говорил с братьями о свободе, которую Бог даровал своим детям, о борьбе, которую грешные души ведут каждый день, и о неизбежной победе, которая достигается не только слепой верой, но и действием: осознанным, осязаемым, разумным. Настоятель напоминал, что Господь велик в великой мудрости Его, но решения человек волен принимать сам, и в этом его спасение, ровно как и проклятье.
Все сказанное находило живейший отклик, и Хабьер, как и остальные, ловил каждое слово, как величайшую драгоценность.
— Amen! — торжественно прозвучало над сводами главного монастырского храма, и братья подхватили этот клич — уже не церковный, а, скорее, боевой.
— Amen! — выкрикнул Хабьер вместе с остальными.
Ему остро захотелось испросить у отца Юргена разрешения остаться в монастыре еще на какое-то время, уже не в качестве посла высокого трибунала, но как брата, и, постепенно укрепляясь в этом своем желании, Хабьер решил, что после Вечерни обязательно об этом с настоятелем поговорит.
Служба закончилась, братья подходили за наставлением, и каждому отец Юрген говорил несколько слов. Дошла очередь и до Хабьера.
— Я надеюсь, ты нашел то, что искал, брат, — отец-настоятель смотрел на своего гостя с совершенно непередаваемым ощущением.
— Даже больше, чем я рассчитывал, — честно ответил Хабьер. — Могу я испросить разговора сегодня вечером?
— Вечером? — Юрген слегка улыбнулся. — Отчего же нет? Конечно, мы поговорим.

— Сейчас не нападут, — Тони сидел на корточках, привалившись спиной к стене и закрыв глаза. — Незнакомая местность, монастырь на холме. Они, конечно, очень наглы, но не безумны. Ближе к обеденному времени, когда, по уставу, братья должны собраться в трапезной. Не исключено, кстати, что в подлеске сейчас их разведотряд. Стадо сегодня не выводили?
— Большая уборка же, — Лукаш сделал неопределенный жест. — Аркадиуш и Бартош делают вид, что вычесывают овец, а на самом деле сносят припасы в дальние кладовые. Хорошо, что инквизитор на своем месте, за ним следит Илкай. Эмре с Нури, Сами готовит стрелы, Месут занимается своими мазями, но это он впрок. Я решил ему не мешать.
— Хорошо, — Тони удовлетворенно кивнул.
— Мы так и будем ждать, пока они начнут? — Якуб, привыкший по роду службы к быстрым, упреждающим нападениям, с трудом переносил ожидание неминуемой атаки.
— Мы будем ждать, — терпеливо пояснил ему Томас. — Потому что начать должны они. А мы выйдем, как и договаривались: по пять человек на склон, чтобы никто не прошел с тылу. Стрелы и арбалетные болты с ночи спрятаны в траве, там же мы оставили фляги с чистой водой — на всякий случай. Резерв остается за стенами. Если они обломают о нас зубы, кто-то должен будет подлатать оставшихся, а если прорвутся — то продержаться, пока все, кто должен, покинут монастырь подземными ходами.
— Все сделаем так, как решено, — Лукаш сжал предплечье Якуба. — Нужно ждать — значит, будем ждать.
Тони открыл глаза.
— А где Юрген?
— Он к Марио пошел, — Якуб криво улыбнулся. — И если ты спросишь, где Роберт, я тебе не скажу. Был с восточной стороны, проверял укрепления. Новенький с ним.
— Хорошо, — Тони позволил себе совершенно неуместную сейчас улыбку. — Повезло Роберту с новеньким. Да не переживайте, братья. Мы еще повоюем.
Со стены послышался тихий свист — Бастиан жестом показал, что от леса отъехали конные всадники.
— Надо же, самоубийцы, — с деланной веселостью заметил Томас.
— Ну, им же хуже, — в голосе Тони сквозила явная сталь. — Тогда за дело. И постарайтесь все вернуться, поняли?!
Лукаш коротко кивнул, и они с Якубом заспешили к восточным воротам. Тони переглянулся с Томасом, знаком показал Бастиану, что он все понял, и поспешил в противоположном направлении — его место сегодня было у ворот западных.

Хабьера отвлекла от Евангелия от Матфея странная, противоестественная тишина вокруг. Обыкновенно, в это время он улавливал голоса братьев, спешащих в трапезную, шум молота от кузни, скрип дерева, лай собак — простые, понятные звуки, из которых складывалась простая понятная жизнь, но от наступившей тишины Хабьер почти оглох. С некоторым усилием разогнув затекшую спину, он аккуратно закрыл книгу и медленно спустился из скриптория в монастырский двор.
Там никого не было. Только утром полная деятельных, улыбающихся людей обитель сейчас казалось оставленной без присмотра, покинутой, и только ветер приминал к земле траву возле хозяйственных построек.
Хабьер с шумом выдохнул, проверил кинжал, спрятанный в рукаве, и поспешил к той лесенке на стену, по которой они с Марио забирались ночью.
Картина, открывшаяся ему, оказалась хуже того, о чем он мог подумать.
У подножья холма выстроились в ряд конные всадники с копьями наизготовку. Монахи, сменившие рясы на практичную одежду воинов, живым щитом заслоняли собой обитель. Впрочем, на склонах стояли не монахи, но солдаты, готовые защищать свой дом, спокойные, уверенные в своей правоте. Хабьер вспомнил утреннюю проповедь и внутренне взвыл. Выходит, они все знали, но по каким-то причинам не посчитали нужным доверить инквизитору свои горести.
Над конными рыцарями в тяжелых латах развевалось знамя тевтонского ордена, Хабьер, прищурившись, узнал в самом рослом из них Златана Ибрагимовича — верного слугу шведской короны, и грязно выругался себе под нос.
Он ни секунды не сомневался, что монастырь обречен — численное преимущество было на стороне шведов, но он и не колебался ни секунды, точно зная, на чьей стороне сегодня умрет.
Время стоило дорого, Хабьер вихрем слетел со стены и направился в сторону конюшен, и на пороге нос к носу столкнулся человеком, которого меньше всего ожидал здесь увидеть.
— Ты?! — непроизвольно вырвалось у Хабьера.
— О, смотри-ка, и правда инквизитор, — пробормотал Стивен.
С той жаркой душной константинопольской ночи он мало изменился, Хабьер узнал его сразу, хотя, наверное, с тех пор просто не мог его забыть.
— Ты?! — Хабьеру казалось, что он начнет убивать прямо сейчас, и рука сама потянулась к кинжалу, но прозорливый Стивен схватил его за плечи и хорошенечко встряхнул.
— Давай потом подеремся, — предложил он, криво улыбаясь. — Если захочешь. Сейчас пора этих малахольных спасать. У тебя оружие в келье? Пошли, заберем. Я лошадей как раз седлал.
— Почему они про тебя ничего не сказали?
— Потому что знали, предъяви они меня тебе, ты тут все немедленно спалишь, — буркнул Стивен. — Они же не знали, почему.
— Надо было тебя тогда сжечь, — самому себе сказал Хабьер, и Стивен улыбнулся ему в ответ.
— Надо было, а теперь поздно. И поторапливайся, ты же не хочешь пропустить все самое интересное?
Собрались они быстро. Стивен утащил запасную куртку Хабьера, тот пробовал протестовать, но потом бросил, и во двор они вылетели полностью готовые к любым неприятностям, но тут на их дороге оказался Марио, который стоял, уперев руки в бока. Отчего-то Хабьеру стало не по себе.
— Где все? — требовательно спросил Марио.
Стивен, словно против воли, указал ему за стену.

Противники стояли, не двигаясь, знамя тевтонского ордена трепал ветер. Защитники монастыря ждали удара, тевтонские рыцари ждали знака начать, и было в этом ожидании что-то странное, даже противоестественное, словно все застыли перед невидимой чертой, и любой резкий звук, да хоть свист даже, заставил бы каждую сторону сорваться в первом движении, а там… или поражение, или победа. В этой неизвестности состояла сейчас их жизнь, сжатая до границ небольшого, в сущности, пространства, покрытого ковром мягкой летней травы.
Лукаш смотрел прямо перед собой, рядом хищно скалился Якуб, чуть дальше улыбался Марко, а Роберт, спокойный, что твое полено, непроницаемо глядел мимо. Лукашу чувствовал каждого из них, и ему не было страшно — Лукаш был ко всему готов. Он почти физически чувствовал напряжение, подвешенное в воздухе на тонком волоске, и за секунду до того, как все лопнуло, над холмом раздался возмущенный возглас, заставивший всех вздрогнуть от неожиданности.
— А обед?!
Лукаш закусил губу, узнав голос Марио. Он хотел закричать, хотел кинуться назад, но прежде чем хоть что-то успело случиться, холм затопил невыносимо-яркий белый свет. Лукаш прикрыл глаза.
Мгновением позже он обнаружил себя в трапезной, за длинным столом, по правую руку от Якуба, где он и сидел обычно во время завтраков, обедов и ужинов. Во главе стола восседал потрясенный Юрген, рядом с ним были и растерянный Миро, и потерявший дар речи Хабьер, и все остальные. Лукаш осмотрелся, потряс головой — за столом действительно сидели все обитатели монастыря, переодевшиеся кто в обычные рясы, кто в родное восточное облачение, словно большой битвы и не было. Хотя, строго говоря, она на самом деле действительно не случилась.
— А… где тевтоны? — глупо спросил совсем растерявшийся Хабьер.
— Дома, — легкомысленно отозвался Марио, входя в трапезную с огромным противнем ароматного жаркого. — Их ведь наверняка тоже кто-то ждет на обед, да?
— Да, Марио, — Юрген наконец-то справился с собой. — Спасибо, что позвал нас к обеду. Я уверен, все получилось очень вкусно.
— Приятного аппетита, — лучезарно отозвался Марио, и скромно присел на краешек лавки.
Лукаш вдруг понял, что очень сильно голоден.

Вечер выдался на диво тихим. Хабьер сидел на стене, на том же месте, что и ночью, лениво размышляя о чудесах. Закатное солнце окрашивало луг перед монастырем в королевский золотой цвет, а на горизонте ярко алым цветком распускалось закатное солнце.
Внизу, возле храма, нисколько его не стесняясь, совершали свою вечернюю молитву сарацины. Стивен возле конюшни чистил лошадей, и лопатками Хабьер чувствовал на себе его внимательный взгляд. Марко и Роберт тренировались в яблоневом саду, Мирослав стоял на крыльце с озабоченным лицом, остальные братья отдыхали в кельях.
Со спины раздался легкий шорох, и Хабьер повернул голову, точно зная, кого увидит рядом с собой.
Марио выглядел довольным, как человек, который закончил трудную работу, и полностью удовлетворен плодами рук твоих.
— Красиво, — сказал он, усаживаясь рядом с инквизитором. — Кстати, все забываю спросить, а зачем ты к нам приехал?
— Я искал Бога, — отозвался Хабьер рассеяно. Причина уже не казалась ему такой уж и важной.
Марио некоторое время молчал.
— Ты глупый, — наконец сказал он снисходительно. — Ты что, разве не знаешь? Бог есть любовь!
И, оставив потрясенного Хабьера наблюдать за закатом, Марио ловко спустился по лесенке, неспешно направившись к кухням. Там его, наверное, давно уже ждал Юрген.