Название: het Leven
Автор:  team Eredivisie
Форма: коллаж
Пейринг/персонажи: действующие лица лиги
Категория: джен
Жанр: газета
Рейтинг: G
Размер: 580х915 пикс, 550 кб
Исходники: фотографии из общего доступа
Задание: жёлтая пресса

Название: Вино и старые друзья
Автор: team Eredivisie
Бета: team Eredivisie
Размер: мини, 1037 слов
Персонажи: Петер Бош, Джованни ван Бронкхорст
Категория: джен
Жанр: бессюжетная настроенческая бытовуха
Рейтинг: G
Краткое содержание: Даже работая в Дортмунде, Петер Бош находит время вернуться в Амстердам, чтобы выпить вина в компании старого доброго друга.
Примечания: В одном из интервью Бош обмолвился, что любит расслабиться за бокалом вина.
Задание: жёлтая пресса

— И ты опять оставляешь голый фланг, и опять именно через него тебе прилетает! Ничего не меняется! До сих пор не понимаю, как вы умудрились в лиге до сих пор не пропустить ни одного!
— ‎Бюрки — хороший вратарь и плюс повезло с календарём.
— ‎Только это всё и объясняет!
— Иди к чёрту, а!
Петер пихает его в бок и смеётся почти довольно.
Не меняется. Абсолютно ничего.
Петер с небольшим кожаным саквояжем в тон короткому полупальто, прямиком с самолёта. Как и обещал, дал знать перед тем, как приехать, и снова всё как обычно — кафе недалеко от Дамма, единодушно одобренная бутылка вина, мягкие кресла, с каждым глотком кажущиеся всё более уютными, и тихая музыка на фоне, заглушающая посторонние шумы, но не мешающая тихо разговаривать. И можно болтать о прошедшем туре и грядущих играх лиги чемпионов, поддевая друг друга, поддразнивая, но не говоря решительно ничего серьезного.
Эта дружба особого рода. Она зарождается не сразу, а возникает в какой-то момент между давно знакомыми, но никогда не бывшими близкими людьми, когда накапливается необходимый пласт опыта и складываются какие-то очень похожие взгляды на жизнь. И оказывается, что неожиданно есть, о чём поговорить, и хочется перкинуться парой фраз перед матчем, заключить какое-нибудь глупое пари, посидеть за бокалом — а потом и за бутылкой — вина, вспоминая молодые годы и сборную. Тогда-то и выясняется, что к этой дружбе их готовила жизнь. Долго и аккуратно.
Теперь можно не бояться сболтнуть что-то лишнее. Да и раньше-то не очень боялся, в таком возрасте знаешь, что можно обсудить с прямым конкурентом, а что можно замолчать, и держишь себя в руках, даже когда вино сменяется виски или коньяком.
Пряно-терпкий вкус каберне настраивает на ленивую болтовню, а видеть, как Петер улыбается довольным сытым котом, очень уж забавно. Всего-то стоит вспомнить кого-нибудь из его мальчишек. Да и что скрывать — сам такой.
— Не скучаешь по Касперу?
Хочется поддеть насчёт того, что так и не смог утащить за собой белобрысого датского мальчишку с сильной правой, но Петер чувствует поддёвку сразу же, возможно, ещё когда Джованни начинает говорить, и качает головой.
— Да что же тебе дался этот мальчишка? Буду скучать — приеду в гости.
— А ты разве не к нему? — хмыкает Джованни, качая за году бокал. — Просто так в Амстердам на меньше, чем двое суток?
— Ревнуешь.
Улыбается. Довольный и расслабленный.
— Просто интересуюсь.
Петер качает головой: улыбка выдаёт Джованни слишком откровенно, чтобы отрицать.
Бутылка заканчивается, нужно решать: продолжать ли сидеть здесь, возможно, заказать ещё вина, а может, чего-то покрепче, или пойти ещё куда-то, ночь же длинная.
В голове приятно шумит, в груди тепло и сладко тянет. Эти вечера — лучше, что есть, лучше, что возможно. Обсуждать футбол, не говоря о футболе, обсуждать личное, не говоря о личном. Пить вино в центре шумного Амстердама, заполняя паузы комфортным молчанием и расслабленными, немного двусмысленными улыбками. Не это ли — лучший вариант отношений с человеком, которого знаешь много лет? Приятная бессмысленность, лёгкость и равновесие в каждом слове, в каждом взгляде. Бессмысленность, впрочем, спорная.
От момента, когда бокал наполняется, до момента, когда он опустевает, вино успевает стать комфортно тёплым, успевает раскрыть аромат. Петер знает в этом толк, он любитель выпить бокал-другой, глядя на суету города в окно и размышляя вслух.
— Знаешь, в Дортмунде невозможно скучно. И тебя везде узнают. Буквально везде: заходишь в кафе — и все тебя приветствуют, улыбаются, и уже как-то неловко брать бутылку вина, все решат, что я не выдерживаю ритма и давления Бундеслиги и спиваюсь, пойдут слухи…
Он смеётся глазами, искренне веселится, и Джованни только усмехается.
— Значит, ты ради этого приехал?
Кивает довольно, вытягиваясь в кресле.
— Выпить вина в хорошей компании без риска увидеть своё имя в заголовках “Бильда”.
— Это повод приезжать почаще, — улыбается Джованни. — И лучше в Роттердам. Там я могу показать несколько очень приятных мест, где мы ещё не были. Тебе должно понравиться: хорошее вино, уютный зал, симпатичные официантки. И я уверен, никто ни из персонала, ни из посетителей даже не знает, как выглядит футбольный мяч и сколько человек должно быть на поле. Так что за “Бильд” можешь не беспокоиться.
Теперь Петер уже открыто смеётся.
— Тогда это точно идеальное место. В следующий раз жди в гости.
— Конечно, — с улыбкой кивает Джованни. Может, Петер и не лукавит. Может, действительно в следующий раз приедет в Роттердам. — Кстати о вине. Закажем ещё, или предпочитаешь переместиться куда-нибудь?
Петер выдерживает паузу, делает ещё глоток вина, смотрит задумчиво в окно.
— Куда, например?
— Например… — Джованни раздумывает секунду и кивает на яркую зелёную с красным неоновую вывеску кофе-шопа напротив. — Да хоть туда.
Проследив взгляд, Петер с усмешкой качает головой.
— Нет уж, тогда я точно попаду на главную “Бильда”. “Главный тренер дортмундской “Боруссии” отрывается в Астердаме”. Нет уж, спасибо, мне пока нравится моя работа.
Джованни улыбается. Ему и своим мыслям.
А жаль. Было бы забавно. Посмотреть на Петера в совсем уж вопиюще неформальной обстановке, полностью расслабленного и отбросившего все рамки и сдерживающие факторы, было бы любопытно. Но курить травку в центре Амстердама — и правда больше похоже на историю для какой-нибудь бульварной газеты.
— Тогда есть идея получше.
Во взгляде Петера появляется интерес. Ненарочитый, ленивый, но отчётливый. Интерес человека, который не то, чтобы жаждет приключений всем своим нутром, но достаточно смел, чтобы в них ввязаться, если подвернётся такая возможность.
— Что за идея?
— Я знаю один небольшой отель тут недалеко. Хозяева — мои хорошие знакомые, так что… травка, алкоголь, девочки — всё что душе угодно и без лишних рисков.
— Неплохие у тебя друзья.
Ленивая и немного пьяная улыбка завораживает.
— У меня много друзей. Самых разных.
— Я и не сомневался.
Залпом опустошив бокал, Петер пристально смотрит на Джованни и поправляет воротник рубашки, словно ему слишком жарко.
— Тогда идём?
Джованни кивает. Время приключений, хотя в этом городе такое время - двадцать четыре часа в сутки.
Расплатившись за выпитое и съеденное — в основном, конечно, выпитое, — они неторопливо собираются и выходят под мелкий вечерний амстердамский дождь. Недостаточно сильный, чтобы был необходим зонт, но достаточно неприятный, чтобы идея прогуляться под ним стала казаться не очень хорошей.
— Вызовем такси?
Он раздумывает всего секунду. Улыбается.
— Если недолго, идём пешком.
— Минут двадцать. Не промокнем?
— У нас будет полно времени, чтобы высохнуть.
Он абсолютно серьёзен. И он прав: высохнуть они успеют. Значит — пару кварталов по блестящим от дождя улицам никогда не спящего города. Ещё одно небольшое приключение, которое они могут себе позволить. Кем бы они ни были и что бы о них ни думали.
Джованни обнимает Петера за плечи, и они оба улыбаются друг другу. Сегодня хороший вечер. А впереди их ждёт ещё долгая ночь не хуже.


Название: Тающий снег
Автор: team Eredivisie
Бета: team Eredivisie
Размер: миди, 5000 слов
Пейринг: Мортен Торсбю/Мартин Эдегор
Категория: слэш
Жанр: романс, юст, хёрт/комфорт
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: От некогда громкого приобретения "Реала", пришедшего в аренду в "Херенвен" ждали большего, но второй круг сезона 2016/17 у "суперфризов" не задался, и Мартин Эдегор стал не решением, а олицетворением проблем команды.
Задание: жёлтая пресса

Звёздный мальчик, юная надежда "Реала", будущая суперзвезда. Тогда пресса навешивала на него яркие вывески, превращая в ослепительно сияющего молодого героя в белой мадридской футболке. Его имя было везде, каждая далее самая завалящая жёлтая газетёнка публиковала фото улыбающегося белобрысого мальчишки с совсем ещё детским лицом.
Казалось, это начало какой-то сказки.
Но реальность развивается по другим сценариям, далёким от сказочных. Вместо заполненного Сантьяго Бернабеу — непонятные отношения с тренером, игры за вторую команду и ироничные взгляды партнёров по молодежной сборной. Таких звёздных выскочек не очень любят, пусть даже внешне и пытаются сохранять дружелюбие. И его одиночество, такое странное, отчётливо бросалось в глаза. И даже здесь, в Херенвене, где к нему все с первого дня отнеслись серьёзно и на равных, он всё равно был как будто в стороне ото всех. Может, после всего по привычке. Может, потому что решил не доверять никому.
Мортен видел это, пытался преодолеть этот барьер, но всё время застревал где-то на середине, боясь показаться навязчивым. Просто иногда предлагал составить компанию в кино или на ужин, и если Мартин соглашался, был рад, а если нет — делал вид, что не сильно расстроен. Хотя и чувствовал острую необходимость с ним поговорить более откровенно, чем стандартные бытовые разговоры двух одноклубников и соотечественников. Необходимость мальчишки, которому очень рано пришлось стать взрослым и самостоятельным, иметь кого-то, с кем можно просто быть собой и перестать держать лицо, как будто за каждый наверно сделанный шаг тебя как минимум высмеют, а как максимум — перестанут серьёзно воспринимать, была даже не видна — логично понятна и предсказуема.
До этого они общались редко — так, перекидывались парой слов в сборной, но там никто никогда не общается близко и есть уже сложившиеся компании. Здесь же, так или иначе, жизнь всё равно заставила их сблизиться, хотя и недостаточно. Но когда вместе едешь за покупками или ужинать, волей-неволей раскрываештся и сближаешься.
Сближался, впрочем, Мартин всё равно неохотно. Меньше говорил, больше слушал и смотрел, иногда только вдруг забываясь и по-детски задорно смеясь над какой-то шуткой и с неожиданной лёгкостью соглашаясь поехать в Гронинген на выходные. И трогательно засыпая по дороге домой.
На первое и самое прямое положение обращаться, если нужно будет с кем-то поговорить — ещё зимой, когда он только приехал — Мартин только улыбнулся смущённо:
— Спасибо. Если что — обращусь.
Он явно не планировал обращаться, но Мортен не стал ничего говорить — только потрепал по мягким волосам и кивнул.
Готовых помочь советом или делом было достаточно — здесь привыкли заботиться о новичках. Тем более, новичок оказался из “Реала” и вызвал у всех жгучий интерес. Довольно доброжелательный, без предвзятости и настороженности, но пообщаться с ним хотелось многим, так что в раздевалке или на сборах ему точно не было скучно или одиноко — Сэм, Джерри, Кик и остальные радостно трещали и дурачились с ним, сразу давая возможность почувствовать себя своим среди своих. В такие моменты он как будто оттаивал, переставая быть сосредоточенным и целеустремлённым прилежным мальчиком, которого беспокоило только то, доверит ли ему Стреппел место в старте в следующем матче. В такие моменты хотелось быть к нему ближе.
Он вроде даже быстро освоился, но всё равно держался замкнуто. Мог болтать о кино и музыке, играть в приставку, но о том, как он себя чувствует, какое у него настроение, не скучно ли ему здесь, отмахивался: всё нормально, не волнуйся. Но Мортен хорошо помнил, как Мартин беззащитно прижимался к нему во сне в автобусе по дороге из Арнема.

Месяца через полтора после переезда он всё ещё не разобрал до конца вещи, и Мортен, до этого дававший ему шанс, всё-таки не выдержал и подошёл к аккуратно стоящим у стенки, но уже открытым коробкам и улыбнулся:
— Всё никак не осилишь разобрать?
Мартин остановился рядом и с улыбкой пожал плечами.
— Типа того. Некогда всё, да вроде и не мешает.
Потрепав его по голове, Мортен хмыкнул:
— Маленькая ленивая задница! Хочешь, помогу?
Мартин задумчиво посмотрел сначала на него, потом на коробки, сунул руки в карманы и вздохнул.
— Ну ладно, если ты сам вызываешься…
Мортен пихнул его в плечо и притянул к себе ближайшую коробку, где лежали какие-то летние вещи, взял оттуда аккуратную стопку — наверняка складывал не Мартин, а кто-то за него, может, мама или отец — и передал Мартину со словами “на, неси в шкаф”, на что Мартин смешно поморщился, закатил глаза, но стопку взял и понёс в спальню.
Это было даже весело — разгребать его вещи, в основном одежду, игры, книги и разной ерунды. И во всём этом — его, Мартина, жизнь, если задуматься. В одной из коробок лежало несколько аккуратных пачек комиксов, по большей части про Тора и Железного Человека. Мартин опять ушёл в комнату, раскладывать там что-то, и Мортен, взяв верхний выпуск, открыл его и зачем-то начал читать. И неожиданно так увлёкся, что очнулся, только когда вернулся Мартин и присел рядом на корточки.
— Любишь комиксы?
Мартин пожал плечами — его любимый универсальный жест на все случаи жизни.
— В детстве любил. Особенно “Айрон Мэна” и “Росомаху”. А это… в Мадриде скучно было, и я читал иногда.
Мортен смотрел на него внимательно, чувствуя, что поймал на чём-то очень важном, но не был уверен, на чём именно. Как подтаявший снег, под которым проглядывает росток чего-то пока ещё не очень понятного.
— А зачем с собой притащил? Не хочешь расставаться с коллекцией?
“Или уже не рассчитываешь вернуться в “Реал”?” слишком явно сквозило между строк, чтобы он не понял. И Мартин закрылся мгновенно, не дав даже на секунду дотянуться до того, что на самом деле там внутри у этого нескладного улыбчивого мальчишки.
— Вроде того. Не умею нормально собираться.
Этот его смущённый вид заставил ощущать себя бесчувственным идиотом, так нелепо разрушившим момент. Мортен вздохнул, взял всю огромную стопку в руки и отнёс в книжный шкаф, поставив рядом с длинными рядами игр для плейстейшн и артбуком к какой-то из них.

Противоречие между тем, каким Мартин казался — старался казаться, держась легко и весело, стараясь, изо всех сил стараясь стать своим — и тем, что происходило у него внутри, редко всплыло на поверхность. Кроме таких моментов, когда он случайно проговаривался или, как будто устав, вдруг сидел потерянный, не спеша собирать сумку и уходить из раздевалки, намеренно до последнего, как бывает, когда не хочешь идти домой, потому что там плохо, пусто, там не дом на самом деле. Но даже в такие моменты от предложения пойти куда-то — хотя бы к Мортену домой, поиграть или кино посмотреть — он неизменно отказывался, будто понимал, что его спалили, и спешил отречься, оговориться, чтобы ни в коем случае не подумали, что он грустит или чем-то недоволен.
Многие пытались осторожно его растормошить. Из первых — Стейн. Ещё толком не начав тренироваться, всё равно приезжал, наблюдал, давал советы или просто болтал с кем-то, стоя у края поля и наблюдая за двусторонкой или за тем, как рабочие перед началом тренировки ещё приводят в порядок газон.
— Не скучаешь здесь? Та ещё деревня ведь после Мадрида.
Мортен не пытался послушивать, он вообще, кажется, подошёл к концу разговора, но остановился позади, чтобы не мешать.
Стейн стоял, сунув руки в карманы, Мартин, всегда приходящий заранее, — рядом в почти такой же позе. В ответ на этот, как показалось, тоже немного болезненный для него вопрос, он вздохнул и улыбнулся:
— Некогда. Я пока даже нигде кроме стадиона и своего дома не был.
— Выбирайся иногда из дома. Могу подарить путеводитель. На долгую экскурсию не хватит, но пару часов убить можно.
— Не откажусь. Но я пока плохо знаю нидерландский.
Стейн хмыкнул.
— Он на английском.
— Тогда давай.
Кивнув со своей неизменной улыбкой, Мартин пошёл к Юргену, и Мортен видел, как Стейн задумчиво смотрел ему вслед. Он тоже понимал, что все попытки копнуть поглубже Мартин слишком старательно сводит к поверхностному. И, судя по всему, уже далеко не в первый раз терпел фиаско.
Больше всего в голове Мортена почему-то отложилось это “пока плохо знаю нидерландский”. Пока. Как будто он собирался остаться здесь на достаточно долгое время, чтобы выучить его хорошо. И почему-то Мортену этого хотелось. Чтобы он остался подольше.

Собеседник из Мортена был так себе, и не будь они соотечественниками, Мартин наверняка общался бы с кем-то другим: с Джерри, готовым любить всех и каждого, или с Арбером, которому плевать на то, кто человек, откуда, плевать на языковой барьер (как показала его крепкая дружба с Юки), ему главное — чтобы был компаньон для его дуракаваляний и тот, кому можно что-нибудь затирать на разные темы — лишь бы слушали и не перебивали. Но пока у Мортена было с ним всё же хоть немногим, но больше общего, за которое можно держаться.
Но была одна вещь, с которой у Мортена всегда было в разы хуже, чем с чуткостью и умением говорить о важных вещах. Готовка. Связываться с ней он старался как можно реже, и в Херенвене это было не так уж трудно: обед — вместе с командой, на завтрак — что-нибудь простое, что испортить почти невозможно, на ужин можно сходить куда-нибудь в городе, либо купить салат и что-то мясное в “Альберте Хейне” или в крайнем случае сварить спагетти с готовым соусом. С этим Мортен мог справиться.
Но перед Мартином хотелось… не то, чтобы покрасоваться, но сделать что-то самому, для него. В том числе и чтобы не выглядеть бесполезным и беспомощным хотя бы в своих собственных глазах.
Из всего найденного в интернете лазанья казалась самым простым и вкусным. Конечно, та же паста, но всё равно какое-никакое разнообразие. И пока Мартин играл во что-то в телефоне, Мортен пытался справиться нарезкой лука и его обжаркой, и уже на этом этапе начались проблемы. Он вроде бы отвлёкся на минуту, просто доставал муку и фарш, а этот предатель уже начал подгорать, и старательно нарезанные маленькие квадратики из прозрачных стали тёмно-коричневымт, и это явно было неправильно. Тихо выругавшись, Мортен убавил огонь и, раз уж всё прошло не так, плюхнул туда из лотка фарш и начал размешивать, осознавая, что выглядит как идиот. Ну вот конечно именно сейчас надо было облажаться.
Мартин понял, что что-то не так (сложно было не понять), отложил телефон и подошёл к Мортену. Заглянул в сковороду, хмыкнул:
— Что, не выходит?
Мортен помотал головой и посмотрел на него с вызовом.
— Всё отлично выходит! Не говори под руку.
— Я же видел!
Мартин улыбался.
Иногда он может быть невыносимым. Такая маленькая заноза в заднице, всегда готовая поржать над твоими неудачами. Реаловский вундеркинд и звезда, ну-ну.
Оттеснив его от плиты, закрывая её собой, Мортен показал головой на стул, где Мартин до этого спокойно сидел.
— Иди отдыхай, я сам справлюсь!
— Тебе нужна помощь.
Мартин не то, чтобы всерьёз собрался помогать, но явно хотел подействовать на нервы и покрутиться рядом. Мортен вздохнул, но потом кивнул.
— Вообще-то, ты прав, нужна. Достань из морозилки пирог.
Мартин вздохнул, но пошёл к холодильнику.

Во время ужина он всё посмеивался над кулинарными экспериментами Мортена, но ел с аппетитом, хотя на аппетит он едва ли когда-то жаловался. Но что-то, отдалённо похожее на лазанью получилось достаточно сносным: большое количество томатной пасты и целый пакет тёртого пармезана, который Мортен высыпал туда целиком, спасли подгоревший лук и сухие макароны.
— Под крайней мере пирог получился нормально, — пожал плечами Мортен, когда они уже перебрались в гостиную к поставке. Мартин из какого-то упрямства всегда играл за “Реал”. Себя, впрочем, не брал никогда.
— Потому что он был уже готовый, — Мартин повернулся и сверкнул взглядом.
В такие моменты он действительно был собой — настоящим, немного колючим, готовым в любой момент по-дружески поддеть, не задумываясь, что о нём подумают и как отнесутся. И больше всего хотелось его обнять и сказать: будь таким всегда! Ты же можешь!
Уходить он в тот вечер — как и во многие до и после — не торопился, хотя Мортен знал, что он старается максимально педантично соблюдать режим.
Именно в этот раз, уже около половины одиннадцатого — критическое время, именно сейчас ему нужно собираться домой, чтобы лечь спать вовремя и встать завтра тоже вовремя — он вдруг посмотрел на Мортена и вдохнул тихо:
— Можно я останусь на ночь? Я… не хочу домой.
Это то самое, новое, то, чего Мортен так ждал.
— Конечно.
И то, что он позволил обнять, бережно прижимая к себе, что не стал отшучиваться, пытаться ёрничаньем и колкостями оградиться от интервенции в его так тщательно выверенное и огороженное личное пространство — эмоциональное и физическое — было новым. Мортен молча гладил его по голове, искренне надеясь, что от этого Мартину будет хоть немного легче. Потому что не хотеть идти к себе домой — самое дерьмовое чувство. И тоже такое понятное и логичное: дома необжитая до сих пор комната, родители с завышенными требованиями, дома необходимость оставаться наедине с собой, со своими ошибками и разбитыми мечтами. И вязким холодными одиночеством, с которым он как будто смирился, хотя это то, с чем мириться нельзя.
Больше они не говорили толком — Мортен принёс Мартину одеяло и чистую футболку, а сам пошёл в спальню, чтобы оба не чувствовали себя неуютно. В первую очередь — Мартин, почти сразу же смутившийся своей минутной слабости.
Утром Мортен вышел на кухню на запах блинчиков, которые Мартин жарил в специальной сковороде, которую Мортен думал, что никогда не будет использовать и вообще не понимал, как она в его доме появилась. Пришлось признать, что Мартин готовит лучше.

После того дня Мортен долго думал о том, как ненавязчиво сделать, чтобы Мартин почаще оставляя у него. Ему ведь это нужно. И хочется! Только признался он в этом всего один раз.
Ему явно не хватало кого-то, не хватало… себя, наверно. Свободного времени, здорового подросткового распиздяйства вместе со сверстниками, когда в ночь после игры или просто на неделе, потому что Хеллоуин или чей-то день рождения, можно до утра сидеть в чьём-то внезапно свободном доме, заказав пиццу и накупив газировки или даже алкоголя, играть в игрушки на приставке, устраивать танцы и наутро всей толпой ползти с еле открывающимися глазами на тренировку. Огрести от тренера, от родителей, но быть ужасно довольным собой и своей выходкой. Мортен не сразу осознал, что у Мартина не было ничего подобного. Даже если не верить всему, что писала про него жёлтая пресса, просто зная — пусть и по редким эпизодам, когда они пересекались после тренировок или у Мартина дома — его родителей, зная его отношение к футболу, к тренировкам, ожидания, желание доказать всем что-то. Только тренировки, режим, дежурные улыбки для фотографов и одноклубников, чтобы ни в коем случае не подумали, что ему плохо и он о чём-то жалеет. Верил ли этому хоть кто-то — другой вопрос, видимо, просто ему самому так было проще. Проще делать вид, держать лицо, придерживаться сложившегося образа себя. А что никто не пытался идти на сближение, не пытался увидеть в нём живого человека — подростка, решившего, что потянет больше, чем мог на самом деле, — до определённой поры ему даже думать об этом некогда было.
Здесь он вёл себя так уже по привычке.

Конец сезона нельзя было назвать удачным. Ни для команды, ни для Мартина лично. Он старался, очень хотел помочь, но все его броскт по флангу, все попытки обыграть сразу троих, передачи, задуманные, может, очень оригинально, в конечном итоге почти всегда приводили к потерям мяча и не имели большой пользы. “Херенвен” проигрывал, Мартин становился большим разочарованием даже для маленького фризского клуба. Он сам это чувствовал, делал вид, что не расстраивается, продолжал повторять, что будет стараться, что хочет стать лидером, но все видели, как он до последнего сидел в раздевалке, как в автобусе натягивал на глаза капюшон толстовки и отворачивался к окну, всю дорогу пялясь в одну точку, как что-то редко высказывал забирающему его после тренировки отцу, потом отворачиваясь и неловко закрывая глаза ладонью. Все видели. Мортен видел тоже.
Игра с “Неймигеном” — последняя в сезоне перед плэй-офф — вполне вписывалась в эту тенденцию. Всем хотелось другого, хотелось подарить родной публике победу и немного исправить впечатление от второго круга. Но хотеть — недостаточно, нужно больше, нужна концентрация, налаженное взаимодействие, внимание, нужно то, чего им так не хватало. Сказать, что это был плохой матч именно для Мартина, нельзя, он в равной степени неудачно сложился у всех. Все его ошибки, потери, очередные опрометчивые попытки на дриблинге пройти всю оборону — не лучше и не хуже, чем то, что он показывал обычно, и точно не хуже, чем игра всей команды в целом. Его лично никто и не обвинял, не складывал на него ответственность, но Мартин сам привык брать на себя ответственность даже за то, что от него не зависело. Поэтому — уже привычно вымученная улыбка, наушники, капюшон до бровей, опущенные бессознательно плечи.
Мортен всё-таки не выдержал. Ухватил его за плечо, развернул к себе, не давая погрузиться в себя.
— Пойдём вместе куда-нибудь, а?
Озвучивать свои переживания Мортен не стал, да и Мартин сам всё понял и резко помотал головой.
— Не надо, Мортен, я в порядке. За мной папа уже приехал.
В этой его заученной улыбке было столько неправильного, что Мортен только вздохнул.
— Ни черта ты не в порядке!
Хотел ещё сказать, что стремление спрятать эмоции, закрыться ото всех, несмотря на то, как тепло к нему относятся, несмотря на то, что все готовы ему помочь, поставить своё грёбаное плечо, готовы быть друзьями, в конце концов, — ни хрена не по-взрослому, а совсем наоборот. Но рядом, словно из ниоткуда, оказался Стейн. Обхватил за плечи, отвёл на несколько шагов в сторону, давая Мартину опять пойти к родительской машине, прячась там ото всех, от Мортена, от самого себя.
— Мортен, не надо.
Они едва ли понимал, о чём они говорили, но всё выглядело слишком однозначно, чтобы не догадаться.
— Стейн, это неправильно! — упрямо помотал головой Мортен.
Стейн отпустил его плечи и кивнул.
— Да. Но это его дело.
И не поспоришь даже, потому что нельзя помочь человеку против его воли, нельзя навязаться в друзья тому, кто этого не хочет, нельзя быть рядом с тем, кто хочет оставаться один. Или убедил самого себя, что хочет.
Мортен долго смотрел вслед Мартину, злясь на него за то, что не может довериться, и на себя за то, что начал терять терпение. Нужно было продолжать осторожно и ненавязчиво, медленно, шаг за шагом, давать почувствовать, что Мортен — тот, кому он может дать, кого он может не бояться, перед кем не обязан оставаться мальчиком с обложки, играющим привычную роль.

Следующим же утром Мартин извинился. Позвонил в восемь, когда Мортен ещё спал и не сразу добрался до телефона. Даже когда не надо, он всё равно с самого раннего утра на ногах, всё равно бодро желает доброго утра что-то сонно пробубнившему Мортену.
— Извини, что вчера так резко… Я знаю, ты как лучше хотел.
Наконец проснувшись, Мортен потёр глаза, уставившись в белый потолок. И выдал честно:
— Я просто хотел побыть с тобой.
Думал, что Мартин смутится, заподозрит что-то не то, просто закончит разговор, в конце концов, поняв, что извинения свои он принёс, а Мортен волен делать с ними что хочет, но вместо того, чтобы скомкано попрощаться, Мартин удивил.
— Я понимаю. Извини, я эгоистично себя веду, наверно. Если хочешь, давай сегодня. Я приеду или пойдём куда-нибудь вечером.
Мортен пожевал губы. Если он не хочет, какой смысл приезжать? Как повинность какая-то. Но прозвучало это так мягко, и Мортен знал, что Мартин улыбается, слышал это по голосу, и сказать “не стоит” не решился.
— Хочу. Приезжай ко мне. Прямо сейчас.
Мартин хмыкнул, может быть даже облегчённо.
— Ты же спишь ещё.
Мортен только улыбнулся.
— Уже проснулся. Приезжай, вместе позавтракаем.
Мартин колебался едва ли больше секунды.
— Хорошо, через пятнадцать минут выйду.

Через двадцать минут он уже был у Мортена, успевшего только умыться и одеться. Стоял у двери, сунув руки в карманы куртки, улыбался. Как обычно. Ничего нового.
Мортен только вздохнул. И обнял его, затаскивая в квартиру, едва не потеряв равновесие при этом.
— У нас не так много времени, но позавтракать успеем.
В этом весь Мартин — пытается быть серьёзным до патетики. Это по-детски, так по-детски.
— Успеем.
Пропустив его в кухню, Мортен вздохнул. Как будто ничего и не произошло.
Кофе, тосты, кукурузные хлопья, улыбающийся Мартин, покачивающий ногой в такт “Human” и странное чувство от этого, солнце на улице. Почти каждое их утро. Наверно, каждое без исключения утро Мартина, как под копирку, тоже комфортно шаблонное, чтобы не рушить гипноз рутины. Пытается быть хорошим, что есть сил, для всех хорошим, каким должен быть, как внушили родные и бог знает кто ещё.
На попытку взять за руку он не отреагировал никак. Не убрал, но и не сделал никакого движения навстречу. Так и сидел, по инерции улыбаясь. А Мортен думал, что сейчас готов сделать ужасное. И пусть всё горит огнём.
Нужно было срочно что-то сказать, или чтобы Мартин что-то сказал, чтобы оба пришли в себя. Но он только поднял взгляд, прямой, открытый, без выдресированного непроницаемого стеклянного блеска.
— Я знаю, что ты хочешь как лучше. Извини меня. Я просто… не привык так.
Мортен не удержался. После вчерашнего можно было бы и промолчать. Но можно и нет. Мортен выбрал второе.
— Как ты не привык? Не привык, что к тебе относятся как к нормальному человеку? Не привык, что нравишься кому-то не потому что ты — мальчик из “Реала”, а просто так?
Наверно, надо было как-то помягче, поделикатнее. Это задело его, задело сильно, как все эти случайные намёки. Мартин даже попытался убрать руку, но Мортен не дал. Держал крепко, смотрел в его глаза, ждал, что Мартин ответит. Перевести разговор сейчас не выйдет. Мартин тоже это понимал и молчал, испуганно глядя на Мортена. И чёрт знает, что происходило в его голове.
Поняв, что ответа не дождётся, Мортен встал, обошёл стол, потянул Мартина за руку к себе. Он не сопротивлялся, поднялся на ноги, неотрывно глядя на Мортена и всё ещё соображая, как выкрутиться, что сказать. Покачал головой, вздохнул, потом прижался, опять как тогда, крепко обхватив за спину.
Мортен не ожидал этого. Скорее уж что он вырвется и опять уйдёт. Поэтому обнял не сразу, но потом всё же решился. И осторожно поцеловал в висок, теперь уже окончательно не зная, какой ожидать реакции. Из Мартина как будто вырывалось что-то, неравномерно и неконтролируемо. Вырывался настоящий он, тщательно спрятанный и заброшенный.
Потеревшись о шею Мортена носом, Мартин поднял голову. Улыбался, опять улыбался, маленький говнюк. Мортен вздохнул, улыбнулся тоже, сам не понимая, почему.
— Скажи ещё раз.
Что он именно в виду, Мортен поднял не совсем и переспросил как идиот, надеясь, что Мартин не передумает.
— Что сказать?
Мартин опустил голову, усмехнулся. И вместо ответа быстро приложился губами к губам Мортена. Так мимолётно и робко, что поцелуем это назвать было нельзя.
— Что я тебе нравлюсь.
Он больше не смотрел в глаза, даже не улыбался, уставился куда-то в подбородок, а щёки — алые.
У него, пожалуй, и отношений не было нормальных. А может, и не целовался даже никогда. Мортен не знал, почему думает об этом. Почему это в конце концов так заводит. И почему сам он никогда не думал о Мартине в подобном ключе. Только теперь, сейчас, когда он сам...
— Ты мне нравишься. Просто нравишься, слышишь?
Мартин кивнул, на секунду поднял взгляд из-под ресниц, прикусил нижнюю губу.
— Я не хочу, чтобы ты нянчился со мной. Не нужно, ладно? Со мной всё в порядке.
Мортен положил ладони на его плечи.
— Не буду. Я просто хочу, чтобы ты доверял мне. Полностью. Чтобы мог прийти в любой момент и рассказать что угодно, потому что я не буду осуждать тебя, не буду смотреть на тебя свысока, не буду смеяться над тобой…
Мартин кивнул и наконец-то осмелился поднять взгляд.
— Я верю, Мортен. Я не боюсь, честно. Просто… ну… не хочу жаловаться, не хочу, чтобы ты думал, что меня что-то не устраивает.
И вот опять: быть хорошим для всех, не жаловаться, не ныть, быть славным солнечным мальчиком с трогательной улыбкой.
Помотав головой, Мортен взял его за щёки и заставил поднять голову.
— Ты можешь жаловаться, тебя может что не устраивать! Ты живой человек, это нормально. И ошибаться тоже нормально. Делать глупости, поступать неправильно, жалеть о чём-то. Мартин, тебе девятнадцать! Ты не можешь всё делать правильно, не можешь быть идеальным. Ты…
— Мортен, — прервал он осторожно, не дав продолжить пламенную речь, заставив осечься на полуслове. — Уже много времени, иди собирайся, иначе нам достанется от Юргена.
Невыносимый.
— Мартин! Пожалуйста!
Мартин вздохнул.
— Давай потом, ладно? Серьёзно, я не хочу, чтобы нам обоим прилетело.
Мортен долго смотрел на него, но Мартин научился бескомпромиссно уходить от неудобных разговоров. У него была полно возможностей потренироваться.
Пришлось сдаться и на этот раз и идти собирать вещи, тихо злясь на то, что Мартин всегда формально прав, и его слишком сложно подловить на чём-то. А когда пытаешься говорить с ним прямо, он находит способ избежать этого, мягко, но неуклонно. Нечеловечески упрямый.

Естественно, вечером Мартин делал всё, чтобы избежать продолжения разговора. Но при этом самого Мортена не избегал. Наоборот, сам попросился к нему, сам предложил заказать что-нибудь на ужин, посмотреть кино. И по правде говоря, Мортен был не против. Он сам не знал, как объяснить Мартину, чего он хочет. Быть друзьями? Быть вместе? Чтобы Мартин доверял? Чтобы не боялся? Чтобы… что?
Мортен не мог ответить толком.
Сидеть с ним рядом, болтая о несущественном, было комфортно и правильно. И именно сейчас нарушать это не хотелось, поэтому Мортен так и не стал начинать снова пытаться вывести его на откровенный разговор, хотя чувствовал, что в этот раз Мартин не сможет отвертеться.
— Останешься у меня? — Мартин даже и не собирался уходить, и вопрос этот был, скорее, для уточнения, для того, чтобы он сказал это вслух.
Мартин отвлёкся от экрана, повернулся растерянно, как будто его застали врасплох.
— Ну… если ты не против.
— Я хочу, чтобы ты остался. И чтобы спал не на диване. Кровать большая.
Мартин вспыхнул, хотя ничего такого Мортен и не предложил, и кивнул.
— Дашь мне тогда, в чём спать?
Мортен решился погладить его по щеке и волосам заставляя смутиться ещё больше.
— Сам можешь взять. Будь как дома, ладно?
Мартин кивнул, потёрся о его ладонь и прошелестел тихое “спасибо”.

Как вести себя с ним в одной кровати, Мортен тоже не знал. Дождавшись, пока Мартин улёгся спокойно, может даже уснул, обнял со спины и поцеловал в затылок. Это тоже казалось правильным. По крайней мере до тех пор, пока Мартин не высказывал возмущения. Хотя он, наверно, и не стал бы, даже если бы ему не нравилось. Но очень хотелось верить, что это всё же не тот случай.

Более решительного шага навстречу Мортен не делал. В общем-то, всё было хорошо и так: Мартин был рядом, иногда бездумно обнимал и брал за руку. Кажется, даже улыбался немного по-другому. Не дежурной своей улыбкой, а настоящей, живой.
Теперь он чуть ли не через день ночевал у Мортена, но даже несмотря на то, что спать в обнимку вошло в привычку, они даже не целовались больше. Если тот неловкий поцелуй вообще считался. Мартин больше не делал попыток, сам Мортен — тоже. Не хотелось давить на Мартина, хотелось позволить ему самому решить, что делать. К тому же сам Мортен всё ещё не был уверен ни в чём, запутавшись в том, чего хочет сам и чего ждёт от Мартина.
Обнимать его, чувствовать, как он прижимается во сне, было приятно, и стоило признать, что в голове при этом возникали куда более откровенные мысли. У Мартина, судя по всему, тоже — иногда он слишком поспешно и слишком надолго уходил в туалет, а после слишком тихо возвращался, чтобы не заподозрить что-то. Мортен не останавливал его и вообще делал вид, что не замечал, хотя это тоже было глупо, но если Мартин не был готов, не стоило опять отпугивать его. И Мортен ждал, надеясь поймать момент, когда снова вырвется наружу то самое настоящее и живое.
Дождался его Мортен меньше, чем за неделю до конца сезона, уже когда они были в Норвегии вместе с молодёжной сборной. Сборная, кажется, была единственным местом, где Мартин чувствовал себя уверенно и на поле, и вне его. Где он был среди своих. По крайней мере, достаточно, чтобы чувствовать себя немного более свободно. Поэтому, возможно, и играл он так, как должен был, и все финты, пусть и против таких же ровесников, выходили легко и играючи, и почти все передачи его оказывались безошибочно точными, и это давало ему силы не опускать руки, не отчаиваться совсем, как бы неудачно ни складывались дела в клубе.
Вечером после игры с Косово в их номере он лежал поперёк сдвоенной кровати, уставившись в планшет, и иногда показывал сидящему рядом Мортену какие-то смешные картинки. Мортен посмеивался вяло, чувствуя, что начинает засыпать, но продолжал сидеть, пялясь то в свой телефон, то на довольного Мартина. Он совсем как ребёнок, когда так улыбается, и его хочется обнимать, целовать, валяться рядом. Теперь уже Мортен точно и откровенно осознавал это, и поэтому лечь с ним рядом оказалось намного проще.
Стоило только улечься и приобнять за пояс, Мартин отодвинул планшет подальше и повернулся на бок. Как будто очень долго ждал этого и готовился.
— Мортен, я хотел… — вдохнул поглубже, перевернулся на бок, обнял тоже. — Хотел сказать спасибо за то, что ты сказал тогда.
Мортен вздохнул, потрепал его по мягким волосам.
— За что именно?
Ответ у него уже был готов.
— За всё. Я тогда не сказал ничего, хотя должен был. Ты прав, я… мне не всегда хорошо, мне не всегда всё нравится. И…
Замолчав, Мартин прижался к Мортену, пряча лицо в его шее, горячо и часто дыша.
Мортен понял. Сложно было не понять.
— И тебе одиноко, да?
Мартин не ответил, только кивнул. Но вытянуть из него больше можно было не надеяться, и Мортен продолжал гладить его по голове, пока Мартин, наконец, не поднял её, глядя прямо. Уже без улыбки, серьёзно, внимательно.
— Я много делал глупого, неправильно себя вёл. Я знаю, что сам виноват в том, как всё получилось с “Реалом”. И то, что ко мне никто не относится серьёзно, это моя вина. Я заслужил это.
Может, и не стоило, но Мортен всё-таки рискнул спросить:
— Это тебе отец так сказал?
Мартин вдруг улыбнулся, покачал головой.
— Нет, он говорит, что мне должно быть всё равно, кто что обо мне думает. Я сам так считаю, — он вздохнул, прижался ещё теснее. Совсем близко, фактически вжавшись в Мортена. — Я боюсь, что не вернусь в Мадрид больше. Всё начиналось так круто, так многообещающе, но сейчас… я даже не уверен, что останусь в “Херенвене” в следующем сезоне. Это дерьмово.
Мортен слушал молча, не перебивая, обнимал Мартина, позволяя прижиматься к себе.
Что-то такое и хотелось услышать с самого начала, ещё давно. Сейчас он говорил об этом, говорил ровным и спокойным тоном, может, немного разочарованным, и складывалось впечатление, что он не слишком переживал по поводу этого, но это тоже в какой-то степени маска, и требовать от него так сразу отказаться и от неё — слишком нагло и слишком эгоистично.
— Осенью будет лучше, я уверен, — на самом деле, Мортен был не очень уверен, но нужно же что-то говорить. — Я… я тебе обещаю!
Мартин хмыкнул. Опять поднял голову.
— Вот об этом я и говорил. Не хочу, чтобы ты вытирал мне сопли. Даже из лучших побуждений. Хорошо?
Спорить с ним бессмысленно, да и Мортен понимал, что в какой-то момент все эти дежурные попытки подбодрить надоедают до зубовного скрежета. Особенно если в действительности раз за разом ничего не меняется к лучшему.
— Окей, больше не буду.
Мартин снова не ответил, кивнул и потянулся поцеловать. На этот раз — по-настоящему, долго, хотя всё равно всё ещё робко. Дрожал. Но когда Мортен попытался повалить его на спину, противиться не стал. Обнял за шею и лежал, улыбаясь, вроде бы привычно расслабленно и мягко, а вроде бы и как-то по-другому. Навалившись сверху, Мортен смотрел на него, понимая, что всё ещё не знает, чего хочет сам, чего хочет Мартин, насколько нынешнее их взаимопонимание близко к возможному максимуму. И сколько ещё должно пройти времени, чтобы Мартин открылся ещё хоть немного. Но пока и этого было достаточно. Пока Мартин был с ним. И доверял ему. Настолько, насколько умел.

@темы: 3 этап, Football Autumn Fest 2017, Team Eredivisie