Название: Подарки
Автор: сборная Германии
Размер: 757 слов
Пейринг/Персонажи: Эмре Джан/Лорис Кариус
Категория: слэш
Жанр: идейное pwp
Рейтинг: R [NC-17]
Саммари: Эмре Джан зашел к Лорису Кариусу перед отъездом в «Ювентус».
Предупреждение/Примечание: здесь трахаются

Лорис полусидит на огромной постели и лениво дрочит. Левая рука блестящая от смазки. Движения кисти плавные, размеренные, выверенные. Лорис чуть сжимает пальцы у основания члена, а возле головки ослабляет нажим — ему так нравится.
Эмре тоже — нравится.
Лорис упирается головой в мягкую спинку кровати, иногда облизывает губы, и Эмре кажется, что он дышит в такт движению кадыка Кариуса.
Лорис красивый. Сейчас — слишком.
Ласковое рассветное солнце, чуть приглушенное белыми шелковыми занавесками, растекается по тронутому загаром телу, слегка проваливается в темные линии татуировок, затекает расплавленным золотом на ресницы и волосы.
Лорис выглядит расслабленным. Ленивым. Безмятежным.
Эмре вспоминает, как ночью вжимал его всем весом в кровать, как выдавливал смазку — эту же самую смазку, черт побери — себе на руку, и как Лорис сорванным голосом просил еще. Просил глубже. Просил сильнее. Что ж, Эмре никогда не мог ему отказать.
Сейчас от ночной агонии остались лишь следы — красные засосы и раздражение на внутренней стороне бедер Лориса, наливающиеся глубоким фиолетовым синяки. Эмре все прекрасно видит, но угрызений совести не испытывает.
Он весь заполнен странной усталостью, он больше не может, но все равно смотрит, и возбуждение, против воли, поднимается откуда-то из глубины.
Проклятый мозг. Проклятый голод. Проклятый Лорис Кариус.
Со сборной в этом году Эмре пролетел вполне справедливо, и после подписания нового контракта приехал на несколько дней в Ливерпуль, хотя особенной необходимости в этом не было. Ему хотелось попрощаться — с клубом, с городом. Ему хотелось сказать спасибо. Ему… хотелось, в конце концов.
Он знал, что Лорис вернулся после своего калифорнийского турне, видел в инстаграме. Завидовал тогда человеку, держащему камеру — таким Кариус был красивым и отдохнувшим, без тени той темной безысходности и печали, что была в нем, когда они расставались на лето. На лето и навсегда, оба это понимали — Эмре не скрывал, что продлевать контракт с клубом не будет, Лорис прекрасно осознавал, что кроме как остаться в Ливерпуле ему не на что надеяться.
Скорее всего, летом купят еще одного голкипера.
Скорее всего, они с Эмре больше никогда не встретятся на поле.
Невеселые предсказания начали сбываться — контрактом Эмре с «Ювентусом», рекордным трансфером мерсисайдцев — и Эмре почти не удивился, когда обнаружил в почтовом ящике пластиковую карточку-ключ в картонном кармашке. Четким почерком на светлом картоне были написаны адрес и время. Нужно ли говорить, что Эмре пришел на пять минут раньше назначенного?
Когда дверь отворилась, Эмре на секунду опешил. Никогда раньше ему не открывали двери обнаженные мужчины. Лорис был таким, каким Эмре его себе представлял – загорелым и отдохнувшим, и тоже голодным — этого трудно было не заметить.
Кажется, они поздоровались.
Что было потом, Эмре помнит смутно.
Секс с Лоисом красивый и насыщенный, и совершенно крышесносный, потому что только Лорис умеет так брать и только Лорис умеет так отдаваться. Эмре никогда точно не знал, почему.
Он не чувствовал стыда или неловкости, никогда не думал о собственном нравственном падении или о том, как это мерзко: он педик и ебется в жопу с другим педиком.
Это же Лорис Кариус.
Совсем не оправдание, но вполне себе резонная причина, чтобы лечь в постель, тем более, что хочется так, что яйца поджимаются.
Лорис мягкий, добрый, отзывчивый. Он так отсасывает, что Эмре забывает, как его зовут. Он предупредительный. Он запасается смазкой так, будто собирается раскрутить на первый секс девственника из набожной семьи. Он очень предупредителен, и никогда не переступает ту грань, где боль от удовольствия остается просто болью. Нежен ли он? Эмре чувствует свои синяки неотчетливо, туманно, и не может ответить на этот вопрос.
Честно говоря, он ничего не может.
Просто сморит как Лорис дрочит — и для себя, и напоказ, и интимно, и театрально, так охуительно, что Эмре не выдерживает.
Встает с кресла, делает пару шагов. Полотенце падает с бедер, капли воды, оставшиеся после душа, приятно холодят разгоряченную кожу.
Лорис наблюдает за ним из-под полуприкрытых ресниц.
Эмре делает еще шаг, забирается на кровать, глубоко вдыхает носом, медленно выдыхает, мягко отводит руку Лориса и берет в рот напряженный, горячий, мокрый от смазки член.
Лорис кладет руку ему на затылок, направляя.
Эмре послушно расслабляет горло, пропуская так глубоко, как может.
Ему даже страшно подумать, что еще он сможет сделать сегодня.
Лорис негромко, гортанно стонет. Эмре плотнее сжимает губы и начинает выпускать член изо рта.
Оба понимают, что не так выглядит прощание — это, скорее, жизнь, в том понимании, в котором видится обоим, и желание быть рядом на таком вот простом и понятном уровне сыграет с ними плохую шутку.
Эмре, краешком сознания надеется, что Лорис неплохо должен дрочить на камеру. Лорис же, с мимолетной горечью отмечает, что у него будет много свободного времени для поездок на континент.
А потом это проходит, потому что только Эмре заставляет его просто быть самим собой, только Эмре умеет незаметно забирать все плохое.
И Лорис с радостью отдается.

Название: Не Шекспир главное, а примечания к нему
Автор: сборная Германии
Размер: драббл, 877 слов
Пейринг, персонажи: Сандро Вагнер/Себастьян Руди
Категория: преслэш
Жанр: военная АУ, романс
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Это завораживало Сандро, заводило и жутко злило; ведь это значило, что Себастьян признает свою вину. Что за ним и в самом деле есть грешок. И этот грешок не с ним, с Сандро.
Примечание: перевод сонета Шекспира неизвестно чей, потому как Сандро я учил его в 8 классе и давно уже забыл, из какой книги. И вообще мог забыть половину. И в процессе написания этого текста обнаружил, что у него вовсе не тот номер, в котором я был уверен, и что перевод Маршака — отвратительный. Название — цитата из Чехова.

Сандро мерил шагами комнату и накручивал себя, накручивал, накручивал до тех пор, пока зубы не начали скрипеть от ярости и плохо сдерживаемой собственнической ненависти. Доводы разума (вроде «это ничего не значит» и «он тебе ничего не обещал») не действовали. Самым плохим в этом было то, что лейтенант ему в самом деле ничего не обещал. Более того, Сандро даже никогда не подавал виду — как ему казалось, но, зная Себастьяна, можно было быть уверенным, что он ничего не заметил, — что лейтенант для него больше, чем сослуживец. Так с чего бы ему...
Сандро распахнул дверь в комнату, хищно щурясь в предрассветном сумраке. Себастьян подскочил на кровати, сначала откинул одеяло, затем, рассмотрев фигуру Сандро в дверном проеме, наоборот, подгреб одеяло к себе и обхватил руками. Спал он, как и полагалось, в исподнем, всегда таком же идеальном и выглаженным, как сам Себастьян, даже со сна.
— Что случилось... капитан?
Сам бы Сандро, наверное, спросил бы: «Какого дьявола, ублюдок?» – но Себастьян всегда оставался собой, даже спросонья.
Сандро цепко водил взглядом по его немного растерянному лицу, с удовольствием ловя малейшие признаки несовершенства: примятые на бок волосы, покрасневший кончик носа, часто моргающие глаза.
И он не смог бы сказать, что ему это не нравится.
— Капитан? — повторил Себастьян.
Ему полагалось бы подскочить и вытянуться перед старшим по званию, но он уже упустил этот момент спросонок, а затем было уже как-то глупо.
Вот он и сидел на своей кровати, обнимая одеяло, а Сандро стоял над ним, медленно — слишком медленно — успокаиваясь. Но, в конце концов, он пришел сюда не просто так. И, будучи человеком гордым и решительным, должен был довести дело до конца.
— Если у вас, преподавателей, это в порядке вещей, — начал он, медленно, как будто с трудом выдыхая через нос, — то здесь я таких вещей не потерплю.
Себастьян насторожился, напрягся. Рефлекторно попытался пригладить волосы.
— Что вы?..
Сандро бросил на кровать смятый комок бумаги, на котором с трудом можно было различить кривобокие строчки — так долго капитан держал его в кулаке.
Но Себастьян, видимо, узнал. И отлично понимал, что это значит. Ему бы оправдаться, придумать какую-нибудь правдоподобную отговорку, чтобы Сандро поверил — ведь Сандро так хотел поверить.
Но Себастьян был и всегда оставался собой. Он опустил голову, признавая свою вину, что разозлило Сандро еще больше.
Он одним жестом оказался ближе и смахнул с кровати бумагу.
— Кто этот сопляк? Твой студент? Почему он считает, что... — голос Сандро ушел в нечеловечески низкие тона. — Что может хотеть прижать тебя к своей груди? Что может писать тебе дрянные стишочки?
У Себастьяна горели уши, скулы и почему-то губы. Это завораживало Сандро, заводило и жутко злило — ведь это значило, что Себастьян признает свою вину. Что за ним и в самом деле есть грешок.
И этот грешок не с ним, с Сандро.
Себастьян зашевелил губами, что-то отвечая. Сандро не расслышал и наклонился ближе, хмуря брови.
— Что?
Себастьян сглотнул.
— Потому что я люблю стихи.
Сандро на мгновение замер, осмысливая услышанное. Медленно, как на шарнирах, выпрямился.
— Это мой студент. Пишет мне уже давно. С немецким у него беда, конечно, но хотя бы стал интересоваться поэзией.
Сандро сжал зубы так, что стало больно. Все это могло быть правдой — в письмах Себастьяна, проходивших через руки Сандро, никогда не было ничего такого. Но в письмах, приходивших к нему, было.
В голове Сандро было много, очень много всего.
И ничего из того, что могло бы пригодиться сейчас.
Он тяжело опустился на кровать Себастьяна, который быстро поджал ноги, все еще настороженный и виноватый. Опустил голову, на какое-то время замолчал, прокручивая то, что хотел сказать. И осторожно начал, не глядя на Себастьяна:
— Что в мире есть достойнее чернил? Чем чувств своих не высказал уже я? Что б нового тебе я сообщил, сказав, что ты всех краше и нежнее?
Теперь уши и щеки горели уже у Сандро, и почему-то покалывало губы. На Себастьяна он старался не смотреть.
— Нет, друг мой, ничего. И пусть стары слова молитв, но все же они нам родные. Ты мой, я — твой, твержу я с той поры, когда с тобою встретился впервые.
Сандро замолчал, делая, как ему казалось, эффектную паузу. Но на самом деле ему нужно было вдохнуть поглубже.
— Бессмертную любовь не устрашат ни пыль времен, ни лет прошедших бремя. Она не убоится их угроз и сделает своим слугою время. И будет, как и в юности, жива, хоть мертвой огласит ее молва.
Сандро замолчал, глядя на свои колени. Он не спал всю ночь, читая письма и даже не собирался отходить ко сну.
Но сейчас очень хотелось скинуть сапоги, забраться под одеяло к Себастьяну, прижать его к себе и уснуть.
Себастьян молчал. Они оба молчали.
Пальцы Себастьяна осторожно коснулись его руки. Сандро поднял голову.
— Серьезно? — спросил встрепанный, немного помятый ото сна, но такой идеальный Себастьян.
— Да, — сквозь ком в горле ответил Сандро.
Себастьян кивнул, все еще немного настороженно, но затем вдруг так знакомо улыбнулся, что у Сандро защемило в груди.
— Шекспир? — уточнил Себастьян.
— Шекспир, — согласился Сандро, чувствуя облегчение и тепло, различающееся по телу. — Я тоже учился в школе.
— Никогда бы не подумал, — улыбнулся шире Себастьян.
Сандро нахмурился, не принимая насмешку, но затем вдруг расслабился. Он нашел руку Себастьяна над одеялом, сжал пальцы и решительно повторил:
— И будет, как и в юности, жива, хоть мертвой огласит ее молва.

Название: Вернись чистым
Автор: сборная Германии
Размер: 1325 слов, мини
Пейринг/Персонажи: Юрген Клопп/Томас Тухель
Категория: пре-слэш
Жанр: ангст, психология
Рейтинг: PG-13
Саммари: О том, кто держит себя в тисках разума.
Предупреждение/Примечание: психологический hurt/comfort, UST, тот самый автобус «Боруссии Дортмунд». Таймлайн — приблизительно лето 2017 года.

Юрген ждал этой встречи. Он знал, что рано или поздно ему позвонит Томас, а затем через пару дней будет стоять в дверях, исхудавший, осунувшийся даже больше, чем до увольнения, осматривающий офис приветливым, но в то же время потерянным взглядом.
— Я так рад тебя видеть! — Юрген обнял его, осторожно, боясь нечаянно сломать ему что-нибудь. — Кофе?
— Да, пожалуй, — слегка улыбнувшись, тихо ответил Томас.
— Отлично, присаживайся пока, а я сейчас все сделаю.
Указав на диван в центре комнаты, Юрген подошел к кофемашине. Он очень не любил разговаривать с кем-либо за письменным столом и предпочитал быть с гостями на равных, устроившись поудобнее на мягком диване. Так можно было узнать о них гораздо больше.
— Ну, рассказывай, — начал Юрген, пока чашки наполнялись горячим эспрессо, краем глаза наблюдая за сидящим Томасом. — Как поживаешь сам?
— Да неплохо, в общем-то, — уже немного расслабившись, ответил Томас. — Наконец-то появилось время побыть с семьей, мне кажется, я их целую вечность не видел. Соскучился совсем.
— О, да, семья — это святое! Я пока сам отдыхал, очень не хотел возвращаться из-за этого, но футбол — штука такая, всегда приходится чем-то жертвовать, — Юрген аккуратно поставил чашки на столик, а сам сел на другой диван рядом с Томасом. — Осторожно, не обожгись только.
— Честно, я тоже не особо хочу возвращаться, — Томас грустно усмехнулся. — Но надо, да.
— Не думал еще, куда пойдешь?
— Вообще нет, как-то не до этого сейчас. В Ливерпуль все равно пока рано.
Юрген рассмеялся, и даже сам Томас посветлел на миг, но висевшее в воздухе напряжение все еще щекотало нервы так, что на коже Юргена проступили мурашки. Дело дрянь, он знал, и чем дольше оттягивать, тем больнее потом прилетит.
— А если серьезно? — спросил он, дабы не дать тишине накопиться.
Томас вздохнул. Он сидел неподвижно, опустив голову и сцепив руки в замок, уставившись в чашку пустым взглядом. Он стал еще больше походить на обтянутый кожей скелет, который вот-вот рассыпется, стоит только коснуться, и от которого не останется ничего, кроме витающего в воздухе праха.
— Есть... — он сглотнул и закрыл глаза. — Есть одна вещь, которая не уходит из моей головы, сколько бы я ни пытался.
Юрген уже знал ответ. Знал еще до того, как Томас постучался в дверь. До того, как раздался телефонный звонок. До того, как начался матч «Дортмунда» с «Монако».
— Я сказал тогда, во время пресс-конференции, что со мной все в порядке.
Костяшки на пальцах Томаса вмиг побелели.
— Тогда я наврал самому себе.
Юрген следил за ним, за каждым его малейшим движением, за каждым шагом его мысли, даже не прикасаясь к своему кофе, чтобы ненароком не вмешаться.
— Я ведь был там, был в том чертовом автобусе. Мы вышли из отеля, как обычно, сели в автобус и просто ждали, пока доедем до стадиона.
Юрген знал этот путь как свои пять пальцев. Ровно десять километров, и все эти десять километров ты думаешь о предстоящем матче, пока ребята за тобой настраиваются каждый по-своему: кто-то в предвкушении игры болтает и дурачится, кто-то слушает любимую музыку в наушниках, кто-то и вовсе дремлет, мысленно гуляя по полю под кричалки Желтой стены.
— Мы только-только отъехали в сторону Виттбройкер штрассе, когда вдруг раздался громкий хлопок, нас тряхнуло в сторону и ребята повалились на пол. Откуда-то сзади потянул дым, а затем все закричали.
Картина предстала перед глазами Юргена, словно он сам был там и чувствовал, как к ноздрям подтягивается едкий запах гари, пока парни в панике пытались выбраться из еще едущего автобуса.
— Хлопок... их было несколько. Два или три. Матце подбежал к водителю, стал кричать, чтобы он ехал быстрее. Тогда я понял, что происходит, встал и попытался его успокоить...
Томас замолчал и закрыл лицо ладонями, весь покрытый потом и дрожащий, хоть и едва заметно, но Юрген видел абсолютно все.
— Я клянусь, клянусь всем, что у меня есть, что я никогда не видел настолько животного страха. Он даже не понимал, жив он или нет. Да я сам, черт возьми, не понимал. За моей спиной кричал Марк, а я боялся обернуться и увидеть там не всех, понимаешь? Вот они перекидываются шутками на задних сидениях, и через секунду они...
Томас зажал рот руками и уставился куда-то далеко за пределы комнаты. К его глазам подступили слезы.
— Я не имел права паниковать. Я должен был собрать их всех и вывести оттуда. Мы вышли, кто-то сам, кого-то придерживали, и я помню, как считал их, всех и каждого, и пересчитывал, и когда увидел, что на месте все, честно, у меня гора с плеч свалилась. На свежем воздухе мы немного успокоились, вызвали скорую, у ребят зазвонили телефоны... Ранило двоих: Марка и того полицейского на мотоцикле, он ехал впереди нас. Я был рядом с Марком, он был весь в слезах, кричал, что у него болит рука, молился, звал маму, шептал имена...
Слеза упала в остывший эспрессо. Томас еще держался, но Юрген понимал, что силы его были уже на исходе.
— А затем позвонил Аки, и знаешь, что он сказал? «Прости, Томас, но мы посовещались и решили, что матч будет перенесен на двадцать четыре часа». Двадцать четыре часа, Клоппо. Двадцать. Четыре. Гребаных. Часа! Моих ребят только что пытались убить, а им завтра выходить на поле! Если бы мне не надо было держать себя в руках, я клянусь, я бы разбил к херам этот гребаный телефон и пошел бы к нему разбираться лично.
Томас взял чашку трясущимися руками и отпил из нее. Весь покрасневший, он действительно был готов вспыхнуть в любую секунду, стоило только сделать один неверный шаг.
— И вот представь, мы на следующий день собираемся снова, в этом самом отеле, снова садимся в автобус, снова отъезжаем, в полнейшей тишине, никто ни звука не издает, мы просто тихо едем, я слышу, как колеса катятся по асфальту, мы подъезжаем к тому самому месту, и ты ждешь, что не дай Бог, не дай Бог там что-то осталось и мы все...
Томас взорвался в истерике. Его сложило в три погибели, слезы полились бурным потоком, и он все шептал и шептал что-то хриплым голосом. Тот, кто все время держал себя в тисках разума, наконец освободился и явил Юргену другую, совершенно непохожую на внешнюю, сторону. Чистая буря эмоций, сносящая все на своем пути.
— Иди сюда, — Юрген поднялся и заключил его в объятия. Томас схватился за него, как тонущий хватается за проплывающую мимо ветку, так же крепко, вцепившись руками, боясь отпустить даже на миг.
Юрген прекрасно знал, почему Томас пришел именно к нему. Скрыть чувства, мешающие мыслительному процессу, на время игры, чтобы потом поделиться ими с парнями, было для Томаса естественным. Вот только когда чувства переполняют так, что дверь срывает с петель, приходится обращаться за помощью к тому, кто с этим живет.
Юрген гладил лысеющую макушку Томаса, пока тот всхлипывал, уткнувшись в его шею. Ему всегда нравилось видеть людей настоящими, без того «прилично-неприлично», что диктовало общество, и во взъерошенном, плачущем от избытка чувств мужчине он видел больше красоты, чем в одетой с иголочки идеальной пустышке.
Томас прижался лбом ко лбу Юргена и посмотрел на него красными, все еще полными слез глазами.
— У тебя... — шепнул он, но затем просто коснулся дужек съехавших к носу очков, осторожно поправил их и замер. Сделав вдох, он закрыл глаза, потянулся к губам Юргена и поцеловал, едва дотронувшись. Юрген чувствовал, как бешено бьется сердце Томаса, он уже был готов упасть на диван вместе с ним, снять эту дурацкую одежду и...
— Нет, Том, — прошептал он, просунув палец между губами. — Я не хочу, чтобы ты совсем съехал с катушек.
Он следил за тем, как дышит Томас, поглаживая его по щеке, и слышал, как дыхание его становилось все более ровным. У всего должны быть свои пределы, думал он. Быть может, в следующий раз, когда Томас полностью поправится, но не сейчас, ни в коем случае.
— Спасибо за то, что выслушал, — сказал Томас, успокоившись. Его глаза вновь заблестели, не от слез, но от того огонька, что наконец-то вернулся к нему.
— Я всегда тут, если что, — ответил Юрген. — Единственное, о чем прошу: не торопись. Побудь с семьей, с друзьями, позанимайся своими делами, только не торопись. Ты нужен им, а футбол никуда без тебя не денется.
Томас улыбнулся. Он словно помолодел лет так на пять, и скулы даже не так сильно выпирали на его лице. Он обнял Юргена на прощание и, прежде чем скрыться в дверях, подмигнул ему напоследок.
— Увидимся в Майнце!

Название: Фотосессия
Автор: сборная Испании
Размер: 547
Пейринг/Персонажи: Сауль Ньигес, Фернандо Торрес
Категория: преслэш
Жанр: романс
Рейтинг: G
Саммари: три гифки

Камера любит Фернандо, Сауль знает это как никто другой. Иногда ему даже кажется, что он знает это лучше, чем все профессиональные фотографы, которые периодически собираются в одном из спортзалов Nine Fitness. Что они понимают в том, как нужно снимать Фернандо?
Как нужно его любить.
Сауль присутствует на каждой фотосессии. Фернандо не то чтобы против, но и не приветствует, в своей обычной манере показывая, что было бы неплохо проявить тактичность. Сауль делает вид, что понятие тактичности ему не знакомо. Не здесь и не сейчас — когда Фернандо поднимает подбородок, подчиняясь отрывистым командам фотографа. Когда кожа Фернандо сияет и переливается в свете софитов так, словно это и не человеческая кожа вовсе. Когда жилы на запястьях Фернандо вздуваются, пока он растягивает эластичный бинт.
Сауль сидит в углу, всегда сидит в углу, стараясь быть как можно более незаметным, хотя его и так никто не замечает. Фотографы поглощены Фернандо — о, еще бы они не были им поглощены, — а сам Фернандо поглощен работой. Сауль знает это выражение его лица. С таким лицом Фернандо идет общаться с журналистами, когда вся команда сбегает в автобус. С таким лицом Фернандо выслушивает тренера, когда тот в очередной раз отчисляет его на скамейку.
Фернандо знает, что такое долг.
Но это не мешает Саулю ревновать его к камерам, к гримерам, к фотографам — ко всем, кто ближе к Фернандо в эти минуты, чем он сам.
Однажды Сауль не выдерживает и украдкой достает телефон, пока вокруг Фернандо загораются вспышки. Это одна из рекламных съемок, не больше и не меньше. Сауль поднимает телефон, наводит камеру на Фернандо. Проводит пальцами по экрану, увеличивая масштаб.
На экране пульсирует кольцо вокруг лица Фернандо, пока наводится автоматический фокус.
И в тот момент, когда изображение обретает четкость, Фернандо сглатывает и наклоняет голову.
Сауль забывает дышать, глядя, как кадык Фернандо медленно — невероятно медленно, как будто это слоумо, а не реальная жизнь — движется вверх и вниз, как напрягаются жилы на шее Фернандо, когда он наклоняет голову.
Телефон падает из руки Сауля на пол с еле слышным стуком.
Никто не обращает на него внимания, и, скрючившись на стуле, схватив лежащий на полу телефон, Сауль может перевести дух.
А когда выпрямляется, ловит на себе взгляд Фернандо.
На мгновение Сауль будто вмерзает в стул, с ужасом ожидая, что вот сейчас его заставят выйти отсюда, чтобы не мешать съемке — но Фернандо уже снова смотрит только в камеру, и это странным образом придает Саулю уверенности в себе. Или нахальства.
Сауль жмет на кнопку невпопад с щелчками профессиональных фотоаппаратов. У них одна цель, у него другая. Фотографы снимают рекламу, Сауль снимает желание. Страсть. Любовь. Телефон в его руках дрожит, но Сауль упрямо бьет большим пальцем по экрану, даже не дожидаясь, когда изображение обретет четкость.
В какой-то момент Фернандо снова смотрит прямо на него, и Сауль застывает.
— Хватит на сегодня, — голос Фернандо, как всегда, негромкий, но перекрывает любой шум.
Сауль еще раз, последний раз жмет на кнопку, пытаясь поймать резкое очертание челюсти, жилы на шее и ключицы, когда Фернандо поворачивает голову.
У него, конечно же, ни черта не получается, и пока фотографы собирают оборудование, а Фернандо исчезает где-то в недрах спортзала, Сауль пересматривает то, что наснимал сегодня. Нечеткие, размытые фотографии, наверняка повторяющие все возможные ошибки фотографов-любителей.
Сауль увлекается настолько, что, когда на его плечо опускается тяжелая и теплая рука, едва не подпрыгивает.
— Покажешь? — спрашивает Фернандо.
И в этот момент Сауль больше не ревнует его к чужим камерам.

Название: Простой метод
Автор: сборная Польши
Размер: мини, 1800 слов
Пейринг/Персонажи: Роберт Левандовски/Марко Ройс
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс, Формула-1!АУ
Рейтинг: PG-13 — R
Саммари: После перехода Роберта Левандовски в Феррари из желто-черного Рено они с Марко Ройсом никак не могли поговорить по-человечески.
Предупреждение/Примечание:
картинки под катом, конечно, про Наскар, но автор слишком любит формулу 1

Рукава комбинезона болтались где-то у колен и мешали идти, но подбирать их Роберт не хотел. Да и возвращаться в боксы Феррари после проваленной практики не очень-то его и тянуло. Он остановился у заграждения и через сетку посмотрел, как стюарды копошатся у вмятого в стену болида. Нос придется менять, правое крыло — всмятку, но передняя подвеска, слава богу, уцелела, и до завтрашней квалификации Куба и его команда инженеров успеют собрать машину. Материться он, конечно, будет знатно, и на глаза ему лучше до утра не попадаться, но свою работу Якуб знает и сделает все в лучшем виде, можно не сомневаться.
Роберт вздохнул, уцепился пальцами за решетку и замер, подставляя разгоряченный лоб и плечи под ветер.
Его сорвало с трека на повороте, закрутило и втащило в стену. Удар был сильный, но врачи не нашли повреждений, да и привыкшее к перегрузкам тело сейчас только слегка потряхивало от выброса адреналина.
— Надо же, я успел раньше журналистов.
Роберт обернулся на голос — Марко Ройс, первый пилот Рено, ящерицей взобрался на парапет у сетки и, прижавшись плечом к даже не прогнувшейся под его птичьим весом рабице, посмотрел на Роберта.
— Я так и знал, что ты будешь торчать тут и обвинять себя во всех грехах.
Желто-черный комбинезон Марко удивительно хорошо вписывался в пейзаж: распахнутое небо без единого облачка, красные обломки на иссиня-сером асфальте - и яркий мазок света поверх всего этого. Присутствие Марко было неожиданным — они не особенно разговаривали друг с другом в боксах. Наверное, сказывалось то, что они почти три сезона ездили за одну команду, пока Роберта не перекупили Феррари, пообещав развитие и чемпионство.
Чемпионских кубков у него с тех пор было уже четыре, а, вот, вечеров с Марко после свободных заездов, ему не хватало.
— Хорошо, что это ты, а не журналисты, — сказал он негромко, и Марко фыркнул.
От этого травинка с газона, которую он грыз, плюхнулась ему на колено, и Роберт машинально потянулся смахнуть ее.
— Ну, да, облапай ты за коленку Дэвида Култхарда, и тебе бы это еще долго припоминали, особенно Баттон, — Марко склонил голову набок и, прищурившись, смерил Роберта долгим взглядом. — На вторых заездах вместо меня поедет Шюрле, — сказал он, подумав. — Ты был когда-нибудь в замке Гейдельберга?
Примерно так же он спрашивал Роберта прежде чем потащить его ночью на кладбище Керепеши после гонки на Хуангароринге. Роберт до сих пор не знал, почему согласился тогда и почему пожал плечами сейчас:
— Не был.
— Тут полчаса, — Марко спрыгнул с парапета, отряхнул штанины комбинезона и мотнул головой в сторону парковки. — На парковке есть душ, а у меня в багажнике — сумка с одеждой.
— Ты все спланировал, я смотрю.
Роберт через силу усмехнулся и отцепился, наконец, от сетки, а Марко смешно развел руками:
— Аварию твою точно не я подстроил.
Эта шутка могла бы быть злой, но Роберт не обиделся. Он только подумал, что телефон остался в боксах, и его потеряют, и Лукаш потом откусит ему голову, а потом пошел следом за Марко к парковке.

Трава была высокой и щекотала ладони. Марко впереди тоже то и дело дергал пальцами, срывая лохматые метелки травинок и стряхивая семена с липких пальцев. Гоночный комбинезон он тоже расстегнул через три шага и на ходу скатал его до пояса, и рукава теперь путались в редких одуванчиках. Под его белой футболкой просматривались тонкие лопатки и линии татуировки на плече, и Роберт смотрел на них, не отрываясь.
За четыре года чемпионства он почти успел забыть, какова кожа Марко наощупь и как он запрокидывает голову, кусая губы, чтобы не кричать, когда Роберт губами обхватывает головку его члена. И такое бывало в гостиницах после подиумов, когда было уже не важно, кто приехал первым. Марко пьянил, как шампанское из горла призовой бутылки Moet et Chandon, кружил голову, как вираж на Спа Франкошарм и выбивал воздух из легких, как ремни безопасности на шпильке в Судзуке, и все четыре года, поднимая над головой очередное золотое блюдце на очередной трассе, Роберт пытался себя убедить, что чемпионство стоит больше, чем возможность видеть Марко каждый день и просыпаться с ним рядом по утрам.
Получалось плохо. Роберт надеялся, что хотя бы Марко справился с этим лучше.
Судя по тому, что сегодня он позвал Роберта прокатиться до Гейдельберга, Марко, действительно, был в этом лучше.
— Душ там, — сказал Марко, достав из багажника сумку, и перекинул ее Роберту. — Я напишу Лукашу, что я тебя похитил, не переживай.
Лукаш, кстати, был единственным, кто знал о них с Марко. Роберт рассказал ему через месяц со своего перехода в Феррари, после первого подиума, на котором он не получил поздравлений от Ройса. И сейчас Роберт даже немного пожалел, что не увидит лица своего гоночного инженера, когда тот получит сообщение. Это должно было быть то еще зрелище.
Он закинул сумку на плечо и пошел к белому зданию с комнатой ожидания, туалетом, душем и магазинчиком с едой в дорогу. Стоило бы спросить, откуда у Марко номер Лукаша, почему вообще он решил потащиться в этот чертов замок и как Роберт влезет в его одежду, но Роберт решил не задаваться этими вопросами. Если задумываться об этом, появятся и другие вопросы, которые Роберт старательно гнал от себя четыре года подряд. Правильно ли он поступил, уйдя в другую команду? Почему они не могли поговорить, как взрослые люди, а просто прятались друг от друга пару лет, да так и привыкли? Было ли Марко так же больно, как Роберту? Жалеет ли он до сих пор, что так вышло?
Роберт стиснул зубы и, перешагнув порог душевой, бросил сумку на скамейку в раздевалке. Банковская карточка обнаружилась в боковом кармане, рядом с косметичкой с логотипом любимой футбольной команды Марко, и, оплатив аренду шкафчика и пользование душем, Роберт быстро разделся. Он опасался, что Марко придет следом и придется лезть в душ у него на глазах, краснея и старясь не пялиться на него после долгого времени, словно восстанавливая картину по памяти. Он опасался этого, но втайне надеялся, что так и будет.
Марко не пришел, и Роберт, шлепая одноразовыми тапочками по плиткам пола, принялся одеваться.
В сумке оказались его собственные джинсы и футболка, а в отдельном пакете — нижнее белье и носки, сложенные так аккуратно, как Марко бы никогда не удалось их сложить. Запасной комплект одежды, который был у Марко дома, на всякий случай, и который он, оказывается, так и не выбросил за четыре года. У Роберта тоже был такой пакет, который успел побывать уже в трех городах и сменить две квартиры.
Затолкав комбинезон в сумку и выбросив одноразовые тапочки в специальное ведро, Роберт вернулся на парковку.
Марко разговаривал с кем-то по телефону, опираясь бедром на капот прогретой машины. Он сутулился и наматывал на палец хлястик — дурацкая привычка, которая так нравилась Роберту. Заметив чужую тень у носков своих кроссовок, он молча кивнул на сидение машины, показал растопыренную ладонь — мол, пять минут — и, подхватив вторую сумку, тоже пошел к душевой, а Роберт, сев на пассажирское сидение, замер.
Когда они ездили куда-то раньше, за рулем сидел он, у Марко не было прав, и все его за это подкалывали: как можно идеально водить гоночный болид на скорости за триста, иметь лицензию гонщика международного класса — и завалить экзамен на вождение обычной машины? Но Марко только отшучивался и говорил, что может заплатить водителю, и так даже удобнее играть в Angry Birds — не надо на дорогу отвлекаться. Теперь права у него были, и даже в арендованной машине — патриотичном рено, к слову — он успел оставить отпечаток себя: сникерс в бардачке поверх пачки документов, танцевальная радиостанция на магнитоле и брелок с польским флагом на ключах. На этот брелок Роберт смотрел долго, гадая, Марко ли его туда повесил, или это была какая-то приуроченная к чемпионату мира по футболу акция от компании по аренде автомобилей.
— Поехали, — сказал Марко, прервав его размышления, и сел на водительское кресло. — И пристегнись.

Сам Роберт после болида водил машину легко — как будто проходил обучение в компьютерной игре после прохождения ее в режиме Nightmare: все очень медленное, слишком простое управление и сидение гораздо удобнее. Марко, напротив, полностью сосредоточился на дороге, только радио сделал погромче. Под неспешный бит Роберт смотрел, как проносятся за окном деревья и редкие домики. Дорога стелилась под колеса, Марко молча сжимал руки на руле, и только в горле стоял непонятный ком.
— Почему Гейдельберг? — спросил Роберт наконец, чтобы хоть как-то прервать это тяжелое молчание.
— Почему нет? — отозвался Марко сухо. — Я просто ткнул пальцем в карту поблизости от трассы.
В его голосе Роберту послышалось раздражение, и он растерялся. Ему-то казалось, что Марко спланировал все специально, что он точно знает, что делает, но теперь эта уверенность таяла с каждым вдохом.
— Мы не говорили нормально четыре года, — тихо сказал Марко, глядя только на дорогу перед собой, хотя там точно не было ничего интересного. — В боксах ты все время прятался за журналистами, тактикой команды, Лукашем, наконец. Не на трассе же тебя таранить...
— Ты пробовал, — зачем-то сказал Роберт.
Так действительно было, в Бельгии, в первый год Роберта в Феррари. Марко въехал в него на старте, пропоров крылом правый передний суперсофт, и вывел его из гонки, на которой он стартовал с поула. Тогда, отпустив остальные болиды вперед, они едва не подрались прямо на обочине, но их вовремя растащили стюарды, и журналисты еще месяц крутили ролик с их лицами крупным планом по всем спортивным каналам.
— И, как ты помнишь, это не помогло, — сарказм в голосе Марко можно было трогать руками, и Роберт неожиданно для себя улыбнулся этому.
— Да, полчаса в замкнутом пространстве лучше, — сказал он, трогая кончиками пальцев рычажок на ручке двери. — И никаких журналистов на километр вокруг.
— Откуда ты знаешь, кто едет в той фуре? — Марко хмыкнул и, мигнув поворотником, свернул на пятачок у заправки.
Он выключил двигатель и откинулся на спинку кресла. Зажмурился, потер ладонью уставшие глаза и криво усмехнулся:
— Лукаш мне весь мозг вынес, когда я ему позвонил.
— Он может, — согласился Роберт.
Ему было тревожно. Не такой мандраж, который бывает перед первой гонкой сезона, но что-то похожее.
— Да, но, в целом, он одобрил мой метод — вытащить тебя из раковины, лишить средств связи и просто поговорить.
— Странно, — Роберт нервно хмыкнул, — мне он предлагал затащить тебя за стойки с шинами и отсосать тебе между сегментами квалификации.
— Это был крайний метод.
Голос Марко звенел от напряжения, и они перекидывались шутками, как фехтовальщики обмениваются пробными выпадами, ходя вокруг главного кругами. У Роберта сдавило виски, и он устало потер лоб пальцами.
— Я тоже, — сказал он коротко, успев раньше, чем Марко выдал очередной бессмысленный пассаж.
Не решаясь поднять на Марко глаза, он торопливо заговорил:
— Я тоже храню твою запасную одежду дома. Я тоже таскаю тот дурацкий брелок со святым Иштваном, который мы купили на площади в Будапеште. Мой пароль от WiFi — твой номер телефона. Я, черт возьми, приезжал к тебе в больницу после той аварии в прошлом году, и меня не пустили, потому что я не твой родственник и не член команды, а выпрашивать у Тухеля разрешение на посещение я не стал.
Марко побарабанил пальцами по рулю и снова потянулся к ключу зажигания. Он покачал головой, колупнул ногтем заживший уже порез от бритвы на скуле и усмехнулся.
— Я куплю тебе новый брелок в Гейдельберге, — сказал он. — Повесишь его на ключи от моей квартиры, хорошо?