— Сашенька, помоги.
— Денис Борисович? — Селихов сорвался с места, пытаясь понять, откуда слышится голос, но тот словно издеваясь, постоянно менял направление, и Селихов метался, не зная, куда идти и как помочь. Собственный голос, кажется, сорвался на хрип:
— Денис…
— Александр Александрович, — Селихова тронули за плечо, и он резко поднялся. Он, оказывается, просто уснул. За окном еще светило послеполуденное солнце, а рядом, выпрямившись по струнке, стоял Илья. В руке он держал небольшую записку. Сердце Селихова, еще не успевшее восстановить нормальный ритм, вновь участило биение. Дрожащими руками развернул записку и просиял:
— Илья, распорядись, чтобы приготовили ужин примерно на десять персон. Но… не переусердствуйте, будут только друзья.
— Вы поэтому так волнуетесь, Ваше высокоблагородие? — Кутепов как всегда учтиво кивнул, а Саша, решив, что не только ему стоит переживать, мягко произнес:
— Дениса Борисовича изволят сопровождать граф Ребров.
Илья замер у входа лишь на долю секунды, а, может, и это Александру Александровичу показалось.
Ближе к вечеру Селихов настолько извелся, что не находил в собственном доме места, то и дело гонял слуг. В итоге он, изнеможенный иррациональным волнением и предвкушением встречи (нет-нет, дело вовсе не в Денисе Борисовиче, просто он никогда не принимал у себя таких важных гостей, да еще в неформальной обстановке), повысил голос на несчастного Артемия Павловича за то, что он не смог найти запасные пледы. Илья после этого так укоризненно на него посмотрел, что Селихов извинился.
— Александр Александрович, камин растоплен, пледы уже в гостиной, как и вино, закуски дожидаются гостей на кухне, а для Дениса Борисовича в гостевой комнате постелено свежайшее белье.
— Илья!
— Да-да?
— Это лишнее.
— Как скажете.
— Илья, если ты знаешь, какие успокаивающие средства можно принять без каких-либо последствий, самое время мне о них рассказать.
Дальнейшая беседа, больше похожая на переругивание, немного отвлекла Александра Александровича, и он, почти успокоенный, едва не подпрыгнул, когда входная дверь отворилась, впуская, вместе с холодным воздухом целую делегацию офицерского корпуса. С некоторыми он был знаком лишь шапочно, и, тем не менее, знал, что у Глушакова хорошие отношения с Джикией и Ананидзе. Теперь понимал почему — более громких и, справедливости ради, веселых подчиненных у графа Самедова вряд ли кому-то удалось бы сыскать. Александр Александрович откашлялся, надеясь, что гости поймут его намек, и те действительно вняли: продолжили шептаться, но куда тише и спокойней.
В этой суматохе Селихов едва уследил, как входная дверь вновь открылась. Первым показался Артем Геннадьевич, он аккуратно придерживал дверь, вышагивающему чуть несмело Денису Борисовичу.
— Денис… Денис Борисович! И… и Ваше сиятельство, разумеется. Вы нормально добрались?
— Вашими молитвами, Сашенька.
Селихов стремительно покраснел, кинул нерешительный взгляд на графа, но тот, кажется, был не менее поглощен молчаливой игрой взглядов с собственным слугой. Не решаясь прерывать их не то поединок, не то что-то другое, безусловно, не менее сокровенное, он помог Глушакову избавиться от пальто и сопроводил его к ранее прибывшим.
Уже через несколько минут коллежский советник понял, что зря волновался о разности чинов. Здесь их, кажется, не существовало. Александр Сергеевич выспрашивал у Артема Геннадьевича почему Илья, всю жизнь бывший в его услужении, оказался у Селихова. К беседе прислушивались почти все, только Саша, подозревавший истинные мотивы, предпочитал разглядывать поглощенного разговором Дениса Борисовича.
— Так что же, Ваш Илья…
— Более не мой, — Ребров отвечал учтиво, но в голосе вполне отчетливо различалась горечь.
Селихов понял, что должен завершить этот разговор и улыбнулся:
— Только скажите, Артем Геннадьевич.
Вечер шел своим чередом. Откуда ни возьмись, помимо вина появилась огромная фляга с каким-то особым напитком Дениса Борисовича, о котором были наслышаны все присутствующие, кроме самого Саши, смех сменялся выкриками с пожеланиями здоровья Глушакову и всем присутствующим, а тосты о истинной и крепкой дружбе — смехом. В какой-то момент в руки Глушакова всучили гитару. Тот даже не стал отнекиваться. Несколько раз проведя пальцами по струнам, приноравливаясь, он посмотрел на Самедова:
— Александр Сергеевич, изволите помочь, как в старые добрые?
— Всегда к Вашим услугам, Денис.
Все притихли, предвкушая нечто интересное, Саша, желая полностью раствориться в мелодии, допил свое вино.
Денис Борисович не был профессионалом, но играл душевно, мелодия, кажется, попадала куда-то вовнутрь, оставляя собой мягкие следы-переборы.

Селихов песню не знал, а вот Александр Сергеевич, похоже, не в первый раз аккомпанировал Денису Борисовичу.



Александр Сергеевич, когда пел, не сводил взгляда с Дмитрия Владимировича, а тот, не мигая смотрел в камин. Глушаков, поймав чуть удивленный взгляд Селихова, качнул головой, будто говоря, что все в порядке. Саша Денису Борисовичу верил.
Стрелки настенных часов давно перевалили за полночь. Ребров куда-то исчез, но его пропажи никто не заметил, Джано приволок с улицы снежок и запустил им в Джикию, Георгий ловко увернулся, а снежок, продолжая свою траекторию, попал в Кирилла Владимировича, тот выругался и получил неодобрительный тычок в спину от Александра Сергеевича. Это словно дало начало следующей стадии вечера.
— За нас, за верность, за Дениса Борисовича!
Разошлись все только к глубокой ночи, деликатно опуская, почему Глушаков остается. Это как будто и не требовало объяснений: ну, не в казенном же доме ночевать Денису Борисовичу, да и в должности его еще не восстановили, да и… Александр Александрович мог придумать для себя тысячу оправданий, только ни одно из них не имело никакого значения.
Кутепов куда-то запропастился, поэтому провожал гостей он сам, Денис Борисович хотел тоже, но общими усилиями удалось его убедить остаться в кресле у камина. По возвращении Саша напоролся на колкий взгляд Глушакова.
— Денис Борисович? — только сейчас Александр Александрович в полной мере осознал, что видит Глушакова у себя дома, не за решеткой, не в жуткой тюремной рубахе, а настоящего, чуть более худого, чем обычно, но куда более живого и настоящего.
— А где же Вы графа потеряли? — Глушаков расплылся в улыбке.
— Какого графа? — Александр Александрович опешил.
— Артема Геннадьевича, конечно.
Селихов лишь покачал головой:
— Думаю, здесь где-то, ну, Вы и сами знаете.
Выпитое давало о себе знать, иначе, наверное, Александр Александрович не позволил бы себе таких беззаботных речей.
— Пойдемте, Денис Борисович, — Саша протянул Глушакову руку, — я отведу Вас в спальню. Селихов чуть покачнулся. Глушаков сохранял несвойственную ему серьезность.
— О, дорогой мой друг, да Вам не мешало бы ограничиться несколькими бокалами вина.
— Все в порядке. Пойдемте же, Вы так давно не спали в постели, Денис Борисович.
— Может, еще и одеялом укроете, — Глушаков оскалился, явно раздраженный чрезмерной заботой, но протянутую руку принял. Селихов тут же переплел пальцы с пальцами Глушакова, не в полной мере осознавая, что делает. Не ощущать между руками решетки было до странного приятно, и Саша, не желая терять и секунды, сжал сухую руку Дениса Борисовича сильнее.
— Где ваша спальня, Сашенька? — Глушаков даже не обратил внимания на приглашающий жест Селихова у гостевой комнаты, — Вы ведь сами не дойдете.
— Дойду. И это я Вас веду.
— Боюсь, что нет, у меня, к несчастью, опыта в этой сфере достаточно. Вы и так долго держались, Давайте, дорогой мой, не то будем ломиться в каждую дверь.
Селихов шумно выдохнул. Будто «Сашеньки» ему было мало. Наверное, впервые эта мысль была лишена негативного контекста, наоборот раззадоривала и словно призывала к действию. Он шагнул чуть ближе к Глушакову и положил свободную руку тому на щеку:
— Денис Борисович, Вы сейчас такой живой и теплый, ну же, улыбнитесь? Чего нахмурились?
— Комнату, Сашенька, — Глушаков медленно убрал Сашину ладонь со своей щеки. Это показалось Селихову едва ли не оскорблением, и он, куда жалобнее, чем хотел, пробормотал:
— Денис Борисович, ну, что же Вы заладили, комнату, комнату, а мне бы просто уверенности, хоть немного, вот как у Артёма Геннадьевича, он бы там… он бы тут…
— Он бы тут нам к чёрту не сдался, — сквозь зубы, мигом напрягаясь, Денис Борисович сделал шаг назад, — и к черту бы нас послал.
— Не послал бы, — Селихову вдруг сделалось весело, — у него у самого подобные проблемы…
— Что?
— Тсссс, я Вам этого не говорил.
— Значит, будем проверять каждую дверь.
Селихов вздохнул, понимая, что проиграл.
— Да вот, на углу, вот здесь. Я дойду, Денис Борисович, я так…
— Вам надо выспаться.
— А Вам?..
— Я в камере на десять лет наспался.
В спальню они ввалились вдвоем, при этом Денис Борисович, чуть не зацепившийся за порог, чертыхнулся.
–Ну вот, думаю, здесь точно не потеряетесь. Спите. Я пойду
Александр Александрович непонимающе уставился на Дениса Борисовича, уж теперь, теперь, он думал, Глушаков останется с ним.
— Но куда же… не уходите, — недосказанность так и витала в воздухе, но Селихов и представить не мог, как сказать Глушакову все, что думает, как объяснить, что секунды считал до его освобождения, как представлял, что обнимет, что…
— Вам лучше одному тут побыть.
— Почему? — Саша не узнавал собственный голос, так тихо и подавленно он звучал. — Я думал, Вы тоже, думал, что ничего не изменилось, так надеялся на Ваше внимание, а теперь Вы меня прогоняете, так, словно… Я думал Вы лучше, смелее, в отличие от…
— В отличие от Артёма, да? — Денис Борисович остановился у самой двери.
— Да.
— Что ж, спасибо за честность.
Александр Александрович перестал понимать смысл происходящего. Почему Денис Борисович говорил так обреченно, словно Саша нанес ему смертельную обиду? Неужели тоже считает, что бросить вот так Илью куда подальше лишь потому, что мальчик изволил полюбить — правильно?..
— Неужто Вы так изменились? Что, как и Артем Геннадьевич, станете отталкивать, сперва к себе привязав? Не ожидал от Вас подобного лицемерия. А я… я тоже дурак. Я же к Вам и потянулся за этим. Вы так смело готовы были отдать себя мне… И я Вам, ведь Вам это тоже нужно? — Саша вскочил с кровати и подошел к Глушакову.
— Значит, Вы ему признались?
— Да кому? В чем?! — до Александра Александровича вдруг стал доходить смысл происходящего. Денис все не так понял! Собрав все свои силы, он выдохнул:
— Мне ничего от Артёма Геннадьевича не надо, только чтобы он считал меня равным по способностям, а Вы, чтобы Вы… Вы считали меня… своим! Понимаете? — Саша несмело положил руку куда-то в район сердца Глушакова, как воздух ощущая потребность чувствовать сердцебиение этого упрямца.
— Нет, — честно ответил Глушаков, перехватывая Сашину руку и поддерживая, — Вы не позволяете мне так считать.
— Как же не позволяю? Вот он я, весь и только Ваш.
— Не похоже. Саша, прошу Вас, мне нужно… Мне подумать нужно, а Вам — выспаться. Пустите.
— Ведь это Вы меня держите, — Селихов, не зная, что еще предпринять, как объяснить, показать, потянулся и поцеловал Дениса Борисовича в лоб, не встретив сопротивления, прижался еще сильней, расцеловывая застывшего Глушакова.
— Да разве ж я хочу с Артемом так? — горячие губы коснулись щеки Дениса Борисовича. — Или так? — подбородок. — Или вот так, может? Я же только с Вами, да если бы не Вы… Я…
— Сашенька, — Глушаков обхватил его руками и успокаивающе провел рукой по спине, — Сашенька, успокойся. Тише, прости… хороший мой. Что же ты.
— Я так боялся, что потеряю Вас, — поток бессвязных признаний никак не желал прекращаться. — Останьтесь тут, со мной. Прошу.
У Дениса Борисовича просто не оставалось выбора, Селихов понимал это, и, если честно, и (даже вместо и?) секунды не жалел. Опустившись на подушку, он прижался к Глушакову, не желая того отпускать. Денис Борисович, будто прочувствовав это Сашино желание, положил свою руку поверх него.
Уже почти засыпая, Селихов почувствовал горячее дыхание у собственного уха.
— Спасибо тебе за это, Саша. За то, что не оставил.
Селихов развернулся, обнимая Дениса.
— Я бы не смог.
Глушаков тихонько рассмеялся и провел ладонью по Сашиным волосам:
— Не то мой призрак тебя бы замучил. Давайте спать, Сашенька.
Селихов только устроился удобней, кажется, впервые за долгое время, зная, что проснется и все будет хорошо.