Октоберфест — пидоры и пиво


Название: Три орешка для Романа Бюрки
Автор:
team Bundesliga
Бета:
team Bundesliga
Размер: мини, 2869 слов
Пейринг, персонажи: Никлас Краузе|Роман Бюрки, Никлас Краузе/Жюль Вердин, орешки (спойлер!)Никлас Краузе/Роман Бюрки, Марк Бартра/Роман Бюрки, Роман Бюрки/Юлиан Вайгль (намек)
Категория: слэш
Жанр: драма, юст, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда потеря чего-то может выбить почву из-под ног, так что кажется, что больше никогда уже не сможешь стоять. И хорошо, если в этот момент рядом будет кто-то, кто протянет руку помощи.
Предупреждения: смерть второстепенного персонажа
Примечания:
1. Автор вспомнил свои навыки сталкера, так что этот фик можно считать основанным на реальных событиях (все факты, кроме сами-знаете-чего, взяты из реальных биографий действующих лиц).
2. Никлас Краузе — лучший друг Романа Бюрки. Играл вместе с ним в Янг Бойз, учился в Америке, сейчас работает в Берлине в Charité Healthcare Services GmbH.
3. Жюль Вердин — однокашник Никласа Краузе, вместе с ним играл в футбольной команде университета Сент-Лео и очень хорошо дружил.
Оказалось, что Роман совершенно не умеет целоваться.
— Серьезно? — спросил Никлас и потрогал двумя пальцами слегка распухшую губу. — Ты правда считаешь, что вот это — хороший поцелуй?
Роман отвел взгляд и смущенно пробурчал что-то о том, что раньше целовался только с девушками.
— С девушками? — переспросил Никлас, подчеркнув окончание.
Роман отвернулся и забормотал совсем уж невнятно.
Никлас откинулся на сиденье, откровенно разглядывая Романа. Света от уличного фонаря, под которым Роман припарковался, было не слишком много, но Никлас был уверен, что щеки Романа горят. Хотя будь это все днем, румянец на лице Романа тоже было бы сложно разглядеть — загар почти помогал это скрыть. Почти, но не до конца, особенно если знать, что Роман краснеет, когда смущается. А уж это за несколько лет их дружбы Никлас наблюдал неоднократно. Правда, раньше еще никогда причиной смущения Романа не был он сам.
— Кто бы мог подумать, — задумчиво сказал Никлас. — Роман Бюрки — неопытная стесняшка. Может, ты еще и девственник?
— Да иди ты, — буркнул Роман.
Никлас хрюкнул.
— Лучше ты иди, — и пояснил, когда Роман обернулся и непонимающе посмотрел на него: — Сюда иди. Учиться будем.
Учился Роман прилежно. Очень и очень прилежно, так что на очередное занятие с детьми Никласу приходилось надевать водолазку, скрывающую шею. Хорошо хоть, к тому моменту, как в водолазке ему было бы совсем жарко, пыл Романа немного спал. Может, на это повлияло то, что в скором времени им предстояло разъехаться на гораздо большее расстояние, чем обычно. Роман отправлялся в Германию, а Никлас — в Америку. Один ехал строить карьеру футболиста дальше, другой — учиться.
— Ты же будешь продолжать играть в футбол? — пытаясь быть строгим, спросил Роман в один из вечеров, когда до отъезда Никласа оставалось всего несколько дней.
Строгим быть у него не получалось. Не получалось вообще никогда, а уж лежа голышом поперек кровати в комнате Никласа — особенно.
— Пошел бы лучше на тренера, — продолжил Роман, не дождавшись ответа. — Ребятишки тебя любят, свою бы школу открыл.
— Бро-ось, — лениво протянул Никлас. — Смирись уже с тем, что я не такой.
— Не какой?
Роман приподнялся на локтях, настороженно глядя на Никласа.
— Не такой, как ты, — объяснил тот, улыбаясь. — Футбол — это круто, конечно, но это не то, чему я хотел бы посвятить свою жизнь. У меня, знаешь ли, немного другие планы.
— Просто пообещай мне, — упрямо сказал Роман, — что не перестанешь играть.
Никлас поднял руку в торжественной клятве.
Он и правда не перестал. Футбольная команда университета Сент-Лео приняла его с рапростертыми объятиями, и Никласу это неожиданно понравилось, хотя он и намеревался посвятить себя только и исключительно учебе. Правда, до учебы еще надо было дожить, а вот тренировки в команде начались почти сразу же.
Каждый вечер Роман придирчиво допрашивал его об успехах. Никлас послушно отчитывался, а потом переводил разговор на самого Романа — тому тоже было о чем рассказать. Они оба приживались на новых местах, и пусть это приживание проходило гораздо менее безболезненно, чем можно было рассчитывать, ежевечерние разговоры были хорошей поддержкой. Для обоих, Никлас это знал, а Роман как-то даже оговорился. Правда, Никлас быстро перевел разговор на другую тему, почему-то испугавшись того, куда их может занести, если они вдруг позволят себе сказать об этом вслух.
Меньше всего Никлас хотел бы, чтобы их зыбкие, непонятные отношения испортила попытка дать этим отношениям название. Не то любовники, не то друзья, не то что-то еще, непонятное — но именно это Никласа устраивало целиком и полностью.
Его вообще устраивало почти все в нынешней его жизни. И даже то, что те однокурсники, с которыми он уже успел познакомиться, никак не могли выучить разницу между Швейцарией и Швецией, его не особенно напрягало. Никлас очень быстро смирился с тем, что большинству американцев одного с ним возраста Европа представляется одним сплошным пятном. Европейский Союз, вот это вот все — Никлас даже не особо пытался их просвещать, не до того ему было.
И когда ему поручили встретить «земляка», он уже был готов к тому, что земляком окажется рослый скандинав с тяжелой челюстью и бледно-соломенными волосами.
Оказалось, что новенький — Никлас про себя уже назвал его новеньким, хотя сам прожил во Флориде неполных три месяца — действительно почти его земляк.
Бельгиец.
Небольшого роста, смуглый и юркий — совсем француз, даже имя французское.
Жюль.
Первое, что Никлас от него услышал, было: «Ебаааать, тут реально пахнет океаном!».
Никлас хмыкнул и ответил, что скорее пахнет освежителем воздуха из туалета аэропорта, но Жюль не смутился нисколько.
Он ждал от Америки чуда — и Америка охотно дарила ему эти чудеса. А заодно и Никласу, который как-то незаметно стал Жюлю лучшим другом. Может быть, потому что Жюль тоже играл в футбол.
Еще как играл.
В разговорах с Романом все чаще случалось так, что говорил один Никлас, а Роман слушал — так же, как раньше Никлас слушал то, что рассказывал Роман. Только Роман рассказывал о себе, а Никлас — о Жюле.
Жюль невероятно хорошо вписался в команду, в университет, в город — наверное, даже в весь штат. Солнечный штат Флорида и солнечный Жюль, они подходили друг другу настолько хорошо, что Никлас пару раз в шутку спрашивал, не подделал ли Жюль бельгийский паспорт, чтобы получить льготы для иностранных студентов. Жюль хохотал и соглашался.
Жюль вообще много смеялся — так же хорошо и открыто, как делал вообще все.
Никласу это нравилось.
До встречи с Жюлем Никлас думал, что умеет веселиться как никто другой.
Оказалось, что он и не подозревал, на что похоже настоящее веселье.
Рядом с Жюлем было легко и тепло. Жюль много смеялся, много двигался, много говорил, и особенно приятно Никласу было в такие моменты смотреть на его губы. Смотреть и думать о том, что сексом Жюль наверняка занимается так же, как играет. Как живет. С полной самоотдачей.
На рождественские каникулы они уехали по отдельности.
Никлас опасался, что с Романом ему будет трудно, не мог же тот не заметить, что творится в голове у Никласа. Да и как бы он не заметил, если Жюль прочно занял такое место в жизни Никласа, что почти невозможно было рассказывать о чем бы то ни было, не упоминая Жюля.
Но нет.
Роман расспрашивал обо всем с искренним интересом, с удовольствием слушал, с не меньшим удовольствием оставался у Никласа на ночь —и Никлас понимал, что то тесное взаимопонимание, которое у них было, никуда не исчезло.
Им обоим все так же хотелось проводить время друг с другом, неважно, в поездке ли, в кинотеатре, в постели, в чате.
И все же.
И все же, увидев в инстаграме Жюля фотографию облаков и подпись «Домой в Тампу», Никлас на секунду прикрыл глаза, сдерживая внезапно участившееся сердцебиение.
Встреча студентов после каникул прошла бурно и с размахом, благо, на тренировки не надо было выходить с первого же дня. Так что они провели весь уикенд, шляясь по барам, барчикам и ночным клубам. В одном из них — каком по счету, Никлас уже не мог сказать точно — Жюль вдруг оказался совсем рядом, взъерошенный, пахнущий алкоголем и почему-то духами. Рука Никласа как-то незаметно оказалась на его талии, и Жюль не отстранился. Но и не прижался, продолжил взахлеб рассказывать о своем прошлогоднем восхождении на Ботранж. Никлас кивал, слушал и не слышал, ладонью чувствуя сквозь тонкую ткань футболки жар от кожи Жюля.
Дальше они так и не зашли.
Никлас даже и не пытался особо. Ему вполне хватало этих наполовину случайных прикосновений — совсем не таких, как на поле, когда после очередного гола Жюль запрыгивал на него и неразборчиво вопил от восторга. Эти прикосновения были совсем другими. И каждое из них Никлас помнил так ясно, что почти чувствовал их заново.
Может быть, потому что их было все-таки мало — за полгода набралось едва полтора десятка.
— Может, ты уже признаешься ему? — спросил Роман во время их очередного разговора.
Никлас поднял голову и принялся вдумчиво изучать потолок. Роман смотрел с экрана и улыбался.
— Признаюсь, — наконец ответил Никлас. — Но не сейчас. Попозже.
— Смотри мне, — сказал Роман и принялся рассказывать уже о своих делах, об интересе от Боруссии, о прочих важных и не очень подробностях жизни молодого перспективного вратаря.
Это «попозже» Никлас растянул на пару месяцев, находя немного болезненный кайф в том, чтобы смотреть на Жюля и обещать себе, что вот завтра обязательно.
Завтра откладывалось еще и еще, и незаметно подступило время летних каникул. Последние две недели Жюль говорил только о том, что собирается на Юнгфрау, и Никлас никак не мог найти подходящий момент, чтобы снова прикоснуться к нему. Ему казалось, что после очередного такого прикосновения говорить будет легче, но Жюль не давался. Ускользал — не нарочно, просто он был слишком поглощен предстоящим приключением. И Никлас сдался. Сказал себе, что подождет возвращения Жюля. Никлас даже представлял себе, что они снова пойдут в бар, Жюль снова будет рассказывать о восхождении, Никлас снова обнимет его за талию, и тогда все и скажет. Никлас находил, что такое развитие событий будет достаточно элегантным.
С Юнгфрау Жюль не вернулся.
Никласу разбудила звонком сестра Жюля. Она рыдала так, что едва могла говорить, и Никласу пришлось ее успокаивать, хотя после слов «Жюль… сорвался» ему самому хотелось даже не плакать — выть. Сидеть на кровати, держа в руках истерично бормочущий телефон, смотреть в стену перед собой и тихо выть.
Следующий год Никлас не запомнил, как будто его и не было. Все оставалось на своих местах, после положенных мрачных торжеств студенческая жизнь пошла своим чередом, Никлас учился, играл в футбол, разговаривал по вечерам с Романом, но во всем этом не осталось никакого смысла.
Надев мантию и шапочку на церемонию вручения дипломов, Никлас не ощутил ровным счетом ничего из того, что должен был бы. И когда вечером Роман спросил у него, что он собирается делать дальше, Никлас пожал плечами.
— Напьюсь, — ответил он и криво усмехнулся. — Надо же отпраздновать.
— Я не об этом, — серьезно ответил Роман. — Куда ты теперь.
Никлас поморщился.
— Я тут подумал, — продолжил Роман, не давая ему вставить слово. — Тебе же все равно, куда ехать?
Никлас рассмеялся.
— Спасибо, дорогой друг, — даже почти без горечи сказал он, — за то, что озвучил это вслух. Сам я бы ни за что не догадался.
Роман кивнул — сарказм Никласа и в лучшие-то времена не имел на него никакого действия, а сейчас Роман и вовсе был увлечен какой-то еще непонятной Никласу мыслью.
— Приезжай в Дортмунд, — сказал он.
Никлас поднял брови.
—Нет, серьезно, — Роман заговорил быстро и горячо. — В клубе как раз есть вакансия почти по твоей специальности. Я тебя познакомлю с ребятами поближе. Они тебе понравятся! И Дортмунд тебе понравится.
В последнем Никлас сильно сомневался — несколько визитов в Дортмунд на матчи с участием Романа не оставили у него особо приятных впечателений. Но Роман говорил правду — ему действительно было все равно, куда теперь ехать. Так почему бы и не в Дортмунд. Тем более что Роман рассказывал о своих одноклубниках так много и подробно, что Никласу казалось, что он близко знаком с ними всеми.
Действительно близкое знакомство, впрочем, ничуть его не разочаровало. В отличие от Дортмунда. Привыкший к теплой и шумной Флориде, Никлас откровенно скучал здесь.
— Ты не обидишься, если я перееду в Берлин? — спросил он у Романа однажды вечером.
Тот, вытирая мокрые после душа волосы, ответил так просто, как будто только этого и ждал:
— Ничуть. Даже рад буду.
— В смы-ысле? — протянул Никлас, но Роман только расхохотался и ничего не ответил.
Что он на самом деле имел в виду, Никлас понял неожиданно для самого себя. Обновив резюме на ЛинкедИне, он откинулся на спинку стула и вдруг осознал, что хочет переехать в Берлин. Что он снова научился хотеть.
Рядом с Романом иначе было невозможно. И дело было даже не в том, что они вернулись к тем отношениям, которые были между ними в Берне, — потому что, строго говоря, этого не случилось. Первое время Никласу ничего не хотелось, а потом…
Потом появился Марк.
С хриплым голосом, ужасающим испанским акцентом и белыми-белыми зубами, которыми Марк часто сверкал — потому что рассмешить его было очень легко, а смеялся Марк громко и с удовольствием.
Никлас заметил не сразу, только после нескольких случайных обмолвок Романа начал приглядываться.
— И когда ты ему признаешься? — спросил он однажды, после того как окончательно убедился во всех своих подозрениях.
Роман заметно заполыхал щеками и отвернулся.
— Бро-ось, — Никлас фыркнул и кинул в него чипсом. — Уж я-то тебя знаю как облупленного, что меня стесняться.
— Да не в этом дело.
Роман отмахнулся, подобрал с пола чипс и ушел на кухню. Никлас потащился за ним, устроился на кухонном столе, глядя, как Роман аккуратно кладет чипс в мусорное ведро и споласкивает руки.
— А в чем тогда? — дождавшись окончания всех этих процедур, требовательно спросил Никлас.
Роман вздохнул.
— Дело в том, — сказал он, глядя в сторону и снова краснея, — что я… уже.
Никлас посидел пару секунд, осознавая услышанное, а потом осторожно спросил:
— И-и?
— И-и да, — буркнул Роман.
Никлас в восторге хлопнул ладонями по своим коленям.
— Пидоры! — радостно заявил он.
— На себя посмотри! — У Романа от возмущения даже румянец пропал.
— Пи-до-ры-ы! — протянул Никлас, улыбаясь во весь рот.
— А ты придурок, — фыркнул Роман и сбежал.
Рядом с таким Романом невозможно было не научиться снова хотеть. Роман был полностью, откровенно и неприлично счастлив, даже сломанная рука не вселила в него уныния.
И когда перед Рождеством Никлас сказал ему, что переезжает в Берлин, Роман тоже не расстроился. Напоследок они всем клубом устроили прощальную вечеринку, и глядя на то, как неприкрыто Роман светится, сидя рядом с Марком, Никлас тихо и про себя радовался.
Работать в сфере медицины ему неожиданно понравилось, хотя и пришлось многому учиться прямо на месте. Но алгоритмы анализа данных почти не отличался от тех, которым их учили в Сент-Лео, а с особенностями их применения в медицине Никлас быстро свыкся. Он даже — совершенно неожиданно и для себя, и даже для Романа — начал играть за мелкий клуб в Северо-Восточной Оберлиге, и все вроде начало налаживаться.
А потом прогремел взрыв, и Никлас сорвался, приехал в Дортмунд, хотя именно этот матч с Монако собирался пропустить. Роман дергался, много говорил, постоянно двигал пальцами и плечами, заглядывал куда-то за плечо Никласу — но на него самого не смотрел.
Посмотрел только один раз, прервавшись в середине очередного полубессмысленного монолога, и тихо, почти шепотом сказал:
— Он меня прикрыл, понимаешь?
Никлас понимал.
И поэтому ничего не говорил, хотя чем ближе становилось лето, тем более отчетливо Никлас видел, что с Марком что-то не так. Ему, приезжавшему в Дортмунд раз в неделю-две, эти изменения были хорошо заметны.
А потом наступил июнь. Жаркий, сумасшедший, начавшийся с победы в Кубке.
И закончившийся за одиннадцать дней до календарного срока.
На свадьбе Роман держался молодцом. Никлас не отходил от него ни на шаг, но Роман точно так же, как и все остальные, шутил, смеялся, пил шампанское и поздравлял Марка. Только иногда он поправлял бабочку, крупно сглатывая, и каждый раз в этот момент Никлас еле сдерживался, чтобы не схватить его за руку.
За руку Роман взял его сам — когда в начале июля они вместе поехали на могилу Жюля. Никлас молча и благодарно сжал его ладонь, но ничего не сказал.
Первый раз Роман упомянул имя Марка в разговоре уже на Ибице. Алкоголь и море сделали свое дело, Роман расслабился и даже почти без напряжения болтал с Никласом — пока не оговорился.
После этого они пили. Пили много. Просыпаясь — далеко не всегда это было утро, гораздо чаще дело происходило глубоко за полдень, — один из них шарился возле кровати, находил более-менее полную бутылку и пил прямо из горлышка, а потом отдавал другому.
Они много танцевали, знакомились, пили с новыми знакомцами, пили у себя в номере, снова шли танцевать — две недели на Ибице слились для Никласа в одну длинную пьянку.
И все это время ни одного из них не отпускало.
Роман все так же прятал глаза от Никласа, а Никлас все так же старался не оставлять его одного.
Возвращались они изрядно помятые и ничуть не похожие на спортсменов.
— А когда тебе на тренировку? — спросил Никлас на вокзале в Берлине.
Роман подумал, посчитал что-то в уме, достал из кармана телефон и еще раз посчитал.
— Послезавтра, — с детским изумлением сказал он.
— О-о, — протянул Никлас. — Ну, что я могу тебе сказать. Ваш новый тренер будет очень рад знакомству с прекрасным, ответственным вратарем в отличной физической форме.
Роман возмущенно фыркнул и вдруг расхохотался — громко, открыто, как будто что-то, что сдерживало его раньше, лопнуло и исчезло.
На самом деле не исчезло.
В каждый свой приезд Никлас настойчиво заглядывал в лицо Роману. Тот снова смотрел ему в глаза, но в его взгляде не было и следа не то что того счастья, которым Роман светился меньше полугода назад — даже того спокойного позитива, которым Роман в свое время и подкупил Никласа в Швейцарии.
Никласу это не нравилось, но поделать с этим он ничего не мог.
Зато оказалось, что совсем рядом есть тот, кто может. Или Роман просто верил, что может.
Или — и на это Никлас надеялся больше всего — Роман и сам готов был вернуться к жизни.
Когда команда поехала в тренировочный лагерь, у Никласа случился аврал на работе, поэтому позвонить Роману он смог только на третий день. И сначала не поверил своим глазам, когда лицо Романа появилось на экране.
Он как будто вернулся на несколько лет назад — когда Роман был цельным Романом, а не тем обломком, вид которого Никласа просто пугал.
— Так, — потребовал Никлас вместо приветствия. — Рассказывай.
Роман моргнул.
— Давай-давай, — еще требовательнее сказал Никлас. — Тебе дали капитанскую повязку?
На краю видимости камеры появилась смутная фигура, тут же превратившаяся в довольное лицо Юлиана.
— А я ему тоже говорил, — широко улыбаясь, заявил он, — что он следующий претендент.
— Вы уже отправили всех вице-капитанов в лазарет? — округлив глаза, спросил Никлас. — Шустрые какие. Еще сезон не начался.
Юлиан расхохотался и снова исчез.
Поговорив с Романом, Никлас еще долго сидел и бесцельно водил курсором по экрану ноутбука.
Роман снова воспрял духом — почти так же, как когда-то Никлас. И все же Никласа не оставляло смутное, царапающееся на самом донышке сознания чувство, определения которому он никак не мог дать.
Это не было ревностью или завистью.
Это было что-то больше похожее на страх.
Страх того, что без опоры у Романа больше не получится — а Никлас, даже если бы и захотел, этой опорой ему стать уже не смог бы.
Автор:

Бета:

Размер: мини, 2869 слов
Пейринг, персонажи: Никлас Краузе|Роман Бюрки, Никлас Краузе/Жюль Вердин, орешки (спойлер!)Никлас Краузе/Роман Бюрки, Марк Бартра/Роман Бюрки, Роман Бюрки/Юлиан Вайгль (намек)
Категория: слэш
Жанр: драма, юст, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда потеря чего-то может выбить почву из-под ног, так что кажется, что больше никогда уже не сможешь стоять. И хорошо, если в этот момент рядом будет кто-то, кто протянет руку помощи.
Предупреждения: смерть второстепенного персонажа
Примечания:
1. Автор вспомнил свои навыки сталкера, так что этот фик можно считать основанным на реальных событиях (все факты, кроме сами-знаете-чего, взяты из реальных биографий действующих лиц).
2. Никлас Краузе — лучший друг Романа Бюрки. Играл вместе с ним в Янг Бойз, учился в Америке, сейчас работает в Берлине в Charité Healthcare Services GmbH.
3. Жюль Вердин — однокашник Никласа Краузе, вместе с ним играл в футбольной команде университета Сент-Лео и очень хорошо дружил.

— Серьезно? — спросил Никлас и потрогал двумя пальцами слегка распухшую губу. — Ты правда считаешь, что вот это — хороший поцелуй?
Роман отвел взгляд и смущенно пробурчал что-то о том, что раньше целовался только с девушками.
— С девушками? — переспросил Никлас, подчеркнув окончание.
Роман отвернулся и забормотал совсем уж невнятно.
Никлас откинулся на сиденье, откровенно разглядывая Романа. Света от уличного фонаря, под которым Роман припарковался, было не слишком много, но Никлас был уверен, что щеки Романа горят. Хотя будь это все днем, румянец на лице Романа тоже было бы сложно разглядеть — загар почти помогал это скрыть. Почти, но не до конца, особенно если знать, что Роман краснеет, когда смущается. А уж это за несколько лет их дружбы Никлас наблюдал неоднократно. Правда, раньше еще никогда причиной смущения Романа не был он сам.
— Кто бы мог подумать, — задумчиво сказал Никлас. — Роман Бюрки — неопытная стесняшка. Может, ты еще и девственник?
— Да иди ты, — буркнул Роман.
Никлас хрюкнул.
— Лучше ты иди, — и пояснил, когда Роман обернулся и непонимающе посмотрел на него: — Сюда иди. Учиться будем.
Учился Роман прилежно. Очень и очень прилежно, так что на очередное занятие с детьми Никласу приходилось надевать водолазку, скрывающую шею. Хорошо хоть, к тому моменту, как в водолазке ему было бы совсем жарко, пыл Романа немного спал. Может, на это повлияло то, что в скором времени им предстояло разъехаться на гораздо большее расстояние, чем обычно. Роман отправлялся в Германию, а Никлас — в Америку. Один ехал строить карьеру футболиста дальше, другой — учиться.
— Ты же будешь продолжать играть в футбол? — пытаясь быть строгим, спросил Роман в один из вечеров, когда до отъезда Никласа оставалось всего несколько дней.
Строгим быть у него не получалось. Не получалось вообще никогда, а уж лежа голышом поперек кровати в комнате Никласа — особенно.
— Пошел бы лучше на тренера, — продолжил Роман, не дождавшись ответа. — Ребятишки тебя любят, свою бы школу открыл.
— Бро-ось, — лениво протянул Никлас. — Смирись уже с тем, что я не такой.
— Не какой?
Роман приподнялся на локтях, настороженно глядя на Никласа.
— Не такой, как ты, — объяснил тот, улыбаясь. — Футбол — это круто, конечно, но это не то, чему я хотел бы посвятить свою жизнь. У меня, знаешь ли, немного другие планы.
— Просто пообещай мне, — упрямо сказал Роман, — что не перестанешь играть.
Никлас поднял руку в торжественной клятве.
Он и правда не перестал. Футбольная команда университета Сент-Лео приняла его с рапростертыми объятиями, и Никласу это неожиданно понравилось, хотя он и намеревался посвятить себя только и исключительно учебе. Правда, до учебы еще надо было дожить, а вот тренировки в команде начались почти сразу же.
Каждый вечер Роман придирчиво допрашивал его об успехах. Никлас послушно отчитывался, а потом переводил разговор на самого Романа — тому тоже было о чем рассказать. Они оба приживались на новых местах, и пусть это приживание проходило гораздо менее безболезненно, чем можно было рассчитывать, ежевечерние разговоры были хорошей поддержкой. Для обоих, Никлас это знал, а Роман как-то даже оговорился. Правда, Никлас быстро перевел разговор на другую тему, почему-то испугавшись того, куда их может занести, если они вдруг позволят себе сказать об этом вслух.
Меньше всего Никлас хотел бы, чтобы их зыбкие, непонятные отношения испортила попытка дать этим отношениям название. Не то любовники, не то друзья, не то что-то еще, непонятное — но именно это Никласа устраивало целиком и полностью.
Его вообще устраивало почти все в нынешней его жизни. И даже то, что те однокурсники, с которыми он уже успел познакомиться, никак не могли выучить разницу между Швейцарией и Швецией, его не особенно напрягало. Никлас очень быстро смирился с тем, что большинству американцев одного с ним возраста Европа представляется одним сплошным пятном. Европейский Союз, вот это вот все — Никлас даже не особо пытался их просвещать, не до того ему было.
И когда ему поручили встретить «земляка», он уже был готов к тому, что земляком окажется рослый скандинав с тяжелой челюстью и бледно-соломенными волосами.
Оказалось, что новенький — Никлас про себя уже назвал его новеньким, хотя сам прожил во Флориде неполных три месяца — действительно почти его земляк.
Бельгиец.
Небольшого роста, смуглый и юркий — совсем француз, даже имя французское.
Жюль.
Первое, что Никлас от него услышал, было: «Ебаааать, тут реально пахнет океаном!».
Никлас хмыкнул и ответил, что скорее пахнет освежителем воздуха из туалета аэропорта, но Жюль не смутился нисколько.
Он ждал от Америки чуда — и Америка охотно дарила ему эти чудеса. А заодно и Никласу, который как-то незаметно стал Жюлю лучшим другом. Может быть, потому что Жюль тоже играл в футбол.
Еще как играл.
В разговорах с Романом все чаще случалось так, что говорил один Никлас, а Роман слушал — так же, как раньше Никлас слушал то, что рассказывал Роман. Только Роман рассказывал о себе, а Никлас — о Жюле.
Жюль невероятно хорошо вписался в команду, в университет, в город — наверное, даже в весь штат. Солнечный штат Флорида и солнечный Жюль, они подходили друг другу настолько хорошо, что Никлас пару раз в шутку спрашивал, не подделал ли Жюль бельгийский паспорт, чтобы получить льготы для иностранных студентов. Жюль хохотал и соглашался.
Жюль вообще много смеялся — так же хорошо и открыто, как делал вообще все.
Никласу это нравилось.
До встречи с Жюлем Никлас думал, что умеет веселиться как никто другой.
Оказалось, что он и не подозревал, на что похоже настоящее веселье.
Рядом с Жюлем было легко и тепло. Жюль много смеялся, много двигался, много говорил, и особенно приятно Никласу было в такие моменты смотреть на его губы. Смотреть и думать о том, что сексом Жюль наверняка занимается так же, как играет. Как живет. С полной самоотдачей.
На рождественские каникулы они уехали по отдельности.
Никлас опасался, что с Романом ему будет трудно, не мог же тот не заметить, что творится в голове у Никласа. Да и как бы он не заметил, если Жюль прочно занял такое место в жизни Никласа, что почти невозможно было рассказывать о чем бы то ни было, не упоминая Жюля.
Но нет.
Роман расспрашивал обо всем с искренним интересом, с удовольствием слушал, с не меньшим удовольствием оставался у Никласа на ночь —и Никлас понимал, что то тесное взаимопонимание, которое у них было, никуда не исчезло.
Им обоим все так же хотелось проводить время друг с другом, неважно, в поездке ли, в кинотеатре, в постели, в чате.
И все же.
И все же, увидев в инстаграме Жюля фотографию облаков и подпись «Домой в Тампу», Никлас на секунду прикрыл глаза, сдерживая внезапно участившееся сердцебиение.
Встреча студентов после каникул прошла бурно и с размахом, благо, на тренировки не надо было выходить с первого же дня. Так что они провели весь уикенд, шляясь по барам, барчикам и ночным клубам. В одном из них — каком по счету, Никлас уже не мог сказать точно — Жюль вдруг оказался совсем рядом, взъерошенный, пахнущий алкоголем и почему-то духами. Рука Никласа как-то незаметно оказалась на его талии, и Жюль не отстранился. Но и не прижался, продолжил взахлеб рассказывать о своем прошлогоднем восхождении на Ботранж. Никлас кивал, слушал и не слышал, ладонью чувствуя сквозь тонкую ткань футболки жар от кожи Жюля.
Дальше они так и не зашли.
Никлас даже и не пытался особо. Ему вполне хватало этих наполовину случайных прикосновений — совсем не таких, как на поле, когда после очередного гола Жюль запрыгивал на него и неразборчиво вопил от восторга. Эти прикосновения были совсем другими. И каждое из них Никлас помнил так ясно, что почти чувствовал их заново.
Может быть, потому что их было все-таки мало — за полгода набралось едва полтора десятка.
— Может, ты уже признаешься ему? — спросил Роман во время их очередного разговора.
Никлас поднял голову и принялся вдумчиво изучать потолок. Роман смотрел с экрана и улыбался.
— Признаюсь, — наконец ответил Никлас. — Но не сейчас. Попозже.
— Смотри мне, — сказал Роман и принялся рассказывать уже о своих делах, об интересе от Боруссии, о прочих важных и не очень подробностях жизни молодого перспективного вратаря.
Это «попозже» Никлас растянул на пару месяцев, находя немного болезненный кайф в том, чтобы смотреть на Жюля и обещать себе, что вот завтра обязательно.
Завтра откладывалось еще и еще, и незаметно подступило время летних каникул. Последние две недели Жюль говорил только о том, что собирается на Юнгфрау, и Никлас никак не мог найти подходящий момент, чтобы снова прикоснуться к нему. Ему казалось, что после очередного такого прикосновения говорить будет легче, но Жюль не давался. Ускользал — не нарочно, просто он был слишком поглощен предстоящим приключением. И Никлас сдался. Сказал себе, что подождет возвращения Жюля. Никлас даже представлял себе, что они снова пойдут в бар, Жюль снова будет рассказывать о восхождении, Никлас снова обнимет его за талию, и тогда все и скажет. Никлас находил, что такое развитие событий будет достаточно элегантным.
С Юнгфрау Жюль не вернулся.
Никласу разбудила звонком сестра Жюля. Она рыдала так, что едва могла говорить, и Никласу пришлось ее успокаивать, хотя после слов «Жюль… сорвался» ему самому хотелось даже не плакать — выть. Сидеть на кровати, держа в руках истерично бормочущий телефон, смотреть в стену перед собой и тихо выть.
Следующий год Никлас не запомнил, как будто его и не было. Все оставалось на своих местах, после положенных мрачных торжеств студенческая жизнь пошла своим чередом, Никлас учился, играл в футбол, разговаривал по вечерам с Романом, но во всем этом не осталось никакого смысла.
Надев мантию и шапочку на церемонию вручения дипломов, Никлас не ощутил ровным счетом ничего из того, что должен был бы. И когда вечером Роман спросил у него, что он собирается делать дальше, Никлас пожал плечами.
— Напьюсь, — ответил он и криво усмехнулся. — Надо же отпраздновать.
— Я не об этом, — серьезно ответил Роман. — Куда ты теперь.
Никлас поморщился.
— Я тут подумал, — продолжил Роман, не давая ему вставить слово. — Тебе же все равно, куда ехать?
Никлас рассмеялся.
— Спасибо, дорогой друг, — даже почти без горечи сказал он, — за то, что озвучил это вслух. Сам я бы ни за что не догадался.
Роман кивнул — сарказм Никласа и в лучшие-то времена не имел на него никакого действия, а сейчас Роман и вовсе был увлечен какой-то еще непонятной Никласу мыслью.
— Приезжай в Дортмунд, — сказал он.
Никлас поднял брови.
—Нет, серьезно, — Роман заговорил быстро и горячо. — В клубе как раз есть вакансия почти по твоей специальности. Я тебя познакомлю с ребятами поближе. Они тебе понравятся! И Дортмунд тебе понравится.
В последнем Никлас сильно сомневался — несколько визитов в Дортмунд на матчи с участием Романа не оставили у него особо приятных впечателений. Но Роман говорил правду — ему действительно было все равно, куда теперь ехать. Так почему бы и не в Дортмунд. Тем более что Роман рассказывал о своих одноклубниках так много и подробно, что Никласу казалось, что он близко знаком с ними всеми.
Действительно близкое знакомство, впрочем, ничуть его не разочаровало. В отличие от Дортмунда. Привыкший к теплой и шумной Флориде, Никлас откровенно скучал здесь.
— Ты не обидишься, если я перееду в Берлин? — спросил он у Романа однажды вечером.
Тот, вытирая мокрые после душа волосы, ответил так просто, как будто только этого и ждал:
— Ничуть. Даже рад буду.
— В смы-ысле? — протянул Никлас, но Роман только расхохотался и ничего не ответил.
Что он на самом деле имел в виду, Никлас понял неожиданно для самого себя. Обновив резюме на ЛинкедИне, он откинулся на спинку стула и вдруг осознал, что хочет переехать в Берлин. Что он снова научился хотеть.
Рядом с Романом иначе было невозможно. И дело было даже не в том, что они вернулись к тем отношениям, которые были между ними в Берне, — потому что, строго говоря, этого не случилось. Первое время Никласу ничего не хотелось, а потом…
Потом появился Марк.
С хриплым голосом, ужасающим испанским акцентом и белыми-белыми зубами, которыми Марк часто сверкал — потому что рассмешить его было очень легко, а смеялся Марк громко и с удовольствием.
Никлас заметил не сразу, только после нескольких случайных обмолвок Романа начал приглядываться.
— И когда ты ему признаешься? — спросил он однажды, после того как окончательно убедился во всех своих подозрениях.
Роман заметно заполыхал щеками и отвернулся.
— Бро-ось, — Никлас фыркнул и кинул в него чипсом. — Уж я-то тебя знаю как облупленного, что меня стесняться.
— Да не в этом дело.
Роман отмахнулся, подобрал с пола чипс и ушел на кухню. Никлас потащился за ним, устроился на кухонном столе, глядя, как Роман аккуратно кладет чипс в мусорное ведро и споласкивает руки.
— А в чем тогда? — дождавшись окончания всех этих процедур, требовательно спросил Никлас.
Роман вздохнул.
— Дело в том, — сказал он, глядя в сторону и снова краснея, — что я… уже.
Никлас посидел пару секунд, осознавая услышанное, а потом осторожно спросил:
— И-и?
— И-и да, — буркнул Роман.
Никлас в восторге хлопнул ладонями по своим коленям.
— Пидоры! — радостно заявил он.
— На себя посмотри! — У Романа от возмущения даже румянец пропал.
— Пи-до-ры-ы! — протянул Никлас, улыбаясь во весь рот.
— А ты придурок, — фыркнул Роман и сбежал.
Рядом с таким Романом невозможно было не научиться снова хотеть. Роман был полностью, откровенно и неприлично счастлив, даже сломанная рука не вселила в него уныния.
И когда перед Рождеством Никлас сказал ему, что переезжает в Берлин, Роман тоже не расстроился. Напоследок они всем клубом устроили прощальную вечеринку, и глядя на то, как неприкрыто Роман светится, сидя рядом с Марком, Никлас тихо и про себя радовался.
Работать в сфере медицины ему неожиданно понравилось, хотя и пришлось многому учиться прямо на месте. Но алгоритмы анализа данных почти не отличался от тех, которым их учили в Сент-Лео, а с особенностями их применения в медицине Никлас быстро свыкся. Он даже — совершенно неожиданно и для себя, и даже для Романа — начал играть за мелкий клуб в Северо-Восточной Оберлиге, и все вроде начало налаживаться.
А потом прогремел взрыв, и Никлас сорвался, приехал в Дортмунд, хотя именно этот матч с Монако собирался пропустить. Роман дергался, много говорил, постоянно двигал пальцами и плечами, заглядывал куда-то за плечо Никласу — но на него самого не смотрел.
Посмотрел только один раз, прервавшись в середине очередного полубессмысленного монолога, и тихо, почти шепотом сказал:
— Он меня прикрыл, понимаешь?
Никлас понимал.
И поэтому ничего не говорил, хотя чем ближе становилось лето, тем более отчетливо Никлас видел, что с Марком что-то не так. Ему, приезжавшему в Дортмунд раз в неделю-две, эти изменения были хорошо заметны.
А потом наступил июнь. Жаркий, сумасшедший, начавшийся с победы в Кубке.
И закончившийся за одиннадцать дней до календарного срока.
На свадьбе Роман держался молодцом. Никлас не отходил от него ни на шаг, но Роман точно так же, как и все остальные, шутил, смеялся, пил шампанское и поздравлял Марка. Только иногда он поправлял бабочку, крупно сглатывая, и каждый раз в этот момент Никлас еле сдерживался, чтобы не схватить его за руку.
За руку Роман взял его сам — когда в начале июля они вместе поехали на могилу Жюля. Никлас молча и благодарно сжал его ладонь, но ничего не сказал.
Первый раз Роман упомянул имя Марка в разговоре уже на Ибице. Алкоголь и море сделали свое дело, Роман расслабился и даже почти без напряжения болтал с Никласом — пока не оговорился.
После этого они пили. Пили много. Просыпаясь — далеко не всегда это было утро, гораздо чаще дело происходило глубоко за полдень, — один из них шарился возле кровати, находил более-менее полную бутылку и пил прямо из горлышка, а потом отдавал другому.
Они много танцевали, знакомились, пили с новыми знакомцами, пили у себя в номере, снова шли танцевать — две недели на Ибице слились для Никласа в одну длинную пьянку.
И все это время ни одного из них не отпускало.
Роман все так же прятал глаза от Никласа, а Никлас все так же старался не оставлять его одного.
Возвращались они изрядно помятые и ничуть не похожие на спортсменов.
— А когда тебе на тренировку? — спросил Никлас на вокзале в Берлине.
Роман подумал, посчитал что-то в уме, достал из кармана телефон и еще раз посчитал.
— Послезавтра, — с детским изумлением сказал он.
— О-о, — протянул Никлас. — Ну, что я могу тебе сказать. Ваш новый тренер будет очень рад знакомству с прекрасным, ответственным вратарем в отличной физической форме.
Роман возмущенно фыркнул и вдруг расхохотался — громко, открыто, как будто что-то, что сдерживало его раньше, лопнуло и исчезло.
На самом деле не исчезло.
В каждый свой приезд Никлас настойчиво заглядывал в лицо Роману. Тот снова смотрел ему в глаза, но в его взгляде не было и следа не то что того счастья, которым Роман светился меньше полугода назад — даже того спокойного позитива, которым Роман в свое время и подкупил Никласа в Швейцарии.
Никласу это не нравилось, но поделать с этим он ничего не мог.
Зато оказалось, что совсем рядом есть тот, кто может. Или Роман просто верил, что может.
Или — и на это Никлас надеялся больше всего — Роман и сам готов был вернуться к жизни.
Когда команда поехала в тренировочный лагерь, у Никласа случился аврал на работе, поэтому позвонить Роману он смог только на третий день. И сначала не поверил своим глазам, когда лицо Романа появилось на экране.
Он как будто вернулся на несколько лет назад — когда Роман был цельным Романом, а не тем обломком, вид которого Никласа просто пугал.
— Так, — потребовал Никлас вместо приветствия. — Рассказывай.
Роман моргнул.
— Давай-давай, — еще требовательнее сказал Никлас. — Тебе дали капитанскую повязку?
На краю видимости камеры появилась смутная фигура, тут же превратившаяся в довольное лицо Юлиана.
— А я ему тоже говорил, — широко улыбаясь, заявил он, — что он следующий претендент.
— Вы уже отправили всех вице-капитанов в лазарет? — округлив глаза, спросил Никлас. — Шустрые какие. Еще сезон не начался.
Юлиан расхохотался и снова исчез.
Поговорив с Романом, Никлас еще долго сидел и бесцельно водил курсором по экрану ноутбука.
Роман снова воспрял духом — почти так же, как когда-то Никлас. И все же Никласа не оставляло смутное, царапающееся на самом донышке сознания чувство, определения которому он никак не мог дать.
Это не было ревностью или завистью.
Это было что-то больше похожее на страх.
Страх того, что без опоры у Романа больше не получится — а Никлас, даже если бы и захотел, этой опорой ему стать уже не смог бы.

Название: Still a Better Love Story than Twilight: New Moon
Автор:
team Bundesliga
Бета:
team Bundesliga
Размер: миди, 5600 слов
Пейринг, персонажи: Роберт Левандовски/Марко Ройс, Юрген Клопп/Марио Гётце, Лукаш Пищек, Якуб Блащиковски, Пеп Гвардиола
Категория: слэш
Жанр: юмор, АУ, городское фентэзи
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Продолжение текста с прошлогоднего осеннего феста.
Предупреждение: встречается одно нецензурное слово, но оно на польском (см. примечания)
Примечания: польская нецензурная лексикаSpierdalaj (польск.) - отъебись
В Ордене Роберта научили обходиться малым и пользоваться каждой свободной минутой для восстановления сил — не всякий раз угадаешь, когда тебе придётся поспать или поесть в следующий раз, если твоя работа — прыгать по городу за демонами с двуручным мечом за спиной, но сейчас сон не шёл. Роберт сидел на продавленном винтажном кресле и, подперев голову рукой, смотрел, как спит Марко. Кровь Юргена помогла — кожа на его руке регенерировала с молниеносной быстротой. Всякий раз, когда Роберт моргал и снова открывал глаза, пальцы Марко выглядели всё более здоровыми, но дыхание было всё ещё лихорадочным, и на лбу под светлой чёлкой блестели бисеринки пота.
Роберт встал, накрыл Марко найденным за стойкой пледом и потянулся за чайником. Он хорошо ориентировался в пабе Юргена — сказывались бесчисленные попойки здесь, но сейчас он беспомощно тыкался в стены, не зная, чем занять руки. Стоило бы, конечно, сообщить в Орден и о тварях, и о том, что Юрген нарушил закон и влез в голову того парнишки, и о Марко, но Роберту не хотелось этого делать. Конечно, помощь Ордена была бы не лишней, но стоило ему представить, как тот же Матс бесцеремонно разглядывает Марко, измеряет его хитрыми средневековыми амулетами или ещё чем похуже, и у Роберта опускались руки. Да и изгнание Юргена из города не входило в его планы.
В щели на досках, закрывающих окна, отвесно падали лучи солнца. Юрген дрых в своей комнате наверху, в которой, при желании, можно было проявлять фотоплёнку, так там было темно. Задремавшего прямо на табурете Марио Юрген сам отнёс на руках в гостевую спальню, и Роберт даже не спорил — колебание силы, которое бывает всякий раз, когда сильный вампир решает позаимствовать немного чужой крови, он не чувствовал, а видеть непрошенную нежность на лице своего старого знакомого ему ой как не хотелось.
За стеной послышалось урчание мотора, и Роберт успел открыть дверь до того, как в неё постучали.
— Всегда забываю о твоей суперспособности чувствовать нечисть, — усмехнулся Куба, опуская поднятую для стука в дверь руку и, прижмурив глаза, шагнул внутрь, продираясь через защитную черту от ветки аконита под порогом. Кого послабее шибануло бы, но Куба не зря был вожаком оборотней — он только немного побледнел и с благодарностью уцепился за руку Лукаша.
— Надо попросить Юргена убрать эту дрянь, — привычно проворчал Лукаш, придерживая Якуба за локоть, и пяткой захлопнул дверь.
— Так интереснее, — с улыбкой отозвался Якуб, проворачивая на пальце связку ключей, и повёл носом, обнюхивая помещение. Учуяв, видимо, сладковатый запах Марио, он поднял брови и многозначительно сказал: — О.
— Вот именно, — хмуро кивнул Роберт, — но вы здесь не поэтому.
— Как посмотреть...
Лукаш оставил мотоциклетный шлем на барной стойке и поставил рядом свой пузатый рюкзак. От него в пабе всегда становилось словно бы светлее — не то друидская магия давала такой эффект, не то природное обаяние. Он расставил на стойке какие-то склянки, плеснул в глиняную чашу воды из только что вскипевшего чайника, заливая щепоть неведомой Роберту травы, и с наслаждением вдохнул пар. От его улыбки давно засохший фикус в дальнем углу выпустил новые листки, и даже пластиковый венок остролиста, оставшийся с Рождества, стал немного зеленее.
— Где пациент? — спросил Лукаш, разворачиваясь. Глаза у него стали совсем зелёными, и с кончиков пальцев в тонких латексных перчатках тёк запах свежескошенной травы — даже Роберт почувствовал. Он кивнул на диван, на котором Марко свернулся клубочком, пряча на груди раненую руку, и Лукаш только хмыкнул. — И чего вы меня звали? — спросил он, но к Марко подошёл, положил чуть светящуюся ладонь ему на лоб.
По пабу поплыл запах мяты и пустырника, и Марко нахмурился, а потом тут же расслабился и улыбнулся во сне.
— Роберт, открой окна, будь добр, — сосредоточенно сведя брови, попросил Лукаш, и в его тоне было что-то, что заставило Роберта вскочить и, даже не задумываясь о том, что скажет Юрген, разбить доски на ближайшем окне ребром ладони.
— Так было быстрее, — виновато пояснил он, подбирая обломки дерева и кидая их в пустой камин.
Лукаш встряхнул руками, встал и залпом допил содержимое своей глиняной чаши. Поморщился от горечи, моргнул, прогоняя зелень из глаз, и, запив травяной вкус пивом из протянутой Якубом бутылки, повернулся к Роберту:
— Ну, и где ты откопал потомка богини солнца, друг мой?
— В смысле? — спросил Марко, грея ладони о пивной бокал, в котором Лукаш намешал какие-то травки.
Его разбудил солнечный свет, скользнувший по лицу, и ещё — ощущение безопасности, как в детстве, когда он просыпался в маминой комнате, куда приходил среди ночи после страшного сна. Сперва он даже подумал, что приключение в церкви и непонятные чёрные твари — это плод его измотанного учёбой, работой и концертом Джастина Бибера воображения, но, открыв глаза и увидев вокруг себя незнакомые стены, едва не подпрыгнул. Роберт, которого он точно не мог придумать — фантазии бы не хватило, скупыми и короткими фразами пересказал ему события прошлой ночи, а потом сбежал куда-то за стойку, пообещав завтрак всем присутствующим. И пока он брякал железными стенками кастрюлек, Лукаш продолжил рассказ за него.
— В прямом, — Лукаш повернул к нему ноутбук и ткнул пальцем в страницу на википедии. — Богиня Соль, читай.
— Смешное название...
Лукаш закатил глаза и укоризненно посмотрел на Роберта — мол, что за неуча ты нам привёл, а потом постучал ногтем по стенке бокала Марко:
— Пей, не отвлекайся. А как, по-твоему, ты выжил в церкви? Думаешь, это Роберт, как Рэмбо, раскурочил дюжину низших тварей?
— Вообще, Роберт, ты молодец, — подал голос Куба. — Притащить потомка богини солнца к вампиру...
— Spierdalaj, — отозвался Роберт. Судя по тону, ничего хорошего он Кубе пообещать не мог. Повернувшись, он поставил на стол три тарелки с кашей. Каша пахла корицей и сушеными яблоками, и Марко вдруг понял, какой он голодный. Роберт протянул ему ложку и потрепав по чёлке, отвернулся. Жест этот у него получился сам собой, как тогда, в развалинах церкви, и Марко тряхнуло от этого воспоминания. Ощущение нереальности происходящего захлестнуло его, и он, уронив ложку, закрыл лицо ладонями.
— Роберт, — услышал он тревожный голос Лукаша, и тут же его подхватили с двух сторон: на лоб легла прохладная рука, от которой пахло мятой и тополиными почками, другая рука жёстко обхватила плечи.
— Иногда я хочу уметь влиять на чужое сознание, как Юрген, — услышал Марко, и ему вдруг стало ужасно стыдно за то, что он ведёт себя, как маленький. Во всех фильмах, которые он смотрел, герои с гордостью и лёгкостью принимали все необычные события. Марко и сам прошлой ночью решил ничему не удивляться, но только потому что подумал, что до утра не доживёт.
А ведь дожил.
— Это нормально, — тихий голос Роберта раздался совсем близко. — Это абсолютно нормально чувствовать то, что ты чувствуешь. Всем страшно.
— Тебе нет, — глухо и обиженно сказал Марко, стряхивая руку Лукаша со лба и пытаясь вывернуться из захвата Роберта, что было не так-то просто.
— Ему тоже страшно, — уверенно сказал Куба и, постучав себя кончиком пальца по носу, добавил: — Запах не врёт, только...
Он хотел добавить что-то ещё, но Роберт коротко глянул на него над плечом Марко, и Куба замолчал, снова взявшись за ложку.
— Каша стынет, — сказал он. — Ты бы поел, малец.
Если с Робертом Марко было спокойно, потому что он прекрасно видел в церкви, на что тот способен, то Куба просто производил впечатление очень нормального человека, который своим спокойствием заражал. Он был как добродушный лабрадор или сенбернар. Усмехнувшись, Марко послушно опустил ложку в кашу, как бы показывая — разговаривайте, взрослые дяденьки, я тут пока поем.
— Хороший мальчик, — Куба на миг показал клыки в улыбке, но эта фраза от него прозвучала совсем не обидно, а, вроде как, даже одобрительно. — Так что мы будем делать?
Роберт пожал плечами и тоже сел за стойку. У него под глазами залегли тени после бессонной ночи, но он держался неплохо.
— Юрген прав — кто-то призвал тринадцать тварей в наш город, и я не хочу оставлять это просто так.
— В Орден сообщил? — спросил Лукаш и удивлённо поднял брови, когда Роберт покачал головой. — Твои справились бы быстрее.
— Быстрее — да, но лучше ли?
Со стороны это смотрелось как повторение давнего спора, и Марко глотал кашу, кстати, вкусную, и переводил взгляд с Роберта на Лукаша и назад. Судя по тому, как Лукаш отвёл взгляд, в этом раунде победил Роберт. Почему-то Марко это порадовало.
Он последний раз скребнул ложкой по дну тарелки и спросил, воспользовавшись паузой в разговоре:
— А мы с Робертом этих тварей насовсем убили или просто развоплотили?
На миг повисла тишина, а потом Куба присвистнул и повторил немного удивлённо:
— Хороший мальчик...
Марио проснулся от запаха еды. С первого этажа доносился запах выпечки и каких-то пряностей, и пробуждение было приятным. Он потянулся, откинул тёплое одеяло, которым его кто-то накрыл вчера ночью, и спустил ноги с кровати. Он не помнил, как раздевался, но джинсы и футболка были аккуратно сложены на стуле, через спинку которого была перекинута толстовка. В комнате успокаивающе пахло вишнёвым табаком, запах которого, кажется, нельзя было вытравить даже многократным проветриванием, и Марио улыбнулся.
События прошлой ночи и ужас от встречи с неведомыми тварями были какими-то притуплёнными — осталось только удивление и любопытство и почему-то чувство собственной неуязвимости. Как будто он смотрел фильм ужасов в своей комнате, знакомой и совсем не страшной.
Одевшись, он подхватил кроссовки и босиком вышел в коридор. Дверь соседней комнаты была плотно закрыта, и из-под неё не пробивался свет, но Марио решительно повернул ручку и шагнул в темноту. Когда глаза немного привыкли, он прислушался и сделал ещё шаг, шаря перед собой вытянутой рукой. Хотелось достать из кармана телефон, чтобы осветить себе путь, но, моргнув, Марио понял, что ему это не нужно, что он знает расположение мебели в этой комнате, будто прожил здесь много лет.
— Доброе утро, — тихо сказал Юрген, и Марио едва не подпрыгнул.
— Я разбудил тебя, извини, — сказал он, поворачиваясь на голос.
— Глаза береги, — предупредил Юрген, включая свет, и Марио прищурился на тусклый свет лампы, а потом разочарованно вздохнул.
Гроба в комнате не было — обычная спальня с кроватью у стены, старыми футбольными плакатами на пёстрых обоях и шкафом из икеи в углу. Юрген сидел на кровати и, склонив голову, смотрел на Марио. Без очков его лицо казалось чуть ли не беззащитным, хотя вряд ли такое определение могло подойти могущественному вампиру. Взяв очки с тумбочки, Марио с улыбкой протянул их Юргену на ладони. Тот благодарно кивнул и, пригладив встрёпанные седые волосы ладонью, прислушался к чему-то.
— С Марко всё в порядке, — сказал он, и Марио кивнул:
— Я знаю. Не понимаю откуда, но знаю.
После этих слов Юрген нахмурился и, проворчав себе под нос что-то, потянулся за висевшим на спинке стула халатом.
— Отвернись, будь добр, — сказал он, и Марио, хихикнув, послушно повернулся на пятках. Эта стеснительность была забавной — в книгах вампиры были выше всех человеческих условностей и явно любовались собой. Юрген же, судя по звукам, торопливо сунул ноги в треники и, накинув халат, тронул Марио за плечо: — Как насчёт завтрака?
— В пять часов вечера — самое время.
Юрген так и не убрал руку с его плеча до самой лестницы. На верхней ступеньке он остановился, как вкопанный, и укоризненно посмотрел на полосы солнечного света, лежавшие на старом дереве. У него на лице застыло такое выражение, будто у него разом заболели все зубы.
Марио понял всё быстро — коротко сжав пальцы Юргена, он дробно простучал босыми пятками по ступенькам и, уперев руки в бока, посмотрел на Роберта, который колдовал у плиты за стойкой:
— Доброе утро! — радостно поприветствовал его Марко, и Роберт, отложив прихватку, виновато улыбнулся:
— Сейчас исправим.
Одним прыжком перемахнув через стойку, он дошёл до окна, провожаемый восторженным взглядом Марко, и легко оторвал от пола подготовленный деревянный щит. Когда поверх деревянной заслонки опустились тяжёлые шторы, Юрген, наконец, спустился и, не говоря ни слова, прошёл к холодильнику.
— Это была моя просьба, — извиняющимся тоном сказал светловолосый человек, оторвавшись от ноутбука. Юрген только плечом дёрнул, грея в ладонях пакет с кровью.
— Много вы воли взяли, Лукаш, — проворчал он и, зубами надорвав пластик, сделал большой глоток. Марко смотрел на это вытаращенными глазами, и Лукаш легко сжал его руку своей:
— Юрген — вампир, это нормально. Юрген, Марко — потомок богини солнца, — когда тот поперхнулся кровью, а Марио ошарашенно моргнул, Лукаш только ехидно усмехнулся. — Это тоже нормально.
Дверь хлопнула, и в паб, как-то привычно ругнувшись на незнакомом Марио языке, ввалился ещё один человек в мотоциклетной куртке.
— Я всё приготовил, — сказал он, встав за спиной Лукаша, и Юрген только тяжело вздохнул:
— Ну и что вы придумали без нас?
Это "нас" прозвучало так естественно, что Марио даже не заметил удивлённо поднятые брови Марко, и сел рядом с Юргеном, придвинув к себе тарелку с яблочным пирогом. Человек в мотоциклетной куртке улыбнулся, оскалив клыки, и от души хлопнул Юргена по плечу:
— Ох, тебе не понравится.
За почти девятьсот лет жизни Юрген никогда не слышал настолько бредового предложения, а ведь он застал и печать "Каролины", и пивной путч. Повторно призвать свежеразвоплощенных тварей и проследить, к кому они побегут отчитываться, а дальше — по обстоятельствам. Ей-богу, за то время, пока он спал, они могли бы придумать что-то получше.
Так он и сказал Кубе, но тот только плечами пожал:
— У нас два варианта, — сказал он, откусив разом половину пузатого пирожка, — Или так, или звать Орден.
Юрген покосился на Роберта. Тот старательно месил тесто для следующей порции пирожков, которые все присутствующие поглощали с чрезмерной скоростью, и делал вид, что его это всё не касается. Юрген поморщился — Ордена им тут только и не хватало. Судя по тому, как напряглась спина Роберта, он придерживался того же мнения.
Бросив тесто, Роберт повернулся и, уперев испачканные мукой по локоть руки в стойку, склонился над Юргеном. Он был упрямым, этот прямой как стрела охотник, упрямым и очень правильным, и Юрген почти вживую видел, как ему паршиво от нарушения порядка, установленного Орденом. Не надо было обладать почти тысячелетним опытом, чтобы понять, какие демоны сейчас борются в его душе.
— Ты мой друг, Юрген, — сказал он тихо, чтобы не услышали притихшие на диване с пирожками Марко и Марио, — и я очень не хочу, чтобы тебя отсюда изгнали. Или вывели на солнце, если Магистрату покажется, что ты слишком глубоко залез кое-кому в голову.
Юрген поджал губы и кивнул, принимая эти слова и признавая свою вину. А чего отпираться — залез же. Он и сейчас слышал эхо чувств Марио, и разогретое выпитой кровью сердце билось в чужом ритме.
— Есть третий вариант... — сказал он, подумав, и Роберт покачал головой:
— Нет третьего варианта, — горечь в его голосе плеснула, как один из отваров Лукаша. — Если этот идиот повторит попытку призыва, твари легко найдут знакомую добычу. И я не уверен, что в следующий раз ты и я окажемся рядом.
Юрген дёрнул уголком рта и, сняв очки, потёр переносицу. Он чувствовал себя очень уставшим, и даже подпитка от Марио не помогала. В словах Роберта был смысл: он и сам понимал, что, повторись всё, он может не успеть встать между Марио и опасностью, не успеть защитить его. Он усмехнулся — с каких, интересно, пор это стало для него так важно?
Словно поняв, о чём он думает, Роберт оттолкнулся ладонями от барной стойки и выпрямился.
— Не знаю, как ты, а я думаю, что мы справимся.
— Мне-то не ври, — сказал Юрген ему в спину и, встав с табурета, пошёл на второй этаж. Он почти не удивился, услышав следом шаги Марио.
— Что-то не так? — спросил он, остановившись на пороге комнаты Юргена, пока тот, хмурясь, шарил по полкам шкафа. — Марко рассказал про план, и, по-моему, он классный.
— Идиотский он, — проворчал Юрген, вытаскивая из старинной шкатулки длинную стальную цепочку.
Закатав рукав халата, он прокусил кожу на запястье и, сцедив на ладонь пару капель крови, прошептал над ними давно выученные и уже почти забытые слова. Капли на его ладони вытянулись в тонкую нить, свернулись спиралью, и Юрген, поморщившись от перенапряжения, впечатал их в болтавшийся на цепочке стеклянный шарик.
— На рыбку похоже, — сказал Марио, глянув на шарик на просвет, когда Юрген протянул подвеску ему на ладони. — На золотую рыбку в аквариуме.
— На магию высшего порядка это похоже, — хмуро заметил Роберт из-за спины Марио. Почувствовав движение силы, он, конечно, ломанулся следом — привычка, привитая в Ордене много лет назад. Хорошо ещё, что дрын свой с собой не потащил. — Тебя, наверное, и в Англии слышно было.
Юрген только отмахнулся от его слов и надел цепочку Марио на шею, и тот тут же потянул шарик к лицу, разглядывая плетение крови внутри. Странно это было видеть — больше половины своей силы Юрген запечатал в хрупкой безделушке, которая блестела в пальцах Марио, выпачканных корицей от яблочного пирога.
— Если что, разбей стекло, — сказал Юрген, предупреждающе глянув на Роберта, чтобы он не влез со своими советами. — Должно помочь.
— Ну и дурак, — только и сказал Роберт, но, слава всем богам, из коридора ушёл, не сказав Марио, к чему ещё приведёт такое неосторожное отношение к вампирским артефактам. Но Марио всё равно почувствовал тревогу. Затолкав шарик под футболку, он мелкими шагами подошёл к Юргену почти вплотную и ткнулся лбом ему в плечо. Смелый мальчишка. Юрген помнил свой ужас от столкновения с другой стороной жизни его маленького городка, и это абсолютное принятие со стороны Марио его восхищало.
— Ты только не пытайся убедить меня остаться дома, — сказал Марио глухо, и Юрген даже сквозь ткань халата почувствовал движение его губ. — Я ни за что не пропущу всё самое интересное.
Роберт сидел на полу у стены и тихонько бился затылком о деревянную панель. Если бы позавчера ему сказали, что через пару дней он будет вызывать низших тварей в компании вампира, оборотня и потомка богини солнца, он бы отправил говорившего к психиатру и спешно бы позвонил в Орден, чтобы его забрали из этого дурдома. А нет же, сидит, перебирает записи с лекций, которые прихватил вместе с запасом оружия, когда ездил домой на мотоцикле Кубы, и ищет схемы призыва. Они точно должны были быть где-то здесь, он по ним экзамен сдавал.
— Тебе бы поспать, — сказал Марко. Он подошёл незаметно — Роберт даже шагов не слышал, пока он не заслонил собой свет от лампы. — А то ты на зомби похож.
Не дождавшись никакой реакции, Марко задумчиво потеребил край футболки — футболки Роберта, к слову, потому что у Юргена на его размер ничего дома не нашлось, — и сел рядом. Острый локоть впился Роберту под рёбра, запах корицы от пресловутых яблочных пирожков кружил голову, и Роберт едва подавил в себе желание отодвинуться, только бы перестать чувствовать это всё.
Рядом с Марко ему вообще не думалось.
— Надо будет для тебя у Лукаша какой-нибудь успокаивающий настой попросить, — Марко хихикнул и бесцеремонно вытащил из рук Роберта тетрадь. Он вообще многое делал, не спрашивая разрешения и не задумываясь о последствиях, Роберт это уже понял. Наверное, этим он так обаял Лукаша. Пошуршав страницами, Марко вдруг нахмурился и ткнул пальцем в одну из страниц. — Знакомая штука, — сказал он, очерчивая пальцем зигзаг руны совило на полях. — У меня на двери недавно какие-то малолетние идиоты такую же нарисовали.
— Или не малолетние, — сказал Роберт многозначительно. — Это руна солнца.
— Или не идиоты... подожди, так это всё из-за меня? — Роберт явственно услышал нотки паники в голосе Марко. — Это из-за меня какая-то дрянь едва не сожрала Марио, чуть не ранила тебя и напугала Юргена? Только из-за меня?!
Роберт скинул с колен тетради и обхватил Марко за плечи, прижимая к себе и накрывая его полой толстовки. Он успел заметить, как у Марко начали светиться кончики волос и испачканные корицей ладони, и, если бы он не смог сдержаться, Юргену бы не поздоровилось от выброса солнечного света. И их точно бы заметили.
Роберт держал его крепко, чувствуя, как Марко вздрагивает всем телом в его руках, и это было — как держать птицу. Ну, или нестабильный ядерный реактор, что было ближе к правде.
— Ну, и кому из нас нужен успокаивающий настой Лукаша? — спросил он, почти касаясь губами затылка Марко, и тот замер, задышал часто и отстранился.
— Что это вообще было? — Марко осмотрел свои растопыренные пальцы, потрогал волосы на загривке и растерянно уставился на Роберта. — Мне казалось, я сейчас взорвусь.
Роберт только пожал плечами и снова уставился в конспекты, только чтобы не смотреть на покрасневшие губы Марко и ставшие заметными веснушки.
— У меня есть гипотеза, что столкновение с тварями стало чем-то вроде инициации, и та сила, которая в тебе спала до этого, была активирована, и теперь она ничем не контролируется.
— Звучит до ужаса занудно.
— Звучит до ужаса опасно, — поправил его Роберт. — Если уж ты от каждого сильного колебания эмоций чуть не взрываешься.
Марко хихикнул, но прокомментировать свой смех не удосужился, и Роберт осторожно взял его за локоть:
— Что смешного?
— Это мне, значит, любые эмоции противопоказаны? — Роберт кивнул, нарочно глядя поверх его плеча, хоть и видел краем глаза, что Марко пытается поймать его взгляд. — Я тогда пойду, — сказал он, перестав улыбаться, и вывернулся из руки Роберта.
— Ты куда?
— Успокаивающий настой у Лукаша попрошу, — холодно обронил Марко, зачем-то потоптался рядом и всё-таки ушёл, а Роберт снова приложился затылком к стене. На сей раз сильнее.
Марко успешно прятался от Роберта до самой полуночи. Если его гипотеза была верна, от охотника ему лучше держаться подальше. Не говорить же впрямую, что рядом с Робертом он как раз и испытывает те самые пресловутые колебания эмоций. Поэтому Марко и торчал на втором этаже, в одной из пустых комнат, перебирая взятые у Роберта конспекты. Иногда отвлекаясь от чтения, он вспоминал события прошлой ночи и чувствовал, как кончики пальцев начинают нагреваться. В тусклых лучах лампочки было неплохо видно, как они сияют ровным жёлтым светом, как солнце перед закатом.
— Чёртов Бибер, — пробормотал Марко, закрывая глаза, но свет от его собственных рук пробивался сквозь веки. — Всё из-за него.
На самом деле, всё было из-за Роберта. Марко закрывал глаза — и сквозь свет видел несмелую улыбку на серьёзном лице и почти чувствовал невесомое прикосновение губ к своему затылку, раз за разом прокручивая в памяти каждое его прикосновение. Задрав рукав футболки, он посмотрел на своё предплечье и даже почти не удивился, увидев чуть светящийся отпечаток чужой ладони. На спине, наверное, такой же остался.
— Чёртово романтическое говно, — выругался Марко и старательно опустил рукав ниже, хотя свет пробивался и сквозь ткань.
— С кем ты разговариваешь? — спросил Марио, без стука открывая дверь. — О, ты светишься.
— На себя посмотри, — огрызнулся Марко, вспыхивая до корней волос, будто Марио поймал его на чём-то неприличном. По стенам запрыгали солнечные зайчики, заставив Марио рассмеяться. — Круто, у тебя теперь счета за электричество будут меньше. А к тебе можно подключить приставку?
Марко не выдержал и фыркнул. От смеха свет потускнел и снова сосредоточился только в кончиках пальцев и, Марко знал, в следах прикосновений Роберта.
— Надо будет попробовать, — сказал он, садясь, и похлопал по покрывалу рядом с собой, приглашая Марио сесть. — На крайний случай, соберу солнечные батареи, и пусть от них работает.
Марио сел рядом и, помолчав, вытащил из-за воротника футболки стеклянный шарик на длинной цепочке. Он походил на крошечный аквариум, хотя то, что Марко сначала принял за золотую рыбку, оказалось каплей крови. Пальцы Марко укололо, едва он попытался коснуться стеклянной стенки, и он тут же отдёрнул руку.
— Убери, — попросил он, пряча руки за спину. — Я видел что-то похожее в записях Роберта.
— И что это? А то Юрген не сказал.
Марко посмотрел на Марио сверху вниз и поморщился. Он завидовал Марио. Тот умел вот так вот, без лишних колебаний, принимать любые изменения от жизни, и хорошие, и плохие. Повышенная адаптивность, как говорили их профессора в университете. Так и сейчас Марио столкнулся с непонятным, осознал это и принял, как данность, потому что не мог изменить ситуацию. Марио встретил Юргена, который стал для него якорем в этом изменившемся мире, и легко окутал его своей неуклюжей заботой и мальчишеским обаянием.
Марко бы сейчас даже свежеобретённое свечение отдал за то, чтобы уметь жить, как Марио.
— Если я правильно разобрал почерк, это что-то вроде батарейки, — помедлив, сказал Марко. — Во внешний сосуд можно слить часть своей силы, да хоть всю, и потом высвободить.
— И что будет?
— Бум, — коротко сказал Марко и для наглядности прищёлкнул пальцами. — И ещё, если переборщить с влитой силой, создатель этой батарейки может умереть. Но это не точно, — добавил он, увидев, как нахмурился Марио. — Это какая-то запрещённая технология, ей уже лет пятьсот никто не пользовался.
Марио накрыл пальцами бугорок стеклянного шарика под футболкой, словно мог бы вот так, ладошкой, защитить подаренную батарейку от любой опасности. Марко нахмурился и, отодвинув растрёпанные тетради в сторону, легонько пихнул Марио коленом.
— Представь, что мы завтра в университете скажем, — улыбнувшись, сказал он, и Марио покачал головой:
— Я завтра прогуляю, Лукаш обещал сделать больничный...
— Волшебный?
— Настоящий. Он же врач, ты не знал?
Марко пожал плечами, но, подумав, кивнул:
— Резонно, кем ещё работать друиду? Только врачом или садовником.
— Он так и сказал, — Марио улыбнулся и, подражая медовому голосу Лукаша, степенно проговорил: — Как вы думаете, юноша, как я оплачиваю счета?
Получилось похоже, и Марко расхохотался, снова рассыпая по стенам солнечные зайчики, которые тут же пропали, когда в дверь постучали.
— Кто-то не хотел пропускать всё самое интересное, — Куба просунул голову в дверь, сурово посмотрел на Марио и встал в дверях, закрывая проход широким разворотом плеч. — Останься, — сказал он, и в голосе его Марко послышалось рычание. — Я не Юрген, ты меня просто так не уговоришь.
— Он же не Лукаш, — с невинным выражением лица заметил Марко, встав на защиту друга. Куба вздохнул, проворчал что-то себе под нос на польском и вышел, хлопнув дверью.
— Кажется, он сказал, что перегрызёт нам горло, — неуверенно протянул Марио, и Марко усмехнулся в ответ:
— Кажется, он сказал, что ненавидит Юргена и его выводок.
Хитрую пентаграмму они нарисовали прямо во дворе с помощью малярного скотча и оставшейся от ремонта паба краски. Банок было несколько, и в каждой оставалось на донышке, поэтому половина пентаграммы была тёмно-красной, а половина — жёлтой. По уголкам стояли ароматические свечки из икеи, и в воздухе плыла смесь запахов пачули и лимона, от которой Марио едва не расчихался.
Четыре луча пентаграммы были заняты. Дальше всего от дома стоял Юрген в трениках, халате и тапочках на босу ногу. У его ног растекалась лужица жёлтой краски из опрокинутой банки. Он курил, выдыхая дым в тёмное небо, и, кажется, не обращал внимания на абсурдность ситуации. По правую руку от него Лукаш кутался в чужую мотоциклетную куртку и то и дело поглядывал на стоявшего напротив него Кубу. Тот остался в одних трусах, оставив одежду лежать стопочкой на сидении своего мотоцикла, и Марио про себя отметил, что фильмы про оборотней не врали — им, действительно, мешала одежда при трансформации. Он был уверен, что не спустись они с Марко сейчас на крыльцо, Куба бы предпочёл не рвать трусы на тряпочки. На четвёртом луче, глянцево-красном, стоял Роберт в длинном плаще, больше похожем на рясу, по подолу которого серебряной нитью змеились непонятные узоры. За спиной у него висел длинный, почти в рост Марио, меч.
Всё это больше походило на репетицию какой-то концептуальной театральной постановки, и Марио хихикнул бы, если бы не видел встревоженное лицо Юргена. Когда из дома вышел Марко, Юрген невольно подобрался и постарался отойти от него подальше. Марко виновато потупился и тут же затолкал светящиеся в темноте руки в карманы.
— Я не нарочно, — сказал он, и это прозвучало так, будто он за разбитое окно в школе извиняется. Роберт подошёл неслышно. Протянув свой меч Марио, он снял с себя плащ и укутал в него Марко.
— Ткань плотная, — сказал он, и в свете, идущем от кожи Марко, было видно, как он нахмурился. Обернувшись, он встал так, чтобы быть на одной линии между Юргеном и Марко, и негромко произнёс: — Мне кажется, тебе лучше руководить с балкона.
Юрген стоял далеко, но услышал, и Марио привычно подивился его нечеловеческим способностям.
— Кто-то не умеет считать до пяти? — ехидно спросил Юрген в ответ, и окурок искоркой мелькнул и пропал под колёсами мотоцикла.
— Кто-то так мечтает о солнце? — в тон ему сказал Роберт, и Марио невольно сделал шаг вперёд.
— Я умею считать до пяти, — сказал он. — Уйди, пожалуйста.
Ему показалось, что все во дворе затаили дыхание. Якуб тихонько сказал что-то Лукашу по-польски, и тот кивнул в ответ, и Юрген, затолкав руки в карманы халата, сделал шаг в сторону.
— Очень разумное решение, Клоппо, — сказал кто-то, и Марио даже заметить не успел, как Роберт выдернул у него из рук меч и, стряхнув ножны прямо на крыльцо, замер в боевой стойке. В круг света под одиноким фонарём шагнул высокий лысый человек в хорошем костюме. — Вы неплохо подготовились, но можно обойтись без ненужных спецэффектов.
У него был странный акцент, и он казался Марио неуловимо знакомым, будто профессор в университете с параллельного потока, у которого Марио ни разу не был на занятиях, но всё равно видел в коридорах.
— Брат Хосеп, — прошипел Роберт, опуская меч. — Я же не сообщал в Орден.
— Так я и не в Ордене больше, — человек под фонарём развёл руками. — Ты немного отстал в этом захолустье.
Он шагнул ближе к пентаграмме, оглядел её оценивающим взглядом и одобрительно кивнул.
— Вы неплохо подготовились, — повторил Хосеп, — но недостаточно. Отдайте мне потомка Соль, и я спокойно уйду.
Юрген оттеснил плечом подобравшегося Кубу, оттолкнул его в сторону Лукаша и встал напротив Хосепа. Они были так непохожи: отутюженный какой-то Хосеп в костюме с иголочки и начищенных ботинках, спокойный и упивающийся своим превосходством, и Юрген — в нелепых своих трениках, сутулый и усталый, он спокойно смотрел на своего противника через очки.
— Мы встречались в Англии, — сказал он, покосившись на Марио, и Хосеп поднял брови в притворном удивлении и глянул на Роберта:
— И ты не сообщил в Орден об этом? Растёшь...
А потом Марио перестал успевать следить за событиями, так быстро они произошли.
Всплеснув холёными руками, Хосеп достал прямо из воздуха огненный меч и не глядя, без усилий отразил атаку Роберта. Куба кувыркнулся назад, и через секунду уже белый волк прыгнул вперёд, пытаясь достать зубами до аккуратного шарфа на горле их гостя, но промахнулся и приземлился на все четыре лапы, увернувшись от ловкого пинка. Лукаш выдернул из кармана склянку и швырнул её Хосепу под ноги, и та взорвалась, окутывая двор клубами зеленоватого дыма с острым запахом полыни, а Юрген...
Юрген оказался рядом и, подхватив Марио за шиворот, успел втолкнуть его в дом и упасть рядом до того, как в косяк над ними впечатался веер янтарных кинжалов.
— Эй, ты! — окликнул Марко, встав на пороге. Голос у него был хриплый, но его услышали все во дворе.
Марко выругался сквозь зубы, стащил с себя плащ, кинул его Марио и кивнул на Юргена, мол, прикрой его от света, а потом выковырял из косяка плотно засевший в дереве кинжал, такой же, как у Роберта. Взвесив клинок на ладони, он повернулся ко двору, надеясь, что Марио догадается закрыть дверь, если что, и шагнул с крыльца, чувствуя, как наливаются жаром кончики пальцев. Янтарное лезвие в его руке поймало это тепло и засияло ровным оранжевым светом.
— Почему во всех комиксах все думают, что можно просто прийти и забрать какого-то чувака со способностями, не спросив его об этом? — устало спросил Марко, подойдя к Хосепу почти вплотную.
От того, как на него смотрел Роберт, у Марко уши горели, и казалось, что след губ на затылке можно было бы разглядеть с другого конца города. Роберт, кажется, тоже всё понял — когда футболка, зашипев от жара, начала расползаться поверх отпечатков ладоней на предплечье и спине Марко, он прикрыл глаза ладонью, щурясь от яркого света, и встал рядом. Решительно протянул руку, не боясь обжечься, и тронул Марко за плечо, изумлённо глядя, как расцветает огнём его кожа от каждого прикосновения.
При свете, исходившем от Марко, уже можно было читать, не боясь испортить глаза, и Марко, стиснув зубы, взял клинок Хосепа прямо за лезвие — и меч рассыпался огненными хлопьями под его рукой.
Хосеп тоже оказался не из пугливых. Он соединил кончики пальцев в ироничных аплодисментах и шутливо поклонился Роберту:
— Спасибо за инициацию, — сказал он, — и за подсказанный метод работы.
— Spierdalaj, — выплюнул Роберт и вдруг нахмурился, проследив за движением рук Хосепа. Тот плёл пальцами в воздухе какую-то сложную сеть, и Марко отчётливо прочитал в глазах Роберта узнавание этих жестов и страх — страх не успеть.
Марко не знал, что там пытался сделать этот неведомый мужик в строгом костюме, но видеть такой ужас на лице Роберта — было выше его сил. Повернувшись на пятках, он решительно сделал шаг вперёд и, почти ткнувшись носом Роберту в шею, прошептал:
— Поцелуй меня.
Если бы его главной задачей было отвлечь Роберта от прощания с жизнью, ему бы это удалось.
— Что?
— Чёртов Бибер, — выдохнул Марко и, чуть привстав на цыпочки, сам тронул губами полуоткрытый от удивления рот Роберта.
Под зажмуренными веками расцвело пламя, ставшее только сильнее, когда Роберт, сообразив, что ему не кажется, жадно ответил на поцелуй, запуская руку в волосы на затылке Марко.
А потом Марко показалось, что внутри него взорвалась сверхновая.
Юрген с крыльца смотрел на кратер у себя во дворе и покосившийся фонарный столб, в котором упрямо продолжала гореть лампочка. Лукаш смазал его ожоги и затянувшийся след от неудачно лёгшего на траекторию кинжала какой-то холодной дрянью и, прихватив Кубу, оккупировал одну из гостевых спален на втором этаже. Куба предпочитал зализывать свои раны сам, но Юрген знал, что Лукаш не разделял его стремления к самостоятельности.
Роберт караулил сон своего персонального солнца на знакомом им обоим диване у барной стойки, и Юрген, в благодарность за спасение жизни, пообещал себе не напоминать Роберту, какая счастливая рожа у него была, когда он принёс обессилевшего и совсем уже не светящегося Марко в дом на руках. Счастливая и сосредоточенная, как в тот день, когда Роберт впервые приехал в этот город и понял, что он будет делать в ближайшее время, что у него есть то, что ему придётся защищать.
— Холодает, — сказал Марио, подкрадываясь к Юргену и прижался тёплым боком к его плечу. — Или ты не чувствуешь?
— После сегодняшних приключений я чувствую только усталость, — улыбнулся Юрген и утопил сигарету в оставленной на верхней ступеньке банке из-под оливок. — А ты?
Ему не надо было спрашивать, потому что он и без этого видел все эмоции Марио, как в открытой книге: тревога за Марко и радость от того, что всё хорошо закончилось, любопытство и благодарность за увиденное чудо, звонкая усталость и то, что Юрген старательно игнорировал, потому что боялся, что прими он эту неоформившуюся ещё влюблённость, и плакала его маскировка на все девятьсот лет.
— Не осталось уже проблем, которые нельзя решить с помощью чая и черничного пирога, — Марио лукаво улыбнулся, глядя снизу вверх, и вытащил из-за ворота цепочку. Юрген помнил, как он старался падать на спину, чтобы не повредить хрупкое стекло, и чувствовал сейчас, как ноет у Марио под лопаткой ушиб. — Марко рассказал, что это.
— Марко не знает, — перебил его Юрген.
— Он сказал, что это батарейка, сделанная для моей защиты, — упрямо продолжил Марио. — И что ты умрёшь, если её активировать.
— Ох уж этот Орден и их тайные знания, — притворно нахмурившись, проговорил Юрген и взвесил на ладони шарик. — Это не только батарейка, это ещё и ключ. И если я умру, её нужно будет активировать. Такой вот каламбур слов.
Он повернул шарик на ладони, глядя, как за изогнутым стеклом капля крови, похожая на золотую рыбку, поблёскивает в неярком свете фонаря, и, оттянув ворот футболки Марио, опустил шарик ближе к теплу его сердца.
— Светает, — сказал Марио, крепче прижимаясь к Юргену, как будто прятался от ветра. — Пойдём в дом.
Юрген коротко коснулся губами его макушки и, оглянувшись на розовеющий край неба, закрыл за ними дверь паба.
Автор:

Бета:

Размер: миди, 5600 слов
Пейринг, персонажи: Роберт Левандовски/Марко Ройс, Юрген Клопп/Марио Гётце, Лукаш Пищек, Якуб Блащиковски, Пеп Гвардиола
Категория: слэш
Жанр: юмор, АУ, городское фентэзи
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Продолжение текста с прошлогоднего осеннего феста.
Предупреждение: встречается одно нецензурное слово, но оно на польском (см. примечания)
Примечания: польская нецензурная лексикаSpierdalaj (польск.) - отъебись

Роберт встал, накрыл Марко найденным за стойкой пледом и потянулся за чайником. Он хорошо ориентировался в пабе Юргена — сказывались бесчисленные попойки здесь, но сейчас он беспомощно тыкался в стены, не зная, чем занять руки. Стоило бы, конечно, сообщить в Орден и о тварях, и о том, что Юрген нарушил закон и влез в голову того парнишки, и о Марко, но Роберту не хотелось этого делать. Конечно, помощь Ордена была бы не лишней, но стоило ему представить, как тот же Матс бесцеремонно разглядывает Марко, измеряет его хитрыми средневековыми амулетами или ещё чем похуже, и у Роберта опускались руки. Да и изгнание Юргена из города не входило в его планы.
В щели на досках, закрывающих окна, отвесно падали лучи солнца. Юрген дрых в своей комнате наверху, в которой, при желании, можно было проявлять фотоплёнку, так там было темно. Задремавшего прямо на табурете Марио Юрген сам отнёс на руках в гостевую спальню, и Роберт даже не спорил — колебание силы, которое бывает всякий раз, когда сильный вампир решает позаимствовать немного чужой крови, он не чувствовал, а видеть непрошенную нежность на лице своего старого знакомого ему ой как не хотелось.
За стеной послышалось урчание мотора, и Роберт успел открыть дверь до того, как в неё постучали.
— Всегда забываю о твоей суперспособности чувствовать нечисть, — усмехнулся Куба, опуская поднятую для стука в дверь руку и, прижмурив глаза, шагнул внутрь, продираясь через защитную черту от ветки аконита под порогом. Кого послабее шибануло бы, но Куба не зря был вожаком оборотней — он только немного побледнел и с благодарностью уцепился за руку Лукаша.
— Надо попросить Юргена убрать эту дрянь, — привычно проворчал Лукаш, придерживая Якуба за локоть, и пяткой захлопнул дверь.
— Так интереснее, — с улыбкой отозвался Якуб, проворачивая на пальце связку ключей, и повёл носом, обнюхивая помещение. Учуяв, видимо, сладковатый запах Марио, он поднял брови и многозначительно сказал: — О.
— Вот именно, — хмуро кивнул Роберт, — но вы здесь не поэтому.
— Как посмотреть...
Лукаш оставил мотоциклетный шлем на барной стойке и поставил рядом свой пузатый рюкзак. От него в пабе всегда становилось словно бы светлее — не то друидская магия давала такой эффект, не то природное обаяние. Он расставил на стойке какие-то склянки, плеснул в глиняную чашу воды из только что вскипевшего чайника, заливая щепоть неведомой Роберту травы, и с наслаждением вдохнул пар. От его улыбки давно засохший фикус в дальнем углу выпустил новые листки, и даже пластиковый венок остролиста, оставшийся с Рождества, стал немного зеленее.
— Где пациент? — спросил Лукаш, разворачиваясь. Глаза у него стали совсем зелёными, и с кончиков пальцев в тонких латексных перчатках тёк запах свежескошенной травы — даже Роберт почувствовал. Он кивнул на диван, на котором Марко свернулся клубочком, пряча на груди раненую руку, и Лукаш только хмыкнул. — И чего вы меня звали? — спросил он, но к Марко подошёл, положил чуть светящуюся ладонь ему на лоб.
По пабу поплыл запах мяты и пустырника, и Марко нахмурился, а потом тут же расслабился и улыбнулся во сне.
— Роберт, открой окна, будь добр, — сосредоточенно сведя брови, попросил Лукаш, и в его тоне было что-то, что заставило Роберта вскочить и, даже не задумываясь о том, что скажет Юрген, разбить доски на ближайшем окне ребром ладони.
— Так было быстрее, — виновато пояснил он, подбирая обломки дерева и кидая их в пустой камин.
Лукаш встряхнул руками, встал и залпом допил содержимое своей глиняной чаши. Поморщился от горечи, моргнул, прогоняя зелень из глаз, и, запив травяной вкус пивом из протянутой Якубом бутылки, повернулся к Роберту:
— Ну, и где ты откопал потомка богини солнца, друг мой?
— В смысле? — спросил Марко, грея ладони о пивной бокал, в котором Лукаш намешал какие-то травки.
Его разбудил солнечный свет, скользнувший по лицу, и ещё — ощущение безопасности, как в детстве, когда он просыпался в маминой комнате, куда приходил среди ночи после страшного сна. Сперва он даже подумал, что приключение в церкви и непонятные чёрные твари — это плод его измотанного учёбой, работой и концертом Джастина Бибера воображения, но, открыв глаза и увидев вокруг себя незнакомые стены, едва не подпрыгнул. Роберт, которого он точно не мог придумать — фантазии бы не хватило, скупыми и короткими фразами пересказал ему события прошлой ночи, а потом сбежал куда-то за стойку, пообещав завтрак всем присутствующим. И пока он брякал железными стенками кастрюлек, Лукаш продолжил рассказ за него.
— В прямом, — Лукаш повернул к нему ноутбук и ткнул пальцем в страницу на википедии. — Богиня Соль, читай.
— Смешное название...
Лукаш закатил глаза и укоризненно посмотрел на Роберта — мол, что за неуча ты нам привёл, а потом постучал ногтем по стенке бокала Марко:
— Пей, не отвлекайся. А как, по-твоему, ты выжил в церкви? Думаешь, это Роберт, как Рэмбо, раскурочил дюжину низших тварей?
— Вообще, Роберт, ты молодец, — подал голос Куба. — Притащить потомка богини солнца к вампиру...
— Spierdalaj, — отозвался Роберт. Судя по тону, ничего хорошего он Кубе пообещать не мог. Повернувшись, он поставил на стол три тарелки с кашей. Каша пахла корицей и сушеными яблоками, и Марко вдруг понял, какой он голодный. Роберт протянул ему ложку и потрепав по чёлке, отвернулся. Жест этот у него получился сам собой, как тогда, в развалинах церкви, и Марко тряхнуло от этого воспоминания. Ощущение нереальности происходящего захлестнуло его, и он, уронив ложку, закрыл лицо ладонями.
— Роберт, — услышал он тревожный голос Лукаша, и тут же его подхватили с двух сторон: на лоб легла прохладная рука, от которой пахло мятой и тополиными почками, другая рука жёстко обхватила плечи.
— Иногда я хочу уметь влиять на чужое сознание, как Юрген, — услышал Марко, и ему вдруг стало ужасно стыдно за то, что он ведёт себя, как маленький. Во всех фильмах, которые он смотрел, герои с гордостью и лёгкостью принимали все необычные события. Марко и сам прошлой ночью решил ничему не удивляться, но только потому что подумал, что до утра не доживёт.
А ведь дожил.
— Это нормально, — тихий голос Роберта раздался совсем близко. — Это абсолютно нормально чувствовать то, что ты чувствуешь. Всем страшно.
— Тебе нет, — глухо и обиженно сказал Марко, стряхивая руку Лукаша со лба и пытаясь вывернуться из захвата Роберта, что было не так-то просто.
— Ему тоже страшно, — уверенно сказал Куба и, постучав себя кончиком пальца по носу, добавил: — Запах не врёт, только...
Он хотел добавить что-то ещё, но Роберт коротко глянул на него над плечом Марко, и Куба замолчал, снова взявшись за ложку.
— Каша стынет, — сказал он. — Ты бы поел, малец.
Если с Робертом Марко было спокойно, потому что он прекрасно видел в церкви, на что тот способен, то Куба просто производил впечатление очень нормального человека, который своим спокойствием заражал. Он был как добродушный лабрадор или сенбернар. Усмехнувшись, Марко послушно опустил ложку в кашу, как бы показывая — разговаривайте, взрослые дяденьки, я тут пока поем.
— Хороший мальчик, — Куба на миг показал клыки в улыбке, но эта фраза от него прозвучала совсем не обидно, а, вроде как, даже одобрительно. — Так что мы будем делать?
Роберт пожал плечами и тоже сел за стойку. У него под глазами залегли тени после бессонной ночи, но он держался неплохо.
— Юрген прав — кто-то призвал тринадцать тварей в наш город, и я не хочу оставлять это просто так.
— В Орден сообщил? — спросил Лукаш и удивлённо поднял брови, когда Роберт покачал головой. — Твои справились бы быстрее.
— Быстрее — да, но лучше ли?
Со стороны это смотрелось как повторение давнего спора, и Марко глотал кашу, кстати, вкусную, и переводил взгляд с Роберта на Лукаша и назад. Судя по тому, как Лукаш отвёл взгляд, в этом раунде победил Роберт. Почему-то Марко это порадовало.
Он последний раз скребнул ложкой по дну тарелки и спросил, воспользовавшись паузой в разговоре:
— А мы с Робертом этих тварей насовсем убили или просто развоплотили?
На миг повисла тишина, а потом Куба присвистнул и повторил немного удивлённо:
— Хороший мальчик...
Марио проснулся от запаха еды. С первого этажа доносился запах выпечки и каких-то пряностей, и пробуждение было приятным. Он потянулся, откинул тёплое одеяло, которым его кто-то накрыл вчера ночью, и спустил ноги с кровати. Он не помнил, как раздевался, но джинсы и футболка были аккуратно сложены на стуле, через спинку которого была перекинута толстовка. В комнате успокаивающе пахло вишнёвым табаком, запах которого, кажется, нельзя было вытравить даже многократным проветриванием, и Марио улыбнулся.
События прошлой ночи и ужас от встречи с неведомыми тварями были какими-то притуплёнными — осталось только удивление и любопытство и почему-то чувство собственной неуязвимости. Как будто он смотрел фильм ужасов в своей комнате, знакомой и совсем не страшной.
Одевшись, он подхватил кроссовки и босиком вышел в коридор. Дверь соседней комнаты была плотно закрыта, и из-под неё не пробивался свет, но Марио решительно повернул ручку и шагнул в темноту. Когда глаза немного привыкли, он прислушался и сделал ещё шаг, шаря перед собой вытянутой рукой. Хотелось достать из кармана телефон, чтобы осветить себе путь, но, моргнув, Марио понял, что ему это не нужно, что он знает расположение мебели в этой комнате, будто прожил здесь много лет.
— Доброе утро, — тихо сказал Юрген, и Марио едва не подпрыгнул.
— Я разбудил тебя, извини, — сказал он, поворачиваясь на голос.
— Глаза береги, — предупредил Юрген, включая свет, и Марио прищурился на тусклый свет лампы, а потом разочарованно вздохнул.
Гроба в комнате не было — обычная спальня с кроватью у стены, старыми футбольными плакатами на пёстрых обоях и шкафом из икеи в углу. Юрген сидел на кровати и, склонив голову, смотрел на Марио. Без очков его лицо казалось чуть ли не беззащитным, хотя вряд ли такое определение могло подойти могущественному вампиру. Взяв очки с тумбочки, Марио с улыбкой протянул их Юргену на ладони. Тот благодарно кивнул и, пригладив встрёпанные седые волосы ладонью, прислушался к чему-то.
— С Марко всё в порядке, — сказал он, и Марио кивнул:
— Я знаю. Не понимаю откуда, но знаю.
После этих слов Юрген нахмурился и, проворчав себе под нос что-то, потянулся за висевшим на спинке стула халатом.
— Отвернись, будь добр, — сказал он, и Марио, хихикнув, послушно повернулся на пятках. Эта стеснительность была забавной — в книгах вампиры были выше всех человеческих условностей и явно любовались собой. Юрген же, судя по звукам, торопливо сунул ноги в треники и, накинув халат, тронул Марио за плечо: — Как насчёт завтрака?
— В пять часов вечера — самое время.
Юрген так и не убрал руку с его плеча до самой лестницы. На верхней ступеньке он остановился, как вкопанный, и укоризненно посмотрел на полосы солнечного света, лежавшие на старом дереве. У него на лице застыло такое выражение, будто у него разом заболели все зубы.
Марио понял всё быстро — коротко сжав пальцы Юргена, он дробно простучал босыми пятками по ступенькам и, уперев руки в бока, посмотрел на Роберта, который колдовал у плиты за стойкой:
— Доброе утро! — радостно поприветствовал его Марко, и Роберт, отложив прихватку, виновато улыбнулся:
— Сейчас исправим.
Одним прыжком перемахнув через стойку, он дошёл до окна, провожаемый восторженным взглядом Марко, и легко оторвал от пола подготовленный деревянный щит. Когда поверх деревянной заслонки опустились тяжёлые шторы, Юрген, наконец, спустился и, не говоря ни слова, прошёл к холодильнику.
— Это была моя просьба, — извиняющимся тоном сказал светловолосый человек, оторвавшись от ноутбука. Юрген только плечом дёрнул, грея в ладонях пакет с кровью.
— Много вы воли взяли, Лукаш, — проворчал он и, зубами надорвав пластик, сделал большой глоток. Марко смотрел на это вытаращенными глазами, и Лукаш легко сжал его руку своей:
— Юрген — вампир, это нормально. Юрген, Марко — потомок богини солнца, — когда тот поперхнулся кровью, а Марио ошарашенно моргнул, Лукаш только ехидно усмехнулся. — Это тоже нормально.
Дверь хлопнула, и в паб, как-то привычно ругнувшись на незнакомом Марио языке, ввалился ещё один человек в мотоциклетной куртке.
— Я всё приготовил, — сказал он, встав за спиной Лукаша, и Юрген только тяжело вздохнул:
— Ну и что вы придумали без нас?
Это "нас" прозвучало так естественно, что Марио даже не заметил удивлённо поднятые брови Марко, и сел рядом с Юргеном, придвинув к себе тарелку с яблочным пирогом. Человек в мотоциклетной куртке улыбнулся, оскалив клыки, и от души хлопнул Юргена по плечу:
— Ох, тебе не понравится.
За почти девятьсот лет жизни Юрген никогда не слышал настолько бредового предложения, а ведь он застал и печать "Каролины", и пивной путч. Повторно призвать свежеразвоплощенных тварей и проследить, к кому они побегут отчитываться, а дальше — по обстоятельствам. Ей-богу, за то время, пока он спал, они могли бы придумать что-то получше.
Так он и сказал Кубе, но тот только плечами пожал:
— У нас два варианта, — сказал он, откусив разом половину пузатого пирожка, — Или так, или звать Орден.
Юрген покосился на Роберта. Тот старательно месил тесто для следующей порции пирожков, которые все присутствующие поглощали с чрезмерной скоростью, и делал вид, что его это всё не касается. Юрген поморщился — Ордена им тут только и не хватало. Судя по тому, как напряглась спина Роберта, он придерживался того же мнения.
Бросив тесто, Роберт повернулся и, уперев испачканные мукой по локоть руки в стойку, склонился над Юргеном. Он был упрямым, этот прямой как стрела охотник, упрямым и очень правильным, и Юрген почти вживую видел, как ему паршиво от нарушения порядка, установленного Орденом. Не надо было обладать почти тысячелетним опытом, чтобы понять, какие демоны сейчас борются в его душе.
— Ты мой друг, Юрген, — сказал он тихо, чтобы не услышали притихшие на диване с пирожками Марко и Марио, — и я очень не хочу, чтобы тебя отсюда изгнали. Или вывели на солнце, если Магистрату покажется, что ты слишком глубоко залез кое-кому в голову.
Юрген поджал губы и кивнул, принимая эти слова и признавая свою вину. А чего отпираться — залез же. Он и сейчас слышал эхо чувств Марио, и разогретое выпитой кровью сердце билось в чужом ритме.
— Есть третий вариант... — сказал он, подумав, и Роберт покачал головой:
— Нет третьего варианта, — горечь в его голосе плеснула, как один из отваров Лукаша. — Если этот идиот повторит попытку призыва, твари легко найдут знакомую добычу. И я не уверен, что в следующий раз ты и я окажемся рядом.
Юрген дёрнул уголком рта и, сняв очки, потёр переносицу. Он чувствовал себя очень уставшим, и даже подпитка от Марио не помогала. В словах Роберта был смысл: он и сам понимал, что, повторись всё, он может не успеть встать между Марио и опасностью, не успеть защитить его. Он усмехнулся — с каких, интересно, пор это стало для него так важно?
Словно поняв, о чём он думает, Роберт оттолкнулся ладонями от барной стойки и выпрямился.
— Не знаю, как ты, а я думаю, что мы справимся.
— Мне-то не ври, — сказал Юрген ему в спину и, встав с табурета, пошёл на второй этаж. Он почти не удивился, услышав следом шаги Марио.
— Что-то не так? — спросил он, остановившись на пороге комнаты Юргена, пока тот, хмурясь, шарил по полкам шкафа. — Марко рассказал про план, и, по-моему, он классный.
— Идиотский он, — проворчал Юрген, вытаскивая из старинной шкатулки длинную стальную цепочку.
Закатав рукав халата, он прокусил кожу на запястье и, сцедив на ладонь пару капель крови, прошептал над ними давно выученные и уже почти забытые слова. Капли на его ладони вытянулись в тонкую нить, свернулись спиралью, и Юрген, поморщившись от перенапряжения, впечатал их в болтавшийся на цепочке стеклянный шарик.
— На рыбку похоже, — сказал Марио, глянув на шарик на просвет, когда Юрген протянул подвеску ему на ладони. — На золотую рыбку в аквариуме.
— На магию высшего порядка это похоже, — хмуро заметил Роберт из-за спины Марио. Почувствовав движение силы, он, конечно, ломанулся следом — привычка, привитая в Ордене много лет назад. Хорошо ещё, что дрын свой с собой не потащил. — Тебя, наверное, и в Англии слышно было.
Юрген только отмахнулся от его слов и надел цепочку Марио на шею, и тот тут же потянул шарик к лицу, разглядывая плетение крови внутри. Странно это было видеть — больше половины своей силы Юрген запечатал в хрупкой безделушке, которая блестела в пальцах Марио, выпачканных корицей от яблочного пирога.
— Если что, разбей стекло, — сказал Юрген, предупреждающе глянув на Роберта, чтобы он не влез со своими советами. — Должно помочь.
— Ну и дурак, — только и сказал Роберт, но, слава всем богам, из коридора ушёл, не сказав Марио, к чему ещё приведёт такое неосторожное отношение к вампирским артефактам. Но Марио всё равно почувствовал тревогу. Затолкав шарик под футболку, он мелкими шагами подошёл к Юргену почти вплотную и ткнулся лбом ему в плечо. Смелый мальчишка. Юрген помнил свой ужас от столкновения с другой стороной жизни его маленького городка, и это абсолютное принятие со стороны Марио его восхищало.
— Ты только не пытайся убедить меня остаться дома, — сказал Марио глухо, и Юрген даже сквозь ткань халата почувствовал движение его губ. — Я ни за что не пропущу всё самое интересное.
Роберт сидел на полу у стены и тихонько бился затылком о деревянную панель. Если бы позавчера ему сказали, что через пару дней он будет вызывать низших тварей в компании вампира, оборотня и потомка богини солнца, он бы отправил говорившего к психиатру и спешно бы позвонил в Орден, чтобы его забрали из этого дурдома. А нет же, сидит, перебирает записи с лекций, которые прихватил вместе с запасом оружия, когда ездил домой на мотоцикле Кубы, и ищет схемы призыва. Они точно должны были быть где-то здесь, он по ним экзамен сдавал.
— Тебе бы поспать, — сказал Марко. Он подошёл незаметно — Роберт даже шагов не слышал, пока он не заслонил собой свет от лампы. — А то ты на зомби похож.
Не дождавшись никакой реакции, Марко задумчиво потеребил край футболки — футболки Роберта, к слову, потому что у Юргена на его размер ничего дома не нашлось, — и сел рядом. Острый локоть впился Роберту под рёбра, запах корицы от пресловутых яблочных пирожков кружил голову, и Роберт едва подавил в себе желание отодвинуться, только бы перестать чувствовать это всё.
Рядом с Марко ему вообще не думалось.
— Надо будет для тебя у Лукаша какой-нибудь успокаивающий настой попросить, — Марко хихикнул и бесцеремонно вытащил из рук Роберта тетрадь. Он вообще многое делал, не спрашивая разрешения и не задумываясь о последствиях, Роберт это уже понял. Наверное, этим он так обаял Лукаша. Пошуршав страницами, Марко вдруг нахмурился и ткнул пальцем в одну из страниц. — Знакомая штука, — сказал он, очерчивая пальцем зигзаг руны совило на полях. — У меня на двери недавно какие-то малолетние идиоты такую же нарисовали.
— Или не малолетние, — сказал Роберт многозначительно. — Это руна солнца.
— Или не идиоты... подожди, так это всё из-за меня? — Роберт явственно услышал нотки паники в голосе Марко. — Это из-за меня какая-то дрянь едва не сожрала Марио, чуть не ранила тебя и напугала Юргена? Только из-за меня?!
Роберт скинул с колен тетради и обхватил Марко за плечи, прижимая к себе и накрывая его полой толстовки. Он успел заметить, как у Марко начали светиться кончики волос и испачканные корицей ладони, и, если бы он не смог сдержаться, Юргену бы не поздоровилось от выброса солнечного света. И их точно бы заметили.
Роберт держал его крепко, чувствуя, как Марко вздрагивает всем телом в его руках, и это было — как держать птицу. Ну, или нестабильный ядерный реактор, что было ближе к правде.
— Ну, и кому из нас нужен успокаивающий настой Лукаша? — спросил он, почти касаясь губами затылка Марко, и тот замер, задышал часто и отстранился.
— Что это вообще было? — Марко осмотрел свои растопыренные пальцы, потрогал волосы на загривке и растерянно уставился на Роберта. — Мне казалось, я сейчас взорвусь.
Роберт только пожал плечами и снова уставился в конспекты, только чтобы не смотреть на покрасневшие губы Марко и ставшие заметными веснушки.
— У меня есть гипотеза, что столкновение с тварями стало чем-то вроде инициации, и та сила, которая в тебе спала до этого, была активирована, и теперь она ничем не контролируется.
— Звучит до ужаса занудно.
— Звучит до ужаса опасно, — поправил его Роберт. — Если уж ты от каждого сильного колебания эмоций чуть не взрываешься.
Марко хихикнул, но прокомментировать свой смех не удосужился, и Роберт осторожно взял его за локоть:
— Что смешного?
— Это мне, значит, любые эмоции противопоказаны? — Роберт кивнул, нарочно глядя поверх его плеча, хоть и видел краем глаза, что Марко пытается поймать его взгляд. — Я тогда пойду, — сказал он, перестав улыбаться, и вывернулся из руки Роберта.
— Ты куда?
— Успокаивающий настой у Лукаша попрошу, — холодно обронил Марко, зачем-то потоптался рядом и всё-таки ушёл, а Роберт снова приложился затылком к стене. На сей раз сильнее.
Марко успешно прятался от Роберта до самой полуночи. Если его гипотеза была верна, от охотника ему лучше держаться подальше. Не говорить же впрямую, что рядом с Робертом он как раз и испытывает те самые пресловутые колебания эмоций. Поэтому Марко и торчал на втором этаже, в одной из пустых комнат, перебирая взятые у Роберта конспекты. Иногда отвлекаясь от чтения, он вспоминал события прошлой ночи и чувствовал, как кончики пальцев начинают нагреваться. В тусклых лучах лампочки было неплохо видно, как они сияют ровным жёлтым светом, как солнце перед закатом.
— Чёртов Бибер, — пробормотал Марко, закрывая глаза, но свет от его собственных рук пробивался сквозь веки. — Всё из-за него.
На самом деле, всё было из-за Роберта. Марко закрывал глаза — и сквозь свет видел несмелую улыбку на серьёзном лице и почти чувствовал невесомое прикосновение губ к своему затылку, раз за разом прокручивая в памяти каждое его прикосновение. Задрав рукав футболки, он посмотрел на своё предплечье и даже почти не удивился, увидев чуть светящийся отпечаток чужой ладони. На спине, наверное, такой же остался.
— Чёртово романтическое говно, — выругался Марко и старательно опустил рукав ниже, хотя свет пробивался и сквозь ткань.
— С кем ты разговариваешь? — спросил Марио, без стука открывая дверь. — О, ты светишься.
— На себя посмотри, — огрызнулся Марко, вспыхивая до корней волос, будто Марио поймал его на чём-то неприличном. По стенам запрыгали солнечные зайчики, заставив Марио рассмеяться. — Круто, у тебя теперь счета за электричество будут меньше. А к тебе можно подключить приставку?
Марко не выдержал и фыркнул. От смеха свет потускнел и снова сосредоточился только в кончиках пальцев и, Марко знал, в следах прикосновений Роберта.
— Надо будет попробовать, — сказал он, садясь, и похлопал по покрывалу рядом с собой, приглашая Марио сесть. — На крайний случай, соберу солнечные батареи, и пусть от них работает.
Марио сел рядом и, помолчав, вытащил из-за воротника футболки стеклянный шарик на длинной цепочке. Он походил на крошечный аквариум, хотя то, что Марко сначала принял за золотую рыбку, оказалось каплей крови. Пальцы Марко укололо, едва он попытался коснуться стеклянной стенки, и он тут же отдёрнул руку.
— Убери, — попросил он, пряча руки за спину. — Я видел что-то похожее в записях Роберта.
— И что это? А то Юрген не сказал.
Марко посмотрел на Марио сверху вниз и поморщился. Он завидовал Марио. Тот умел вот так вот, без лишних колебаний, принимать любые изменения от жизни, и хорошие, и плохие. Повышенная адаптивность, как говорили их профессора в университете. Так и сейчас Марио столкнулся с непонятным, осознал это и принял, как данность, потому что не мог изменить ситуацию. Марио встретил Юргена, который стал для него якорем в этом изменившемся мире, и легко окутал его своей неуклюжей заботой и мальчишеским обаянием.
Марко бы сейчас даже свежеобретённое свечение отдал за то, чтобы уметь жить, как Марио.
— Если я правильно разобрал почерк, это что-то вроде батарейки, — помедлив, сказал Марко. — Во внешний сосуд можно слить часть своей силы, да хоть всю, и потом высвободить.
— И что будет?
— Бум, — коротко сказал Марко и для наглядности прищёлкнул пальцами. — И ещё, если переборщить с влитой силой, создатель этой батарейки может умереть. Но это не точно, — добавил он, увидев, как нахмурился Марио. — Это какая-то запрещённая технология, ей уже лет пятьсот никто не пользовался.
Марио накрыл пальцами бугорок стеклянного шарика под футболкой, словно мог бы вот так, ладошкой, защитить подаренную батарейку от любой опасности. Марко нахмурился и, отодвинув растрёпанные тетради в сторону, легонько пихнул Марио коленом.
— Представь, что мы завтра в университете скажем, — улыбнувшись, сказал он, и Марио покачал головой:
— Я завтра прогуляю, Лукаш обещал сделать больничный...
— Волшебный?
— Настоящий. Он же врач, ты не знал?
Марко пожал плечами, но, подумав, кивнул:
— Резонно, кем ещё работать друиду? Только врачом или садовником.
— Он так и сказал, — Марио улыбнулся и, подражая медовому голосу Лукаша, степенно проговорил: — Как вы думаете, юноша, как я оплачиваю счета?
Получилось похоже, и Марко расхохотался, снова рассыпая по стенам солнечные зайчики, которые тут же пропали, когда в дверь постучали.
— Кто-то не хотел пропускать всё самое интересное, — Куба просунул голову в дверь, сурово посмотрел на Марио и встал в дверях, закрывая проход широким разворотом плеч. — Останься, — сказал он, и в голосе его Марко послышалось рычание. — Я не Юрген, ты меня просто так не уговоришь.
— Он же не Лукаш, — с невинным выражением лица заметил Марко, встав на защиту друга. Куба вздохнул, проворчал что-то себе под нос на польском и вышел, хлопнув дверью.
— Кажется, он сказал, что перегрызёт нам горло, — неуверенно протянул Марио, и Марко усмехнулся в ответ:
— Кажется, он сказал, что ненавидит Юргена и его выводок.
Хитрую пентаграмму они нарисовали прямо во дворе с помощью малярного скотча и оставшейся от ремонта паба краски. Банок было несколько, и в каждой оставалось на донышке, поэтому половина пентаграммы была тёмно-красной, а половина — жёлтой. По уголкам стояли ароматические свечки из икеи, и в воздухе плыла смесь запахов пачули и лимона, от которой Марио едва не расчихался.
Четыре луча пентаграммы были заняты. Дальше всего от дома стоял Юрген в трениках, халате и тапочках на босу ногу. У его ног растекалась лужица жёлтой краски из опрокинутой банки. Он курил, выдыхая дым в тёмное небо, и, кажется, не обращал внимания на абсурдность ситуации. По правую руку от него Лукаш кутался в чужую мотоциклетную куртку и то и дело поглядывал на стоявшего напротив него Кубу. Тот остался в одних трусах, оставив одежду лежать стопочкой на сидении своего мотоцикла, и Марио про себя отметил, что фильмы про оборотней не врали — им, действительно, мешала одежда при трансформации. Он был уверен, что не спустись они с Марко сейчас на крыльцо, Куба бы предпочёл не рвать трусы на тряпочки. На четвёртом луче, глянцево-красном, стоял Роберт в длинном плаще, больше похожем на рясу, по подолу которого серебряной нитью змеились непонятные узоры. За спиной у него висел длинный, почти в рост Марио, меч.
Всё это больше походило на репетицию какой-то концептуальной театральной постановки, и Марио хихикнул бы, если бы не видел встревоженное лицо Юргена. Когда из дома вышел Марко, Юрген невольно подобрался и постарался отойти от него подальше. Марко виновато потупился и тут же затолкал светящиеся в темноте руки в карманы.
— Я не нарочно, — сказал он, и это прозвучало так, будто он за разбитое окно в школе извиняется. Роберт подошёл неслышно. Протянув свой меч Марио, он снял с себя плащ и укутал в него Марко.
— Ткань плотная, — сказал он, и в свете, идущем от кожи Марко, было видно, как он нахмурился. Обернувшись, он встал так, чтобы быть на одной линии между Юргеном и Марко, и негромко произнёс: — Мне кажется, тебе лучше руководить с балкона.
Юрген стоял далеко, но услышал, и Марио привычно подивился его нечеловеческим способностям.
— Кто-то не умеет считать до пяти? — ехидно спросил Юрген в ответ, и окурок искоркой мелькнул и пропал под колёсами мотоцикла.
— Кто-то так мечтает о солнце? — в тон ему сказал Роберт, и Марио невольно сделал шаг вперёд.
— Я умею считать до пяти, — сказал он. — Уйди, пожалуйста.
Ему показалось, что все во дворе затаили дыхание. Якуб тихонько сказал что-то Лукашу по-польски, и тот кивнул в ответ, и Юрген, затолкав руки в карманы халата, сделал шаг в сторону.
— Очень разумное решение, Клоппо, — сказал кто-то, и Марио даже заметить не успел, как Роберт выдернул у него из рук меч и, стряхнув ножны прямо на крыльцо, замер в боевой стойке. В круг света под одиноким фонарём шагнул высокий лысый человек в хорошем костюме. — Вы неплохо подготовились, но можно обойтись без ненужных спецэффектов.
У него был странный акцент, и он казался Марио неуловимо знакомым, будто профессор в университете с параллельного потока, у которого Марио ни разу не был на занятиях, но всё равно видел в коридорах.
— Брат Хосеп, — прошипел Роберт, опуская меч. — Я же не сообщал в Орден.
— Так я и не в Ордене больше, — человек под фонарём развёл руками. — Ты немного отстал в этом захолустье.
Он шагнул ближе к пентаграмме, оглядел её оценивающим взглядом и одобрительно кивнул.
— Вы неплохо подготовились, — повторил Хосеп, — но недостаточно. Отдайте мне потомка Соль, и я спокойно уйду.
Юрген оттеснил плечом подобравшегося Кубу, оттолкнул его в сторону Лукаша и встал напротив Хосепа. Они были так непохожи: отутюженный какой-то Хосеп в костюме с иголочки и начищенных ботинках, спокойный и упивающийся своим превосходством, и Юрген — в нелепых своих трениках, сутулый и усталый, он спокойно смотрел на своего противника через очки.
— Мы встречались в Англии, — сказал он, покосившись на Марио, и Хосеп поднял брови в притворном удивлении и глянул на Роберта:
— И ты не сообщил в Орден об этом? Растёшь...
А потом Марио перестал успевать следить за событиями, так быстро они произошли.
Всплеснув холёными руками, Хосеп достал прямо из воздуха огненный меч и не глядя, без усилий отразил атаку Роберта. Куба кувыркнулся назад, и через секунду уже белый волк прыгнул вперёд, пытаясь достать зубами до аккуратного шарфа на горле их гостя, но промахнулся и приземлился на все четыре лапы, увернувшись от ловкого пинка. Лукаш выдернул из кармана склянку и швырнул её Хосепу под ноги, и та взорвалась, окутывая двор клубами зеленоватого дыма с острым запахом полыни, а Юрген...
Юрген оказался рядом и, подхватив Марио за шиворот, успел втолкнуть его в дом и упасть рядом до того, как в косяк над ними впечатался веер янтарных кинжалов.
— Эй, ты! — окликнул Марко, встав на пороге. Голос у него был хриплый, но его услышали все во дворе.
Марко выругался сквозь зубы, стащил с себя плащ, кинул его Марио и кивнул на Юргена, мол, прикрой его от света, а потом выковырял из косяка плотно засевший в дереве кинжал, такой же, как у Роберта. Взвесив клинок на ладони, он повернулся ко двору, надеясь, что Марио догадается закрыть дверь, если что, и шагнул с крыльца, чувствуя, как наливаются жаром кончики пальцев. Янтарное лезвие в его руке поймало это тепло и засияло ровным оранжевым светом.
— Почему во всех комиксах все думают, что можно просто прийти и забрать какого-то чувака со способностями, не спросив его об этом? — устало спросил Марко, подойдя к Хосепу почти вплотную.
От того, как на него смотрел Роберт, у Марко уши горели, и казалось, что след губ на затылке можно было бы разглядеть с другого конца города. Роберт, кажется, тоже всё понял — когда футболка, зашипев от жара, начала расползаться поверх отпечатков ладоней на предплечье и спине Марко, он прикрыл глаза ладонью, щурясь от яркого света, и встал рядом. Решительно протянул руку, не боясь обжечься, и тронул Марко за плечо, изумлённо глядя, как расцветает огнём его кожа от каждого прикосновения.
При свете, исходившем от Марко, уже можно было читать, не боясь испортить глаза, и Марко, стиснув зубы, взял клинок Хосепа прямо за лезвие — и меч рассыпался огненными хлопьями под его рукой.
Хосеп тоже оказался не из пугливых. Он соединил кончики пальцев в ироничных аплодисментах и шутливо поклонился Роберту:
— Спасибо за инициацию, — сказал он, — и за подсказанный метод работы.
— Spierdalaj, — выплюнул Роберт и вдруг нахмурился, проследив за движением рук Хосепа. Тот плёл пальцами в воздухе какую-то сложную сеть, и Марко отчётливо прочитал в глазах Роберта узнавание этих жестов и страх — страх не успеть.
Марко не знал, что там пытался сделать этот неведомый мужик в строгом костюме, но видеть такой ужас на лице Роберта — было выше его сил. Повернувшись на пятках, он решительно сделал шаг вперёд и, почти ткнувшись носом Роберту в шею, прошептал:
— Поцелуй меня.
Если бы его главной задачей было отвлечь Роберта от прощания с жизнью, ему бы это удалось.
— Что?
— Чёртов Бибер, — выдохнул Марко и, чуть привстав на цыпочки, сам тронул губами полуоткрытый от удивления рот Роберта.
Под зажмуренными веками расцвело пламя, ставшее только сильнее, когда Роберт, сообразив, что ему не кажется, жадно ответил на поцелуй, запуская руку в волосы на затылке Марко.
А потом Марко показалось, что внутри него взорвалась сверхновая.
Юрген с крыльца смотрел на кратер у себя во дворе и покосившийся фонарный столб, в котором упрямо продолжала гореть лампочка. Лукаш смазал его ожоги и затянувшийся след от неудачно лёгшего на траекторию кинжала какой-то холодной дрянью и, прихватив Кубу, оккупировал одну из гостевых спален на втором этаже. Куба предпочитал зализывать свои раны сам, но Юрген знал, что Лукаш не разделял его стремления к самостоятельности.
Роберт караулил сон своего персонального солнца на знакомом им обоим диване у барной стойки, и Юрген, в благодарность за спасение жизни, пообещал себе не напоминать Роберту, какая счастливая рожа у него была, когда он принёс обессилевшего и совсем уже не светящегося Марко в дом на руках. Счастливая и сосредоточенная, как в тот день, когда Роберт впервые приехал в этот город и понял, что он будет делать в ближайшее время, что у него есть то, что ему придётся защищать.
— Холодает, — сказал Марио, подкрадываясь к Юргену и прижался тёплым боком к его плечу. — Или ты не чувствуешь?
— После сегодняшних приключений я чувствую только усталость, — улыбнулся Юрген и утопил сигарету в оставленной на верхней ступеньке банке из-под оливок. — А ты?
Ему не надо было спрашивать, потому что он и без этого видел все эмоции Марио, как в открытой книге: тревога за Марко и радость от того, что всё хорошо закончилось, любопытство и благодарность за увиденное чудо, звонкая усталость и то, что Юрген старательно игнорировал, потому что боялся, что прими он эту неоформившуюся ещё влюблённость, и плакала его маскировка на все девятьсот лет.
— Не осталось уже проблем, которые нельзя решить с помощью чая и черничного пирога, — Марио лукаво улыбнулся, глядя снизу вверх, и вытащил из-за ворота цепочку. Юрген помнил, как он старался падать на спину, чтобы не повредить хрупкое стекло, и чувствовал сейчас, как ноет у Марио под лопаткой ушиб. — Марко рассказал, что это.
— Марко не знает, — перебил его Юрген.
— Он сказал, что это батарейка, сделанная для моей защиты, — упрямо продолжил Марио. — И что ты умрёшь, если её активировать.
— Ох уж этот Орден и их тайные знания, — притворно нахмурившись, проговорил Юрген и взвесил на ладони шарик. — Это не только батарейка, это ещё и ключ. И если я умру, её нужно будет активировать. Такой вот каламбур слов.
Он повернул шарик на ладони, глядя, как за изогнутым стеклом капля крови, похожая на золотую рыбку, поблёскивает в неярком свете фонаря, и, оттянув ворот футболки Марио, опустил шарик ближе к теплу его сердца.
— Светает, — сказал Марио, крепче прижимаясь к Юргену, как будто прятался от ветра. — Пойдём в дом.
Юрген коротко коснулся губами его макушки и, оглянувшись на розовеющий край неба, закрыл за ними дверь паба.

Вопрос: Понравилось?
1. "Три орешка для Романа Бюрки" | 5 | (41.67%) | |
2. "Still a Better Love Story than Twilight: New Moon | 7 | (58.33%) | |
Всего: | 12 Всего проголосовало: 9 |