Название: Трасса А7
Автор: team Fantasy football
Размер: макси (17 280 слов)
Пейринг/Персонажи: Роберт Левандовски/Марко Ройс; второстепенныевторостепенные и эпизодические в порядке появления – Скарлетт Гартманн, Усман Дембеле, Пьер-Эмерик Обамеянг, Феликс Пасслак, Томас Тухель, Лиза Мюллер, Томас Мюллер, Ларс и Свен Бендеры
Категория: джен, слэш, элементы гета
Жанр: мелодрама, мистика; сонгфик
Тип АУ: фантастическая роад-стори!АУ
Рейтинг: PG-13 – R
Саммари: Лучшее приключение, которое может с тобой случиться, – это жить своей мечтой.
Предупреждение/Примечание: очень по мотивам фильма

Капли мелкого дождя, залетавшие в открытое окно, стали противно холодными. Марко поежился и поднял воротник куртки.

— А почему… — он запнулся, подбирая слова. — Почему он — тут, а она — там?

Роберт глядел на него непонятным взглядом.

— Потому что в Геттингене нет детской онкологии, — пояснил он. — А к Лизе Томас ездит при каждой удобной возможности. Хотя у него их не так уж и много.

— Он мог бы работать в обычной детской больнице, — упрямо сказал Марко. — Раз уж хотел лечить детей.

— Томас на самом деле очень хороший врач, — мягко сказал Роберт, как будто это все объясняло.

Больше он не прибавил ни слова, но Марко ничего не спрашивал, сидел, тупо глядя, как по лобовому стеклу бегут капли, собираясь в речку над дворниками и крохотным водопадом обрушиваясь куда-то вниз, за пределы видимости. Окно Марко так и не закрыл, а дождь усиливался, и левое ухо уже начинало ныть от холода.

— Я понял, — вдруг сказал Марко и выскочил из машины.

Роберт догнал его уже у входа в больницу, где мгновенная решимость покинула Марко, и он топтался, не пытаясь пройти в стеклянные двери.

— Ну, — требовательно сказал Марко, поворачиваясь к Роберту всем телом. — Как это работает? Я должен просто захотеть, так? До сих пор не надо было никаких заклинаний или ритуалов. Что я должен сделать?

— Дятел ты, — с неожиданной нежностью сказал Роберт. — Ты правда думаешь, что приехал сюда, чтобы взять — и одним махом вылечить всех детей в этой больнице?

Марко поднял плечи, глядя на него исподлобья.

— А дальше куда? — продолжал Роберт. — Поедем ко взрослым? А потом в другую больницу? Марко, ты не новый Иисус.

Марко упрямо качнулся к нему, заглядывая в глаза немного снизу.

— Но я же могу? — напряженно спросил он. — Могу ведь?

Роберт покачал головой.

— Почему? — Марко смотрел прямо, кусал губы, хмурился, смаргивая дождевые капли с ресниц.

Роберт покачал головой еще раз — медленно, глядя с искренним сочувствием.

— Это несправедливо, — тоскливо сказал Марко.

Вместо ответа Роберт шагнул назад и поднял лицо к небу, уже основательно затянутому низкими темно-серыми тучами.

— Вчера Томас пообещал детям со второго этажа, — сказал Роберт в воздух, — что будет праздник в парке. Гирлянды уже, конечно, намокли, но воздушные шарики еще не сдулись.

Марко шагнул вперед, отодвинул его с дороги, вышел на середину дорожки и обхватил себя руками за плечи. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Роберт так и стоит, запрокинув голову, и не смотрит на него. Может быть, даже глаза закрыл, хотя в этом Марко уже не был уверен.

Он вздохнул и расправил плечи, опуская руки вдоль тела. Стук капель начал затихать, и Марко рискнул посмотреть на облака.

Облака медленно и лениво расходились в стороны, освобождая ярко-синее, почти летнее небо. Одна из прорех на миг приняла форму дракона, раскинувшего крылья, но уже через секунду смялась, растянулась и слилась с другими.

— Чего не заходите? — раздался позади него веселый голос.

Марко обернулся. Томас остановился на самом пороге больницы, так что автоматические двери то разъезжались, то пытались съехаться, припадочно дергаясь. За его руку цеплялась девочка лет пяти на вид. Она смотрела на Марко серьезными глазами, казавшимися чересчур большими — наверное, из-за обритой наголо головы.

— Смотри, — сказал ей Томас. — Это дядя Марко. Дядя Марко сделал нам солнышко.

Девочка вытащила руку из его лапы, подошла к Марко и, задрав голову, посмотрела на него еще серьезнее. Марко присел на корточки.

— Спасибо, — негромким, но чистым голосом сказала девочка и протянула ему руку.

— Пожалуйста, — так же негромко ответил Марко и пожал ее ладонь — маленькую, но такую же твердую и сухую, как и ладонь Томаса.

А тот так и стоял в дверях, лыбился и выглядел еще более нелепым в белом халате: как будто его лохматую голову посадили на чужое тело.

— Давайте, давайте, — поторопил Томас. — Поможете стулья таскать.

— Знаешь, мы, наверное, все-таки поедем, — ответил Марко.

Роберт удивленно глянул на него, но ничего не сказал. Они попрощались с Томасом и девочкой (Марко, вспомнив, бегом вернулся от машины и спросил, как ее зовут. Оказалось — Линда), и уже через десять минут выезжали из Геттингена, оставляя за собой чистый, словно умытый город, залитый ярким солнцем.

Уже привычный зуд Марко проигнорировал. Как и несколько часов назад, когда он, не задумываясь, свернул на развилке, как меньше часа назад, когда он, не думая, вышел под дождь, — он точно знал, что и как. Он знал, что именно сейчас, в тот самый момент, когда он сжимает руль, а под колесами опять стелется трасса А7, на его коже оживает новый рисунок. Где детская рука доверчиво протягивается, а мужская осторожно сжимает ее.

И вот это казалось таким правильным, как будто это было главным, что Марко сделал в своей жизни.

А может, и было.

С того самого момента, как он не свернул на дорогу, ведущую обратно в Дортмунд, каждый его поступок внезапно обрел такой смысл, какого до сих пор, казалось, не имела вся его жизнь. Смысл для него самого — и для других людей. И не очень людей.

Марко вырулил на том же разъезде, который проехал сегодня утром, снова на трассу А7 и только в этот момент понял, что улыбается. Даже нет — ощутил свое лицо. Именно ощутил, осязаемо до дрожи в пальцах, почувствовал каждую мимическую мышцу, да что там, каждый волосок на небритом уже несколько дней подбородке. Марко уставился перед собой невидящим взглядом. Он не видел ничего — и видел все. Или не видел. В человеческом языке нет подходящих слов для того, чтобы назвать это ощущение: когда мир вокруг тебя распахивается и принимает тебя в себя, одновременно становясь твоей частью. Точно так же, как мышцы своего лица, Марко отчетливо чувствовал гудящие детали двигателя, мелкие частицы асфальта под колесами, листья на деревьях, мимо которых проезжал его автомобиль — и Роберта рядом. Так рядом, как будто они снова обнимали друг друга.

Марко на миг задохнулся, а когда способность дышать вернулась, он обнаружил, что дорога изменилась.

— Все правильно, — подал голос Роберт.

— Я знаю, — негромко и весело ответил Марко и нажал на газ.

Двигатель взревел, и машина устремилась вперед по серпантину — которого никогда не было и не могло быть в этой части Европы. Справа от них возвышались серо-бурые скалы, нависающие над дорогой с мрачной решимостью вот-вот обрушиться и завалить обломками своих каменных тел дерзких людей. Слева дорога обрывалась в пропасть, которая где-то далеко внизу переходила в ярко-синюю водную гладь, простирающуюся до самого горизонта и там сливающуюся с небом. Или это и было небо — над ними и под ними.

Роберт щелкнул пальцами, и крыша машины исчезла. В лицо Марко ударил тугой ветер, забился в рот, нос и уши, мешая дышать, застилая зрение. Марко ликующе закричал и, откинувшись на спинку сиденья, вдавил педаль газа в пол. Руль он не крутил — дорога сама сворачивала перед ними, послушно расстилала узкую ленту между двумя пропастями: одна пропасть уходила вверх, в бездонное небо, вторая — вниз. И там, внизу, тоже было небо. Такое же бездонное, как и сверху.

А потом дорога внезапно кончилась, и Марко потянул на себя руль, нет, уже штурвал, чувствуя, как мгновенно прекратилась тряска и вместо неровной земли их приняло в себя небо. Воздух упруго подтолкнул выросшие по бокам машины крылья, став опорой более надежной, чем земля. Марко потянул штурвал еще сильнее, направляя машину вверх, к облакам, сгрудившимся прямо над ними. Одно из них медленно вытянулось в сторону, изогнулось и мигнуло оранжево-красным глазом — а в следующий миг они уже окунулись в белоснежную вату. Держась за штурвал одной рукой, Марко вытянул вторую вбок, поймал одно из облачных волокон и, не раздумывая, потянул его к губам.

Рот заполнила прохладная сладость — почти совсем как в детстве, когда после катаний на воскресных аттракционах ему покупали сладкую вату, и всю дорогу до дома он медленно отщипывал губами от облака на палочке, наслаждаясь тем, как воздушные пряди мгновенно тают. Разве что тогда сладкая вата не была прохладной. Он повернул голову к Роберту, а тот, подавшись ближе, осторожно снял с его губ кусочек облака, легко мазнув кончиками пальцев.

Облака кончились, они вынырнули под яркие лучи солнца, и Марко зажмурился. А уже в следующий миг машину тряхнуло и вернулась привычная уютная вибрация.

Они снова ехали по трассе.

Марко облизнул с губ облачную сладость и улыбнулся.

— Нас ждет Вюрцбург? — довольно спросил он.

— Очень ждет, — ответил Роберт в своей уже привычной спокойной манере, под которой чудилось что-то гораздо большее, чем то, что можно было выразить словами.

Вюрцбург, вопреки словам Роберта, их не ждал, жил себе своей жизнью, никак не отреагировав на появление то ли магов, то ли как их можно было еще назвать — Марко еще не определился. Он припарковался у тротуара и вопросительно посмотрел на Роберта.

— Чего хочешь? — спросил Роберт, улыбаясь. — В смысле, какого праздника?

Марко непроизвольно облизнул губы и пожал плечами, некстати снова вспомнив о том, что ему сказала Лиза на прощание и во сне. Роберт потянулся и взял его за запястье — Марко неожиданно и резко вспотел, — повел сомкнутыми пальцами вверх по руке, задирая рукав. Над языками пламени проступала новая татуировка, с облаками, но Роберт не обратил на нее внимания.

— Смотри, — негромко сказал он, проведя подушечкой большого пальца по части вытатуированного циферблата.

Марко послушно посмотрел и увидел, как откуда-то из-за края татуировки появились стрелки, с бешеной скоростью вращающиеся наоборот. В глазах у Марко на миг потемнело, и он не сразу понял, что это просто небо внезапно затянуло хмурыми, совсем не весенними тучами. Он выглянул в окно: вдоль тротуаров лежали полоски грязного снега, уже изрядно потрепанного приближающейся весной — той весной, в самом разгаре которой они с Робертом были всего несколько минут назад.

Откуда-то раздалась музыка, и Марко встряхнулся.

— Да будет карнавал! — торжественно сказал он.

Тут же, как будто только и ждала этих его слов, мимо машины пробежала стайка подростков в бело-черных странных костюмах, больше похожих на японские пижамы. Один из подростков вскочил на скейтборд, остальные уцепились за него и понеслись дальше, улюлюкая на ходу и едва ли не кувыркаясь, как щенки-далматинцы из мультика, который Марко в детстве готов был пересматривать вечно.

— Вперед, за ними! — воскликнул он и распахнул дверцу.

Подростки привели их на главную улицу, заполненную людьми в фантастических костюмах. По середине мостовой медленно ехали разукрашенные платформы.

— А вы почему не в костюмах? — строго спросил кто-то сзади.

Марко обернулся, но сказать ничего не успел: ему на голову опустилась пожарная каска, больно придавив уши и закрыв обзор.

— Вот так-то лучше, — уже довольнее сказал тот, кого Марко так и не увидел.

Подняв каску со лба, он завертел головой по сторонам. Вокруг бурлило, пело на разные голоса, смеялось, щелкало хлопушками, обсыпало всех конфетти, целовалось, распивало что-то из стаканчиков, танцевало, прыгало, скандировало приличные, не очень приличные и совсем неприличные кричалки, вертелось волчком, порхало над головами…

Карнавальная круговерть подхватила их с Робертом — голова которого украсилась небольшими рожками, а из пальто высунулся очень натуральный чешуйчатый хвост. Марко даже пощупал его, но так и не понял, то ли это теплая резина, то ли на самом деле настоящий хвост. Долго исследовать такую неожиданную часть тела Роберт ему не дал, потащил за собой в самую гущу толпы.

В этой толпе, кажется, Роберта знали все. То и дело его — и Марко заодно — хлопали по спине, обнимали, кричали на ухо что-то радостное, совали в руки стаканы, бутылки и смешные вертушки.

Каска на голове Марко сменилась шутовским колпаком — то ли кто-то подменил, то ли она сама превратилась, Марко не обратил внимания, слишком был занят тем, что пил на брудершафт с огромным троллем, между лохмотьями одежды которого проглядывала каменная плоть.

Стайка разноцветных феечек налетела на них, затормошила, зацеловала и улетела дальше, оставив после себя слабый цветочный аромат.

Они успели вскочить на платформу, раскрашенную черно-желтыми полосами, и проехаться несколько кварталов с дружелюбной человекообразной пчелой, почему-то засунувшей в карман Марко на прощание флажок наподобие тех, которыми размахивают футбольные фанаты во время матча.

На одной из площадей их затащили в хоровод и, прыгая в обнимку с двумя ведьмами, бородавчатый нос у одной из которых был подозрительно похож на собственный, Марко то и дело ловил взглядом отливающую разными оттенками оранжевого в свете костра фигуру Роберта.

Когда они наконец оказались на более или менее тихой улочке — да что там, эта тишина казалась оглушающей после шума и суматохи карнавала, — Марко вытер пот со лба и расхохотался.

— Лучший карнавал в моей жизни! — выпалил он, поворачиваясь к Роберту.

И споткнулся о его взгляд.

В полумраке улицы, почти не освещенной фонарями, глаза Роберта отсвечивали странным неярким огнем. Засасывали. Тянули.

«Тебе не меня хочется целовать».

Не думая, Марко шагнул вперед, вплотную к Роберту, и на миг застыл так, когда мгновенная храбрость сменилась оторопью.

И когда теплая ладонь коснулась его щеки, Марко прикрыл глаза и подался еще ближе, безошибочно находя мягкие губы, чуть горьковатые на вкус.

Когда они оказались уже не под открытым небом, а где-то в помещении, Марко не понял. Как не понял и того, каким образом они туда переместились — то ли он сам захотел, то ли Роберт что-то наколдовал.

Но когда Марко упал лопатками на мягкую, пружинящую постель, он не был удивлен.

Ему вообще некогда было удивляться — слишком много ему открывалось, слишком жадно он спешил открыть еще больше, почувствовать еще больше, ощутить пальцами, губами, кожей еще больше.

И всего этого ему было мало: прикосновений, звуков, взглядов, запахов. Он запутался в футболке и застонал, когда Роберт, воспользовавшись этим, скользнул жаркими губами по его груди. Он зарылся носом в жесткие волосы на виске Роберта, втягивая в себя запах дыма, металла и пота. Он вцепился в плечи Роберта, чуть не продавливая кожу пальцами, и упал в этот засасывающий взгляд, от которого столько времени отворачивался.

Было больно — Марко недовольно побурчал на тему того, что всякие магические штучки могли бы и на секс распространяться, на что Роберт только тихо и неожиданно нежно рассмеялся. Было жарко — подушка сбилась под его головой, а потом улетела куда-то вниз, к одеялам и их одежде. Было сладко — когда Марко стонал в губы Роберту, а тот сцеловывал его стоны, умудряясь еще что-то шептать.

И даже потом, когда они оба утихли и лежали, обнявшись, потные и тяжело дышащие, Марко было мало. Мало настолько, что он повернулся к Роберту лицом и вжался в него всем телом, обнимая руками и ногами — а тот не протестовал, только легко коснулся губами макушки и обнял в ответ.


Серый город не знаком Марко — вот сейчас ему кажется, что это Дортмунд, а через секунду он уже видит здание, запомнившееся ему в Геттингене. Моргает, и сбоку вырисовывается вход в гамбургский тоннель под Эльбой. Откуда-то издалека доносятся слабые отголоски карнавала, не громче комариного писка. Марко шагает вперед и оказывается на площади с фонтаном. Лиза смотрит мимо него слепыми глазами статуи.

Марко садится на бортик фонтана, опускает руку в воду. И даже не вздрагивает, когда на его плечо опускается черная рука. Марко переводит взгляд сначала на черные пальцы, потом ниже, на свою руку, разворачивает ее запястьем к себе.

На коже медленно проступает готический шрифт.

Его имя.

МАРКО.

Два слога, щекочущие ухо дуновением ветра.

МАР. КО.

Марко вдыхает полной грудью, встает и разворачивается к тому, кто стоит за его спиной. Не задумываясь, Марко проводит ладонями вверх по его груди, глядя, как чернота сменяется цветами — ставшими уже до боли знакомыми.

Его ладони останавливаются на щеках черного — или уже не черного — лица. Роберт смотрит внимательно и без улыбки. Марко смотрит в ответ.

— Марко, — доносится откуда-то со стороны, но губы Роберта не двигаются.

— Ма-арко, — зовет кто-то голосом Роберта, но сам он молчит.

— Ма-а-арко, — шелестит за спиной Марко, и он знает, что увидит, даже не оборачиваясь.

Дорога ждет его, терпеливо разворачивает вдоль обочин луга и леса, поля и города, готовые к чудесам, которые он может в них открыть.

Дорога ждет.

А Роберт смотрит прямо в глаза, и в этом взгляде Марко читает прощание.

И благодарность.


Вынырнув из сна в реальность, Марко не спешил открывать глаза. И вообще готов был отдать все, чтобы не просыпаться вообще — слишком отчетливо ощущалась пустота постели рядом.

Марко уткнулся лицом в подушку и отчаянно пожелал, чтобы Роберт вот прямо сейчас вышел из ванной. Или зашел в номер и сказал, что ходил за чем-то, даже неважно, чем. Или…

Или чтобы оказалось, что Марко все еще в Гамбурге, в том самом номере, где у него появилась первая татуировка.

Марко чуть слышно поскулил в подушку, помял ее кулаками и только потом поднялся.

Роберт так и не появился.

И даже не глядя по сторонам, Марко знал, что в номере, который ночью даже не стал разглядывать, он найдет только свою одежду.

Неторопливо — куда ему было спешить теперь — он принял душ, в ребяческом порыве выдавив на себя оба пакетика шампуня, хотя ему с головой хватило бы и одного.

Глядя в зеркало, Марко задумчиво почесал щетинистый подбородок и подумал, что надо бы купить бритву.

И тут же застрял на этой мысли — зачем ему новая бритва? От Вюрцбурга до Дортмунда ехать примерно столько же, сколько от Гамбурга. Уже вечером он снова будет дома. Если постараться, можно успеть сменить одежду и побриться — Скарлетт и не заметит, что Марко выглядит немного не так, как должен был бы выглядеть после суточной командировки. Останется только одна проблема, но довольно большая — как объяснить татуировки.

Марко задумчиво принялся разглядывать правую руку, водя пальцами по клеверу, волнам, языкам пламени, циферблату, детской руке, воздушным струям. И старательно не прикасаясь к собственному имени.

Чего-то не хватало.

Что-то тревожило Марко, как будто он собирал паззл из тысячи кусочков и в самом конце обнаружил, что часть куда-то делась, так что в центре картинки зияет дыра с неровными краями.

Он еще раз внимательно оглядел татуировки, потом рассмотрел свое отражение в зеркале, поморщился при виде укуса на плече — еще одно объяснение, которое нужно будет придумать. Врать Марко не любил.

И не хотел.

Но за все надо расплачиваться — и, похоже, за эти несколько дней откровенного счастья ему придется заплатить достойную цену, состоящую из разборок со Скарлетт, его неумелых оправданий, может быть, скандала, может быть, ночевки в одиночестве.

Обычные проблемы обычного человека.

Марко потер лоб, зачем-то включил и выключил воду и вышел из ванной.

Телефон так и застыл на том самом времени, которое показывал с самого начала этой безумной поездки: начало десятого утра, то же число, те же новости в соцсетях, то же количество входящих сообщений. Марко постучал им об ладонь, выключил и снова включил, но ничего не изменилось.

Внезапно разозлившись, Марко сунул его поглубже в карман и вышел из номера.

Что делать дальше, Марко представлял очень смутно. По идее, нужно было сдать ключи портье — или нет? Эти несколько — всего несколько! — дней такими вопросами занимался Роберт, а Марко совершенно не задумывался о том, как взаимодействовать с социумом. И, кажется, разучился это делать.

Дойти до стойки портье ему не дали.

Откуда-то то ли из кресел, то ли из-за здоровенного фикуса, растущего из кадки в углу, появились двое — совершенно одинаковые на лицо, да и одетые тоже почти одинаково, разве что у одного под пиджаком была рубашка с галстуком, а у второго — черная майка.

— Нам пора, — сказал тот, что в рубашке.

У Марко свело скулы. Незнакомец говорил точно так же, как Роберт, и точно так же, похоже, не собирался ничего объяснять или даже представляться. Как будто не сомневался, что Марко послушно поплетется за ними следом, ничего не спрашивая.

— Да хер там, — задушевно сообщил он сразу обоим. — Обойдетесь.

Марко просунул между ними голову, помахал рукой портье — девушка вежливо заулыбалась в ответ — и шагнул назад, независимо засовывая руки в карманы куртки.

— Сейчас я намерен выпить кофе, — заявил он. — И вы расскажете мне, кто вы, на хрен, такие, чего вам от меня надо и куда делся Роберт.

«Сука», — прибавил Марко про себя.

— Да, — разворачиваясь на пятках, сообщил он через плечо. — Платите вы.

Отельный ресторан неожиданно оказался довольно уютно и просто обставленным. Марко машинально пробежался кончиками пальцев по краю столешницы — металлической со стеклянными вставками, выглядящей практически невесомо — и сел на стул, который на первый взгляд казался совершенно не предназначенным для того, чтобы на нем сидели. И все же оказался довольно удобным.

Близнецы шумно устраивались напротив, негромко и — это сразу было заметно — привычно переругиваясь. Хотя руганью это нельзя было назвать, скорее, привычной манерой общаться друг с другом. Так, как общаются только очень близкие люди, четко очерчивая круг, в который не впустят никого постороннего.

— Ну, — сказал Марко, переводя взгляд с одного на другого.

Тот, на ком была черная майка, шумно вздохнул.

— Ларс, — сказал он.

Потом кивнул на другого близнеца и так же лаконично добавил:

— Свен.

— Ага, — многозначительно ответил Марко, тут же забыв, кто из них кто.

Свет в ресторане, и без того приглушенный, моргнул на миг, а через секунду перед ними уже стояли кофейные чашки, блюдце с печеньями и сыром. Марко высыпал в свою чашку сахар, потянулся через стол, сграбастал пакетики, которые лежали перед чашками Свена и Ларса, и их тоже высыпал себе.

— Очень интересно, — сказал он, яростно размешивая получившуюся черную и сладкую бурду.

— Мы проводники, — сказал Свен.

Или Ларс. Марко посмотрел на него пристально и решил, что он будет именно Свеном.

— Если бы тебя отправили в командировку сюда, — продолжал назначенный Свеном Свен, — именно мы тебя встретили бы здесь, а не Роберт. Он отвечает за тот участок Дороги, который вы с ним уже проехали.

Он именно так и сказал: «Дороги». Отчетливо с большой буквы.

Марко хмыкнул и отхлебнул из своей чашки.

Кофе горчил хуже хинина, которым мать его пичкала в детстве.

— Ты знаешь, как ходят поезда? — неожиданно спросил Ларс. — Локомотивы не проезжают весь длинный маршрут, а курсируют туда-сюда между двумя пунктами по краям определенного участка, передавая друг другу прицепленные вагоны. Проводники — это то же самое. Роберт довел тебя сюда. Дальше ты уже стал нашей заботой.

— А с чего вы взяли, — вежливо спросил Марко, — что я поеду дальше?

Свен и Ларс переглянулись. Когда они поворачивали головы обратно к Марко, их глаза отчетливо блеснули ярко-красным огнем. Так похожим на знакомый оранжевый, что Марко мгновенно вспотел, хотя в ресторане было довольно прохладно.

— Ты уже встал на Дорогу, — спокойно сказал Ларс. — Сейчас ты можешь поехать в Дортмунд, но рано или поздно ты вернешься. И продолжишь путь именно отсюда. А мы тебя подождем.

«Я потерян в мечте. Потерян с тобойBleeker Ridge — This Is All», — жаловался голос в динамиках.

Марко уперся подошвами кроссовок в пол, внезапно чувствуя себя так, словно наконец нашел опору под ногами, твердую землю.

«Потерян без тебя», — динамики отчетливо скрипнули.

— А вот хер вам, — вежливо сказал Марко.

Он встал и вышел из ресторана, не оглядываясь, не думая, куда идет, на ходу яростно потирая руку, на которой расцветала новая татуировка, прожигая рукав куртки.

Все четыре элемента теперь были на своих местах.

Кроме них, свои места заняли время и сострадание.

Свое место заняло осознание самого себя.

Только вот Марко на это было глубоко наплевать.

Машина оказалась припаркованной прямо перед входом в отель, чему Марко ни капли не удивился.

Как и тому, что магнитола заиграла сама собой, стоило ему сесть, даже до того, как он сунул ключ в замок зажигания.

Как и тому, что песня, игравшая в ресторане, продолжилась с того же самого момента, на котором Марко вышел оттуда.

«Это все, что я могу сделать».

Он не имел ни малейшего понятия, куда ехать, но все еще не думал ни о чем.

Ни когда выворачивал на разъезде в сторону, противоположную Дортмунду.

Ни когда машину накрыла двойная тень, тут же ушедшая вперед, и Марко увидел над дорогой двух драконов, летящих параллельно.

Ни когда драконы, синхронно завалившись набок, свернули и потерялись где-то позади.

Ни когда мимо промелькнул указатель с надписью «Мюнхен», а правое предплечье взорвалось болью, так что пришлось свернуть на обочину и остановиться.

Вполголоса ругаясь сквозь зубы, Марко содрал с себя куртку.

Татуировка наконец была закончена и стала ключом к Дороге. Он не знал, откуда в его голове возникло это знание, и ему было точно так же наплевать на это, как было наплевать в Вюрцбурге, во время разговора с драконами в человеческом обличье.

Главным было то, что сверху всего этого по предплечью вилась надпись.

Лучшее приключение, которое может с тобой случиться, — это жить своей мечтой.

Марко выдохнул и, обхватив бицепс пальцами левой руки, поднял глаза.

Прямо перед машиной стоял Роберт.

Просто стоял и смотрел на него.

Вокруг него, везде, докуда хватало взгляда, летали, ходили, беспокойно поводили головами черные птицы.

Марко мотнул головой, прогоняя из нее черное мельтешение, и решительно толкнул дверцу. Тут же его решимость и закончилась, не успел он сделать и нескольких шагов. Оставалось только опереться на еще ощутимо горячий капот и исподлобья посмотреть на Роберта.

— Почему ты не сказал? — негромко и почти спокойно спросил Марко.

— О чем именно? — так же спокойно ответил Робертом вопросом на вопрос.

И точно так же под этим внешним спокойствием чувствовалось напряжение, словно натянутая струна, грозящая вот-вот лопнуть, если еще хотя бы на половину оборота подкрутить колки.

— О том, что ты не навсегда, — одновременно просто и непонятно сказал Марко.

Роберт наклонил голову.

— Я ведь думал, что ты и дальше будешь, ну… — Марко потерял мысль и помахал рукой в воздухе.

Вспугнутые его движением птицы взметнулись в воздух, шумно захлопав крыльями.

— Дорога тебя не отпустит, — Роберт отвел взгляд на долю секунды, но тут же снова посмотрел Марко прямо в глаза. — Бендеры должны были все объяснить. Это обязанность второго проводника.

— Бендеры — это те дракоши? — спросил Марко.

Роберт вздрогнул и взглянул на него как-то странно.

Марко продолжал:

— Да, они говорили про эту вашу Дорогу, про то, что вы типа как привязаны к одному участку, как путевые обходчики. Или поезда, я не запомнил толком. Я не об этом спрашивал, вообще-то. Я спрашивал, почему этого не сказал мне ты.

— Потому что… — Роберт сбился и замолчал.

Он мог бы повторить то, что уже говорил про обязанности проводников, но Марко действительно спрашивал совсем не об этом.

Набычившись, глядя на Роберта исподлобья, зябко цепляясь пальцами за локти, Марко ждал ответа не на этот вопрос. На другой.

— Я не могу, — немного беспомощно сказал Роберт.

Марко мотнул головой.

Птицы вокруг них забеспокоились.

— Ты скоро забудешь меня, — сказал Роберт и качнулся назад, словно хотел шагнуть, но вдруг передумал. — Дорога поведет тебя дальше, туда, где ты даже не мечтал побывать.

— А ты останешься здесь, — не спрашивая, утверждая, сказал Марко.

На капот рядом с ним тяжело приземлилась птица. Когти звучно царапнули по металлу, птица захлопала крыльями, удерживаясь, чтобы не соскользнуть, и Марко невольно отвел взгляд от Роберта, посмотрел на нее. Потоптавшись, птица внимательно посмотрела на него ярким оранжево-красным взглядом и беззвучно раскрыла клюв.

Словно отвечала на его вопрос, который и вопросом-то не был.

— А вот хер тебе, — сказал Марко птице.

Птица хлопнула крыльями, но Марко на нее уже не смотрел.

Он шагнул вперед, раскидывая руки в стороны и наклоняя голову, как будто собирался с разбегу врезаться во что-то большое, но вроде бы хрупкое.

Птицы разом снялись с дороги и обочины, закружились вокруг, беспокойно галдя.

Марко шагнул вперед.

Шаг дался тяжело — ветер, поднятый тысячами крыльев, вился вокруг, забивал нос и горло, мешая вдохнуть, хватал за ноги и давил на грудь, принуждая отступить.

Марко шагнул еще раз.

Поднял голову, набирая в грудь воздух, и закричал.

Солнечный свет, и без того неяркий, совсем померк, загороженный птичьей стаей, которая, как бешеная, металась вокруг и над Марко.

Марко шагнул в третий раз.

И тогда птицы одновременно развернулись и ринулись на него — такого маленького, беззащитного человека, осмелившегося кинуть вызов чему-то гораздо более сильному и древнему, чем то, что он вообще мог бы вообразить.


Марко вскидывает голову и закрывает глаза, ожидая удара — одного, другого, множества ударов от острых клювов и мощных крыльев. Ударов, способных убить не только человека.

Воздух вокруг него наполняется шелестом и шуршанием, по лицу проходит сильная теплая волна воздуха, и все стихает.

Он открывает глаза.

Не осторожно, как во сне.

Марко чувствует, что имеет полное право смотреть в глаза тому, чье могущество только что оспорил.

И над кем одержал победу.

Он встречается взглядом с Робертом — неверящим, недоверчивым, ничего не понимающим Робертом.

И тогда Марко смеется и разбегается.

Он бежит неожиданно долго — мимо обочин со следами от птичьих лап, мимо скал и пропастей, мимо полей и лесов, мимо городских площадей и фонтанов, мимо всего — и в конце концов ударяется грудью обо что-то слишком большое, чтобы быть Робертом, но слишком знакомое, чтобы им не быть.

Марко закрывает глаза и на ощупь вцепляется в то, что может быть чешуйками или перьями — пальцам приятно, как в первый раз, когда он прикоснулся к пальто Роберта.

Он слышит шум распахнувшихся крыльев — которые гораздо больше, чем любые из сгинувшей стаи — и чувствует, как земля уходит у него из-под ног.

Марко прижимается подбородком, грудью, всем телом к тому, что под ним, обхватывает это ногами, неожиданно находя удобное положение, и только тогда открывает глаза.

Земля уже где-то далеко внизу, поделенная на ровные квадратики полей и лохматые пятна лесов и городов, расчерченная извилистыми реками и более ровными дорогами.

Марко похлопывает по спине с чешуйками, отсвечивающими металлом и мягкими как пух на ощупь. Дракон поворачивает к нему голову и косит оранжево-красным глазом, в котором Марко чудится уже знакомая слегка насмешливая улыбка.

Дорога ждет их.

Их обоих.


Скарлетт встряхнула головой и посмотрела на часы.

Девять ноль семь.

Она откинулась на спинку кресла и потянулась, высоко вскинув руки над головой.

Ее рабочий день только-только начался, но уже закончился.

Может быть, даже навсегда.

Она встала из-за стола, прошлась по офису, мимолетно проводя ладонью в паре сантиметров от лиц и причесок коллег, застывших, словно в том дурацком флэшмобе, который заполонил инстаграм. На улице было то же самое: люди, машины, бумажный мусор на тротуарах — все замерло на месте, в одной и той же бесконечной секунде.

Секунде, в которой где-то там проснулся Марко.

Скарлетт шла по городу, не торопясь, мурлыкала себе под нос прилипчивую попсовую песенку и с живым любопытством разглядывала все, что попадалось ей на пути.

Вот упитанная дама тянется за укатившимся апельсином, одновременно пытаясь удержать все остальные пакеты с продуктами. Скарлетт носком туфли подтолкнула апельсин прямо под ее пальцы и пошла дальше.

Вот мальчик опасно балансирует на гироскутере, выкинув далеко в сторону руку с зажатым в ней мороженым, от которого Скарлетт, не удержавшись, откусила.

Вот двое чернокожих доставщиков вытаскивают из грузовичка с хорошо знакомым Скарлетт буквами на борту что-то большое и тяжелое. Кепки сбились на затылки, лбы покрыты капельками пота, глаза смешно выпучены. Скарлетт подошла поближе, привстала на цыпочки и чмокнула одного из них в щеку. Как будто передавала привет от Марко.

— Кто проведет тебя через утренние сумеркиKygo & Selena Gomez — It Ain't Me? — мурлыкала она себе под нос, проходя мимо грузовиков и минивэнов на парковке.

— Кто убаюкает тебя, когда солнце не дает уснуть?

Черная птица, сидевшая на капоте одной из машин, повернула голову и посмотрела на нее. Скарлетт ответила ей бесстрашным взглядом, прекрасно понимая, почему эта птица не застыла, как все остальные.

Глаза птицы полыхнули огнем, она издала одобрительный крик и взмыла в небо.

— Кто встанет среди ночи, чтобы отвезти тебя домой, когда ты пьян и одинок? — в полный голос спела Скарлетт и толкнула дверь перед собой.

Она обошла маленький кабинет по кругу, коснулась кончиком пальца носа его хозяина и нежно сказала:

— Полно вам, герр Тухель.

— Можно просто — Патолог, — галантно ответил тот, тут же перестав притворяться манекеном.

Скарлетт рассмеялась и уселась на стул.

— Надо сказать, я удивлен, что это именно ты, — Патолог кинул в рот очередную жвачку и задвигал челюстями, но все равно Скарлетт успела увидеть, как на миг за острыми, как будто вырубленными чертами лица проскользнуло что-то очень старое.

И усталое.

Она развела руками и сделала брови домиком, как бы говоря, что сама не ожидала.

— Полно тебе, — с удовольствием передразнив ее, сказал Патолог. — Знаешь же, что передумать можно будет нескоро?

— Знаю, — просто ответила Скарлетт, и на дне ее глаз на миг взметнулся огонь.

— Ну, кто я такой, чтобы отказать даме, — жуя, сказал Патолог.

Он наклонился и неожиданно дунул, смешно надув щеки.

Ветер, пахнущий мятой, пеплом и машинным маслом, ударил Скарлетт в лицо, грудь, заставив задохнуться. Чтобы сориентироваться, ей потребовалось несколько секунд, но когда вместо спертого воздуха кабинета она ощутила небесную свежесть, а вместо раскинутых в стороны рук — перепончатые крылья, стало гораздо легче.

Приземлившись аккурат посередине тротуара, она поправила воротничок стильного пальто, отливающего драконьей чешуей, и шагнула вперед, прямо навстречу парню с потерянным взглядом.

— Простите, — пробормотал он, даже не взглянув на Скарлетт, и поспешил дальше.

А она, улыбаясь, сделала пару шагов и опустила руку в карман, нащупывая там первую Вещь от своего первого Путника — вещь, которая позволит ей кинуть первый мостик к нему, взять его за руку и отвести на Дорогу.

Пусть он пока об этом даже не подозревает, пусть он будет сопротивляться — Скарлетт уже предвкушала, как Дорога развернется перед ними обоими, показывая те чудеса, которые ей самой никогда не суждено было бы увидеть. Ее не пугала мысль о том, что она окажется запертой между Гамбургом и Вюрцбургом — пять сотен километров и бесконечное количество снов, мечтаний, видений, приключений, оказавшихся без надзора после побега Роберта.

Небо над Гамбургом было чистым и безоблачным. Где-то над облаками медленно проплыл дракон — та часть души Проводника, которая отрывается от него, когда он перестает быть человеком. Ее собственный Tazzelwurm.

Скарлетт вскинула голову и подмигнула птице, цепко следившей за ней с карниза.

@темы: фик, Team Fantasy, Седьмой день, Football Spring AU-Fest 2017

Название: La folie
Автор:  Team Realism
Размер: драббл, 500 слов
Пейринг/Персонажи: Юлиан Дракслер/Кевин Трапп
Категория: слэш
Жанр: юмор, романтика, флафф
Тип АУ: футболисты-не-футболисты
Рейтинг: PG-13
Саммари: каждый сходит с ума по-своему.
Предупреждение/Примечание: автор считает, что ему уже должны приплачивать за рекламу инстаграмов футболистов.
Суть АУ заключается, как уже было сказано выше, в том, что футболисты-не-футболисты. Но не переживайте, #все_геи, всё как положено.
А если серьёзно, то с инстаграмами Дракслера и Траппа на самом деле творятся какие-то чудеса. То Дракслер выкладывает фото в майке с логотипом НБА и надписью "James" (Джеймс? Хамес? Кто ты?..), то Трапп выкладывает в инстаграм-истории наполненную глубоким философским смыслом фотографию стакана с кофе, то оба сразу выкладывают фотографии кроссовка (одного) на фоне Эйфелевой башни. Забавные ребята. Так что подписывайтесь на их профили в инстаграме и будьте в теме. Тут-то автору и должна была бы обломиться некоторая сумма денежек, но увы и ах.
La folie — безумие, сумасшествие (фр.).
И да, это никак не связано с темой "Мастер и Маргарита", так что даже не надейтесь. А то вдруг надеялись.

Каждый сходит с ума по-своему, и Юлиану это известно, как никому другому.
Кевин Трапп — со всех сторон прекрасный человек. Он отвозит Юлиана с утра в университет — к самому входу — и лёгким поцелуем отпечатывает на щеке пожелание хорошего дня. Он всегда улыбается, и эта улыбка — солнечная, белозубая, искренняя — освещает собой даже самые тяжёлые минуты. Он обнимает Юлиана, и от тёплых ладоней на спине и на плечах перехватывает дыхание и бегут приятные мурашки по всему телу. Он, в конце концов, потрясающий любовник — его прикосновения уносят Юлиана далеко-далеко, и каждый новый раз получается всё более чувственным, привязывая к себе, словно наркотик.
А ещё Кевин Трапп — самый что ни на есть настоящий маньяк, который знает самые популярные хэштеги инстаграма лучше, чем собственное имя.
— Кевин.
— Ммм? — тот даже не оборачивается, поглощённый своим занятием. До краёв заполненный только что приготовленным латте стакан балансирует на узких перилах балкона. Задача, стоящая перед Кевином, требует предельной концентрации: словить в кадр одновременно изящный коричный рисунок на белой пенке, блики солнца на гранёных стеклянных боках и силуэт Эйфелевой башни за крышами соседних домов.
— Объясни мне, зачем ты это делаешь?
— Что делаю? — камера щёлкает пять раз подряд с интервалом в секунду. Кевин пролистывает фотографии — Юлиан практически уверен, что разница между ними заметна только ему, — хмурится и окидывает критическим взглядом пространство балкона в поисках более подходящей позиции для съёмки.
Юлиан усмехается и отпивает кофе из своего стакана. Язык мигом реагирует на горячую жидкость чуть уловимой болью, а рисунок на пенке расползается, превращаясь в нечто бесформенно-причудливое.
— Ты в курсе, что фотографировать в свободное время от работы фотографом может только маньяк?
— Угу, — рассеянно отвечает Кевин. Более подходящая, на его профессиональный взгляд, позиция для съёмки заставляет едва ли не свешиваться через перила. Юлиан реагирует мгновенно — отлепляется от косяка балконной двери, делает шаг вперёд и перехватывает Кевина за талию. Быстро, надёжно и привычно, с нежностью, приправленной тонкой иронией. Касается кончиком носа его уха и вполголоса произносит:
— Маньяк или задрот инстаграма.
Кевин лишь хмыкает и снова щёлкает камерой. Смотрит на очередное фото — рисунок на поверхности кофе, яркие блики и размытые очертания Эйфелевой башни, всё на своих местах — и удовлетворённо улыбается. А после делает небольшое движение, чтобы оказаться лицом к лицу с Юлианом, и говорит:
— А выбираться на улицу с новыми кроссовками, чтобы битый час искать красивый фон и приличный ракурс для фото, может только тот, кто спит с задротом инстаграма.
Юлиан смеётся — отрицать что-либо из этого не имеет смысла. Кажется, Кевин никогда не устанет припоминать ему эту историю. Равно как и подписи под каждой фотографией в профиле на трёх языках — английском, французском и, само собой, родном немецком.
Кевин не глядя тянется к своему латте, чудом не смахивает его вниз, на зелёный газон под стеной дома, и делает глоток. А мгновение спустя Юлиан сцеловывает с его губ кофейно-молочную пенку и слизывает растёртую в пыль корицу.
Каждый сходит с ума по-своему, но иногда безумие становится общим для двоих. И Юлиану это известно, как никому другому.

@темы: Шестой день, фик, Team Realism, Football Spring AU-Fest 2017

Тема: Остров проклятых
Название: Say it out loud
Автор:  Team Futurism
Размер: 5200
Пейринг/Персонажи: Кристиан Эриксен | Эрик Ламела, Харри Кейн
Категория: пре-слэш
Жанр: драма
Тип АУ: постапокалипсис, соулмейт!ау через призму научпопа
Рейтинг: PG-13
Саммари: после Катаклизма, эпицентр которого находился в Восточной Европе, люди стали более активно использовать биотехнологии и положительные мутации для борьбы с мутировавшими после Катаклизма существами.
Примечание: курсивом даётся мысленная речь

Кристиан проснулся и рывком сел, машинально вынимая из паза над узкой солдатской койкой оружие. Диод на рукоятке мигнул и загорелся жёлтым, показывая, что ДНК владельца распознана, и предохранитель снят. В его бледном свете было видно, что в жилой капсуле номер 23 никого, кроме самого Криса, не было: голый пластик стен с не заметными сейчас пазами шкафов, монотонно гудящий контейнер, где все отходы перерабатывались в пищу для микроорганизмов, которые жили в биолампах, фильтре для воды и очистителе воздуха, и урчание колонии пси-бактерий, которые считывали настроение гостей и меняли цвет в зависимости от этого. Сейчас они были тревожно-оранжевыми.
— Свет, — тихо сказал Крис, убирая палец с кнопки заряда, но пистолет на место не положил — кинул на подушку и, щурясь на проснувшиеся биолампы, свесил ноги с кровати.
В подземном научном центре на севере Лондона была ночь. Крис так давно не был на поверхности, что смутно помнил, как выглядит небо, различая времена суток по цвету биоламп в коридорах. Сейчас пробивающийся в щель под дверью свет был голубоватым, и значит, все на этаже крепко спали в своих капсулах.
Плеснув себе воды в стакан, Крис сделал несколько больших глотков, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Он смутно помнил, почему проснулся — просто чувство тревоги выдернуло его из сна, как когда-то давно, во время рейда на Востоке, на израненной Катаклизмом земле. Тогда этот адреналин был понятным: или ты просыпаешься и стреляешь, или тебя сожрёт какая-нибудь мутировавшая дрянь, изначальный вид которой определить было сложно. Но здесь, в оглушительной тишине лаборатории эта дрожь была странной настолько, что Крис всерьёз задумался, а не сообщить ли доктору Кейну.
Оставив пустой стакан на полке, он подошёл к двери, остановился на миг, вернулся за пистолетом и только после этого приложил ладонь к замку. Тот с чавканьем присосался к его руке, считывая ДНК из частиц кожи, и, подумав, открыл дверь. Крис высунул растрёпанную голову в пустой коридор, огляделся и вышел, слыша, как за его спиной с жужжанием закрывается дверь капсулы.
Едва сделав шаг, он развернулся, рванув руку с пистолетом вверх ещё до того, как понял, что шаги ему не послышались. Среагировавшие на его движение биолампы разгорелись ярче, и в их мертвенно синем свете Крис увидел настороженное лицо доктора Кейна. Он медленно поднял руки вверх: белые рукава, бликующий бейджик с именем и нервная улыбка — никакой угрозы.
— Простите, — сказал Кристиан, опуская пистолет, и доктор пожал плечами, мол, ничего, всякое бывает. — Меня что-то разбудило.
— Кто-то, — поправил его Кейн, тоже опуская руки. — Я из одиннадцатой. Эрик.
— Значит, эта ваша теория работает, — Это должно было звучать, как вопрос, но Кристиан уже знал на него ответ. — И как он?
— Ты мне скажи, — доктор чуть наклонил голову, глядя на Кристиана с любопытством исследователя. Тот усмехнулся, прислушиваясь к себе и своим ощущениям.
— Вы дали ему снотворное, и он сейчас засыпает.
Судя по лицу Кейна, ответ был правильным, и этот тест они с Эриком тоже прошли, как и десятки других, в лаборатории этажом ниже.
— Хочешь сходить к нему?
Крис мотнул головой и тронул замок на двери своей камеры. Недовольный тем, что его снова разбудили через такой короткий срок, замок укусил Криса слабым разрядом тока, но дверь открыл, и Крис прямиком прошёл к кровати, даже не пожелав доктору спокойной ночи.
Он просто был неплохим снайпером, единственным в отряде без положительных мутаций. Да, он не мог по трое суток обходиться без еды и сна, но это не помешало ему получить три нашивки за рейды без потерь на рукав своей униформы. Была бы и четвёртая, но в последний раз они напоролись на рой существ, бывших когда-то безобидными гусеницами, но за сорок лет с Катаклизма мутировавших в полуразумных ядовитых тварей, размером с питона. Тогда из десятки вернулись только они с Яном, два снайпера, которые должны были прикрывать отход.
После этой вылазки начальство отправило их на принудительное обследование, после которого Криса без каких-либо предупреждений и пояснений выдернули с базы в Нидерландах в Англию. Он помнил, как страшно ему было тогда, в летящем под Ла Маншем поезде: а вдруг результаты обследования показали какую-то необратимую мутацию, и он закончит жизнь, пуская слюни в стеклянной клетке под ничего не выражающими взглядами лаборантов, или его попросту ликвидируют, если мутация окажется опасной.
Доктор Кейн оказался совсем не страшным. По дороге от вокзала до лаборатории, он увлечённо рассказывал о своей программе, и к моменту, когда лаборанты в масках, отобрав у Криса все его пожитки, затолкали его в ванну с антисептическими водорослями, он успел расслабиться и пообещать себе ничему не удивляться. Тем более, доктор пообещал, что ему разрешат оставить при себе оружие.
Мутацию у него, действительно, обнаружили. Доктор Кейн пару минут своей речи уделил некомпетентности своих нидерландских коллег, которые не смогли выявить её перед выпуском Криса в рейды. Крис не особо вслушивался, но, судя по словам Кейна, в его центральной нервной системе была какая-то штука, которая делала его телепатом. Не таким, как тот инвалид в комиксах прошлого века, а чем-то вроде древнего радиоприёмника, который заклинило на одной волне, но даже такого неполного эффекта Кейну едва-едва удалось достичь в лабораторных условиях за целых десять лет.
Кейн и его команда были специалистами по мутациям ЦНС. За неделю карантина Крис успел насмотреться на пары выращенных в пробирках идентичных близнецов, которые проходили мимо его палаты из жилого отсека в лаборатории. Всем им было не больше десяти лет, и Крис был единственным взрослым среди подопытных кроликов команды Кейна. Единственным, пока не появился Эрик.
Эрика Кейну выписали из-за океана, и доктор только многозначительно поднимал брови, показывая, как много усилий потребовалось приложить ради этого. Эрик был пилотом: белые ссадины от клемм шлема на висках, заросшие следы укусов биоштурвала на кончиках пальцев, которые тот трогал губами, задумавшись над чем-то, и морщинки в уголках глаз, привыкших видеть небо, а не стены. Эрик с интересом разглядывал биотехнологии в жилом отсеке, учил многочисленных близнецов складывать самолётики из бумаги, а по ночам кричал от мучивших его кошмаров, так что доктору пришлось переселить его в самую дальнюю жилую капсулу, чтобы не пугать детей.
Крис никогда не спрашивал, что с ним случилось. Если теория Кейна окажется верной, он и так узнает, а если нет — он вернётся на свою родную базу и сможет не думать об этом. Эрик ему нравился, но после того, что произошло в четвёртом рейде, он старался не привязываться к людям. Пока получалось плохо — Эрик занимал не только его время на тестах, но и почти все его мысли между ними.
— Тест номер тридцать три.
Эрик покосился на камеру под потолком, которая фиксировала всё, что происходило в лаборатории. Под этим немеркнущим взором ему было неуютно. В этот раз в комнате он был один — Кристиана держали в другом помещении, в котором все стены были покрыты пси-бактериями, которые должны были подавлять телепатическую активность. Лиза и Бриана, прошедшие этот тест ещё на прошлой неделе, рассказали об этом Эрику. Лизе не нравились пси-бактерии. «Они противные, как мальчишки из третьей капсулы», — так она сказала, пока Бри заплетала в косы её длинные рыжие волосы. Они были одинаковыми, эти шестилетки, даже веснушки на их курносых носах складывались в идентичные узоры, и то, что они с Крисом, тоже проходившие эти тесты, были разными, удивляло Лизу и Бри даже больше, чем то, что они были взрослыми.
— Коко, сосредоточься, — доктор Кейн подхватил от своих младших подопечных это смешное прозвище, которое те дали Эрику. — Мне нужно, чтобы ты прочитал вслух текст на экране. Медленно. Попробуй передать его Эриксену.
— Да знаю я, — проворчал Эрик. Ему было паршиво после снотворного, которое ему вкололи ночью, когда пси-бактерии, уловив его ужас от приснившегося, разбудили доктора Кейна. Голова болела, и мысли были спутанными. Он был почти уверен, что тест номер тридцать три они с Крисом сегодня провалят.
— Начинаем.
На экране перед глазами Эрика по одной начали появляться строчки. Он читал их, не задумываясь о смысле. Перед его внутренним взором маячил Крис, сидевший на таком же стуле в такой же безликой комнате: вечно стоящая дыбом светлая чёлка, прикрытые глаза, нарочно расслабленные руки — замершая статуя, которая в самый неожиданный момент может прийти в движение и точным выстрелом уничтожить любую опасность. Эрик знал об этом и поэтому даже доктору не рассказывал о том, что именно ему снилось.
— Мой глаз гравёром стал, и образ твой запечатлел в моей груди правдиво…
«Я знаю, что ты просыпался сегодня от моего кошмара. Я не хотел, чтобы это произошло. Я не хотел будить тебя».
— … с тех пор служу я рамою живой, а лучшее в искусстве — перспектива…
«Было бы забавно, если бы все узнали, что я нормально спал, пока не приехал сюда. Кейн не знает, его лаборанты не знают. Я сказал только Бри, а они с Лизой не очень-то болтливы, когда дело касается важных вещей. Ты бы тоже знал, если бы разговаривал с кем-то, кроме своего пистолета и доктора. Бриана, кстати, в тебя немного влюблена, мне Лиза сказала. Ты покорил её своей загадочностью и молчанием, представляешь?»
— Сквозь мастера смотри на мастерство, чтобы свой портрет увидеть в этой раме. Та мастерская, что хранит его, застеклена любимыми глазами…
«Опять Шекспир. Чёртовы британцы. Будто нет больше текстов на этом проклятом острове».
— Мои глаза с твоими так дружны, моими я тебя в душе рисую…
«Мне постоянно снится твой рейд в Карпаты. Я теперь даже знаю, где именно они находятся, и что там проходит граница зараженной зоны. Я всё понимаю, уголь, близость уцелевших городов, помощь Евросоюза, но посылать вас, а не биоботов — это жестоко».
— …через твои с небесной вышины заглядывает солнце в мастерскую…
«Так вот, Крис, я знаю, что там произошло. И ты не виноват. Ни ты, ни этот твой напарник с непроизносимой фамилией».
— …Увы, моим глазам через окно твоё увидеть сердце не дано.
Буквы на экране пропали, и Эрик прикрыл глаза. Попытка транслировать прочитанное вовне вымотала его сильнее, чем обычно. Может быть, сказывалась неудачная ночь, может — Кейн, всё-таки, был прав: пси-бактерии блокировали телепатическое излучение, и преодоление этого барьера требовало дополнительных усилий, а может, его просто достал Шекспир за время тестов. Сейчас доктор остановит тридцать третий тест, потом их с Кристианом поменяют местами и придёт очередь Эрика пытаться услышать очередной сонет. Как жаль, что их у Шекспира так много, и угадать, какой выберут на сей раз, не получится.
Камера мигнула и выключилась, не дождавшись команды снаружи комнаты, и тут же в открывшуюся дверь быстрым шагом вошёл доктор Кейн. Остановившись напротив Эрика он встревоженно заглянул ему в лицо:
— Что ты сделал сейчас?
Эрик растерянно моргнул и непроизвольно покачал головой:
— Ничего, — это прозвучало жалобно, как у школьника, который прогулял занятия, — В смысле, я прочитал текст, как вы и просили.
Кейн улыбнулся, будто угадав его ложь, и мягко сказал:
— Вся колония пси-бактерий в лаборатории вымерла. У меня теперь целая стена трупов, которые придётся соскребать и скармливать утилизатору.
— Может быть, им не нравится Шекспир? — неуверенно пошутил Эрик, чувствуя себя предельно неуютно под дружелюбным взглядом доктора, который усмехнулся его шутке, а потом сделал знак рукой кому-то за стеной лаборатории.
— Сможешь повторить? — спросил он, когда один из лаборантов принёс закрытую пластиком чашку Петри с крошечными коричневыми пятнышками на дне.
— Геноцид бактерий, — Эрик поморщился, с жалостью глядя на дно чашки. Ему, в отличие от Лизы, они были даже по-своему симпатичны.
— Не бойся, они одноклеточные, и ничего не чувствуют.
— Это вы так думаете…
Ответить на этот его по-детски капризный выпад доктор не успел: за дверью лаборатории раздался шум, и в проёме всё ещё открытой двери появился Крис.
«Какого чёрта?« — услышал Эрик, хотя точно видел, что Крис не открывал рта. — «Какого чёрта ты не сказал об этом раньше?»
После тридцать третьего теста Эрика он больше не видел. И, что хуже, он перестал его чувствовать. Оказывается, спокойствие, ставшее уже привычным, было чужим, взятым у Эрика взаймы. Это была неравная сделка — Эрик дал ему свою тишину неба, а взамен получил кошмары про мутантов и чувство вины за чужие смерти. Кристиану было стыдно за это и за своё нынешнее бездействие.
Кейн не сказал, куда перевели Эрика. Он и сам почти перестал появляться на этаже, доверив следующие опыты над Крисом лаборантам, и Крис послушно ходил за ними, мысленно рисуя в голове план этажей и пытаясь угадать, в какой из многочисленных лабораторий держат Эрика. И почему он, чёрт возьми, перестал его слышать.
Конечно, лаборатория не была тюрьмой, но Крис получил недвусмысленный приказ от начальства выполнять все требования команды Кейна до поступления особых распоряжений. Распоряжений не было, средств связи с базой — тоже, и сейчас вся жизнь Криса была сосредоточена в трёх этажах подземной лаборатории, выхода из которой у него не было — замки просто не воспринимали его ДНК, и ему оставалось только спать в обнимку с пистолетом, прокручивать в голове все воспоминания о тестах и отголосках чужих эмоций, и выжидать момента, когда рядом окажется Кейн, и появится шанс получить ответы хотя бы на часть вопросов.
Он проснулся за секунду до того, как в дверь его жилой капсулы тихонько постучали. Бесшумно встав с койки, он неслышно прошёл к двери, вглядываясь в тени на полу. Пси-бактерии на стене переливались оранжевыми всполохами тревоги и серыми проблесками отчаяния и одиночества, но красных оттенков опасности не было, и Крис, выдохнув, приложил ладонь к замку.
— Тсс, — сказала одна из близнецов, стоявшая на пороге. Вторая, оглядевшись по сторонам, быстро юркнула в капсулу Криса, которому тут же стало стыдно за свою паранойю. Он положил пистолет на полку рядом с пустым стаканом для воды и остановился у закрытой двери, стараясь, тем не менее, не поворачиваться к ней спиной. Рыжие близняшки, тем временем, устроились на его кровати плечом к плечу, помахали ладонями перед настенной биолампой, чтобы получить больше света, и посмотрели на Криса с одинаковым выражением на идентичных лицах.
Девочек звали Бри и Лиза. Крис знал это, хотя ни разу не говорил с ними. Лучшая пара среди всего детсада клонов Кейна, они показывали самые высокие результаты совместимости, и именно их материал брали для подготовки следующего поколения подопытных близнецов.
— Нас тоже разделяли, — сказала одна из них, с косами. Вторая, с волосами, собранными в хвост, кивнула и крепче прижалась к сестре, будто боялась, что их сейчас снова разлучат.
— Это очень паршиво.
Крис вдруг вспомнил, что Лиза всегда носила косички, а Бри — нет. Эрик точно знал это, и понимание того, что в его голове есть чужие воспоминания — воспоминания Эрика — едва не заставило его взвыть. Он закрыл рот ладонью, делая вид, что закашлялся, чтобы не напугать детей, и приглушенно сказал:
— Как будто у меня забрали меня.
Девочки переглянулись, а потом Бри достала из кармана просторного белого комбинезона, который выдавали всем вместо пижам, что-то, завёрнутое в салфетку.
— Мы прошли больше тестов, чем вы с Коко, — сказала она, протягивая это Кристиану. — Это — сто второй.
— Мы его завалили три раза…
-… чтобы набрать нужное количество.
— Ты же больше, чем мы, поэтому тебе нужно больше.
Когда они говорили вместе, создавался эффект испорченных наушников — как будто попеременно звук шёл то в правый канал, то в левый, но эта двойственность была по-своему интересна. Крис развернул салфетку, глядя на зеленоватый комок чего-то, похожего на антисептические водоросли, в которых его купали во время карантина.
— Это катализм, — сказали девочки хором, и Крис невольно поправил их:
— Катализатор. — Неважно…
— Коко говорил, что ты зануда…
— … но Бри не верила.
Бри немного покраснела после этих слов, и в голове Криса голосом Эрика вновь прозвучало «Ты покорил её своей загадочностью и молчанием, представляешь?»
«Просто я не умею общаться с детьми, — огрызнулся он мысленно, словно Эрик сейчас был рядом. — Я не умел общаться с детьми, даже когда сам был ребёнком».
— Извините, — сказал он вслух. — Я не хотел перебивать. Что он делает?
— Усиливает нас, — Лиза провела рукой от себя к сестре. — Нас, как нас, понимаешь?
— Сначала нас разводят в разные стороны коридора, а потом мы оказываемся рядом, — Бри прищёлкнула пальцами. — Вот так.
— Телепортация? — недоверчиво переспросил Кристиан, невольно перехватив комочек катализатора бережнее. — Им удалось вас телепортировать?
Девочки переглянулись и синхронно качнули рыжими макушками, и Крис присвистнул, скрывая за свистом ругательство.
— Это в три раза больше, чем давали нам, — сказала Лиза, спрыгивая с его койки. Бри повторила её движение, отстав на долю секунды.
— Но мы были вместе в этот момент. Мы не были разделены.
— Я понял, — сказал Кристиан, отложив водоросли на стол. — Спасибо вам. Вы просто не представляете.
— Представляем, — Лиза пожала плечами и, затолкав руки в карманы своей пижамы, пошла к двери. — Я же говорила, нас тоже разделяли. Но Бри нравится твоя благодарность.
Невольно рассмеявшись, Кристиан опустился на корточки и неуклюже пожал руки близнецам, прежде чем выпустить их из своей жилой капсулы.
Жилая капсула, в которую его перевели после тридцать третьего теста, была больше и удобнее. В его одиннадцатой места было разве что на два шага от койки до раковины и встроенного в стену холодильника. Комнаты были рассчитаны на детей, а не на высоченных и длинноногих военных, вроде них с Крисом. В одиннадцатой Эрику было тесно. В этой — скучно.
Он знал, что за стенами этой новой капсулы были контейнеры, полные пси-бактерий, которые глушили все его мысли, и от этого было тошно. Он и не думал, что ощущение подавленности, которое не проходило с первого дня в подземной лаборатории, может стать сильнее. Раньше у него была хоть какая-то свобода передвижения и эхо мыслей Кристиана, в воспоминаниях которого были широкие долины восточной Европы, волны седого ковыля и вымахавшего выше человеческого роста иван-чая, жёлтые от семян реки и поднявшиеся выше развалин небоскрёбов деревья. Теперь он оказался заперт в двадцати квадратных метрах капсулы и в своей памяти.
Доктор Кейн приходил каждый день, ставил на стол контейнер с бактериями и просил достучаться до Кристиана. Сонеты Шекспира быстро кончились, и Кейн перешёл на Чосера. Эрик послушно проговаривал написанные на экране слова, но бактерии в контейнере дохли не высокопарной английской поэзии, а от отчаянного крика. Когда Кейн уходил, Эрик даже не мог вспомнить, что именно он думал, пытаясь докричаться до Кристиана. Обычно, после ухода доктора он мог только лежать на койке лицом к стене, не понимая, сколько времени прошло с тридцать третьего теста, и какое количество бактерий он уже уничтожил.
Почему-то эти беспомощные комочки он жалел даже больше, чем себя.
Он убивал раньше — сбрасывал бомбы на заражённые районы на границе с Парагваем. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с основным очагом Катаклизма в Европе, но и до них добрались мутагенные птицы, успевшие улететь до зачистки воздушного пространства. Бразильские коллеги и их отряд по очереди налетали на полосу закрытой зоны, сливая напалм и скидывая бомбы, и Эрик старался не думать о том, кем были уничтоженные мутанты до катаклизма. Может быть, эндемическими пауками, а может — людьми, которых власти бросили в зоне поражения. Кристиан убивал с ближнего расстояния, но и бомбы, и эти убийства были своего рода самозащитой, в отличие от этого уничтожения бактерий в лабораторных условиях.
— Вы делаете из меня психотронное оружие? — спросил он у Кейна однажды. Доктор задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.
— Знаешь, почему Эриксен выжил во время своего четвёртого рейда в зону Катаклизма?
— Потому что он талантливый снайпер и просто везучий засранец? — огрызнулся Эрик. Иногда это отстранённое высокомерие его раздражало до зубового скрежета.
— Я читал все отчёты коллег из Нидерландов по остаткам биоматериала, снятого с его униформы, — привыкший работать с детьми и подростками, Кейн не обратил ни малейшего внимания на эту вспышку агрессии. — Видишь ли, в слюне тех мутантов — по крайней мере, я думаю, что это была слюна, — мы обнаружили то же вещество, которое выделяют эти малыши, — он постучал безукоризненным ногтем по стенке контейнера с бактериями. — Судя по словам Эриксена, они были вполне разумными — обменивались сигналами, разрабатывали свою тактику боя и быстро адаптировались к ходу атаки отряда, так что мы получаем потенциально разумных шестиметровых ядовитых сколопендр, которые могут влиять на разум всех людей, кроме тех, у кого есть положительная мутация ЦНС.
— Как у Криса.
— И как у тебя. А теперь представь, что будет, если этот рой додумается, как преодолеть барьер вокруг зоны поражения, — Эрик присвистнул, пряча за свистом ругательство, и Кейн подвинул к нему контейнер с бактериями. — Так что будь добр, попробуй убить их всех.
После этого разговора Эрик лёг прямо на пол, сдвинув стол к дальней стене. Ему уже было плевать на возможное наблюдение. Кристиан бы этого не одобрил — он был тем ещё параноиком, и сперва проверил бы всю жилую капсулу на предмет наблюдения и вещей, которые можно использовать как оружие, и только потом смог бы спокойно лежать на полу или на кровати, где уж ему показалось бы безопаснее.
«Крис, я не хочу быть оружием, — наугад подумал он в тишину. — Я не хочу больше убивать бактерий, как бы жалко это ни звучало. Странно, мы с тобой почти не разговаривали между тестами. Я до сих пор не знаю, почему ты не подходил ко мне, а я — я, наверное, тебя боялся. Бри права, ты молчаливый и загадочный, но я видел в твоих воспоминаниях, как ты смеёшься, так что, пожалуй, я зря опасался. Ты, наверное, ничего не боишься. Я видел, как ты вытащил этого своего снайпера из той мясорубки. Представляешь, я был прав, ты не виноват в том, что остальные не выбрались, просто у этих ребят не было шансов против психотронных гусениц. Крис, я надеюсь, что даже без меня твои кошмары к тебе не вернулись, потому что это ад какой-то. Крис, этот чёртов доктор мне вообще ничего не рассказывает…"
«Коко?« — голос Кристиана был едва различим, как будто случайное прикосновение пёрышка к коже, но Эрик был уверен, что ему не померещилось. «Коко, я иду».
Водоросли на вкус были отвратительными, но Кристиан в своей жизни пробовал и пайки армии ЕС, и подножный корм по дороге из зоны Катаклизма, так что прожевал комок, почти не морщась. Хорошо, что он теперь всегда таскал завёрнутый в салфетку клубок катализатора с собой, как и пистолет. Едва услышав эхо голоса Эрика, он не раздумывая выдернул водоросли из кармана и затолкал их в рот, другой рукой снимая пистолет с предохранителя. Привычка и своего рода успокоительное — тяжесть оружия на ладони.
Хорошо, что это случилось после утренних тестов, уже в жилом отсеке. Игравшие в коридоре близнецы, конечно, с любопытством смотрели на него, но никто из них не решил позвать лаборантов. Некоторые из пар тоже дошли до сто второго теста, и поэтому прекрасно знали, что именно он сейчас делает.
«Я иду!» — мысленно повторил он.
Проглотив последний склизкий комок водорослей, он замер, прислушиваясь к себе, но ничего особенного не произошло — только желудок свело от противного вкуса во рту.
— Потянись к нему, — посоветовал один из близнецов, покачивая на ладони бумажный самолётик, и его брат добавил:
— Как будто собираешься прыгнуть в воду.
Крис кивнул с благодарностью и, прикрыв глаза, постарался представить Эрика как можно отчётливее. Напряжение, как при поиске мишени, захватило его, и пол под ногами на миг качнулся, заставив потерять равновесие и упасть. Он привычно сгруппировался в падении, но перекат у него не получился — он упал на что-то мягкое.
— Слезь с меня, — попросил Эрик, вопреки своим словам обхватывая Кристиана за плечи и прижимая к себе крепче. На Криса тут же накатились его переживания за эти пять дней с тридцать третьего теста — одиночество, чувство потерянности во времени, тишина, давящие стены, ощущение, что он задыхается в этой тесноте, и все разговоры доктора Кейна. Он не знал, увидел ли Эрик его беседу с Лизой и Брианой, поэтому, перекатившись на бок, он показал салфетку с остатками водорослей.
— Представляешь, телепортация.
— Понимаю, почему это пока не представлено на международном уровне. Представляешь, что устроили бы в ЕС, если бы Англия заявила об открытии телепортации?
— Мне кажется, Кейн пока сам не знает, как это работает, — отозвался Кристиан, привстав на локтях. — Но у меня к нему масса вопросов.
— Замок открывается только снаружи.
Со стороны их диалог мог бы показаться обрывочным, но за эти пару минут они адаптировались к моментальному считыванию намерений и порывов друг друга лучше, чем удавалось во время всех тестов. Кристиан цепким взглядом обшарил жилую капсулу, выискивая зрачки камер или предметы, которые можно было бы использовать как оружие, и подошёл к двери, оглядывая замок. Сам того особенно не замечая, он старался вставать так, чтобы Эрик, тоже поднявшийся на ноги, всегда был за его спиной. Подальше от возможной линии огня. Конечно, глупо было подозревать, что многочисленные лаборанты доктора Кейна сейчас ворвутся в жилую капсулу с ручными гранатами и электрошокерами, но привычка в любой непонятной ситуации видеть во всём потенциальную угрозу, не раз спасавшая его раньше, сейчас была сильнее его.
Замок на этой двери был поумнее, чем на знакомых этажах — не просто тупая биомасса в бронированной коробке, а полуразумное существо, утыканное проводами. Он не просто слизывал с кожи образцы ДНК — он узнавал хозяина по многим параметрам: запаху, температуре, походке и голосу. Обмануть его было бы сложно, а убивать без причины — не хотелось.
Эрику бы не хотелось. У Кристиана не было такого пиетета к биотехнологиям.
— Значит, будем ждать доктора, — сказал Эрик за его спиной и присел на край койки. — Знаешь, что будет обидно?
— Знаю, — хмуро ответил Крис, садясь на сдвинутый в сторону стол. Да, сейчас его доверчивость по отношению к Лизе и Бри ему самому казалась чересчур опрометчивой, и стоило бы подумать, прежде чем брать из их рук катализатор, а не исходило ли их желание помочь от доктора Кейна, которому могли надоесть безуспешные тесты единственных взрослых подопечных.
— Шоковая терапия, — кивнул Эрик, глядя в стену поверх его плеча, и Крис зло усмехнулся:
— Она работает в обе стороны, знаешь ли.
— Знаю.
На лице Эрика появилась такая же злая усмешка, и он успел вскочить на ноги одновременно с тем, как Крис вскинул руку с пистолетом, едва замок, чавкнув, зажужжал пневматическим мотором двери.
— Сколько тестов мы прошли, доктор? — спросил Кристиан, направляя дуло пистолета между светлых бровей Кейна. Тот покосился в сторону стоявшего за его спиной Эрика и улыбнулся в ответ на эту откровенную угрозу, медленно поднимая руки.
— Пару десятков сразу.
Эрик не хотел становиться оружием. В памяти Криса он видел людей с положительными мутациями, более видимыми, чем телепатия, и он не хотел такого ни для себя, ни для Кристиана, ни для близнецов из их жилого отсека. Лёжа на верхней койке в более просторной жилой капсуле, куда Кейн перевёл их после случая с телепортацией, Эрик раз за разом прокручивал в голове все способы применения их пси-связи за пределами границы катаклизма: от диспетчерской до навигации в космосе, от подпольных игр в покер до изучения языка дельфинов, от профессионального футбола до, чёрт возьми, уничтожения пси-паразитов.
Иногда Кристиан ехидно вклинивался в поток его мыслей, добавляя что-то про возможность не забывать списки покупок и сдавать экзамены без подготовки, но его подколы звучали неубедительно. Он тоже знал, что их ждёт в конце череды финальных тестов, после последнего отчёта доктора Кейна.
Крис плохо спал, хотя Эрик и старался повлиять на его сны, просыпаясь среди ночи от разделённого на двоих кошмара, и заменял разрушенные здания и перебирающих лапками в сумерках насекомых на открытое небо и белые пески пляжей. Иногда Кристиан вставал по ночам и, плеснув воды из-под крана в стакан, долго смотрел в стену, сидя на краешке стола. Он двигался осторожно, чтобы не потревожить биолампы, хоть и знал, что Эрик все равно проснётся, как бы он ни таился.
В последнее время Кейн пичкал их катализатором каждый день, и его лаборантам даже удалось сделать порции более концентрированными, чтобы нужная доза помещалась в небольшой брикетик, не крупнее дольки шоколада. Если бы они еще могли сделать что-то с гадким вкусом, цены бы им не было. После катализатора Эрик пару раз ловил себя на мысли, что не всегда различает, где его ощущения, а где — Кристиана.
Эрик чувствовал себя престранно от всего этого: жить с кем-то в одной капсуле, подстраиваться под чужие привычки, делить не только пространство, но и мысли — и постоянно узнавать что-то новое. И ночами, и между тестами Эрик часто лежал на своей верхней койке, прячась за портативным планшетом с книгой или притворяясь спящим, и потихоньку наблюдал за Крисом. Делать это тайком было интереснее вдвойне, потому что Кристиан не только мог в любой момент подслушать его мысли, но и просто лучше чувствовал слежку после стольких рейдов в зону Катаклизма. Пока еще Эрика ни разу не поймали на подглядывании, хотя, может быть, Крис просто не сказал об этом, щадя его чувства.
Он был обычным — от светлой пушистой челки до носков форменных тапочек, бледный и кажущийся щуплым в просторном комбинезоне, какой носили все подопечные доктора Кейна. Лиза называла его замороженной рыбой, и Эрик не спорил с ней — по лицу Кристиана не было понятно, о чем он думает и испытывает ли вообще хоть какие-то эмоции. Если не знать, как быстро он может двигаться, ловя в перекрестье прицела цель, и как заразительно он умеет смеяться на привалах, ни за что не догадаешься, на что он способен.
Эрик бы не посмотрел на него дважды, увидь он его в толпе месяц назад.
Эрик не мог отвести от него взгляд, даже если бы захотел сейчас.
Под его взглядом Кристиан вздохнул, упираясь ладонями в столешницу — комбинезон спущен до талии, и рукава болтаются у самого пола, как безвольные руки раненого, спина напряжена, и под левой лопаткой едва видны тонкие следы шрамов, уже почти восстановленные микроорганизмами, которых все военные называли просто подорожниками, игнорируя выдуманное учёными название. Подняв стакан, он сделал большой глоток — Эрик видел, как на расплывчатой тени кадык дёрнулся вверх-вниз, — а затем на миг прижал холодное стекло ко лбу. Эрик почувствовал это прикосновение, как своё: не то ещё действовал съеденный перед сном кусочек катализатора, не то Кристиан, растревоженный кошмаром, понизил барьеры, хотя обычно из них двоих он закрывался чаще.
— Прекрати переживать, — его голос звучал хрипло, не то ото сна, не то от холодной воды. — Ты слишком громко думаешь.
«Я не смогу защитить тебя там, в поле, я не смогу доверять новой команде, которая пойдёт с нами, и будет прикрывать нас».
Эрик затаил дыхание: Кристиан полностью отдавал себе отчёт в том, что его мысли сейчас слышны, хоть и не мог позволить себе сказать это вслух.
— Завтра на поезд, и я просто не могу перестать, — сказал он, привставая на локте и машинально проводя растопыренной ладонью перед биолампой на стене. В синеватом свете Крис казался ещё бледнее, чем обычно.
«Там будешь ты, и этого достаточно, чтобы я не опасался выходить к противнику лицом к лицу».
Кристиан усмехнулся, дёрнув плечом:
— Это — единственное дело, — сказал он, не поворачиваясь. — Рой был один, мы в прошлый раз всё проверили, и если у нас получится, больше наша помощь не понадобится, и мы снова станем лабораторными мышами.
«Если у нас не получится… Я не хочу думать об этом. Я не хочу терять людей снова. Я не хочу потерять тебя».
Эрик вздрогнул — чужие эмоции резанули его, как вспышка от бомбы, как дрожь земли от взрыва неподалёку от эпицентра, и он едва подавил в себе желание спрыгнуть с койки, подойти, обнять и удержать хрупкую дрожь чужого тела в ладонях.
— И кто из нас переживает? — спросил он тихо, боясь спугнуть момент. Кристиан развернулся на пятках, едва не столкнув локтем стакан со стола, и подошёл к двухэтажной койке. Край кровати Эрика находился как раз на уровне его плеч, и он сложил локти на жёсткий матрас, пристально глядя Эрику в лицо. В тусклом свете биолампы его глаза казались почти прозрачными.
— А что у нас останется после рейда? — спросил он, эхом переспрашивая в мыслях:
«Мы?»
Эрик усмехнулся и, подвинувшись, похлопал ладонью по кровати рядом с собой. Приняв это приглашение, Кристиан подтянулся на руках и вытянулся рядом с ним, сперва замер недоверчиво, а потом, вдруг расслабившись, прижался озябшей спиной к груди Эрика.
«Мы», — подтвердил тот, накинув одеяло на его голые плечи. — «Мы останемся».

@темы: Пятый день, фик, Team Futurism, Football Spring AU-Fest 2017

Название: Сен-Жерменское общество любителей древности
Автор: team Fantasy football
Размер: миди (11 226 слов)
Пейринг/Персонажи: Кевин Трапп/Юлиан Дракслер, Марко Верратти, Гжегож Крыховяк
Категория: слэш, джен
Жанр: драма, фантастика
Тип АУ: археология!АУ
Рейтинг: R
Саммари: Юлиан уж было решил, что проведет Рождество в окопе. Окопом по аналогии с изучаемыми позициями Марко называл их раскоп, и очень быстро это слово намертво прилипло. После обнаружения мужика из сундука Кевин пытался поименовать раскоп «склепом», но это, к счастью, не прижилось – среди археологов были и очень суеверные люди.

Юлиан уж было решил, что проведет Рождество в окопе.

В том смысле, что окопом по аналогии с изучаемыми позициями Марко называл их раскоп, и очень быстро это слово намертво прилипло. После обнаружения мужика из сундука Кевин пытался поименовать раскоп «склепом», но, к счастью, не прижилось — среди археологов были и очень суеверные люди.

Эмма дала ему понять, что собирается провести Рождество весело и с пользой и, если у Юлиана есть такая возможность, то и без него. Возможности у Юлиана не было, но он не унывал. Точнее, сначала недолго унывал, а затем перестал, добравшись до раскопа и погрузившись в него головой. Он был уверен, что кто-то из археологов обязательно останется в городе, а значит, работать в одиночку не придется.

В начале пятого, когда уже начало темнеть, в раскоп приземлился Кевин. Он бегал где-то вокруг утром, затем пропадал, теперь вот снова вернулся.

— Ты с ума сошел? — без предисловий начал он.

— В смысле? — Юлиан почесал лоб мастерком. После обнаружения сундука, ничего особо интересного они не находили. Да, дорога, которую потом засыпали, чтобы постелить сверху дорогу поновее, но не более того. Не один город может таким похвастаться, и другой вопрос в том, как градоначальник решит этим наследием распорядиться. Юлиан слышал где-то, кто один из городов принял решение застелить участок дороги стеклом, чтобы под ним можно было рассмотреть старую. Насколько эта идея была жизнеспособна — он не знал.

— Я тебе звонил раз пять, ищу тебя.

— Зачем? — Юлиан почти не удивился. То есть, удивился, но как-то очень устало. Он ожидал до последнего, что археологи пригласят его в свою теплую компанию, но этого не случилось. И он уже даже смирился с этим. Поэтому теперь чувствовал себя… не очень довольным.

— Мы едем в Сен-Жермен, — Кевин крепко взял его за локоть, демонстрируя серьезность своих намерений. — У нас там праздничное тусево.

— Я не очень хочу, — попытался вывернуться Юлиан, прекрасно понимая, как это глупо звучит.

Кевин это тоже понимал.

— Поехали, поехали, что я, буду тебя тут уговаривать?

Юлиан кивнул.

— Ладно. Но я весь в грязи.

— Это ничего, — успокоил его Кевин, тоже уже успевший испачкать куртку. — Тебе идет.

Он оттянул рукав свитера, выглядывающий из-под куртки, натянул его на ладонь и потер лоб Юлиана. Тот покачал головой.

— Ладно, поедем.

Юлиан сложил мастерки, отряхнул руки и первым полез наверх. Через пятнадцать минут они уже стояли на пустом перроне. Снега не было, только мелко моросило с хмурого неба. Юлиан сунул руки в карманы куртки и нахохлился.

— Тебе не холодно? — зачем-то уточнил Кевин, наматывая поверх куртки длинный шарф. Его край с бахромой свободно полоскался на ветру, завораживая Юлиана. Он кивнул. Потом, передумав, покачал головой.

— Все нормально.

Не торопясь, подкатил почти пустой поезд, видимо, в самом деле последний. Мало кому могло прийти в голову ехать в город или из города перед самым Рождеством. Через динамики сочилась какая-то легкомысленная мелодия. Юлиан, успевший замерзнуть, отогревался у окна, спрятав руки в карманы и сунув наушники в уши. Кевин пару раз пытался к нему обратиться, но сквозь Мегахерц его все равно было не услышать, да Юлиан и не старался, иногда сквозь ресницы поглядывая на спутника.

Признай, это сумасшествие,

Что ты что-то ищешь,

Что ты любишь свою жизнь,

Даже если проклинаешь ее.

Северный вокзал даже под Рождество был переполнен туристами. Все куда-то бежали, о чем-то спорили, волокли тяжелые чемоданы, китайцы, не переставая, щелкали фотоаппаратами. Кевин легко лавировал между людьми, Юлиан шел следом за ним.
В исследовательском центре имени Сен-Жермена, помимо археологов и их ближайших собратьев — «книжных» историков — присутствовали и представители других факультетов. Кевин протащил Юлиана по залу, знакомя его с теми и этими, но заполнить множество имен за один рад не представлялось возможным.

Из праздничного месива людей вынырнул лучащийся счастьем Марко. Руку он держал на привязи, а гипс весь пестрел надписями и рисунками — от адекватных до не очень привычных. Марко расцеловал Юлиана в щеки, следом за ним и Кевина, умудрился ухватить обоих здоровой рукой и потащить к столам. Не прошло и минуты, как у обоих в руках появилось по бутылке пива.

Марко умчался дальше развлекать коллег и гостей, Кевин тоже куда-то испарился, так что Юлиан, набрав себе в тарелку канапе и закусок, отправился на поиски кого-нибудь знакомого. Гжегож обнаружился на своем любимом диване в холле в окружении славянской братии парижского института.

— Можно? — спросил Юлиан, за что был одарен множеством заинтересованных взглядов.

— Конечно, — Гжегож похлопал по дивану рядом с собой и, увидев, как увлеченно Юлиан ест, вернулся к беседе на своем смешном языке.

Через какое-то время их нашел Марко, будто созданный для того, чтобы приносить новую бутылку пива, когда предыдущая кончилась. И если Гжегож с поставками алкоголя самому себе отлично справлялся, то Юлиану быстро стало грустно, как только опустели бутылка и тарелка.

— Я вижу, ты заскучал! — Марко согнал девушку то ли из Словакии, то ли из Словении с края дивана и плюхнулся рядом с Юлианом, отобрав у него пустую тарелку. Вместо нее вручил два бокала, штопор и подставил бутылку.

— Савиньон блан урожая тысяча девятьсот пятого года? — наугад спросил Юлиан, улыбаясь и вертя в руках штопор.

— Ага, конечно, — в тон ему ответил Марко. — Чилийское вино из супермаркета за пять евро.

— Тоже неплохо, — Юлиан забрал у Марко бутылку и принялся его открывать.

— Что там? — ему за плечо заглянул Гжегож, но, рассмотрев этикетку, быстро потерял интерес.

— Что такое, ты не пьешь чилийское вино за пять евро? — спросил Юлиан, зажимая бутылку коленями.

— Чилийское вино за пять евро — не мой случай. Лучше водочки.

Юлиан фыркнул, одновременно с этим откупоривая бутылку.

— Вот молодец! — обрадовался Марко. — Наливай.

Юлиан придержал бутылку, разливая вино по бокалам, когда вдруг почувствовал приближающееся к уху тепло. Краем глаза он уловил движение и блеск, и отпрянул, отчего сидевший позади него Гжегож едва не расплескал содержимое своего бокала. Но больше его удивила реакция Марко: увидев, как и Юлиан, приближающийся канделябр с пятью зажженными свечами, он оглушительно заорал и, напрочь игнорируя гипс, перелетел через подлокотник дивана.

Его тут же кинулись поднимать друзья Гжегожа, который сам не спешил вставать. Он даже выглядел немного удивленным. Юлиан уставился сначала на него, затем на Кевина, держащего канделябр.

— Это что за нахрен?

Но Кевин выглядел не менее удивленным. Передав канделябр Юлиану, заставшему с ним, как каменное изваяние, он наклонился к Марко, чисто символически отряхивая его от некой пыли с пола.

— Ты чего?

— А, — отозвался Марко, — фигня. Убери его, это уже не смешно.

После чего, ухватив бутылку чилийского вина, умчался дальше по своим делам.

Кевин забрал у Юлиана канделябр, сел рядом и, облизнув пальцы, принялся тушить свечи.

— Это что? — поинтересовался Юлиан еще раз.

— Это — викторианский канделябр, — ответил Кевин. — Марко его очень любит. На Рождество и Хануку он всю ночь с ним носится и сам меняет свечи. Ну, надоело так надоело. Есть что выпить?

Юлиан предложил ему свой бокал, но неизвестна бутылка, протянутая Гжегожем, оказалась заманчивее. Кевин поставил канделябр на столик между пустыми стаканчиками и тарелкой с хлебными крошками, и скоро инцидент был забыт.

Потому что потом было еще польское пойло, пиво, вино и коктейли, которые мутил появляющийся иногда Марко. Согласиться ехать сюда было лучшей из плохих идей Юлиана.


Проснулся он в общежитии. Судя по плакатам на стенах — первые танки в разрезе, хуманизированная Антанта, «а что ты сделал для победы?» и так далее, это была либо комната Марко, либо кого-то из его коллег. Помимо Юлиана, находящегося в плохом состоянии, в комнате никого не было. Зато на тумбочке обнаружилась оставленная кем-то спасительная бутылочка воды.

Опустив на пол опустевшую бутылку, Юлиан осторожно поднялся с кровати и, не открывая глаз и запинаясь о раскиданные по комнате вещи, наощупь пошел в ванную. Ну, он искренне надеялся, что это именно ванная комната, а не дверь в коридор. Его надежды почти оправдались — в блоке находились две комнаты, ванная и туалет. К счастью, никто из соседей пока не подавал признаков жизни.

Юлиан потер лицо мокрыми ладонями, заглянул в зеркало, покачал самому себе головой и полез в душ. Омовение принесло некоторое облегчение, во всяком случае, лечь и помереть уже не хотелось. Обнаружив свою куртку и рюкзак, сваленные в углу комнаты, Юлиан догадался посмотреть на время. На часах было начало первого, и ем почему-то очень не хотелось встречаться с хозяином номера. Так что он оделся, закинул на плечо рюкзак, на еще мокрую голову натянул капюшон и вышел в коридор, плотно захлопнув дверь.

Скорее всего Эмма уже закончила отмечать Рождество, так что можно было заехать в квартиру, переодеться там и поехать на раскоп. Ну, или прогуляться по Парижу обычным туристом. Как-то до этого момента такого желания у Юлиана не было, а сейчас как-то накатило.

В любом случае Юлиана ждало парижское метро.

Ключ от квартиры у Юлиана, конечно, был. Но воспользоваться им не пришлось: дверь в квартиру была не заперта. Возможно, что кто-то, как и Юлиан, решил уйти, не прощаясь, и не закрыл за собой дверь — в рамках шумного праздненства в этом не было ничего странного.

В квартире было тихо. Юлиан убрал ключи в карман куртки, повесил ее на крючок, разулся — и все это в полной тишине, что было уже более странным. Эмма держала собаку по имени Шарль — мелкую и очень визгливую, встречающую каждого гостя пронзительным лаем независимо от времени суток.

Это было к лучшему, потому как Эмма, а может быть, и ее гости, наверняка спала и будить ее Юлиану не хотелось.

И одновременно с этим было подозрительно: они что, съели собаку? Или, может, Эмма с ней гуляет?

Юлиан прокрался в зал, двери из которого вели в комнату — в ту, что занимал он сам, и в спальню Эммы. Эмма, да и Шарль, обнаружились там же.

Юлиан выронил рюкзак.

Эмма лежала на полу, лицом вниз, темные кудрявые волосы окружали ее голову. Волосы лежали в начинающей застывать темной крови.

Unser Vater in dem HimmelОтче наш (нем.), - только и успел подумать Юлиан, прежде чем его затошнило от густого запаха крови, ударившего в нос. Шарль, лежавший на спине хозяйки, поднял голову и проводил его тоскливым взглядом до самой ванной, где Юлиана все-таки вывернуло.

Когда он вернулся в зал, мысленно взмолившись, чтобы все это оказалось похмельной галлюцинацией, Эмма с Шарлем были на месте.

Юлиан привалился плечом к дверному косяку и медленно сполз вниз. Снизу он увидел, что его рюкзак краешком задевает кровавую лужу из-под головы Эммы, и поспешно дернул его за лямку. По полу за рюкзаком потянулась кровавая капель.

Это мог сделать кто угодно из гостей Эммы — следы праздника были заметны повсюду. Бутылки, которые Эмма, видимо, начала убирать в мусорный пакет, но не успела; пластиковые одноразовые тарелки в веселый узорчик; мишура на диване; подвешенная к люстре гирлянда из омелы.

Мало ли что могло случиться под алкоголем, но это ни в коем случае не отводило подозрения от Юлиана. Он схватил свой рюкзак, прижав его окровавленный угол ладонью, чтобы не капало, и кинулся в комнату. Там начал метаться и собирать вещи, застилать постель, одергивать окна — в общем, усиленно делать вид, что его здесь никогда не было.

Паника затапливала Юлиана, чуть ли не из носа текла (оставалось надеяться, что это просто активизировавшийся от стресса и промозглой погоды насморк). Он заставил себя остановиться, оглядеть комнату спокойным взглядом. Спокойным, конечно, не получилось, но счастье Юлиана, что он не сильно раскладывался, большую часть вещей таская с собой в рюкзаке. Еще одно — последнее.

Юлиан зашел в комнату Эммы, подошел к ее компьютеру. К счастью, он был включен. Не трогая мышку, а используя сенсорный экран, Юлиан зашел на сайт каучсерферов и удалил всю их с Эммой переписку. Так ему стало немного легче.

Он вернулся в зал, стараясь не смотреть на тело девушки, обошел его по широкой дуге. Едва не запутался в длинноворсовом ковре, еще и ударился обо что-то. С ковра на пол вылетел пистолет.

Юлиан сначала испугался. Шугнулся от него, как от ядовитой змеи, а затем подошел ближе. Несмотря на то, что он был специалистом по доисторическим поселениям, отличить Люгер от любого другого пистолета было проще, чем перечислить правителей Франции, никогда не влипавших в скандалы. Юлиан снова занервничал — протянул руку и сунул люгер в карман.

Выходя из квартиры, Юлиан оставил дверь распахнутой. И, надеясь, что соседям достанет ума полюбопытствовать, почему Эмма не закрыла дверь, помчался вниз, игнорируя лифт и, через одну, ступени.

Конечно, он должен был сам позвонить в полицию. Но это ставило его под слишком большой удар.

Вместо этого он набрал другой номер.

Кевин ответил не сразу и таким голосом, что все вопросы по поводу долгого ожидания у Юлиана отпали. Кевин явно спал и планировал делать это еще очень-очень долго.

Юлиан мчался к метро, сшибая случайных прохожих.

— Ты в общежитии? — выдохнул он, даже голосом давая понять, что что-то не так.

— Нет, — Кевин, видимо, что-то понял, потому как собрался и перестал звучать как призрак самого себя. — Я утром вернулся в отель. Что случилось, Юлиан?

Опять прозвучало это ужасающее «Жульен», и Юлиана передернуло.

— Все.

— Что — все?

— Я буду у тебя минут через сорок, встреть меня у отеля, ладно?

— Ладно, — судя по голосу, Кевин был удивлен настолько же, насколько испуган Юлиан.

Двадцать минут в поезде грозили превратиться в вечность. Юлиану казалось, что все на него смотрят — пассажиры, туристы, охранники на вокзале. От этого не становилось спокойнее. Он натянул капюшон поглубже и притворился спящим.

Кевин выскочил из отеля в рубашке и джинсах, видимо, увидев его через стеклянные двери. Ничего не спрашивая, потащил за собой. Провел его в небольшой холл, проходя мимо ресепшн, улыбнулся девушке, едва заметной за стойкой:

— Ко мне гость.

Девушка улыбнулась ему в ответ, посмотрела на Юлиана, улыбнулась еще шире и отвела взгляд.

Только в лифте Юлиан решил спросить, что это было.

— Ничего, — ответил Кевин, пожав плечами. — У меня двухместный номер с одной кроватью.

Юлиан больше не стал ничего спрашивать, увлеченный своей паранойей. Кевин с интересом смотрел на него, видимо, изнывая от любопытства.

Юлиан не спешил делиться новостями — бросил рюкзак у входа, прошел к креслу, утонул в нем и некоторое время просто сидел, собираясь с мыслями. Кевин смотрел на него, смотрел, и наконец-то отошел, чтобы поставить чайник. И все это — молча. Юлиан сам был не очень уверен, что готов что-то услышать. Он даже подумал, что зря он приехал к Кевину, что сейчас придется что-то рассказывать, объяснять, клясться, что это не он сделал… А потом решил, что если он вдруг испарится в неизвестном направлении, будет только хуже. И уж поддержкой коллег на всякий случай стоит заручиться.

Кевин пришел с двумя кружками кофе, одну вручил Юлиану, сел на кровать напротив него. Еще какое-то время прошло в тоскливом безмолвии.

Первым не выдержал Кевин:

— Я понимаю, что ты, может, не хочешь говорить, но если я умру от любопытства, это будет на твоей совести.

Юлиан вздрогнул и втянул голову в плечи. Ну, Кевин хотя бы понял, что случилось что-то очень серьезное. Возможно, даже связанное с жизнью и смертью.

Юлиан отставил кружку, полез в карман и положил себе на колени Люгер.

Кевин некоторое время просто таращился на пистолет, не решаясь заговорить. Мысли у него было всего две: слишком много вариантов того, что могло случиться; Юлиан пришел его убить.

— Наверное, я не с того начал, — медленно проговорил Юлиан и снова убрал Люгер в карман. Взял кружку с кофе и сделал большой глоток. Скривился, но кружку из рук не выпустил.

И начал рассказывать. Про утро в чужой комнате (Кевин встрял, что он, вообще-то, полночи уверял всех, что вот-вот сейчас-сейчас отправится к себе домой), про поездку до дома, про смерть Эммы и молчащего Шарля, про Люгер в ворсе ковра, про свои мысли по этому поводу — хотя мыслей-то было не очень много. Скорее неясная опаска, что Кевин ему не поверит и потянется за телефоном. Что с ним тогда делать, рукоятью огреть? Юлиана аж передернуло от такой мысли.

— Кевин, я клянусь тебе, что это не я, — закончил свой рассказ Юлиан. Он в первый раз поднял на Кевина взгляд. Тот сидел очень серьезный и очень мрачный.

— Да я верю тебе, — ответил Кевин и отпил свой остывший кофе. — Убийство — это, конечно, очень неприятно, но раз ты не виноват, я думаю, тебе нечего опасаться. Да я уверен в этом!

Его попытка подбодрить могла бы увенчаться успехом, если бы не одно «но», лежащее у Юлиана на коленях.

— Это не простое убийство, Кевин. Это… — не найдя подходящего слова, Юлиан кинул Люгер на кровать рядом с Кевином. Тот осторожно взял его в руки, повертел, прочитал дарственную надпись и помрачнел еще больше.

— Марко должен знать, у кого мог храниться Люгер, подаренный Хайнриху Фердинанду. Не последняя фигура в доме Габсбургов, как-никак.

— Это я тебе и так скажу, — севшим голосом ответил Кевин.

Юлиан насторожился.

— Этот принадлежит Марко, — Кевин уронил Люгер обратно на постель. — И я не хочу думать, как это могло случиться.

Он взялся за голову, запустил пальцы в волосы. Он выглядел растерянным.

Юлиану от этого легче не было. Он скинул кеды, забрался в кресло с ногами, уткнулся лицом в колени.

— Это какой-то трэш, — все, что он смог сказать по этому поводу.

— Нам нужно поговорить с Марко, — Кевин зачем-то взялся разбирать Люгер. Смог только отковырять магазин. Обнаружил там последний патрон и загнал магазин назад.

— Ни за что, — ответил Юлиан. — Я жить хочу.

— Да не мог это быть Марко! — вспылил Кевин и тут же затух, не до конца уверенный в своих словах. — Тогда я пойду один.

Он потянулся за телефоном.

Юлиан, не отрываясь, следил за его движениями. Он должен был сказать «ладно, я иду с тобой», но ему этого не хотелось. Это было бы очень глупо. Уж если пойти — то молча. Чтобы потом вместе с Марко хохотать над этой глупостью. Подумать только — Марко убил человека! Это же смешно…

— Не берет трубку, — Кевин положил телефон на кровать и откинулся на нее сам. — Перезвонит, значит.

Юлиан кивнул, хотя Кевин на него не смотрел. Спрятал голову за скрещенными руками и замер так, несмотря на то, что все мышцы тянуло от неудобной позы.

Минут через сорок Марко перезвонил. Кевин резко сел, прижал телефон к уху, и все равно Марко было слышно чуть ли не лучше. Он звучал как обычно: громко и радостно. Этот голос никак не мог принадлежать убийце — но тогда все становилось еще сложнее.

— Чего случилось? — спросил Марко, одновременно умудряясь на итальянском разговаривать с кем-то еще.

— Да ничего, — Кевин пытался звучать бодрее и почти справился с этим. — Давай пересечемся, ты сейчас где?

— Ой, сейчас я не могу, я занят, — бодро отрапортовал Марко. — Я завтра поеду на раскоп, давай посидим в ресторане отеля. БенеBene (ит.) — хорошо/ОК?

— Бене, — ответил Кевин, хотя Марко его уже не слушал. Радостно попрощался и отключился.

— И чего ты думаешь? — напряженно спросил Кевин.

— Ничего не думаю, — ответил Юлиан. — Я останусь здесь пока, ладно? Потом куплю билет и дерну домой. И проблемы индейца шерифа не волнуют.

Кевин задумчиво цокнул языком.

— Конечно. Кровать большая, второе одеяло попросим на ресепшн.

— Лучше попросим раскладушку или матрас, — мрачно ответил Юлиан.

— Зачем? — Кевин повернул к нему голову, чтобы было видно, как красиво и удивленно он вскидывает брови. — На кровати же удобнее.

— Мало ли что тебе удобнее. Я с тобой не лягу.

— Почему?

— Потому что, — огрызнулся Юлиан и сделал вид, что очень увлечен допиванием кофе из уже пустой кружки.

Кевин пожал плечами и отвернулся, явно обиженный. Пошевелил губами, бормоча что-то вроде «зачем тогда пришел вообще», но Юлиан его не услышал.


Спать на раскладушке было неудобно. Девушка с ресепшн, принесшая раскладушку в двухместный номер, окинула их задумчивым взглядом, грустно-понимающе улыбнулась и ушла. Юлиану почти сразу захотелось наговорить ей гадостей, но он сдержался. Хотел было поругаться с Кевином, но тот был в душе и на стук никак не реагировал.

А когда он вышел — Юлиан уже поостыл и решил, что нужно просто пораньше лечь спать. Что завтра все будет лучше. Наверное. Если он переживет этот день, конечно.

Юлиан лежал в темноте, смотрел в потолок с длинными тенями, которые отбрасывал ноутбук Кевина, сидящего на своей кровати, слушал мерное клацанье клавиш, шуршание пальца по тачпаду и думал о том, что он не может быть совершенно ни в чем уверенным. В том, что Кевин не решит его застрелить из того же Люгера — в первую очередь. Но идея умереть во сне казалась ему довольно приглядной, тем более что пока что Кевин не проявлял никакой агрессии.

С этими успокаивающими мыслями Юлиан и уснул.

Утро началось с рассветом. Юлиан еще полежал немного, повертелся с боку на бок, похрустел затекшей спиной. Кевин спал, закутавшись по самые уши в теплое одеяло, и не подавал признаки утреней жизни. Юлиан осторожно встал, стараясь не скрипеть, и прокрался в ванную. Видимо, все же, недостаточно тихо, потому что когда он вернулся, Кевин сидел на кровати, завернутый все в то же одеяло, и зевал.

— Марко звонил, — сквозь зевок сообщил он.

— Ага-а-а? — зевнул в ответ Юлиан, щелкая кнопкой чайник. — И чего сказал?

— И мне кофе, — быстро сказал Кевин. — Сказал, что будет через час. Считай, через два можно будет спускаться в ресторан.

— Почему через два?

— Потому что где час, там обязательно и два.

— А вдруг…

— Да нет.

Юлиан нахмурился и принялся насыпать в кружки кофе.

Ровно через час он начал нервничать. Взмокли ладони, сердце в груди билось как бешенное, то и дело давая о себе знать где-то в горле.

— Может, все-таки спустимся вниз?

Кевин посмотрел на него поверх крышки ноутбука.

— Зачем?

— Ну, вдруг он уже приехал.

Кевин поднял телефон, выразительно смахнул с экрана заставку и не обнаружил там ничего нового.

— Не приехал. Вот позвонит — и пойдем.

— Ладно, — ответил Юлиан и снова уткнулся носом в пустую кружку. Не выдержал и поинтересовался:

— Может, книга какая есть?

Кевин пошарил рукой по прикроватному столику, подцепил оттуда потрепанную книгу в мягкой обложке, критически ее изучил и ответил:

— Нету.

— А это что?

— Экзюпери на французском. «Военный летчик».

Юлиан кивнул.

— Ясно. Нету так нету.

Марко позвонил ровно через час сорок пять минут и бодрым голосом потребовал их немедленно явиться, потому что он уже заказал пиццу, а она огромная, и одному ее не сожрать.

Кевин посмотрел на Юлиана, как бы обращая его внимание на свою правоту, но тот не среагировал, закидывая на плечо рюкзак.

— Зачем он тебе? — удивленно спросил Кевин.

— Не знаю, — неохотно ответил Юлиан и опустил его на пол. — Пошли уже.

Люгер они оставили в номере.

Марко уже ждал их в ресторане, сидя над огромной пиццей с остро пахнущим пепперони. Было видно, каких огромных трудов ему стоило дождаться коллег, а не накинуться на пиццу и не употребить ее тут же.

Некоторое время все молчали, увлеченно чавкая и обливаясь томатным соком, стекающим по пальцам. Даже Марко молчал, уничтожая свою половину и иногда отвлекаясь, чтобы запить очередной кусок. Заговорил только тогда, когда трапеза (в его понимании, Юлиан все еще пытался запихнуть в себя последний кусок, а Кевин сосредоточенно оттирал руки салфеткой) была окончена.

— Ну-ну-ну? — поинтересовался он.

Юлиана пробрала дрожь, которую он не смог сдержать.

— Сейчас пойдем ко мне, покажу кое-что, — совершенно спокойно ответил Кевин и, поймав пробегающую мимо официантку, попросил счет.

Юлиану очень не хотелось идти в номер с Кевином и Марко. Просто потому что, ну… он боялся, конечно. Не только того, что Марко в самом деле может оказаться убийцей, но и того, что после убийства Эммы Юлиану и так следовало бы оказаться как можно дальше от неприятностей любого рода. Желательно, дома.

Интересно, а Германия выдает преступников по запросу Франции? Ну так, мало ли как сложится…

Марко забрался с ногами на кровать Кевина, невзирая на зимнюю грязь на кроссовках, сцепил пальцы на коленях и, воодушевленно покачиваясь туда-сюда, уставился на Кевина своими огромными глазами.

— Ну-ну-ну? — повторил он.

Кевин переглянулся с Юлианом, занявшим кресло, и приземлился на его подлокотник.

— Передай, пожалуйста, — негромко попросил он.

Юлиан передал ему Люгер, до того мирно лежавший на тумбочке.

— Мы нашли вот что. Это же твое?

— О-о, моя прелесть! — воскликнул Марко. — Где вы его нашли?

Кевин молчал. Юлиан сжимал и разжимал пальцы и тоже молчал. Оба они неотрывно смотрели на Марко.

Улыбка сползла с лица итальянца.

— Да ладно вам, вы же не думаете…

Кевин кивнул. Юлиан окончательно принял для себя решение, что не будет вмешиваться в этот разговор.

Марко опустил голову и негромко сказал:

— Это ты во всем виноват.

— Я? — удивленно спросил Кевин.

— Нет, — Марко мотнул головой и поднял взгляд на Юлиана. — Ты.

— В смысле? — охрипшим голосом спросил Юлиан, вжимаясь в кресло.

Глаза у Марко были абсолютно черными. Зрачок затопил светлую радужку и, дрогнув, заполонил и белок.

Кевин вытянул руку, прижимая Юлиана к креслу. Видимо, это был безотчетный жест, Кевин то ли пытался защитить, то ли удержать.

— Что с тобой? — осторожно спросил он.

Но Марко смотрел своими безумными черными глазами на Юлиана и разговаривал только с ним:

— Ты столько раз повторил, что поедешь домой, что я был уверен, что найду тебя там. Но мне под руку подвернулась только эта девица с визгливой шавкой, пришлось решать эту проблему.

У него даже голос изменился.

— Марко… — удивленно протянул Кевин. — Что с твоими глазами? Марко!

Марко повернул к нему голову жестом из фильма ужасов, разве что не хватило щелчка. Кевин тяжело сглотнул и поднял руку с Люгером. Чернота глаз поглощала его.

— Это не Марко.

Юлиан вцепился в руку Кевина и следом за Марко (не Марко?) повторил едва слышным шепотом:

— Это не Марко?

— Если он так сказал, то нет, — огрызнулся Кевин.

Не-Марко легко поднялся с кровати, не обращая внимания на руку на перевязи, и сделал к ним несколько быстрых шагов.

Кевин выстрелил, больше от страха, чем из надежды ранить — из плеча Марко, прямо над перевязью, ударил фонтанчик крови. Он начал быстро падать назад.

Секунду — или, может, две, три, — Юлиан держал Кевина за локоть, а тот держал в вытянутой руке опустевший Люгер.

Марко лежал на полу, его глаза были обычными — серыми и испуганными, с расширенными от боли зрачками.

— Господи, нам пиздец, — прошептал Кевин и встал, в несколько шагов оказываясь рядом и присаживаясь над Марко. Юлиан тоже вылез из кресла и нервно маячил за его плечом.

Глаза Марко на несколько мгновений снова затопило чернотой:

— Мальчишка может и не выжить, — сообщил он, шевельнув бледными потрескавшимися губами. — Зачем мне это?

Кевин с Юлианом отшатнулись. Вверх ударил столп черной пыли.

— Господи, какой пиздец, — почти слово в слово повторил за Кевином Юлиан.

Марко потерял сознание. Кевин бросился к телефону:

— Алло! У нас здесь… — он назвал адрес, — проводятся раскопки. И вот наш коллега… в очередной раз пострадал. Нам бы скорую?

В голосе его звучало слишком много нерва, чтобы это можно было списать на обычную производственную травму.

Юлиан сполз на пол, обнял себя за колени за принялся что-то негромко бормотать.

Кевин метался по комнате, хватаясь то за подушку, то за полотенце, чтобы прижать его к окровавленному плечу Марко. Мысли его метались от одного к другому, перемежаемые через слово матными эпитетами.

— Черная пыль… местные легенды… verdammte scheisseРугается на немецком! Господи, как мне это все надоело, хочу работать в архиве… Подумать только, мы разбудили какую-то дрянь и она теперь за это хочет убить… nique ta mereРугается на французском! Я тоже хочу убивать, когда меня будят, но не настолько же…


После того, как Марко забрала скорая, пришла уборщица, которой пришлось заплатить, чтобы она согласилась оттирать кровь с пола. Все это время они молча сидели в коридоре, отвечали на вопросы девушки с ресепшен, придумав историю о том, что и без того сломанная рука Марко дала о себе знать, и из-за неудачного падения перелом стал открытым. Марко был в сознании, заявление в полицию на них писать не спешил, так что их особо и не трогали.

А выстрел — может, его и не услышали. А если и услышали, то приняли за включенный на большую громкость телевизор. Тем более что у старого Люгера и отдача была мягкая, и звук не очень громкий.

Вернувшись в номер, Юлиан сразу же лег на раскладушку и накрылся пледом с головой. Кевин принес ему мятный чай, оказавшийся настолько химическим, что от одного запаха жгло глаза, и Юлиан отказался. Тогда Кевин попытался подсунуть ему обычный чай, Юлиан невнятно огрызнулся, и он отстал, ушел на свою кровать, тоже залез под одеяло и уткнулся в книгу.

Им не о чем был говорить, потому что они совершенно не понимали, что случилось. Очевидный ответ — разбуженный злой призрак, пытающийся их убить — никак не укладывался в голове и всячески отторгался организмом. Наличие фантастического в их насквозь реальном мире было очень пугающим. А еще они не понимали — это конец?

Или все только начинается?

В какой-то момент, пробормотав «к черту все», Юлиан перебрался с раскладушки на кровать, залез под одеяло и прижался к Кевину. Тот посмотрел на него немного настороженно:

— Ты чего?

— Замерз, — буркнул Юлиан и в подтверждение ухватил Кевина за плечо ледяными руками.

Тот ойкнул и попытался отдернуть руку. И тут же замер, ощущая, как ледяные пальцы пробираются под футболку, поглаживают кожу — и при этом совершенно не теплеют.

Кевин закрыл крышку ноутбука и убрал его с колен. Юлиан почти сразу прижался губами к его шее, а Кевин недоуменно молчал, переваривая происходящее.

— Ну, — недовольно прошептал Юлиан и требовательно прикусил кожу под ухом.

— Ладно, — невпопад согласился Кевин, перекатываясь и нависая над Юлианом.

Тот смотрел с интересом и даже с вызовом, чуть улыбаясь уголками губ.

— Это способ снять стресс, и ты потом об этом пожалеешь? — предположил Кевин, наклоняясь и целуя Юлиана под горлом. Кадык Юлиана дернулся, когда он тяжело сглотнул. Кевин в отместку прикусил кожу и тут же пригладил ее языком.

Юлиан судорожно вздохнул, приоткрыл глаз и с ленцой ответил:

— Не-а, не пожалею…

Юлиан опустил руки ему на плечи, пробежался пальцами по спине вниз, прихватил край футболки и потянул ее вверх. Кевин улыбнулся, сбрасывая одеяло, выпутался из футболки и поцеловал Юлиана.


Кевину никогда не снились кошмары и почти никогда — обычные сны. А в этот раз — всю ночь что-то снилось, куда-то приходилось бежать, прыгать, с кем-то драться. Он метался, ворочался, сбил одеяло и несколько раз просыпался от ощутимых тычков Юлиана. В итоге тот отобрал у него одеяло, закутался в него с головой, а Кевин остаток ночи мерз.

Утром Юлиан куда-то делся из-под руки, Кевин заполучил себе одеяло, укутался в него и еще несколько часов спал спокойно.

Проснувшись, еще некоторое время лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к повседневным и одновременно с тем странным звукам: сначала за дверью шуршала вода, затем шуршало полотенце, сползающее с крючка, топал Юлиан, щелкал его телефон. Обычно Кевина раздражало, когда кто-то, с кем он провел ночь, шарился по комнате в его отсутствие (ввиду сна или чего угодно другого), но сейчас, на удивление, совершенно не смущало.

Юлиан смешно засопел и внезапно чихнул.

— Будь здоров, — сказал Кевин, не открывая глаз и повернулся на бок.

— Спасибо, — Юлиан рассмеялся. — Не спишь?

Он встал и подошел к кровати, присел в ногах, медленно потянул на себя одеяло. Кевину расставаться с одеялом не хотелось, он ухватился за уползающий край и потянул на себя. Юлиан потянулся следом и упал на Кевина, обнимая его поверх одеяла. Ткнулся носом куда-то в шею и тепло засопел.

— Ладно, ладно, — Кевин дрыгнул ногой. — Я вылезаю, вылезаю.

— А мне теперь без разницы, — ответил Юлиан.

— Не-не, — засопротивлялся Кевин. — Я правда встаю, дай, мне в туалет нужно.

Юлиан неохотно сполз в бок, выпуская Кевина из одеяльного плена. Кевин подобрал с пола свою футболку и ушлепал в ванную. Вылез оттуда через пятнадцать минут, посвежевший и подобревший, чтобы обнаружить Юлиана в одеяльном коконе.

Кевин принялся одеваться. Юлиан следил за ним с кровати.

— Ты куда?

— На раскоп схожу, посмотрю, что там как.

— Я тоже пойду, — Юлиан бодро выпорхнул из одеяла, впрыгнул в кеды и принялся их шнуровать.

— Пошли, — Кевин накинул куртку и закутался в шарф. Затем, подумав, снял с себя шарф и накинул его на Юлиана.

— Зачем это?

— Холодно там, — сказал Кевин и за край шарфа поволок Юлиана за собой.

Как и ожидал Кевин, на раскопе никого не было, кроме дежурного, обитающего в палатке. Они подошли к раскопу, расширившемуся из-за падения Марко, немного постояли на краю.

— Ты же не собираешься работать? — подозрительно спросил Юлиан.

— Нет, — ответил Кевин и вынул из кармана спичечный коробок. Чиркнул спичкой и чуть подержал в руках.

Юлиан ударил его по руке. Спичка вспорхнула и погасла.

— Ты что, рехнулся?! С нас голову за такое снимут!

Кевин задумчиво потряс коробок спичек.

— Ну, ничего, — ответил он. — Придется нам уехать в Аргентину.

— Почему в Аргентину? — Юлиан отобрал у него коробок и убрал в карман.

— Ну а куда еще ехать привинившися немцам?

— А, в этом смысле… — Юлиан ухватил его за локоть. — Может, пойдем отсюда? Будем думать, что все закончилось.

— Он огня боялся, — Кевин показал на раскоп, имея в виду Марко и его жуткие черные глаза.

— Боялся, — Юлиан поморщился. — Пошли. Не хватало еще под статью попасть за предумышленный поджог.

— Ладно, ты прав, — согласился Кевин и отошел от края раскопа. — Нужно будет навестить Марко в больнице и уезжать. В полицию он на нас не заявит, а та твоя девица… жаль ее, но надеюсь, что на тебя никто не выйдет. Да?

Юлиан неопределенно повел плечами, пряча руки в карманы куртки.

— Уезжать надо, ага.

— Поедем в больницу? — они проходили мимо станции, и Кевин кивнул головой на проезжающий в сторону Парижа поезд.

— Нет, — ответил Юлиан. — Сейчас нас все равно не пустят. Пойдем назад, холодно.

Кевин повернулся, чтобы сказать что-то вроде «ну я же предупреждал», но Юлиан ему подмигнул, и все слова куда-то пропали.

— Ладно, пошли.


В лифте Юлиан расстегнул на нем куртку. Ничего такого — просто по одной вынул пуговицы из петель простыми осторожными движениями, но от каждого у Кевина кровь приливала к голове, горели щеки и уши.

— Ты чего? — спросил Юлиан на выходе из лифта, ласково ущипнув его за красную щеку.

Кевин мотнул головой и пошел следом за ним по коридору.

В прихожей номера Юлиан остановился, чтобы разуться, снять с шеи шарф, скинуть куртку. Кевин некоторое время стоял в дверном проеме, чтобы не мешать, потом, подумав, все-таки закрыл за собой дверь и обнял Юлиана со спины, прижался щекой к его щеке. И кожей почувствовал, что Юлиан улыбается.

— Чего встал, раздевайся, — строго сказал Юлиан, не переставая улыбаться.

— Ага, — согласился Кевин, стягивая с Юлиана куртку и откладывая ее в сторону. Юлиан, в свою очередь, снял куртку с него, подождать, пока он разуется, и поманил за собой к кровати.

— Падай, — скомандовал Юлиан.

Кевин сел на кровать, сполз пониже, устраиваясь на подушках поудобнее и наблюдая за тем, как Юлиан раздевается. Он расстегнул молнию олимпийки, снял ее, одним жестом освободился от футболки, показав все свои ребра-локти-родинки-ключицы-ровные-и-четкие-линии-по-всему-телу. На ремне замешкался и поднял голову.

Они встретились с Кевином взглядами. Кевин облизнул пересохшие губы, Юлиан прищурился и медленно расстегнул пуговицу джинс. Но снимать их не стал, подошел к кровати и за мгновение оказался сидящим на Кевине.

Кевин еще раз облизнулся, протянул руки и медленно, ни в чем себе не отказывая, повел пальцами от ремня джинс вверх, по бокам, пересчитывая ребра, и снова вниз.

Юлиан улыбнулся — как-то особенно, как умел только он: появились морщинки от носа к губам, от глаз и под глазами, и все лицо изменилось вместе с улыбкой. Кевин зажмурился, сосредоточившись на собственном пульсе и прикосновениях Юлиана: вот он погладил кончиками пальцев ключицы, вот наклонился, чтобы коснуться ямки между ними языком. Снова отстранился, чтобы погладить шею там, где она уже переходит в плечо.

Руки у него были холодные с улицы, и от каждого легкого движения по всему телу бежали мурашки. Юлиан наклонился, опалил теплым дыханием ухо Кевина, прихватил губами мочку и легонько потянул. Кевин закусил губу, что-то невнятно выдыхая.

— Да? — рассмеялся Юлиан, щекоча влажное ухо. — А я так не думаю.

Кевин и не думал спорить.

Юлиан гладил его шею, колючий подбородок, вчерашние темные следы на коже. Все — очень медленно, осторожно, изучая и щекоча. Кевину даже не хотелось открывать глаза — да и не было нужно.

Пока на его горле не сжались сильные пальцы.

Первое, что подумал вырванный из блаженного небытия Кевин, что ему такие игрушки не нравятся. Но очень быстро он понял, что это вовсе не игрушки. Что пальцы давят на кадык, перекрывают доступ воздуха, подкатывает тошнота, а на глазах выступают слезы.

Даже сквозь мутную пелену Кевин смог увидеть, какие черные у Юлиана глаза.

Кевин дернул ногой, ухватился руками за руки Юлиана, пытаясь оторвать их от себя. Запаниковал, задергался, пытаясь вдохнуть хоть немного, заметался, пытаясь сбросить его с себя. Хватанул ртом воздуха, зажмурился и на мгновение замер — но лишь для того, чтобы, напрягшись, скинуть Юлиана с себя.

Повезло: он был немного сильнее.

Юлиан налетел на прикроватную тумбочку, сбил книгу и стакан с водой, ударился головой о стену и потерял сознания. Черные глаза закатились.

Кевин сорвался с кровати, на ходу оттирая глаза. Конечно, ни о каком возбуждении речи не шло, пока он метался по номеру, то и дело оглядываясь на Юлиана и запихивая вещи в рюкзак. И все это — не переставая бормотать и ругать себя на чем свет стоит. Что-то вроде «господи, какой же я идиот» и «как можно было не догадаться».

В рюкзак отправилась куртка Юлиана, две бутылки из бара, а большего Кевину и не было нужно. Он схватил свою куртку, захлопнул за собой дверь и побежал к лифту.

Девушка с ресепшн проводила его удивленным взглядом, а стеклянные двери едва успели разъехаться, выпуская его на улицу. Холодный воздух терзал горло и легкие, а Кевин мчался к раскопу, не переставая себя ругать. Все было так плохо и так неплохо одновременно, что даже мысли в голове отказывались укладываться одна за другой. Это было просто слишком.

Кевин шугнул дежурного из палатки, тот, обрадовавшись ему, ушел в магазин за сигаретами. На ходу вынимая бутылки абсента и самбуки из рюкзака, Кевин подошел к раскопу. Сорвал пробки с ликеров и вылил все вниз. Он не был уверен, что это подействует, что это вообще поможет. Ему никогда не доводилось жечь землю, но он отлично понимал, что для этого должно быть хоть что-то, что может горечь.

Раскоп занялся быстро, огонь так же быстро пробежал по земле и притих. Кевин перекинул куртку Юлиана через плечо, из которой доставал спички, кинул бутылки вниз и быстрым шагом направился к палатке. В палатке, в которой сейчас, к счастью, никого не было, хранился сундук с останками этого самого черт-его-побери-купца-который-им-испортил-жизнь.

В конце концов, раз уж жизнь Кевина уже была испорчена, ему ничего не оставалось, кроме как портить ее до конца (а после — отправляться в Аргентину). Не самая дорогая синтетическая палатка загорелась очень хорошо.

Потому что если он что-то и понимал в фильмах ужасов, так это то, что все нужно сжигать до конца.

Кевин запихнул куртку в рюкзак и развернулся, чтобы бежать отсюда как можно скорее. И только чудо помешало Юлиану подкрасться и толкнуть его в огонь. Они сцепились и покатились по земле. В какие-то моменты Кевин прижимал Юлиана к земле, но видел его абсолютно человеческие глаза и терял хватку, после чего уже Юлиан оказывался сверху, и глаза его были затоплены инфернальной чернотой.

До самого последнего момента Кевин не знал, что ему делать с ним — с Юлианом. До последнего надеялся, что все обойдется, что огонь — архетипный очистительный огонь — все решит. Но в момент, когда Юлиан хорошенько приложил его головой об асфальт, наклонился и с его лба потекла тонкая струйка крови от встречи со стеной, Кевин отчетливо вспомнил. Как Юлиан облокотился совсем рядом с его рукой и, вынув наушник из уха, сказал: это же так очевидно. Второе.

Второе — это было «умереть человеком».

А не жить монстром.

Кевин собрал последние силы, еще раз заглянул в черные провалы глаз, перекатился, толкая Юлиана в огонь догорающей палатки.

Раздался сдвоенный крик и плеснуло черной пылью, в отблесках огня так похожей на догорающий бумажный пепел.


Вопрос «как я забрался в эту жопу?» звучал со стороны Кевина уже не в первый раз. Юлиан уже даже привык. Вопрос был адресован разом всему: ситуации в жизни, тому, что им, возможно, грозил судебный срок, а конкретно сейчас — тому, что Кевина жизнь все-таки завела в аэропорт Бове.

В данный момент дорогая в Бове была главной проблемой Кевина, и это не могло не радовать. Во всяком случае, он не задумывался о произошедшем.

В отличие от Юлиана.

— Поможешь? — Юлиан пошевелил руками.

— Конечно, — согласился Кевин. После того, как они прибыли в аэропорт, он перестал ворчать и стал меньше раздражать Юлиана.

Они зашли в туалет, где Кевин вытащил из рюкзака походную версию аптечки. Достал оттуда чистые бинты, пластырь и мазь. Очень осторожно, смачивая водой, принялся снимать желтые от мази и гноя бинты с его рук. Юлиан морщился и терпел, кусая губы.

Кевин глубоко вздохнул — его мутило от запаха и вида ожогов, но выбора не было — и принялся за обеззараживание. За очень краткий срок ему пришлось стать специалистом по лечению ожогов.

— Знаешь, — Кевин принялся накладывать свежие бинты поверх мази. — У меня к тебе вопрос. Можно?

— Можно, — отозвался Юлиан.

Кевин замялся, неудачно потянул бинт и едва не схлопотал в ухо локтем.

— Извини, — промямлил он и кашлянул. — Значит, вопрос. Тот раз, когда… хм… ну, скажем так, в тот раз, когда у нас получилось… Это же не был ты?

Кевин поднял взгляд и в зеркале поймал взгляд Юлиана. Ему совсем не понравился этот взгляд, и Кевин вернулся к аптечке. Он взял антисептик и ватку, махнул Юлиану, чтобы он повернулся, стараясь не смотреть ему в глаза.

Потому что этот взгляд мог значить что угодно. Совершенно что угодно. И «да», и «нет», и что-то третье.

На скуле, щеке и шее у Юлиана тоже был ожог, не такой сильный, но очень неприятный. Пластырь соскальзывал по мази, отлеплялся и висел неопрятными полосками. Осторожно отлепив от кожи пластырь, Кевин судорожно вздохнул. Ничего страшного — но, к сожалению, рубец останется и сам собой не сойдет

— Что там? — хрипло спросил Юлиан и попытался повернуться, чтобы посмотреть в зеркало.

— Потом на себя посмотришь, — ответил Кевин и взял Юлиана за плечо, чтобы не дергался.

Когда они вышли из туалета, внимание всего аэропорта было приковано к ним. Юлиан, чувствуя этот взгляд, ежился и кидал злые взгляды в ответ. Наконец, он не выдержал:

— Все, мы уезжаем.

— Улетаем, — поправил его Кевин.

— Нет, уезжаем. Мы едем на вокзал и оттуда уезжаем.

— Чего? — возмутился Кевин. — Я что, тащился сюда ради того, чтобы перемотать тебе руки именно в этом туалете?

Юлиан прищурился:

— Ты видишь вообще, как на меня смотрят? Нас досматривать будут так, что мы никогда отсюда не улетим. К тому же, ты кинул меня в огонь — так что заткнись и поехали, — и он первым направился к выходу.

— Надо было тебя встретить здесь, когда ты прилетел, да? Это все из-за этого, ну признайся, — Кевин едва успевал за Юлианом.

Тот кивнул.

Кевин развел руками. Стоило думать, что Юлиан ему это ни раз припомнит. Как и эту несчастную сгоревшую дотла палатку.

А Кевин ему ответит: а кто сказал, что лучше умереть человеком, чем жить монстром?

А Юлиан — ему: Леонардо ди Каприо. И ты что, вообще дебил, фильмам верить?

На том и успокоятся.

@темы: Пятый день, фик, Team Fantasy, Football Spring AU-Fest 2017

Название: Пороки и их поклонники
Автор:  Team Realism
Размер: 6 551 слово
Пейринг/Персонажи: Марко Ройс/Роберт Левандовски, Юрген Клопп/Марио Гетце, упоминаются Якуб Блащиковски/Лукаш Пищек, Мануэль Нойер, Роман Вайденфеллер, Йосуа Киммих, Лорис Кариус.
Категория: слэш
Жанр: детектив, приключения, флафф, «клюква»
Тип АУ: шпионское АУ
Рейтинг: R
Саммари: у специального агента Марко Ройса есть сорок восемь часов, чтобы спасти мир, своего лучшего друга и наладить личную жизнь. Время пошло!

Когда его завербовало правительство, он сразу представил, как это будет: раннее утро, он в шикарном костюме, выходит из большой чёрной машины, снимает очки и со снисходительной усталостью спрашивает:
— Специальный агент Марко Ройс, что у Вас случилось?
Реальность оказалось куда скучнее: огромный стылый ангар, тусклый свет энергосберегающих лампочек, мощный компьютер, на котором можно было бы запускать на четырёх мониторах шутеры и гоночные эмуляторы, но без прав не поставишь даже сраный «сапёр», си-эр-эм программа, эргономичная гарнитура, неограниченный запас кофе и полуфабрикатов и бесконечные ночные дежурства.
«Труууулиииляяя» — мелодия, которая, по расчетам психологов, должна была восприниматься мозгом совершенно нейтрально и надоела Марко на четвёртый час его первого дежурства, пронзила пыльную тишину ангара.
Марко проглотил последний кусок гамбургера, швырнул упаковку в мусорное ведро и с чувством нажал на кнопку приема звонка.
— Специальный агент Марко Ройс, слушаю Вас.
— Привет, — кисло сказала трубка.
— Привет, Марио, — Марко потянулся за колой в алюминиевой банке. — Как твои дела?
С Марио Гетце они несколько лет назад пересеклись в общем чате для программистов: тогда они сообща и на спор взломали систему одного из правительственных банков, и тогда же их заметили парни из отдела работы с кибер-преступлениями. Марко не обольщался, дело было даже не в каком-то особом таланте, скорее всего, роль сыграло простое обстоятельство: они не взяли деньги. По сути, они только нашли уязвимость в коде и указали не неё службе безопасности банка, ну и написали бранное слово на главной странице сайта, куда ж без этого. Департамент информационных стратегий дал им подрасти и окончить школу, а потом уже правительство взялось за них всерьёз. Насколько это возможно, конечно же.
— У меня опять «красный код», — в голосе Марио было пополам обиды и недовольства. — Задолбали со своими учениями!
— А не нужно было в прошлый раз делать крюк и попадаться под камерой! — наставительно заметил Ройс.
— Они ее недавно повесили, — буркнул Марио. — К тому же, я не виноват, что прямо под это камерой продают лучшие пончики в городе!
Страсть Марио к пончикам стала уже анекдотичной и Ройса, честно говоря, слегка достала.
— Ты чего звонишь-то?
— «Красный код» — шифр, означающий угрозу раскрытия агента. При получении «красного кода» следует немедленно связаться с оператором, — скучным голосом процитировал Марио положения протокола безопасности. — Отметившись о получении кода, агент, оказавшийся под угрозой, переходит в режим тишины до следующей контрольной точки...
— Я понял, я понял, ты все выучил, — Марко машинально сделал отметку в Системе и лениво взглянул на обратный отсчёт — через пятнадцать секунд программа автоматически отрубала агента от сети и стирала весь цифровой след, чтобы нельзя было его отследить. — Увидимся на выходных?
— Угу, — промычал Марио, Марко услышал резкий звук — взвизгнула молния рюкзака. — Я тут качнул все части «Форсажа», устроим марафон? Как нормальные студенты, а? Чипсы, пиво и кино. И никакого кодинга?
— Ты чего? — Марко подозрительно прищурился, словно мог видеть приятеля.
— Да не знаю, — отозвался Марио кисло, и тут их отрубило.
Марко покачал головой, зафиксировал окончание разговора и, зевнув, принялся за второй бургер.

Было около четырёх утра, когда телефон зазвонил снова. Марко выпрямился, разминая затёкшую спину, хрустнул костяшками пальцев и нажал на нарисованную кнопку.
— Специальный агент...
— Да-да, — рассеяно прервал его Юрген. — Привет.
— Привет, шеф, — поздоровался Марко. — Что у Вас случилось?
По многозначительной тишине Ройс понял — Юрген Клопп поморщился. Не он притащил их с Марио в Контору, но он придумал, как можно более эффективно их использовать, без отрыва от обычной жизни. То есть чисто технически это была не совсем обычная жизнь: учеба в технологическом университете совмещалась с ночными дежурствами, статусом спецагентов и особым протоколом на случай непредвиденных ситуаций, но это была лучшая жизнь, которая была у Марко, и он ничего не хотел менять.
— Не в службу, а в дружбу, — судя по фоновому шуму, Юрген где-то ехал. — Найди мне Марио, а то у меня си-эр-эмка барахлит и его не видит.
— Так она его и не увидит, — хмыкнул Марко. — У него же «красный код», Вы забыли что ли, шеф? По чипу ищите.
— «Красный код»? Я не помню, чтобы назначал...
— Вы за рулем? — Марко зевнул. — Не парьтесь, я сам сейчас посмотрю.
Он вбил в окошко поиска серийный номер чипа Марио и машинально потер запястье, в который был впаян его собственный прибор.
Чипы им вживили сразу же после подписания документов о неразглашении. Было не больно — скорее щекотно, и рука почти не ныла потом, да и нечему там было болеть: крошечный умный кусочек полимерного пластика, в который впаяна тонкая микросхема. Это было нужно, чтобы найти агента в любой момент времени, кроме, конечно, реальных случаев запуска протокола «красный код», когда чип работал в точности наоборот — каждые две секунды он стирал со всех спутников информацию о своем владельце, что делало того практически невидимкой.
— Ну, где он? — поторопил Марко Юрген.
— Да за пивом, наверное, пошёл... — машинально отозвался Ройс, а потом программа вывела на экран равнодушную надпись «совпадений не найдено». — Твою душу!
— Я буду через полчаса, — Клопп скрипнул зубами, на заднем плане взвизгнули тормоза. — Попробуй поискать еще раз.
Марко помотал головой и отключился.
Он не был параноиком — скорее раздолбаем, в этом они с Марио ужасно походили друг на друга, может, поэтому и сдружились. Они оба, вместе и по отдельности, регулярно нарушали трудовую дисциплину, у обоих были поддельные документы — даже не те, что выдавала им Контора, а настоящие поддельные, купленные через даркнет в очередной попытке нащупать границу контроля со стороны службы безопасности. Они оба умели исчезать ненадолго из своих ангаров, так, чтобы камеры и сигнализация не обращали на это внимания, но взломать чип было нельзя. Не немыслимо — просто физически невозможно. Строго говоря, его даже вырезать из себя было никак — полимерный пластик уже на второй неделе связывался с кровью носителя, так что этот чип практически тёк у Марко по венам, подпитываясь ровными ударами сердца.
Оставшееся время до приезда Юргена Марко потратил на то, чтобы снести программу, перезагрузить комп и поставить си-эр-эм снова, что вообще-то было строжайше запрещено. Вбивая персональный код, сканирую отпечаток пальца и сетчатку глаза, Марко очень надеялся, что это просто глюк сети, один из многих необъяснимых парадоксов, которые иногда случаются, но все было тщетно — Марио нигде не было.
Клопп приехал через двадцать восемь минут.
— Я всем позвонил, — сказал он, кидая Марко пачку энергетических батончиков. — На сегодня не было запланировано никаких тренингов. Даже СБ еще анализирует его предыдущее испытание, а они из наших департаментов самые оперативные ребята.
— То есть, Вы хотите сказать... — Марко не хотел произносить этого вслух, хотя осталось одно единственное объяснение происходящему.
— Это не учебная тревога, — подтвердил его догадку Юрген. — «Красный код» — «угроза раскрытия агента». Все по-настоящему.
Марко не выдержал и выругался, а Юрген его даже не одернул.

— Ладно, — Юрген заварил кофе и уселся на край стола. — Прежде чем поднимать панику на национальном уровне, давай сосредоточимся и проговорим, что у нас есть.
— Он позвонил после двенадцати, — Марко лихорадочно стучал по клавиатуре. — Разговаривал обычно — на него не напали, никакого стресса не было.
— Значит, Система сама отследила угрозу, проанализировала варианты и решила, что агенту лучше уйти в режим тишины, — подхватил Клопп. — Его местонахождение мы отследить не можем — чип стирает его цифровой след с любого спутника каждые две секунды. Что ты, кстати, делаешь?
— Ищу его через базу распознавания лиц, — отозвался Марко. — Если он считает, что это тест, значит попадется быстро — он не любит ночные испытания, всегда старается закончить их пораньше...
— В смысле? — Юрген посмотрел на Ройса как на умалишенного.
Марко нашарил на столе телефон, не глядя набрал пароль и ткнул в верхний правый угол: на экране высветилась карта Дортмунда со светящимися точками.
— Это что такое? — свистящим шепотом спросил Клопп.
— Это карта камер наблюдения, — чуть-чуть виновато отозвался Марко. — Мы хакнули ее еще два месяца назад — чтобы можно было ночью выходить размяться, и никто ничего не заметил. Вы же никогда нас по чипу не пробиваете, если мы на дежурстве. Только и нужно, что оставить си-эр-эмку включенной, обмануть сигнализацию амбара и не попасться в камеры наружного наблюдения. Ну, вот мы и... да.
— А телефон откуда? Это не конторский и не личный, а то я бы знал!
— Просто телефон, без контракта. Куплен на поддельное удостоверение личности... — Марко пожал плечами, не отрываясь от монитора. — Ну что? Нам же нужно куда-то девать деньги, которые Контора нам платит? Основные средства идут на сберегательный счет, но и налички же дофига — на случай непредвиденных ситуаций и «красного кода». Не машины же нам покупать? Так, играемся по мелочи. Хотя, Андре тут недавно показывал, как он проапгрейдил свой иксбокс!..
— Когда все это закончится, — Юрген мрачно потер отросшую щетину, — у нас будет очень серьезный разговор о дисциплине. И не ищи ты его через Систему. Если он знает, где камеры, значит, не попадется.
Марко откинулся на спинку стула.
— С чего Вы так решили, шеф?
— Если это не учебная тревога, — Юрген устало потер глаза, — после отключения следящей программы чип переключается в режим невидимки, и человек чувствует легкий укол в том месте, куда ему вживили прибор. Это вообще-то технологический сбой, но на деле очень удобно: сразу понимаешь, что все реально, и помощи ждать неоткуда.
Марко искоса посмотрел на Юргена. Он так привык видеть его в мирной обстановке — в светлой спокойной тишине класса, или на инструктаже, или на экране монитора, что уже давно забыл, кто его учитель — Юрген Клопп, специальный агент, полевой номер 45-23.
— То есть Марио сразу все понял.
— Да. И, судя по всему, сделал то, что умеет лучше всего на свете — он спрятался.
— А что мы будем делать? — растерянно спросил Марко.
— А мы будем делать то, что положено по протоколу «красного кода»: мы будем его искать, — Юрген хлопнул ладонью по столу. — Собирайся. Переночуем в офисе, а потом нам предстоит несколько часов в дороге.

Марко быстро покидал свои нехитрые пожитки в рюкзак, отточенным движением выбил из рабочего компьютера жесткий диск, закрыл программу и вырубил свет в ангаре. Уже хлопнув дверью пассажирского места, он осознал: его мечта начинает потихоньку сбываться. Ну и пусть не очками и смокингом, но хотя бы большим черным автомобилем с безликими правительственными номерами. Радости ему это пока не принесло.
Юрген подождал, пока Марко щелкнет брелком сигнализации от ангара и на неприметной панели загорится зеленый огонек, и потом быстро вырулил на автостраду.
— Заезжать домой не имеет смысла, только время потеряем, — сказал он, хотя Марко его ни о чем не спрашивал. — В офисе есть душ, диваны и запасные шмотки. Перекусим, и в путь. До Берлина путь не близкий.
— А зачем нам в Берлин? — нервно спросил Марио, засовывая брелок в карман толстовки.
— Да это же... а хотя... расскажи-ка мне протокол «красный код» для агента. Так сказать, сдай зачет в полевых условиях, — Юрген откровенно собирался его отвлечь от мрачных мыслей.
— «Красный код» — шифр, означающий угрозу раскрытия агента. При получении «красного кода» следует немедленно связаться с оператором. Отметившись о получении кода, агент, оказавшийся под угрозой, переходит в режим тишины до следующей контрольной точки... — машинально повторил недавние слова Марио Ройс. — Всего контрольных точек три: через двенадцать, через двадцать четыре и через тридцать шесть часов. Каждую контрольную точку агент связывается с одним из трех своих доверенных лиц, которые выбирает самостоятельно, не ставя руководства штаба в известность. Связь осуществляется посредством письма на электронную почту, смс-сообщения и звонка. Выбор средства связи в каждой из точек остается за агентом. Информация, переданная агентом доверенному лицу, содержит дату, место и время встречи. Встреча должна произойти через сорок восемь часов после получения агентом «красного кода». За это время штаб должен устранить угрозу и подготовить условия для эвакуации агента. Если какие-то из условий невыполнимы, агент переходит в режим молчания на тридцать один календарный день и потом повторяет свои действия... ой!
— Да, — Юрген кивнул Марко. — У нас двое суток, чтобы его найти и устранить угрозу. Если что-то пойдет не так, Марио исчезнет снова и повторит попытку с нами связаться только через месяц.
— И у нас есть еще одна проблема, шеф, — Марко угрюмо ковырял молнию своего рюкзака. — Очевидно, он будет связываться с Вами и со мной. А кто третий?
— Не знаю, — в тон ему отозвался Юрген. — Понятия не имею. Надо поспать.
Это было правильным решением, но Марко не был уверен, что сможет уснуть.

От усталости его вырубило сразу же, когда он прилег на офисном диване. Строго говоря, офис этот был какой-то ай-ти компании, одной из многих, которую Контора использовала в качестве прикрытия. И Марко, и Марио, и Юрген, и остальные были в ней официально трудоустроены, причем Марко и Марио на полставки, как неквалифицированные студенты. Марко никак не мог запомнить название — что-то связанное с пивом, или с осами, или с водопадом.
Выдрало из сна его поздним утром, когда золотистый свет почти полностью затопил комнату отдыха. Благо, наступило воскресенье, и никто из служащих не должен был нагрянуть поработать — это их откровенно спасало.
Дверь в кабинет Юрген была закрыта, на низком столике между разобранной звездой смерти из кусочков Лего и стопкой коробок пошлой карточной игры Марко увидел полотенце с логотипом «Фольсвагена» и набором шампунь плюс гель для душа, явно прихваченные из какого-то отеля.
В рюкзаке у него с собой были сменные трусы, носки и футболка, джинсы он стирал позавчера, а толстовку вообще надел в ночь первый раз. Он не то чтобы готовился к путешествию — постоянные тренировки проклятого «красного кода» поневоле приучили к тому, что в любой момент нужно будет встать и идти, и лучше, чтобы все необходимое было под рукой.
Марко покопался в рюкзаке, достал пакет со сменным бельем и складную зубную щетку в футляре.
— Специальный агент Марко Ройс, — сказал он тихо. — Что у Вас случилось?
Мягкая, уютная тишина пустого офиса была ему ответом. С того момента, как Марио отзвонил ему о получении тревожного сигнала, прошло десять часов. Чтобы не изводить себя в оставшееся до контрольной точки время, Марко направился в душ.
Когда он снова появился в комнате отдыха, заметно посвежевший Юрген уже выставлял на стол сэндвичи с курицей, пластиковые упаковки гранолы с йогуртом и огромные чашки, от которых шел восхитительный аромат крепкого кофе.
— Как думаешь, куда он мог направиться?
— Подальше от Дортмунда, — Марко убрал несвежую одежду в рюкзак. — Чтобы не встретить никого из знакомых. Самолеты и железные дороги отпадают — слишком много камер, слишком сложные системы безопасности. Я думаю, он либо поехал на автобусе, либо взял машину.
— А, ну да, — Юрген задумчиво размешивал сахар в чашке. — У него же есть права.
Марко набычился, но тут его телефон — личный, совсем личный, — тренькнул принятым сообщением, и на экране высветилось имя «Марио Г».
— Читай!
Марко дрожащими руками ткнул в сообщение.
— «Заценил "Бэтмена против Супермена"», — прочел он медленно. — Говно полное. Вечеринка у Андре накрылась, еду на концерт, говорят, акустика супер, не теряй». Круто, и что это значит?
— Не имею ни малейшего представления! — отозвался Клопп. — Но, по крайней мере, он жив и здоров. Собирайся, нам пора выезжать. До Берлина ехать четыре с половиной часа минимум.

В машине играл какой-то присыпанный нафталином рок. Юрген немного опустил окно, надел темные очки и вырулил на платную дорогу.
— Что он сделал в первую очередь, как думаешь?
Они не говорили прямо, но после смски Марио обоих немного попустило. В Марко даже начал подниматься азартный интерес: загадка, которую нужно было разгадать, щекотала нервы.
— Купил чистый ноут. Наличных денег у него дофига, так что может себе позволить. Да и к тому же, фильмы надо на чем-то смотреть, а планшеты он не любит.
— Какие фильмы?
Ройс достал из внешнего кармана рюкзака плоскую коробочку.
— Это рабочий хард? — почему-то севшим голосом спросил Юрген.
— Не, это личный, — беспечно отмахнулся Марко. — Мы качали библиотечным вайфаем с торрентов фильмы… ну, на будущее, когда появиться время смотреть. Куплен за наличку, никакого цифрового следа. Вайфай общественный, логин на торрент-трекере тоже, так что не подкопаетесь. Шеф, а чего вы так всполошились про рабочий хард?
— Потом объясню, — Юрген махнул свободной рукой. — Ладно, у него есть рюкзак, полный наличных денег, чистый ноут и чистый телефон с картой камер наружного наблюдения. Дальше?
— Дальше он, скорее всего, сел на какой-нибудь ночной автобус и поехал из Дортмунда. Шеф, он выглядит как типичный студент — большие наушники, бомбер, рюкзак, кепка. В любом городе на три тысячи километров вокруг таких, как мы, на десятку пучок, он смешается с толпой, и дело в шляпе, вы же поэтому нас и выбрали, да?
— Не только, — Юрген улыбнулся. — Во-первых, вы по-настоящему талантливые ребята.
Марко кивнул, принимая редкий комплимент.
— А во-вторых, вас совершенно невозможно предсказать! Вот что он зашифровал в эсэмэске? На какой конкретно концерт он собирается? Ближайший акустический концерт будет вообще у Эда Ширана в Зальцбурге, я погуглил! Концерт, кстати, послезавтра, начало в одиннадцать — по времени мы как раз попадаем, но Марио и Эд Ширан? И причем тут Андре? Причем тут Бэтмен и Супермен?
— Да кто его знает, — Марко фыркнул. — Это же Марио. Может, дело в количестве букв, разделенных на количество слов, и это время встречи, а может быть, он просто дает понять, что жив, здоров, все прочухал, а время и место встречи сообщит нам в телефонном разговоре в самый последний момент. И куда мы, кстати, едем?
— В штаб, — отозвался Юрген, прибавляя звук. — Нам же нужно как-то нейтрализовать угрозу и подготовить все для эвакуации. Сами мы не справимся.
— Мне нужны темные очки! — в полном восторге завопил Ройс.
Юрген закатил глаза.

— Мы уже приехали? Приехали? А когда приедем? А какой у меня допуск? У меня вообще есть допуск? — Марко очень трудно было держать себя в руках. Юрген отдавал себе отчет, что это такая реакция замещения: чтобы не думать о друге, который находится в смертельной опасности где-то, непонятно где, Марко сфокусировался на более близких и понятных событиях, а посещение штаба Конторы было достаточно волнительным во всех смыслах.
— Приехали, — Клопп завернул на служебную стоянку возле безликого офисного здания из стекла и бетона. — У тебя есть допуск, и он гораздо больше, чем ты думаешь. Убери руки от моих очков.
Марко не обиделся и, подхватив рюкзак с заднего сидения, вылез из машины.
Юрген поставил автомобиль на сигнализацию, одернул полы своего пиджака и направился к входу.
— Пошли. Времени у нас не то чтобы много.
На первом этаже Юрген кивнул исполнительному молодому человеку на ресепшене и потянул засмотревшегося Марко к лифтам.
В целом, Ройс выглядел слегка разочарованным: изнутри здание таинственного штаба выглядело точно так же, как и их офис в Дортмунде, но Юрген прекрасно понимал, что самое интересное еще впереди.
— А где арсенал? А гараж с тачками? А сумасшедшие ученые где сидят?
— Ты путаешь Контору с Ми-6, а себя с Джеймсом Бондом.
— Я специальный агент Марко Ройс! — Марко надулся от важности и выдохнул в три слога «о-ху-еть», когда двери лифта открылись, потому что на этаже кибер-безопасности и аналитиков все было как в кино.
На огромном экране клубилась диаграмма, в которой то и дело вспыхивали яркие точки — каждые пятнадцать секунд происходил мониторинг всех агентов, работающих на Контору. По большому счету, это был графический интерфейс Системы, и никто из тех, кто видел ее впервые, не оставался равнодушным.
Повсюду стояли столы, за которыми сидели совершенно разные люди — кто-то писал код, кто-то выгружал отчеты из баз данных, кто-то составлял презентации для будущих проектов, кто-то пил кофе и разминал пальцы, а на небольшом возвышении, словно дирижеры, стояли двое и внимательно следили за происходящим на вверенной им территории.
— А вот и они.
— Мы ждали. Юрген, поднимайся, у нас есть новости.
Юрген стремительно пересек комнату и поднялся на возвышение. Марко неотрывно следовал за ним.
— Марио… — начал он сбивчиво.
— Мы знаем, — величественно отозвался один.
— Мы работаем над этим, — строго подтвердил второй, и диаграмма за их спинами загадочно мерцала вспыхивающими точками.
— Твою мать, почему опять-то? — магию момента нарушило неожиданное ругательство в глубине помоста. Там за небольшим столом сидел высокий белокурый молодой человек, судя по лицу не старше Марко, и с остервенением стучал по клавише пробела.
— Это Роман, это Мануэль, — по-быстрому представил архитекторов одной из самых сложных в мире Систем Юрген. — А это кто?
— Это Лорис, — сказал Роман.
— Он новенький, — пояснил Мануэль, слегка поморщившись.
— У него пока не все получается.
— Поэтому мы посадили его тренироваться.
— А зачем вы его держите-то? — удивился Юрген.
Мужчины посмотрели на него с одинаковыми выражениями на лицах.
— Он красивый, — наконец снизошел до ответа Мануэль.
— Не поспоришь, — согласился Клопп. — Ну так, вернемся к насущным проблемам. Почему Система решила, что Марио угрожает опасность?
— Португальская мафия, — отозвался Роман глубокомысленно.
— Что? — Марко скептически оттопырил нижнюю губу.
— Десять процентов рынка оружия идет через Лиссабон, — наставительно сообщил ему Мануэль, и Марко тут же захотелось ударить его по лицу. — А это не шутки. Система отловила интерес к нашему ядерному чемоданчику со стороны Порту, этим ребятам удалось локализовать район, в котором находится Марио, так что Система решила на всякий случай увести его подальше, а ребятам из Порту подкинуть ложный след.
— Они повелись?
— Йосуа? — Роман царственно повернулся к парнишке, который сидел на мягком кресле прямо у самого помоста. — Они повелись?
— Пока мне удается удерживать их внимание, — светловолосый Йосуа отвлекся на секунду, а потом снова вернулся к своей работе. — Я вожу их от дома к дому в том районе, не приближаясь к истинному месту, но это очень серьезные люди, и долго я их не удержу.
— Не думай о португальцах, их мы возьмем на себя, — Мануэль дернул плечом. — Твоя задача — Марио. Твоя задача и твоя ответственность, раз уж ты решил, что эти желторотые пацанята могут хранить коды доступа к ядерному чемоданчику Германии!
Марко от неожиданности чуть не выпустил рюкзак.
— А?
— А что, ты думаешь, у тебя за жесткий диск, который ты обязан каждый раз вытаскивать из компьютера и носить с собой? — ворчливо уточнил Роман, и у Юрген сделалось немного виноватое лицо. — Вообще, конечно, гениальная идея, только мы никогда не думали всерьез, что тренировка вас как специальных агентов может пригодиться в реальности.
— Ядерный чемоданчик? Коды доступа? Вы серьезно? — шок Марко вмиг сменился совершенно щенячьим восторгом. — У меня часть, у Марио, а еще у кого?
— Не скажу, — Мануэль скрестил руки на груди. — Лучше поведай нам, дивный отрок, кто будет третьим человеком, с которым свяжется Гетце?
— Мы так и не поняли, — Юрген потер бровь. — У него не так много близких людей, как может показаться. Андре да Кевин, но они не подходят. Тогда кто?
— Почему не подходят? — Марко нахмурился.
— Потому что третий человек не должен быть очевидным, — снисходительно отозвался Мануэль. — Кто-то, с одной стороны, связанный с агентом, кто-то связанный с Конторой, кто-то, кого нельзя спрогнозировать, если не знать агента лично. И я вас спрашиваю, два самых близких человека Марио Гетце: кто это, черт возьми, такой?
— Это Роберт, — осенило вдруг Ройса. — Кажется, я знаю. Он найдет Роберта.

— Роберт? — Мануэль повернулся к Роману. — Кто есть Роберт?
— Мы работали с ними с год назад, — пояснил Марко. — Польский спецназ, отряд особого назначения. Парни штурмовали какой-то частный особняк, нашпигованный цифровыми ловушками, как кекс изюмом, и шеф привлек нас в качестве добровольной помощи, ну и очередной зачет мы так ему сдавали. Потом еще раз им помогали, ну, уже без шефа, тоже на добровольных началах. Мы хорошая команда...
— Прелестно, — Мануэль упер руки в бока. — И как мы сейчас их найдем? Это отряд особого назначения, тем более суверенного государства, у них режим охраны связи примерно на нашем уровне. Ломать их и получать санкции на сотрудничество по официальным каналам — не меньше трех дней, а у нас совершенно нет времени.
— Секундочку, — Марко вытащил телефон, и Роман вопросительно поднял бровь. — Это личный.
— Незарегистрированный телефон? — обманчиво спокойно прищурился Мануэль. — Молодой человек!..
— Я обещал ему серьезный разговор о дисциплине, — вклинился Клопп, украдкой показывая Ройсу кулак. — Когда все закончится.
Марко нажал на кнопку громкой связи, и телефон почти сразу же ожил бодрым голосом с заметным польским акцентом.
— Марко, привет! Давно тебя не слышали. Как жизнь?
— Привет, Лукаш, я по делу.
— Ну, а как же, — понимающе хмыкнул голос. — Роберта, небось, позвать?
— Ага, — у Марко слегка заболели кончики ушей. — Но, Лукаш…
— Он сейчас немного занят, — легкомысленно продолжал неумолимый поляк. — Цель попалась, в лучших традициях, очень заковыристая, я прямо отсюда вижу. Ох уж, везет же Роберту на...
— Лукаш снайпер, — шепотом пояснил Роману и Мануэлю Юрген.
— Я на громкой связи? — голос посерьезнел.
— Лукаш, у Марио неприятности, — Марко справился с собой. — Мы думаем, что Роберт — один из его доверенных лиц. Мне нужно быть рядом с Робертом, когда Марио выйдет с ним на связь. Это может случиться сегодня примерно в полночь, так что если вы закончите пораньше, я буду вам очень благодарен.
— Резонно, — согласился Лукаш. — Подожди, я их потороплю.
Он прикрыл динамик, но в ослепительной тишине, накрывшей комнату, можно было услышать короткую отрывистую фразу по-польски, в которой едва-едва различалось быстрое «Марек», «Марьо» и «гош», а потом три коротких выстрела.
— Мы освободились, — весело сказал Лукаш через секунду. — Где встретимся? Нам нужно примерно четыре часа, если вы в Берлине, мы-то под Познанью.
— Встретимся в Митте, — что-то прикинув, быстро отозвался Марио. На заднем плане Мануэль хватал ртом воздух — он не мог себе даже представить, что местоположение штаба можно рассекретить так просто и быстро.
— Наше расчетное время прибытия — десять-сорок три.
— Тогда в одиннадцать.
— Добро.
Короткие гудки заполнили комнату.
— Поймал! — вдруг звонко крикнул Йосуа и негромко засмеялся. — Я его поймал! Теперь не рыпнется!
— Одной проблемой меньше, — хладнокровно констатировал Роман. — Теперь, господа, ваша задача найти Марио Гетце и кусочек ядерного потенциала Германии. Я очень надеюсь, что у вас получится. А потом…
— Нас ждет очень серьезный разговор, — покаянно кивнул Ройс.

В кофейне было пусто и тихо — из-за позднего часа, из-за буднего дня, или просто потому, что так совпало. Марко, которому пообещали головомойку, Юрген, которому головомойку все-таки устроили, оба очень нуждались в еде и в кофе. Чем ближе было ко времени, тем сильнее Марко нервничал: ему то удавалось убедить себя в том, что Марио в порядке, то начинала давить тревожность за него, и бесила невозможность что-то сделать. От скуки он переписал на салфетку сообщение от Гетце и теперь произвольно переставлял буквы в словах, проверяя, нет ли в них анаграммы. Юрген молча пил свой кофе — не мешал, не помогал, просто находился рядом, кажется, даже, глаза не открывал, что-то просчитывая в уме. Марко не знал, что с Клоппом сделает по итогам операции начальство — скорее всего уволит, а может, и наградит, чем черт не шутит. Ведь если все пройдет успешно, то Система докажет свою эффективность: угроза была замечена на ранней стадии, агент с важной информацией в рюкзаке исчез и благополучно прятался черт знает где, а потом...
— Привет, Марек.
Ройс почти подпрыгнул вместе со стулом. Он вчистую умудрился забыть, какие поляки тихие, и сейчас, глядя на то, как они обстоятельно выбирают себе стулья, чтобы присоединиться к их с Юргеном столику, опять заворожено смотрел на звериную грацию этих знакомых и очень опасных людей. Куба, Лукаш и, конечно, Роберт представляли собой поистине несокрушимую боевую единицу, и от того, что они рядом, становилось как-то спокойнее — сам Ройс лучше управлялся с виртуальными противниками.
— Ну, специальный агент Марко Ройс, рассказывайте: что у Вас случилось? — спросил у него Куба, отпивая от своей чашки.
«Еще и кофе успели взять! — подумал Марко с восхищением. — Вот пидоры!».
— Марио, — скрипуче выдал Юрген, не открывая глаз.
Марко кивнул, сглотнул опять накатившую от бессилия тошноту и выдал полякам короткую выжимку ситуации. Они слушали внимательно, Куба и Лукаш иногда задавали короткие уточняющие вопросы, а Роберт слушал молча, и Марко даже стало казаться, что уютное «привет, Марек» ему послышалось.
— Так, если я правильно понимаю, нам нужно дождаться еще двух сообщений от Марио, найти и вывезти в безопасное место. Осталось сообщение на электронную почту и телефонный звонок. Один из резидентов — это Роберт. Порядок вы тоже не знаете. Сообщения поступят сегодня около полуночи и завтра до четверти первого. И у нас будет еще двенадцать часов, чтобы его найти. Внешняя угроза нейтрализована, но подстраховка никогда не будет лишней — спокойно подытожил Куба скорее для своей команды. — Наши действия, панове?
— Ночлег, транспорт, еда, стволы, защищенный выход в сеть, — Роберт пожал плечами. — Ничего сверхъестественного.
— Стволы с собой, — Лукаш посмотрел на Кубу. — Эта история со словенцами как нельзя кстати.
— Я на машине, — Юрген похлопал себя по карману.
— Поедем на двух, — Куба покачал головой. — Нам вывозить Марио, нужно будет выезжать, максимально не привлекая внимания. Три человека в машине это нормально, пятеро — западает в память, шестеро незаконно.
— И нужно немного поспать, — напомнил Лукаш своим особенным «заботливым» тоном. — Третьи сутки на ногах. А к ним в штаб нам нельзя.
— Да понял я, понял. Ко мне поедем, — Роберт поморщился, и повернулся к Юргену с объяснением. — У меня здесь квартира и машина, на всякий случай. Иногда наезжаю, чтобы поддерживать легенду. Для соседей я довольно удачливый коммивояжёр.
На Марко он при этом старательно не смотрел.

Квартира была небольшой и полупустой — одна спальня с кроватью и шкафом, гостиная с большим диваном, раскладным креслом, низким кофейным столиком и проектором вместо телевизора, крохотная кухня без обеденного стола и совмещенный санузел. Все разных оттенков серого. И единственным ярким пятном — яркий красный шарф на диване.
— Приезжал на выходных, — пояснил Роберт Марко и Юргену. — Было прохладно. Вы располагайтесь пока, а эти за продуктами сходят. Марко, если ноут нужен, он на подоконнике. У соседей сверху есть вайфай точка «Герта», пароль...
— Я взломаю, — Марко отмахнулся. — А полотенце у тебя есть? Мне бы в душ.
— Наглость — второе счастье, — заметил Юрген.
Роберт хмыкнул, сходил в комнату и вернулся через несколько минут с комплектом полотенец и ворохом чистых маек, трусов и носков.
— Разбирайте, — щедро предложил он. — Свежего белья у вас все равно нет, а машинка у меня сломалась, так что выбирать вам особенно не из чего.
— У меня есть смена, — отозвался Юрген, гипнотизируя телефон: время приближалось к полуночи.
Марко быстро подключился к чужому вайфаю и нервно постукивал пальцами по пластиковому боку ноута. Пока он решил проигнорировать тот факт, что, вероятнее всего, весь завтрашний день проведет в трусах Роберта.
Телефон Юргена завибрировал, потом мигнул принятым сообщением.
— Что там? — Марко вытянул шею.
— Рассылка от кинотеатра, — медленно отозвался Юрген. — Похоже, обычный спам.
— Ложная тревога? — Роберт выглянул из кухни, где до этого ставил чайник.
— Навер...
— Нет, это Марио, — Клопп жадно вчитывался в сообщение. — Здесь реклама специального показа "Бэтмена против Супермена" в... ну твою мать, Марио!
— Где? — одновременно спросили Марко и Роберт.
— В Дублине, — обреченно выдохнул Юрген. И в этот момент в замке повернулся ключ: парни вернулись из магазина.
— О, мы едем в Ирландию? — оживился Лукаш, передавая Кубе объемный бумажный пакет чтобы снять кеды.
— Мы едем в Зальцбург, — тяжело вздохнул Ройс. — На концерт Эда Ширана. Марио, ну что за фигня, а?
— А я люблю концерты, — Куба пожал плечами. — Роберт, оставь кухню профессионалам и иди в душ. Поедим, выспимся и в дорогу. До Зальцбурга нам часов восемь ехать, и лучше быть там заранее, чтобы разведать обстановку. Так что в ваших интересах завтра быть свежими и отдохнувшими!
Юрген тихо улыбнулся и осторожно, словно величайшую драгоценность, убрал свой телефон в карман.
— Роберт, у тебя футбольные каналы проплачены? Давайте хоть расслабимся, а?

Марко проснулся среди ночи — ему нужно было отлить. Рядом на раскладном диване по разным углам спали Роберт и Юрген, а в спальне устроились Лукаш с Кубой — Роберт только руками махнул, и все.
После бодрящего душа, позднего сытного ужина и яркого футбола (правда, в повторе), уснулось быстро, но морс, которым запивали тушеную с овощами говядину, давал о себе знать, и Марко, сонно собирая коленками углы незнакомой квартиры, поплелся в уборную.
Он уже сполоснул руки и собирался выходить, когда выключатель щелкнул, дверь бесшумно открылась, а потом закрылась снова.
— Марек.
— Блядь, Роберт!
Для двоих санузел был слишком тесным, Роберт притиснул Марко к неработающей стиральной машинке и взял его лицо в ладони.
— Это мы должны сейчас спать на кровати, — сказал он тихим свистящим шепотом, и у Марко непроизвольно поджались пальцы на ногах. — То есть не спать. Не спать, слышишь?
— Тогда все услышат, — отозвался он тихо.
— Не услышат, — Роберт покачал головой и крепко его поцеловал.
У них было... что-то странное у них было, и Марко давно уже перестал пытаться дать этому название. Отношения-не отношения, любовь-не любовь, роман-не роман. Секс, правда, был охуенным, но кроме секса были еще вечера — сонные и тихие, в квартире Ройса в Дортмунде, когда Роберт отсыпался после своей очередной миссии, а Марко сидел на полу и тихонько придумывал что-то бесполезное и гениальное, вроде музыкальных гондонов или уточки для ванной с автоматической подачей пены в горячую воду. У них были еще и дни — чинные и веселые, когда они просто шлялись по городу без особой цели, катались на лонгбордах в парке и разговаривали о всякой ерунде. В такие моменты — и только с Робертом — Марко чувствовал себя удивительно цельным и нормальным, и ему казалось, что такую же точку опоры Роберт находит и в нем. Ну и секс им, откровенно говоря, удавался, куда же без этого.
Марко сунул руку Роберту в трусы, обхватил ладонью напряженный член, а Роберт зеркально повторил его движение. Они так и стояли в темной уборной, дрочили друг другу и целовались, пока хватало воздуха в легких, а потом жадно и тяжело дышали, и это все чертовски заводило: близость, доверие, спящие люди за тонкими стенами. У Марко напряглись бедра, он шумно вдохнул и кончил, а Роберт кончил следом, с каким-то беспомощным всхлипом.
— Вижу тебя, и переклинивает, — пожаловался он. — А тут еще квартира эта, и трусы мои, и все... и я все. Понимаешь? Совсем все.
Марко кивнул. Он что-то похожее чувствовал, только сказать не мог.
— Сдадим Марио Юргену, — твердо сказал Роберт. — Выгоним Пищчу и Кубу и запремся здесь на неделю. Если ты не против. А, Марек?
Марко на секунду прижался к нему со спины.
Роберт застыл, согнувшись над раковиной — руки грязные, сам дурной после оргазма.
— Ага, — сказал Марко. Он был полностью и абсолютно за.

Выехали поздно — почти в девять. Ехали на двух машинах, как и планировали: Куба с Лукашем на машине Роберта, сам Роберт на заднем сидении Фольсвагена Клоппа. Марко был сонный и теплый после завтрака, Юрген сидел напряженный, словно пружина: он больше всех ждал звонка, по лицу Роберта, как обычно, ничего было не разобрать. Но несмотря на тянущее ожидание, телефонный звонок раздался неожиданно для всех.
Роберт нажал на кнопку громкой связи.
— Привет, — мирный городской шум оттенял беспечный голос Марио.
Юрген сосредоточенно смотрел на дорогу и, кажется, даже не дышал.
— Привет, малец, — согласился Роберт спокойно. — Как жизнь?
— Потихоньку, — отозвался Марио. — Пончиков ужасно хочется, но я тут временно на диете.
— Хорошее дело, — благодушно согласился Роберт, и Марко не к месту вспомнил, какой у Роберта плоский живот. — Главное, не переусердствуй. Помни, самое важное — это баланс жиров, белков и углеводов.
— Ты зануда, — засмеялся Марио. — Но я вот чего звоню-то!..
— Ну, — совсем натурально поторопил его Роберт.
— Если будешь ехать сегодня мимо, захватишь мне куртку? А то я свою в кинотеатре забыл. Кстати, ты видел «Бэтмена против Супермена»?
— Видел, — Роберт встретился глазами с Юргеном, и тот едва опустил ресницы. — Полный отстой.
— Вот я тоже думаю! — согласился Марио. — Говно, а не фильм. Хотя я отлично выспался! Короче, до вечера. И куртку не забудь, пожалуйста.
— Пока, — попрощался Роберт. Машину заполнили короткие гудки. — Только я ничего не понял.
— Он сказал, что здоров, доволен и, кажется, все-таки смотался вчера в Ирландию, — Марко почесал нос. — Паршивец. Как, через тоннель, что ли?
— Скорее всего, — Юрген поправил очки. — И он будет ждать нас снаружи, не в концертном холле. Это разумно — чтобы не подвергать опасности посторонних людей, но и притвориться, что вроде как пришел по делу.
— Я с вами еще меньше суток, а уже устал от этих шпионских штучек, — пожаловался Роберт в пространство. — Давайте вытаскивать вашего героя невидимого фронта и разъезжаться по домам, а?
— Но причем тут Бэтмен и Супермен? — пробормотал Юрген себе под нос.
Марко в зеркале заднего вида поймал взгляд Роберта и хитро подмигнул. Роберт отстучал Кубе и Лукашу смс, что, мол, «все по плану», зевнул и устроился спать. Судя по лицу, Юрген сейчас всех их ужасно ненавидел.

Возле клуба, где должен был вечером состояться концерт, они нашли небольшой сквер с лавочками. Несмотря на раннее время, у входа уже начали собираться люди, желающие занять места возле сцены, и на их компанию не особенно обращали внимания — только какой-то мутный пацан предложил купить билеты втридорога, но Юрген вежливо отказался.
— Вроде спокойно, — заметил Куба. — Мы осмотримся, на всякий случай, и будем ждать вечера.
Марко не успел кивнуть, а поляки уже смешались с толпой.
— Шустрые какие, — Клопп достал из кармана сигареты и прикурил.
— Шеф! — Ройс изумленно поднял бровь.
— У каждого свои плохие привычки, — проворчал Юрген, но Марко решил сделать вид, что не заметил намека. — К тому же, надо как-то убить время. И чего его понесло в Австрию?
— Он всегда хотел, — отозвался Марко, подставляя лицо солнцу.
— В Австрию? — не поверил Юрген.
— Нет, путешествовать, — Марко улыбнулся против воли. — Посмотреть мир. Ему нравится наша работа, но всегда же хочется чего-то большего. Знаете, я ведь только сейчас понял — он же в порядке. Мы считали его несамостоятельным, а он справился и сохранил ядерный потенциал Германии.
— Если не проебал в Ирландии вместе с курткой и рюкзак тоже, — проворчал Юрген. — Он молодец, да. Но когда найдем его, я программу закрою.
— В пизду такие оладушки, — согласился Марко и тут же получил подзатыльник. — Ой!
— Не ругайся, — строго сказал Клопп, — И не обольщайся, серьезный разговор вас все-таки ждет, но, так и быть, через неделю — выторгую у Мануэля вам отпуск.
Марко расплылся в совершенно неприличной улыбке, но тут же собрался.
— То есть, все, конец моей карьере специального агента?
— Ну, это вряд ли, — Юрген покачал головой. — Тебя-то от этой работы теперь клещами не оттащишь. Будешь ты специальным агентом, будешь. Только без секретного харда в рюкзаке и без ночных дежурств на линии. Хватит. Университет закончите, и в поле, в поле, как большие.
— Все чисто, — Куба появился неслышно и укоризненно посмотрел на Клоппа, который в ответ демонстративно затянулся. — Предлагаю выпить кофе и вернуться вечером, все равно, даже если он сейчас рядом, до времени встречи не покажется. Он же упертый.
— Прямо как шеф, — мстительно заметил Марко и получил очередной подзатыльник. Юрген выкинул сигарету.
— Пошли пить кофе, — сдался он. — Трое на одного. Только куртку ему надо купить, а то околеет же, боец невидимого фронта.

Вечером действительно потянуло холодом. Марко прогуливался, застегнув бомбер до подбородка и слегка пританцовывая в такт музыке в наушниках. Мимо на концерт спешили люди, где-то на выходе из переулка продавали глинт и миндаль в карамели, в парке на лавочках сидели пары и компании подростков. Попадались и взрослые серьезные люди — женщины в офисных юбках и мягких кашемировых пальто, мужчины в костюмах и при портфелях. Марко лениво думал об объединяющей роли музыки, лениво шарил глазами по кустам, надеясь увидеть знакомый светлый хохолок, и старался не фокусироваться на том, что сейчас в тени какого-то здания стоят Роберт и Куба, готовые в случае опасности броситься на врага, а на крыше, сливаясь с черепицей, притаился Лукаш в обнимку с любимой винтовкой. Юрген сидел на небольшой площади перед клубом, пил кофе и читал вечернюю газету. Все были на своих местах.
Время шло, у Марко в наушниках один альбом Эда сменил другой, люди потихоньку исчезали в дверях клуба, Юргену за столик принесли свечку и бокал вина. Марко в очередной раз мазнул взглядам по лавочкам и, удивленный, чуть не остановился, глупо открыв рот — в самом углу сквера сидел Марио в футболке с длинными рукавами, положив локоть на пухлый, местами заляпанный краской черный рюкзак, и втыкал в свой телефон. Все было так просто и обыденно, что Ройсу пришлось ущипнуть себя за предплечье. Двое суток, куча нервов, угроза национальной безопасности, и вот — Марио Гетце сидит на скамейке, живой и здоровый, словно ничего не случилось.
— Привет, — Марко подошел к нему и кинул купленную двумя часами ранее в первом же торговом центре куртку.
— Спасибо, — отозвался Марио, пододвинувшись к краю. — Мог купить сам, но надо же было изобрести предлог, чтобы позвонить Роберту. Кстати, круто я придумал с Робертом?
— Ага, — кивнул ему Марко. — Ты как?
— Я много думал, — Марио почесал отросшую за день щетину. Он, в отличие от Ройса, утром, видимо, успел побриться. — Так странно, когда ты один, и надо постоянно убегать, а ты даже не знаешь, от чего. Сразу понимаешь, что в твоей жизни самое главное, и начинаешь это со всей силы ценить. Круто, кстати, что мы базу данных камер хакнули. Удобненько.
— Это португальская мафия, — пояснил Марко. — Штаб нейтрализовал угрозу.
— Ты был в штабе? — глаза у Марио загорелись. — Крутяк! Расскажешь?
Марко ткнул его кулаком в плечо.
— А то!
Они помолчали.
— А что в том харде, который я покатал через три границы? Меня все время спрашивали, я говорил, что порно. Только не говори, что там и правда зашифрованное порно, я буду страшно разочарован!
— Там коды доступа к ядерному потенциалу Германии, — утешил приятеля Ройс.
— Лучше, чем порно, — согласился Марио. — Ну ладно. Пошли сдаваться Юргену...
Он встал, потянулся, забросил рюкзак на плечо и засунул руки в карманы куртки.
— Пошли?
— Марио, а что ты говорил про самое главное?.. — спросил Марко его в спину.
— Юрген, — Марио полуобернулся. — Я же тебе говорю. Пора к Юргену. А то я, конечно, молодец, но очень устал и хочу мой законный пончик!
Ройс рассмеялся и проводил его до кафе. Он не стал подходить к столику, не стал даже смотреть, как Клопп обнимает Марио и держит чуть дольше, чем это нужно — все потому, что из тени к нему шагнул Роберт и за край бомбера утянул поглубже в переулок.
— Блядь, Роберт! Я же просил!
— Не подглядывай, — строго ответил Роберт. — Тебе что, заняться нечем?
Марко фыркнул, вытащил из кармана темные очки, которые он прихватил, покупая для Марио куртку, нацепил их на нос и со снисходительной улыбкой сказал по-дурацки ухмыляющемуся Роберту:
— Специальный агент Марко Ройс. Что у Вас случилось?

@темы: фик, Team Realism, Четвертый день, Football Spring AU-Fest 2017

Тема: Бэтмен против Супермена
Название: Комната с видом
Автор:  Team Futurism
Размер: 1430 слов
Пейринг/Персонажи: Роберт Левандовски | Марко Ройс, Якуб Блащиковски/Лукаш Пищек, Пьер-Эмерик Обамеянг
Категория: пре-слэш
Жанр: флафф
Тип АУ: колледж!ау, вселенная стартрека
Рейтинг: джен
Саммари: Едва Марио Гётце досрочно сдал экзамены и получил назначение на звездолет класска "Гэлакси" в звании энсина, весь человеческий этаж общежития с любопытством наблюдал за судьбой освободившегося места в комнате, которую Марио три года подряд делил с Марко Ройсом.

Новости распространялись по общежитию академии звёздного флота быстрее, чем размножались трибблы. Едва Марио Гётце досрочно сдал экзамены и получил назначение на звездолет класска «Гэлакси» в звании энсина, весь человеческий этаж разделился на два лагеря. Те, кто завидовал Марио, язвили, что на корабль он попал вовсе не за свои заслуги в учёбе и диплом по анализу съедобных растений с планет бета-квадранта, а потому что приглянулся капитану NCC-BVB09. Те, кто был рад его успеху, просили присылать весточки из своих путешествий и не забрасывать кулинарный блог, среди читателей которого были даже профессора.

Был и третий лагерь, самый немногочисленный — те, кто с любопытством наблюдал за судьбой освободившегося места в комнате, которую Марио Гётце три года подряд делил с Марко Ройсом.

Комната эта была самым большим объектом зависти всего курса. Марко и Марио могли простить всё — дурацкие шутки над однокурсниками, с лёгкостью полученные высшие баллы и даже посредственный вкус в музыке, которую, порой, было слишком хорошо слышно в коридоре. Но комната — угловая, с панорамным окном и видом на залив, с шаговой доступностью и от лифта, и от буфета — была камнем преткновения и причиной множества споров на сто третьем этаже общежития.


— Десять кредитов на Левандовски, — негромко сказал староста группы с кафедры биологов Якуб Блащиковски, глядя на дверь коменданта в дальнем конце коридора.

— Десять кредитов и неделю готовки — на Обамеянга, — откликнулся его друг и сосед по комнате Лукаш Пищек. — Хотя я буду рад, если ты выиграешь.

Куба усмехнулся, глядя, как к двери коменданта чинно, но всё равно стараясь обогнать друг друга, приближаются упомянутые Пьер-Эмерик Обамеянг, звезда сборной факультета механиков по спрингболу, и Роберт Левандовски, бессменный председатель студсовета научного факультета и сосед Кубы и Лукаша по комнате. На всех общих лекциях и поточных коллоквиумах эти двое были негласными соперниками — учась на разных специальностях, они всё равно то и дело сталкивались лбами, и ситуация с комнатой Марко Ройса не стала исключением. Остановившись у двери коменданта, они оба замерли, смерили друг друга нарочито безразличными взглядами и как-то одновременно напряглись. Тишина между ними повисла такая, что, казалось, её можно было резать ножом, и все, кто присутствовал при этой сцене, тоже невольно подобрались.

— Роберт, — первым поздоровался Пьер, сдержанно кивая, и Лукаш едва в ладоши не хлопнул от удовольствия, когда Роберт только царственно мотнул плечом в ответ. Он стоял ближе к двери, и пройти мимо него Пьер никак не мог, а проговаривать вслух причину визита к коменданту ему, очевидно, не хотелось. — Хороший день…

— Да, для тренировки, не так ли? — Роберт сложил руки на груди, заслонив спиной дверь, но в этом его изменении позы не было ни тени угрозы.

— Двадцать кредитов на Левандовски, — улыбаясь всё шире, сказал Куба. — Ох, он его уделает.

— Конечно, — поддакнул Лукаш, отворачиваясь и за рукав утягивая Якуба из коридора, — Потому что Обамеянг стремится к комфорту комнаты, а Роберт — к его обитателю.


Марко Ройс сидел на кровати своей комнаты и смотрел, как закат золотил пустую стену над аккуратно заправленной кроватью, на которой когда-то спал Марио Гётце. Постеры Марио снял ещё утром, потом выгреб запас сладкого из тумбочки, застегнул ещё хрустящую новенькую униформу и, обняв Марко на прощание, быстрым шагом ушёл из общежития к шаттлу до космодрома. Марко было грустно. Без Марио комната опустела и стала слишком уж чистой и аккуратной, пусть и на одной половине.

Потянувшись, Марко затемнил окна, приглушив солнечный свет, и упал на свою команду. Ему, конечно, было интересно, кого подселят на место Марио, но этот интерес был притуплен потерей извечного товарища по шуткам и соседа по парте на всех лекциях. Разлука должна была быть короткой — до экзаменов Марко оставалось меньше полугода, и он не сомневался, что после выпуска его тоже ждёт корабль высокого класса и миссия лет на пять. Но на эти полгода он был не прочь получить в соседи кого-нибудь поспокойнее, чем Марио.

Например, Роберта.

Марко поворочался на кровати и прижал ладони к потеплевшим щекам. Сначала, когда расписание лекций столкнула научников и навигаторов в одном зале, Марко сперва подумал, что Роберт — вулканец: настолько невыразительным было его лицо. Уже потом, на вечеринке, куда Якуб и Лукаш чуть ли не силком притащили своего нелюдимого соседа, кто-то умудрился разбить Роберту нос, пытаясь научить его андорианским танцам, и кровь на его белой футболке была красной.

Тогда-то, удерживая ладонью Роберта за затылок, чтобы тот, запрокинув голову, мог остановить кровь, Марко и решил, что у него есть шанс.

У них с Робертом были, вроде как, отношения.

Не как у Якуба и Лукаша — тех давно все считали женатой парой, и даже преподаватели при раздаче направлений на практику их распределяли на одни рейсы. У них с Робертом было что-то другое — он был единственным, с кем Марко был готов сидеть в библиотеке и спокойно готовиться к занятиям, он иногда неловко брал Марко за руку посреди шумной вечеринки или просто в коридоре между лекциями, и у Марко каждый раз сердце немного замирало, как в дурацких мыльных операх. Жанр, который никогда не надоест человечеству.


— Я пришёл с миром, — сказал Пьер, постучав костяшками пальцев по косяку открытой двери комнаты. Куба и Пищек синхронно отвлеклись от своих трикодеров, с которых старательно списывали данные для очередного домашнего задания, и переглянулись. С одной стороны, вежливость требовала незаметно ретироваться из комнаты, но с другой — любопытство перевешивало.

— Проходи, — сказал Лукаш, не делая движения встать и всячески показывая, что он никуда не уйдёт. Куба даже приветливо улыбнулся, но каменный разворот плеч сулил медленную и мучительную смерть всякому, кто посмеет обидеть Роберта. Пусть он был заносчивым занудой, но это был их с Лукашем зануда. — Мы не будем мешаться.

Пьер постоял в дверях, видимо, прикидывая, успеет ли он отсюда выйти раньше, чем о его визите узнает всё общежитие, но в комнату прошёл. Он сел напротив Роберта на невысокий стул, неудобно устроив свои длинные ноги, и, наклонив голову набок, как хищная птица, спросил:

— Что мы с тобой будем делать?

Роберт прикусил щёку, отчего его лицо чуть скривилось, и шрам в уголке рта стал более заметным. Он не знал ответа на этот вопрос. В отличие от Обамянга, в комнате Ройса его больше привлекало соседство, а не интерьер и выгодное расположение на этаже. У них с Марко были, вроде как, отношения, за которые Лукаш его сдержанно подкалывал с молчаливого попустительства Кубы. С Марко ему, не самому разговорчивому человеку на потоке, было почему-то очень комфортно молчать, хотя вот уж этого он от болтливого и смешливого Марко ожидал в последнюю очередь.

— Может, предложим выбор самому Марко? — спросил Роберт в ответ, когда молчание затянулось, и Пьер хихикнул:

— Не считай себя гением, я уже спросил. И Марко сказал, что не собирается вмешиваться.

Роберт вздохнул. Это было очень в духе Марко — остаться в стороне, собрать побольше информации и уже на основании полученных данных скорректировать маршрут и линию поведения.

Пьер посмотрел на него, раздраженно дёргая коленом. Молчание Роберта начинало его ощутимо раздражать, и, чтобы заполнить тишину, он начал негромко рассуждать вслух:

— Спрингбол будет нечестным выбором по отношению к тебе, многомерные шахматы — нечестный шаг в мою сторону, — Роберт коротко кивнул, принимая комплимент своим способностям к логическому и пространственному мышлению. — Покер?

— Нечестно по отношению к Марко, — уронил Роберт, и Пьер удивлённо приподнял брови.

— Твой вариант?

Роберт развёл руками.

— Я не знаю, — сказал он к разочарованию Лукаша, — Но я попробую подумать.


— Я видел твою фамилию в списках, — сказал Марко, остановив Роберта в коридоре. Левандовски растерянно замер — обычно он приходил к Марко сам и подкарауливал его между занятиями. — Досрочное приглашение на «Альянс» — это отличный шанс.

Роберт поморщился — в голосе Марко ему послышалось плохо скрытое раздражение и звонкие отголоски обиды.

— Я ещё не согласился, — сказал он, и Марко удивлённо вскинул рыжеватые ресницы, но спросить подробности не успел — Роберт успел сменить тему раньше. — Кого к тебе в итоге подселят?

— Комнату займёт Пьер, — сказал Марко, глядя в стену за спиной Роберта, и тому показалось, что пол под его ногами покачнулся. Выдержав театральную паузу, Марко ухмыльнулся: — Пьер и Катилина. А мне достанется их комната. Она, кстати, тоже двухместная.

— Ты обещал не вмешиваться, — сказал Роберт, растерянно, чувствуя, как к нему возвращается привычное спокойствие. Только в горле сохло от благодарности и облегчения.

— Я обещал Пьеру не вмешиваться, — напомнил Ройс серьезно. — А тебе я обещал другое.

— Совместное назначение минимум на год, — кивнул Роберт, повторяя сказанное будто случайно, слово в слово. — Я помню.

Он вытащил из кармана коммуникатор и, глядя только на экран, потому что на Марко ему было сложно смотреть прямо, сказал:

— Я ответил на «Альянс», что у меня другие планы на ближайшие полгода, — краем глаза он заметил, как Марко недоверчиво нахмурился. — Мне надо обустроить новую комнату.

@темы: фик, Team Futurism, Четвертый день, Football Spring AU-Fest 2017

Тема: Восточный экспресс
Название: Биобот, который смеётся
Автор:  Team Futurism
Размер: 5600 слов
Пейринг/Персонажи: Роберт Левандовски/Марко Ройс, Юрген Клопп/Марио Гётце, Якуб Блащиковски/Лукаш Пищек
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Тип АУ: космос и роботы
Рейтинг: G
Саммари: Мусоровоз "Пчёлка" курсировал по трём системам, которые когда-то заселили первопроходцы с Терры, собирала лом и биологические отходы и доставляла их на пояс астероидов. Привычный ход событий ломается, когда на "Пчёлке" появляются три пассажира.
Примечание: так как у всех планет разный период оборота вокруг своих солнц, время исчисляется часами (гектачасами, килочасами и т.д.)
И на всякий случай, напоминаю три закона робототехники:
1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.
2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.
3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому или Второму Законам.

— Что-то постукивает в инженерном блоке, — сообщил Лукаш, открыв дверь в каюту Роберта. — Куба попросил глянуть, пока мы не вышли из гипера.

Роберт отвлёкся от разложенных перед ним деталек, из которых пытался собрать миниатюрного робота для дезинфекции труднодоступных мест грузового отсека после избавления от мусора. Работа не клеилась — паукообразный железный уродец под его лазерным паяльником ничем не напоминал набросанный на обёртке от космобургеров чертёж.

— Потом доделаешь, — снова обратил на себя внимание Лукаш. — Инженерный блок, посторонний стук, полчаса до точки выхода у Мюнхена.

Вздохнув, Роберт отложил паяльник и, дёрнув со спинки стула спецовку, поплёлся к двери.

На мусоровозе «Пчёлка» он работал уже больше восьми килочасов. Лукаш и Куба подобрали его, бывшего полицейского, в баре на космодроме Варшавы и предложили подбросить на любую из планет гуманоидного гетто на задворках Млечного Пути. Они не задавали вопросов, как-то спокойно приняв Роберта на борт корабля, а позже, во время маленького коллапса в гипере на подлёте к Мадриду, и в команду. Роберт с детства имел склонность к работе паяльником и отвёрткой, и капитан «Пчёлки» Якуб Блащиковски без особого торжества вписал его главным инженером — должность большая, но, если учесть, что всего в команде, кроме них троих, были только парочка безымянных дроидов доинтеллектуальной эпохи, градус пафоса падал.

«Пчёлка» курсировала по трём системам, которые когда-то заселили первопроходцы с Терры, собирала лом и биологические отходы и доставляла их на пояс астероидов. Там Куба, пришвартовавшись к крупной картофелине планетоида с непривычным названием Омск, отчитывался перед начальником свалки, раскидывал на шаттле отсортированный мусор по зонам выброса и, получив свою выручку, вновь отправлялся в путь. У них были постоянные клиенты, но иногда перепадали и случайные заказы, вроде партии бракованных ракетоносителей от залетевших в квадрант повстанцев или продуктов жизнедеятельности редких в этой части галактики негуманодиов. И на том, и на том Куба, кстати, неплохо наварился, выдав по этому случаю премию всем работникам, включая дроидов.

Проходя по короткому и извилистому коридору, Роберт тронул пальцем панель интеркома за ухом, начиная подключение к Джи-Сети, и на периферии зрения возникли данные о точном времени и местоположении корабля — по всему выходило, что на работу у него оставалось меньше четверти часа. Мазнув пальцами по панели, он включил музыку и ускорился. Интерком был гражданским, менее навороченным чем тот, которым Роберт пользовался в полиции, но для его теперешней работы этого было достаточно. Куба и Лукаш эти технические расширения не одобряли — Якуб до сих пор носил на руке механические часы, стилизованные под Терранский антиквариат трёхвековой давности, а Лукаш и без этого прекрасно ориентировался во времени и пространстве. Роберт иногда, посмеиваясь, называл их ретроградами, а они в ответ дразнили его роботом.

В инженерном отсеке постукивал отошедший от стены клапан, крепивший топливные шланги. Прикрутив его на место и для верности заварив лазерной горелкой, Роберт не поспешил возвращаться в каюту. Он медленно обошёл свои владения от запасного реактора до генератора кислорода и к крошечному иллюминатору, над которым висела надпись «Не курить!», прихваченная Лукашем с какой-то свалки. Под иллюминатором заряжался дроид — замершее нагромождение полированных металлических деталей и накладок из новомодного биопластика. У него было подобие головы с видеоанализатором, и сейчас эта голова была повёрнута к иллюминатору, будто дроид вглядывался в черноту космоса и видел в ней что-то заманчивое. Роберт поморщился и, подавив желание пнуть дроида за выбранную позу, так похожую на человеческую, ретировался.


Марио смотрел на свои руки по обе стороны от высокого бокала с многослойным коктейлем. Руки были покрасневшие от холода, с мелкими заусеницами на большом пальце и царапиной на мизинце. Вполне человеческие руки.

Юрген был настоящим художником, раз смог сделать биопластик таким реальным.

Сто пятьдесят часов назад Юрген покидал в сумку вещи, залил нужную информацию в свой интерком и, вздохнув, расстрелял все компьютеры в своей лаборатории из плазменного пистолета, сплавив пластиковые корпуса, провода и жёсткие диски в один большой ком. Потом он закрыл дом на ключ, вручил Марио сумку и, приобняв его за плечи, быстрым шагом увёл из места, где прошло его детство.

Ну и что, что воспоминания об этом детстве были просто сгенерированы нейросетью.

— Не кисни, — Марко легонько толкнул его локтем и навалился на барную стойку, пытаясь заглянуть Марио в лицо. — Он обещал вытащить тебя из этого дерьма и, насколько я знаю, Клопп всегда держит обещания.

Марко знал, что Марио — не человек, но его это нисколько не напрягало. Марио знал его полтора гекточаса — именно в его флигенд Юрген посадил Марио, предварительно окинув тёмную парковку цепким взглядом через умные очки, — но Марко видел, как Марио создавали, так что, технически, они были знакомы дольше.

— Нам нужно просто свалить с Мюнхена, а дальше — дело в шляпе, — Марко качнулся на антигравитационном барном табурете и вытащил из бокала Марио искусственную вишню. Он говорил тихо, но со стороны это не выглядело таинственно — просто два друга обсуждают что-то за коктейлями. Марко ещё то и дело поглядывал по сторонам, стараясь не только отслеживать потенциальную угрозу, но и задерживать взгляд на девушках на танцполе в целях конспирации. — Проблема только в том, что Клоппа будут искать. Можно будет, конечно, прикинуться полицией… — он посмотрел на Марио, ожидая смешка, но тот только непонимающе хлопнул глазами, и Марко отмахнулся, — А, ты же не в курсе. Не страшно. Полицией можно прикинуться, Клоппу их излучение подделать — задачка на полчаса, но это — крайний случай.

Марио опустил голову, снова глядя на свои ладони. Бокал перед ним всё ещё был полон, когда он почувствовал знакомый зуд в затылке. Он обернулся так резко, что Марко вздрогнул.

— Всё в порядке, — Юрген мягко положил ладонь на плечо Марко, успокаивая, другой рукой он коротко притиснул к себе Марио, задевая подбородком с отросшей щетиной мягкие искусственные волосы на его макушке. — Я нашёл идеальный вариант.

Взяв бокал Марио, в котором уже почти растаял лёд, он сделал большой глоток и, поправив мизинцем очки, пояснил:

— Пятнадцать килочасов один из моих экспериментов окончился полным провалом, и мне нужно было срочно избавиться от пяти кубометров не совсем легального вещества, и мне помогли, — Марко удивлённо приподнял отливавшие рыжиной брови, но ничего не сказал. — Я только что видел знакомый корабль в порту, и, если я ничего не путаю, у нас есть пара часов до их отлёта.

Марко понимающе ухмыльнулся, залпом допил своё пиво и высыпал на стойку пригоршню местных марок — чуть больше, чем нужно было по счёту, но в этом баре оплата наличными всегда значила больше, чем простой расчёт за выпивку. Едва он спрыгнул с табурета на пол и надел набекрень кепку, Юрген оглянулся на них двоих и спросил:

— Как вы относитесь к мусору?


Бывать на Мюнхене Роберт не любил и всегда радовался тому, что стоянка здесь была короткой. Пунктуальность и педантичность жителей этой аккуратной планеты были почти анекдотичными, а фирменное пиво, на вкус Роберта, -сильно переоцененным, поэтому всю парковку на Мюнхене он обычно проводил на «Пчёлке», выходя только чтобы постоять на твёрдой земле, да ради редких заказов новых деталей, за которые нужно было расписываться у робота-посыльного.

Мюнхенцы были лучшими в робототехнике, обгоняя даже жителей Киото. Пока те анонсировали очередные экзоскелеты и секс-ботов с карикатурно большими глазами, мюнхенцы кораблями вывозили со своей планеты громоздких дроидов-исследователей, защищённых от взрывов, химического и радиационного воздействия, многоруких роботов для работы на заводах по сбору другого изобретения мюнхенцев — летающих автомобилей флигендов, и одинаковых биоботов-служащих, идеальных для работы в больницах, школах, на вокзалах и фермах.

И, конечно, в полиции.

Подумав об этом, Роберт поморщился и, сделав вид, что он просто озяб на ветру космодрома, вернулся на корабль. Это была их вторая остановка за рейс после Москвы, где Куба получил два небольших ящика спрессованного пластика, каждый из которых весил по полторы тонны, и ещё что-то, что со всей возможной осторожностью спрятал в обитой свинцом кладовке. После Мюнхена с его педантично отсортированными бракованными деталями с заводов и задекларированными ядерными отходами «Пчелку» ждали сто часов в родной Варшаве и Мадрид, к стоянке на котором Роберту стоило бы доделать своих дроидов-чистильщиков.

— У нас будут пассажиры, — сказал Лукаш, когда Роберт заглянул на капитанский мостик. Лукаш сидел в кресле Кубы, собственнически закинув ноги на приборную панель, и листал новости на планшете. Подняв глаза от экрана, он смерил Роберта взглядом и улыбнулся: — Побрейся.

— Да, мамочка, — отозвался Роберт, садясь на свободное кресло. — Надолго они с нами?

— Им нужно убраться с этой планеты подальше и без лишних вопросов, — Лукаш снова уткнулся носом в планшет. Это не было ответом, но на Лукаша просто невозможно было сердиться — с ним было удивительно легко.

Номинально он был навигатором, корабельным доктором и, по настроению, коком, но Роберт знал, что Лукаш проводил часть неудобных переговоров вместо Кубы и всегда выходил из них с наиболее выгодными условиями контракта. От сияющей улыбки Лукаша Пищека защиты не было ни у мафиози, ни у бюрократов, ни у ушлых предпринимателей с Одессы.

— Ну, конечно, мы специалисты по решению проблем без лишних вопросов, — проворчал Роберт, и Лукаш, подняв бровь, глянул на него через планшет:

— Сказал человек, про которого мы до сих пор знаем только имя и порт приписки.

— Не ври, ты всё нашёл про меня в Джи-Сети.

— И то правда, — не стал отпираться Лукаш и отложил планшет в сторону. — Но про этих ребят искать ничего не рекомендую, чтобы не привлекать лишнего внимания.
— Что они сделали?

— То же, что и ты, — Лукаш встал, натянул кожанку Кубы, оставленную на спинке капитанского кресла, и вздохнул: — Нарушили закон робототехники.

Роберт поморщился и прикрыл лицо ладонью. Он не любил вспоминать об этом: сдача жетона, похороны того сержанта, фамилию которого Роберт так и не удосужился узнать, и утилизация его МР-11. Полная утилизация, до последней детали — у Роберта даже отобрали пульт контроля, не нужный никому без самого биобота.

После того случая всем биоботам в полиции принудительно отключили когнитивный модуль. Это, конечно, привело к лишним действиям для полицейских, но спасло верхушку командования от неудобных расспросов. Позже модель МР-11 и вовсе отозвали из полиции, перепрошив их на работу уборщиками. Они остались только в отделениях провинциальных планет, вроде Альбукерка, и ещё почему-то в Мюнхене, что не добавляло этой планете привлекательности в глазах Роберта.


Марко бросил свой флигенд на парковке у въезда в грузовой порт. Здесь движение было менее оживлённым, и чёрная спортивная модель смотрелась вызывающе среди громоздких грузовиков и тягачей. Потянувшись, Марко выгрузил из багажника сумки, пошарил рукой, выуживая из углов какие-то мелочи, вроде отвёртки и резиновой уточки, затем выгреб из бардачка стопку отлитых в пластике документов, сдёрнул с зеркала заднего вида вымпел любимой футбольной команды и, оглушительно свистнув, швырнул ключи с парковочного островка вниз.

Марио проследил за их падением через шестиуровневую дорогу и оглянулся на Ройса:

— Что? — спросил тот, пожимая плечами. — Флигенд оформлен не на меня, у меня вообще прав нет.

— Дятел, — беззлобно сказал Марио, поднимая сумку. — Мог бы просто оставить ключи в машине.

— Так слишком скучно.

Пока они препирались, с другой стороны парковки остановился неприметный грузовичок с отметкой мюнхенского порта — арендованный флигенд шёл тяжело, видно, был нагружен доверху. Передняя дверь со скрипом отъехала в сторону и сидевший за рулём бородатый мужчина в спецовке коротко кивнул Клоппу.

— Добро пожаловать на борт, — заметив, как Юрген оглянулся, водитель грузовика усмехнулся: — Обижаешь, герр Клопп, никакого хвоста, а маячок слежения думает, что я стою в пробке на проходной.

— Разумеется, в реестре появится отметка о прохождении контроля капитаном Блащиковски? — уточнил Юрген, складывая сумки за водительское кресло.

— Даже с традиционной ошибкой в написании фамилии.

— Это — Куба, — тихо сказал Юрген, обращаясь больше к Марио. — Он нам поможет.

— Грузи свой выводок, — махнул рукой Куба, поглядывая на часы на запястье. Антикварные. Марио машинально проверил в Джи-Сети, сколько могла стоить такая модель на чёрном рынке, удивлённо качнул головой и тут же одёрнул себя — слишком уже человеческим получился этот жест. — Знакомое лицо.

— Тебя когда-нибудь арестовывали на Альбукерке? — спросил Марко, непринуждённо переходя на ты. Для него это всё было просто приключением. Марио не знал, чем тот занимался в свободное от помощи Юргену время и почему вообще согласился уйти вместе с ними, но он был рад, что Марко уходит с ними. — Если да, то это делали биоботы МР-11. Собственно, я — Марко Ройс, а этим железкам моё лицо досталось просто так. Повезло им, правда?

Куба рассмеялся слишком громко для посредственной, в общем-то, шутки Ройса.

— Весело тебе будет у нас на «Пчёлке», — сказал он, ведя флигенд вдоль силового поля вокруг космопорта. — С таким-то лицом.

Марко пожал плечами и уставился в окно, разглядывая проскакивающие в заграждении искры электричества, а Марио опустил голову. Ему было страшно, хотя роботы и не могли испытывать страх. Юрген был его создателем и хозяином, но вопреки второму закону робототехники его просьбы не бояться не работали.

Он был слишком хорошим роботом, вершиной работы Юргена — и нарушением всех правил. За полтора гекточаса с момента ухода из дома Марио осторожно собирал информацию по зашифрованному каналу постоянного соединения с Джи-Сетью, одно существование которого должно было заинтересовать Мюнхенские спецслужбы. Выудив из памяти полученные от домашней сетки данные о переписке Юргена, расспросив Марко и как следует проанализировав новости и отсортированные по геолокации запросы в Джи-Сеть, Марио собрал воедино все сведения и теперь имел примерное представление о ситуации.

Он был неправильным — не ошибкой рассчётов, а нарушением всех правил. Юрген несколько раз выполнял заказы от правительства Мюнхена, создавая технологии под их задачи, вроде того же МР-11 или усовершенствованных военных интеркомов, и, получив новый запрос, согласился, почти не вчитываясь в условия. Уже потом, когда он нарисовал прототипу биобота внешность, когда он дал созданному роботу имя, когда услышал, как Марио смеётся, он понял, что эта разработка никогда не должна выйти в массовое производство — слишком много риска от роботов, которые умеют смеяться и плакать без приказа человека.

— Приехали, — тихо сказал Куба, резко выкручивая руль, и грузовичок с удивительной для его габаритов ловкостью скользнул в прореху на силовом поле, останавливаясь рядом с массивным мусоровозом, на борту которого была нарисована пухлая пчела. — Лукаш вас проводит, пока я разгружаюсь.

Юрген выпрыгнул из грузовика первым, легко пробежал по трапу, пожал руку стоявшему у люка человеку и подозвал к себе Марио. Когда следом за ним подошёл Марко, Лукаш недоверчиво посмотрел на него, потом покосился внутрь корабля и, качнув головой, ухмыльнулся.

— Свободная каюта у нас теперь только одна, — предупредил он. — Так что одному из вас придётся жить с нашим инженером.

— У вас появился инженер? — удивился Юрген. — Откуда?

— Можно сказать, что мы его усыновили.

Лукаш говорил так же, как и Куба — короткими фразами и с похожим акцентом. Они вообще были похожи — химические датчики в носу Марио даже уловили одинаковые ноты запахов, и это подкупало. Они напоминали многомерные логические загадки, которые мозг Марио решал ещё на этапе проектирования физических данных его тела: вроде бы, вот он ответ — лежит на поверхности, но под многими слоями смыслов вдруг обнаруживается новая информация, которая переворачивает всё с ног на голову.

— Если он не храпит, я согласен, — Марко подтянул на плече ремень сумки и, оттеснив Марио ближе к Юргену, пошёл следом за Лукашем в гулкое брюхо мусоровоза.


Роберт колдовал на кухне под ненавязчивое бормотание радио за ухом. Куба умудрился заказать настоящие, не синтезированные, яйца, и теперь Роберт готовил омлет по рецепту своей прабабушки, мелко нарезая прихваченные на Москве овощи в сковородку. С учётом пассажиров, готовить приходилось в большем объёме, чем обычно.
Камбуз на «Пчёлке» походил на компактную кухню его квартиры на Варшаве, за которую платил участок, и Роберт любил бывать здесь, будто погружаясь в счастливые моменты своего прошлого. Когда чья-то рука цапнула с доски кусок помидора, Роберт даже не сразу понял, что произошло:

— Пальцы отрежу, — привычно пообещал он, и только после этого остановил мерный стук ножа. Чувство опасности, ощущение того, что всё происходящее — не совсем реально, захватило его, и стук сердца на миг стал громче, чем звуки музыки в интеркоме. Он медленно отложил нож, повернулся и был вынужден схватиться за край стола.
МР-11, его биобот, стоял на кухне и смачно облизывал пальцы от красноватого сока.

— Привет, — сказал он Роберту и, вытерев руку о футболку, протянул ладонь для рукопожатия. — Я Марко.

Наваждение пропало быстро — стоявший перед Робертом, без сомнений, был человеком: на биопластике не бывает ссадин, и у роботов не растёт щетина, да и улыбка у этого Марко была кривоватая. Но он так походил на МР-11, с которым Роберт работал бок о бок больше пяти килочасов, что сил ответить на приветствие не нашлось. Он только коротко кивнул и вновь повернулся к столу, беря в руку нож. Пальцы подрагивали, и он даже не обратил внимание на неровный размер оставшихся ломтиков помидоров.

— Вы уже познакомились, — заметил Лукаш, заходя в камбуз, и легонько тронул Роберта за плечо. — Их трое, так что мы подселим одного к тебе в каюту.

— Меня, — поддакнул Марко, пытаясь утащить ещё кусок помидора. — Я не храплю.

Роберт сильнее стиснул ручку ножа и покосился на Лукаша.

— Если хочешь знать, я понятия не имел, кого Юрген приведёт с собой, — быстро сказал Лукаш, поднимая руки. Наверное, это странно смотрелось со стороны, и у Марко должны были возникнуть вопросы, но это сейчас мало волновало Роберта. Он передал Лукашу лопатку и полотенце так, будто вручал ключи от города, и, сняв фартук, быстрым шагом вышел из камбуза.

Ему срочно нужно было побыть одному, а на кухне можно было спрятать разве что под стол.

В каюте он взялся за оставленного чистильщика и остервенело раскрутил его на составляющие. Сгребая детали на ладонь, он услышал, как открылась дверь каюты.

— Я сделал что-то не то? — спросил Марко, ставя сумку прямо на пол. Он прижался спиной к двери и посмотрел на Роберта из-под светлой чёлки. Взгляд этот был ему хорошо знаком, и он быстро отвернулся и закусил губу.

— Ты очень похож на…

— МР-11, — закончил за него Марко и ощутимо расслабился. — Юрген срисовал их лица с моей физиономии, и это, с какой-то точки зрения, даже удобно. Но иногда, при столкновении с теми, кто нарушал закон, как ты, общение начинается плохо.

— Я был полицейским, — отрезал Роберт, ссыпая детали разобранного чистильщика в карман комбинезона. — Моего биобота звали Марек, и он был утилизирован после того, как я пожертвовал сержантом, чтобы вытащить его с линии огня.

Он сказал это быстро, хотя признаваться в этом Марко было просто — проще, чем Роберт думал. Глаза Марко на миг расширились, и он вытянул губы трубочкой, будто хотел присвистнуть, но сдержался. Качнулся с пятки на носок и ухмыльнулся кривоватой своей улыбкой:

— А это будет более весёлая поездка, чем я рассчитывал.


Выделенная им каюта была небольшой, и было видно, что ей не пользовались очень долгое время. Юрген осмотрелся, привычно просканировав помещение через стёкла своих очков, и только после этого поставил сумку на одну из коек. В отличие от других кораблей, о которых Марио узнал из Джи-Сети, у этого в каютах койки не были двухэтажными — обычные кровати, как на фотографиях из провинциальных отелей. Даже постельное бельё, свёрнутое в рулон и запаянное в герметичный пластик, выглядело так же.

— Добро пожаловать в наш отель, — пошутил Юрген. — Какую кровать займешь?

— Любую, — Марио прошёл по каюте и остановился у иллюминатора — узкая полоса прозрачного пластика от пола до потолка, и за ней — шумный и копошащийся порт. Прижавшись виском к металлической стене рядом с окном, он тихо добавил: — Роботы не видят сны.

— Ты не обычный робот, — Юрген подошёл к нему и, взглядом спросив разрешения, прижал к себе. Он и раньше обнимал Марио, будто тот был человеком, но в этот раз объятия были более долгими. Марио и сам не хотел отстраняться. — Я не буду врать тебе, говоря, что ты — человек, но ты и не совсем робот. Я должен извиниться перед тобой.

Марио вскинул голову, глядя на Юргена снизу вверх. За стёклами очков его глаза поблёскивали, но Марио не смог распознать их выражения.

— Да, я должен извиниться, — Юрген положил тёплую ладонь на затылок Марио. — Я должен был предугадать, как созданный когнитивный модуль с самообучающейся эмоциональной составляющей повлияет на твоё формирование, и остановиться вовремя.

Марио невольно усмехнулся и, закрыв глаза, прижался щекой к груди Юргена, ощущая, как покалывает чувствительный биопластик шерстью свитера.

— Теперь остаётся только исправлять сделанное, — Юрген вздохнул: Марио почувствовал, как поднялась и опустилась его грудь.

— Куда ты меня отвезёшь? — спросил он глухо, и Юрген, так и не убрав ладонь с его затылка, чуть сжал пальцы, массируя биопластик, как живую человеческую кожу.

— Куба доставит нас на Лондон — они недавно вышли из союза планет этой системы, и по новым законам нас там будет не найти.

— Нас? — переспросил Марио недоверчиво и почувствовал, как Юрген вздрогнул от его вопроса.

— Конечно, нас, — он пожал плечами, — Возможно, даже Марко, если он не решит изменить свои планы.

Марио осторожно разжал руки за спиной Юргена и, поведя носом, сказал:

— На камбузе готова еда, ты голодный.

Рассмеявшись, Юрген растрепал ему волосы и проворчал:

— О, да, не причинять вред человеку и не допускать, чтобы от твоего бездействия человеку был причинён вред. Пойдём есть, Марио.


Скачок до Варшавы Марко перенёс плохо — он пластом лежал на койке, с которой Роберт был вынужден убрать ворох чертежей и ящик с инструментами, и старался не поднимать голову.

— Я вспомнил, почему всю жизнь провёл на Мюнхене, — сдавленно проговорил он, когда Роберт принёс ему коробку витаминизированной биомассы. — Проклятый гипер.

— В следующем прыжке мы можем ввести тебя в анабиоз, — сказал Роберт, садясь за стол и берясь за отвёртку.

— Ты ещё скажи, что с удовольствием отправил бы меня в анабиоз до самого Лондона.

— Если тебе так будет легче переносить полёт — почему нет? — философски отозвался Роберт. — Передай, пожалуйста, чертёж с твоего рундука.

Приподнявшись на локте, Марко нашарил скомканную обёртку от космобургера и, глянув на чертёж, сел. Поморщившись и невольно прижав ладонь к животу, он всё равно упрямо встал и подошёл к Роберту.

— У тебя здесь соединения очень криво нарисованы, — сказал он, перегибаясь через плечо Роберта, и ткнул пальцем в чертёж. — Поэтому у твоего робота не получится нормально адаптироваться к условиям работы в ограниченном пространстве, смотри.

Он нашарил среди рассыпанных инструментов маркер и быстрыми штрихами левой руки внёс пару правок. Правой рукой он при этом опирался на плечо Роберта, сжав пальцы чуть сильнее, чем требовалось для простого поддержания равновесия, и Роберт напрягся под его прикосновением. Как говорил Лукаш, он просто не терпел вторжения в своё личное пространство, а Марко, кажется, вообще не знал такого понятия.

— Ты откуда такие слова знаешь? — спросил Роберт, пытаясь отстраниться, но рука Марко на его плече держала крепко.

— Поработаешь на Юргена пару лет — и не такому научишься, — отмахнулся Марко и тяжело сел на второй стул. Отщёлкнув трубочку на коробке с биомассой, он сделал большой глоток, поморщился от противного кислого привкуса и потянулся за резаком для пластика. — Восемь ног — это перебор, достаточно шести, если правильно настроить синхронизацию ног. Вот ты муравьёв видел?

Роберт вспомнил расовый конфликт в квартале не-гуманоидов и трёхметровый инсектоидов с острыми хитиновыми пиками на лапах и кивнул.

— Вот и отлично.

Умело орудуя резаком, Марко осторожно выкроил из обломков пластика три пары крошечных ножек — филигранная и аккуратная работа, за которой он, кажется, даже забыл о неприятных ощущениях от гипер-скачка. Заглянувший в каюту Лукаш отрыл было рот, чтобы предупредить о скором выходе из гипера, но только удивлённо поднял брови и спешно ретировался, а Роберт, мысленно застонав, закрыл лицо ладонью. Перед выходом в порт Варшавы его явно ждали многочисленные шуточки от Лукаша и от Кубы.


В оплаченной на сорок пять килочасов вперёд квартире в одном из полисов Варшавы журчала вода. Настоящая, а не тот паршивый дистиллят с антисептическим раствором, который капал из крана на «Пчёлке». Лукаш с удовольствием подставил лицо под струи воды, чувствуя, как вместе с мыльной пеной с кожи стекает усталость.

— Ты ещё напевать начни, — негромко сказал Куба. Он опирался плечом о дверь ванной комнаты и с довольной улыбкой оглядывал Лукаша от торчащих мокрыми иголочками волос до пенных подтёков на икрах.

— И начну, — сыто улыбаясь, ответил Лукаш, нарочно поворачиваясь, чтобы Кубе было лучше видно. Он, и правда, начал тихонько мурлыкать себе под нос, и Куба, протянув руку за запотевшую от горячей воды стенку душевой кабины, бережно погладил его по плечу. Он был бы не против присоединиться к Лукашу сейчас, но на кухне, на плите древней конструкции, готовилась еда, и Куба не без сожаления вышел из ванной.

С другой стороны, это можно было бы отложить и на вечер — у них было почти сто часов на этой планете и не так уж и много дел.

После обеда мокрый и распаренный Лукаш сел на невысокий диван рядом с Кубой и прижался виском к его плечу. Они специально составляли график поездок так, чтобы у них оставались эти часы на родной планете, когда их не дёргают ни заказчики, ни партнёры, ни даже Роберт. Это время было неприкосновенным.

— Юрген немного помешался на своём новом творении, — заметил Лукаш, пробегаясь глазами по строчка на экране своего планшета, и Куба притворно возмущенно вытянул планшет у него из рук.

— Никаких дел дома, — сказал он, но всё же бросил взгляд на экран, перед тем как нажать на кнопку выключения. — Хотя ты прав.

— Одна маленькая птичка с Мюнхена предупредила, что ищут кого-то, подходящего под описание Марио, живым и Юргена — в любом состоянии, — Лукаш кивнул на планшет и, прикрыв глаза, вздохнул. — Юрген гений, но не уверен, что сейчас он поступил правильно.

— Ты об усовершенствовании алгоритмов эмоциональных реакций для биоботов? — Куба, на всякий случай, отодвинул планшет дальше. — Или о том, что он потихоньку перестаёт видеть в Марио робота?

— Об перемещении нравственного закона извне в процессоры робота, — Лукаш потянулся и, подтянув колени к груди, крепче прижался к боку Кубы. — Представь себе вот таких Марио, неотличимых от людей, на улицах хотя бы Варшавы…

— Разница между человеком и таким роботом не так уж и велика, — хмыкнул Куба, обнимая его за плечи, — роботы просто порядочнее.

— Станет сложнее вести бизнес? — усмехнулся Лукаш в ответ, и Куба только задумчиво поскрёб пальцами свою светлую бороду:

— Может и нет, но Юрген, кажется, не собирается повторять этот свой эксперимент, если только его не поймают.

— Кстати, а что мы будем делать, если его попытаются поймать?

— Когда, — поправил его Куба, — Когда его попытаются поймать, мы проверим, насколько хороши те протоколы безопасности, которые он написал для «Пчёлки» пятнадцать килочасов назад.


Поймать их попытались на подлёте к точке входа в гипер за спутником Варшавы Гданьском. Клин из неприметных остроносых кораблей первым заметил Марио — он легко прошёл все пороги шифрования и подключился к сети корабля, не то от скуки, не то просто для разминки собирая данные от радаров и датчиков и раскладывая их по полочкам. Когда динамик над капитанским мостиком заговорил голосом Марио, Куба даже почти не удивился — одно творение Юргена легко нашло общий язык с другим.

— Я уже включил экраны, но маневрировать в гипере у меня не получится, — сказал он немного виновато и добавил уже тише: — Извините.

Куба ухмыльнулся и, коротко глянув на Лукаша шальными глазами, наклонился над штурвалом.

— Роберт, — позвал он по внутренней связи, — Пристегнитесь там, сейчас немного потрясёт.

— Ты собираешься убежать от правительственных шварцфальков в гипере? — почти без вопросительных интонаций уточнил Лукаш и, вздохнув, нашарил за подлокотниками кресла второго пилота никогда раньше не использовавшиеся ремни безопасности. — Что ж, если кто и может, то только ты.

Куба на секунду оторвал руку от штурвала, чтобы сжать пальцы Лукаша, прежде чем попросить:

— Марио, можешь быстро пересчитать курс на Лондон?

Едва на экране над штурвалом появился график построенного маршрута, Куба вмиг посерьезнел и рванул штурвал в сторону, уводя «Пчёлку» с линии огня в сияющую воронку гипера.

Тряхнуло корабль сильно — у Марко громко клацнули зубы, и он вцепился в края кровати, негромко застонав. Роберт вскинул голову, глядя на него через полутёмную каюту.

Койка Марко была близко — можно было дотянуться рукой, и в тревожном свете приглушённой ради экономии энергии лампы было видно, как заострились черты его лица.

Сейчас он меньше всего напоминал робота — испарина на лбу, побледневшая кожа и редкая россыпь веснушек на переносице и в уголках глаз. Почему-то эти веснушки Роберта просто выбили из колеи. У его МР-11 их не было — на биопластике такой эффект был просто недостижим, к большому огорчению любителей секс-ботов, и именно сейчас Роберт осознал, что больше не смотрит на Марко, как на подобие своего робота.


Сто часов стоянки на Варшаве они провели на борту — Юрген не хотел рисковать и выходить, и Марко легко согласился составить им с Марио компанию, а Роберту попросту не хотелось возвращаться на родную планету. Его дома больше не было, его лучшего друга утилизировали, его коллеги постарались забыть о нём после всего этого кошмара, и на Варшаве его ждали разве что воспоминания и чувство вины. Поэтому он с удовольствием остался на «Пчёлке» вместе с Юргеном и его выводком. На небольшом жилом пространстве корабля ему не удалось остаться в одиночестве ни на минуту — он то обсуждал преимущества лазерной пайки над полимерным клеем с Юргеном, то проигрывал Марио в многомерный вист, то собирал с Марко пресловутого робота-чистильщика, который довольно быстро стал просто поводом посидеть с Марко рядом.

Марко много говорил, суетливо ёрзал на неудобном стуле и то и дело улыбался уголком рта, отзеркаливая неуверенную улыбку Роберта. Когда он молчал или дремал, уронив на грудь планшет с открытой книгой, Роберт мог смотреть на него в открытую и считать на пальцах сперва отличия от МР-11, а затем — сходства. По всему выходило, что похожего у них почти не было, кроме роста и общих черт лица, а вот за подсчётом отличий у Роберта быстро закончились пальцы.

Роберт усмехнулся своим мыслям и, держась за борт кровати, сел.

— Ты точно не робот, — сказал он, тяжело переступая по полу, и присел на край кровати Марко, удерживая его за плечо на очередном скачке «Пчёлки» в пространстве.

— На двадцать процентов, — отозвался Марко сквозь зубы и, сев, похлопал себя ладонью по левой лодыжке. — Когда-то давно я сломал ногу, и Юрген сделал мне неплохую замену.

Корабль накренился, видимо, уворачиваясь от замедленных в гипере выстрелов, и Марко мотнуло из стороны в сторону, вдавливая в плечо Роберта, и тот почувствовал, как Марко сперва напрягся не то от очередного спазма, не то от неловкости ситуации, но быстро расслабился и сдавленно промычал куда-то под ключицу Роберта:

— К этому кошмару вообще можно привыкнуть?

Роберт боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть это ощущение близости и осознания чужой беззащитности. Когда он осторожно прикоснулся к затылку Марко ладонью и скользнул пальцами ниже, по тёплой коже на загривке над воротом майки, он понял, что не хочет никогда больше прикасаться к биопластику. И на Альбукерк он тоже больше не поедет, чтобы никогда не видеть лицо Марко, скопированное на железные болванки без эмоций.

— Можно, — сказал он. — Пять-шесть рейсов от Вашингтона до Омска, и гипер для тебя станет вторым домом.

— Третьим, — серьезно поправил его Марко, по-прежнему не поднимая головы, и попросил глухо. — И посиди так со мной ещё немного, пока это корыто не перестанет болтать. Ты даёшь мне точку опоры.


Куба, действительно, сделал невозможное. Марио даже немного устал вносить коррективы в рассчёты с поправкой на безумные и слишком рискованные действия капитана. Он сделал только одну полезную вещь в этой погоне — своевременно дал команду на выброс ракеты, бесполезной, в общем-то, в гипере. Но она оттянула на себя гравитационное поле шварцфальков, заставив их свернуть не в тот рукав течения гипера и потеряться где-то в незнакомой точке выхода.

— А Куба ещё спрашивал, зачем ставить на мусоровоз ракетоносители, — сказал Юрген, улыбаясь, и подошёл к сидевшему на полу у иллюминатора Марио. Он сел рядом с ним, прижавшись спиной к стене, и положил ладонь на колено Марио.

— Спину застудишь, — сказал тот глухо. Голова гудела от перегрузки процессора, но это ощущение было даже немного приятным, как и тепло руки Юргена. — Не причинять вред человеку.

— Прекрати, — попросил Юрген тихо и снял очки, потирая уставшие глаза кончиками пальцев. — Ты никогда не сможешь причинить мне вред.

— А мне кажется, я уже, — Марио пожал плечами, — Когда ты меня создал и не захотел отдавать заказчику. Когда ты был вынужден оставить всё, чтобы защитить меня.

— Ты должен заботиться о своей безопасности, — с улыбкой сказал Юрген. — Но, если не хочешь, у тебя есть я.

— Если это не противоречит первому и второму законам, — Марио подумал и положил руку поверх ладони Юргена на своём колене. — Мы приближаемся к Лондону, нужно собрать вещи.

Юрген повернул руку и легонько сжал его пальцы своими. Марио показалось, что тот ждал от него других слов, и, может быть, он скажет их позже.

В порту Лондона был туман, и это было на руку пассажирам «Пчёлки», потому что в тумане не было видно ни бортового номера, ни группу людей на спущенном трапе. Юрген пожал Кубе руку, обнял за плечи Лукаша и сдержанно кивнул Роберту.

— Мы останемся на пятьдесят часов — нужно подлатать корпус, — сказал Куба, и за его словами Марио разгадал невысказанное приглашение вернуться, если понадобится.

Юрген кивнул, поправил очки, пряча за этими привычными жестами благодарность, и махнул рукой, приглашая Марко и Марио идти следом.

Марио видел, как Марко топчется на первой ступеньке трапа. Он давно заметил, что Марко смотрит на Роберта почти так же, как сам Марио — на своего создателя: с надеждой и нежеланием отводить взгляд.

— Им нужно подлатать корпус, — негромко сказал он Марко, когда тот, собравшись с силами спустился по трапу на гигроскопичный пластик посадочной площадки, наверняка чувствуя лопатками жадный и больной какой-то взгляд Роберта. — Твои руки не будут лишними.

— Если я останусь ещё на пятьдесят часов, я вообще не уйду, — зло ответил Марко, сжимая рукой ремень своей сумки, будто именно она помогала ему держаться.

— Ты говоришь так, будто это плохо, — Марио улыбнулся, отчего на его щеках появились ямочки, и Марко невольно усмехнулся ему в ответ. Он посмотрел на Юргена, подмигнул и, облапив Марио за плечи, развернулся на пятках.

— У меня три условия, — сказал он громко, и Куба с Лукашем переглянулись за спиной Роберта. — Во-первых, меньше, чем на должность младшего инженера, я не согласен, во-вторых, мы должны включить Лондон в маршрут, — с каждым словом он перепрыгивал по три ступеньки трапа за раз, видя, как кивает Куба. — А в-третьих, — он скинул сумку на руки Роберту и посмотрел ему в лицо, дёрнув уголком губ, прежде чем решительно сказать: — Никакой отдельной каюты.

@темы: фик, Третий день, Team Futurism, Football Spring AU-Fest 2017

Название: Красный рыцарь замка Гродзец
Автор: team Fantasy football
Размер: миди (6 132 слова)
Пейринг/Персонажи: Пауло Дибала, польская сборная (не вся)Лукаш Пищек, Якуб Блащиковски, Роберт Левандовски, Гжегож Крыховяк, Войцех Щенсны, эпизодически — Лоран Косельни и Клаудио Маркизио
Категория: джен
Жанр: драма, мистика
Тип АУ: мифология!АУ
Рейтинг: PG-13
Саммари: У замка Гродзец своя история и свои хозяева.
Примечание: шоколадную медаль тому, кто угадает, где здесь связь с «Ла-ла лэндом»


Война доходила до Гродзеца лишь отголосками: далекими всполохами, канонадными раскатами, гулом самолетов в небе.

Вокруг замка стояла мертвая тишина. Лес молчал, усыпленный возвращением хозяина.

А Болеслав видел то, чего боялся больше всего в жизни: войну, ступившую на порог Гродзеца.

В огромном зеркале в старой раме плескался пожар. С треском рушились деревянные перекрытия замка. Обугливался и без того темный старый камень. Догорал полощущийся на ветру и в огне флаг.

Болеслав метался по комнате, будто бы пожар мог вырваться из зеркала и перекинуться на реальный камень настоящего, не отраженного замка Гродзец. Он собирал вещи, пихая, что придется, в саквояж.

СкарбникСкарбник — в славянском фольклоре дух, верный хранитель богатств своего хозяина, а также заколдованных кладов. тяжело вздохнул и подтянул к себе саквояж, чтобы перебрать и уложить вещи ровно.

— Уезжаешь? — сварливо спросил дух.

Болеслав ничего не ответил, только мотнул головой в сторону зеркала.

Дух пожал плечами.

— Мы-то не видим, что там.

Но Болеслав его не слушал. Следующим же днем он уехал из замка, чтобы никогда туда больше не возвращаться.

А через месяц от шального заряда загорелся лес вокруг замка; вскоре сгорел и сам замок Гродзец.


Когда Пауло открыл глаза, потолок ничем не отличался от всего, увиденного им раньше. Та же люстра в стиле хай-тек, те же прямые лучи света, такие же, как всегда, мелькающие в воздухе пылинки.

Многие из его однокурсников отдали бы руку (две?), чтобы после выпуска работать в Италии. Пауло это ничего не стоило — связи матери, помноженные на связи отца, и вот он уже сотрудник одной из крупных Туринских фирм с филиалами по всему свету. Вопрос, ехать ли в Италию после университета, не стоял: вы что-то слышали о аргентинском машиностроении? А о «Фиате»? «Феррари»? «Мазерати»? Вот то-то же.

То, что для других было лишь недостижимой мечтой, для Пауло было обыденностью. Причем, нужно сказать, обыденностью довольно унылой. Кроме того, что Турин был столицей итальянского машиностроения и городом, в котором располагалась штаб-квартира «Фиата», интересного в нем не было ровным счетом ничего, потому как палаццо, замки и барокко Пауло не интересовали.

Ответа на вопрос, что же на самом деле интересовало Пауло, не знал даже он сам.

Поэтому каждое утро начиналось у него именно так: медленно, тягуче, в попытке осознать самого себя и свое место в этой жизни. А потом звенел будильник. Почему нельзя было спать до самого звонка, было науке неизвестно. Из-за этого Пауло не высыпался и немного клевал носом, хотя, возможно, все дело было в том, что не нужно было полночи рубиться в ФИФА.

Каждый раз вставать и собираться на работу было тяжело и странно. Не потому что приходилось самому гладить себе рубашку, а потому что все вокруг казалось таким… обычным. И то ли душе требовался полет, то ли заднице — приключения.

Приключения в его отрасли бывали редкостью, но тоже случались.

Например, в лице сидящего на его столе руководителя отдела, в котором трудился на благо общества Пауло. Пауло осторожно прикрыл за собой дверь кабинета, дошел до стола и повесил рюкзак на спинку стула, не отрывая настороженного взгляда от начальства. Начальство с интересом смотрело на него в ответ.

— Клаудио? — осторожно поинтересовался Пауло.

Синьор Маркизио, удобно усевшийся на бумагах, разложенных по его столу, и требовавший, чтобы его называли исключительно по имени, кивнул.

— Что-то случилось?

Несмотря на то, что Маркизио был довольно лояльным руководителем отдела, его появление на рабочем месте (в настолько буквальном смысле) ничего хорошего не предвещало. Ничего плохого, впрочем, тоже.

— Я только что был у Джиджи. По твоему поводу вызывал.

Пауло насторожился. То, что самый главный босс вызывал Маркизио на ковер по его поводу — это было совсем нехорошо.

— И чего?

Несмотря на встречу с Джиджи, Маркизио улыбался и был, похоже, доволен собой и всем окружающим его миром. И совершенно не собирался так легко колоться на предмет темы их с боссом беседы.

— Все. Тебя ссылают.

— Куда?

Пауло вытянул из-под руководителя свой ежедневник ледяными от волнения руками и перелистал его. Планы на будущую неделю у него были, и ни один из них не содержал пункта «высылка».

— В Польшу, — лучась довольством, ответил Маркизио.

Пауло осторожно сел. Сердце билось где-то в горле.

Он ничего не имел против Польши. Совсем. Не то чтобы он много о ней знал, кроме парочки футболистов, но насильственное перемещение из одной точки в другую должно было быть запрещено еще в прошлом веке!

— Да ты чего, — Маркизио толкнул его в колено. — Это же всего лишь командировка. Радуйся, что не в Индию или Беларусь.

Пауло тяжело сглотнул и кивнул. Кажется, уныние, накатившее на него в последнее время, отлично лечится — например, командировкой в Восточную Европу. И хорошо еще, что не Индия или Беларусь, вот точно.

Они там как, английский-то знают вообще?

Маркизио слез с его стола и похлопал Пауло по плечу.

— Я тебе документы на почту кину. И билеты на понедельник. Не ссы, Польша — это не страшно. Может, даже приятно.

Маркизио подмигнул ему и вышел из кабинета.

Пауло подкатился к своему столу, сполз по стулу и вытянул ноги. Включил компьютер и мрачно уставился в экран.


Что в Польшу летают самолеты, стало для Пауло приятным сюрпризом. Что самолеты летают даже во Вроцлав, вообще немного примирило его с действительностью. Несмотря на раннее время, с рейса из Рима его встречал представитель польского «Фиата». К счастью, по-английски он говорил.

Производство находилось далеко за пределами города. Пауло смотрел в окно, не особенно поддаваясь на попытки себя разговорить. Он один раз мрачно зыркнул на водителя, и тот поспешно замолчал, алея ушами. Пауло же хотелось только спать.

Вроцлав как-то быстро закончился (или даже не начинался), за окнами поплыли типично славянские поля и небольшие городки. Пауло дремал, прислонившись к стеклу, и только иногда угукал. Водитель, оправившийся от его взгляда, снова взялся за свое: обещал, если будет желание, отвезти посмотреть на исторический центр Вроцлава, обещал сразу же доставить в квартиру, арендованную для Пауло, чтобы тот мог выспаться…

Говорил, говорил, говорил… затем вдруг хлопнул Пауло по плечу и перегнулся через него, чтобы что-то показать за окном.

— Это — Мемориал Гросс-Розен, — с затаенным волнением сказал водитель.

— А? — неожиданно выдранный из полудремы Пауло уставился на него чуть ли не с испугом.

— Концлагерь, — пояснил водитель.

Пауло повернул голову к окну. Успел увидеть только два деревянных сарая с каменным домом-тоннелем между ними. Мелькнули мелкие буковки на белом камне, установленном на повороте с дороги: «Гросс-Розен». И гипертрофированная колючая проволока поверх. И еще несколько метров вдоль дороги тянулась проволока совершенно обычная, настоящая, натянутая между каменными сваями, вбитыми в землю.

— Ну как? — спросил водитель, кося одним глазом на пассажира.

— Отвратительно, — буркнул Пауло и снова погрузился в дремоту.

Только что его мнение о поляках стало хуже. Похоже, ребятам совершенно нечем было заняться, кроме как держать в чистоте и порядке старые сараи и взращивать в себе культ жертвы.

Водитель обиделся и до самого городка, в котором и находился завод, не проронил ни слова. Всучил Пауло ключи от квартиры, конверт со всяким важным и полезным вроде адреса завода и местной сим-карты и сказал, что завтра его будут рады видеть на рабочем месте, таким тоном, как будто желал ему провалиться в Ад.

Пауло не особо обиделся, невнятно побурчал в знак прощания и поднялся на последний этаж небольшого трехэтажного дома. После непродолжительной борьбы с дверным замком Пауло попал в квартиру, в которой ему предстояло провести следующие две недели своей жизни. В квартире было предсказуемо пусто: пустой холодильник, идеальная чистота (если не считать небольшой пыли на телевизоре). Мысленно пообещав себе вечером сходить в магазин за продуктами, Пауло бросил рюкзак на пол, упал на кровать, не расстилая, завернулся в покрывало и практически сразу же уснул.


Вечерний городок был пуст практически так же, как и утренний. Пока что единственным человеком, которого встретил Пауло, выходя из квартиры, был его сосед по лестничной клетке — тощий, в вызывающе обтягивающей красной футболке, носатый, он поулыбался Пауло и первым сбежал вниз по лестнице.

На самом деле город не вымер: просто жил своей тайной жизнью. В ближайшем продуктовом магазине, помимо кассира, отирались еще несколько людей. Не глядя ни на кого из них, Пауло покидал в корзину самое нужное вроде хлеба, воды и зубной пасты, расплатился, тихо подивившись, что у него получилось это сделать с помощью итальянской карты, переложил покупки в рюкзак и обратился к продавцу на английском:

— Здесь есть где посидеть вечером? Кафе какое-нибудь?

Продавец сначала уставился на него непонимающе, затем быстро зашептался со своим посетителем.

— Ясно, — буркнул Пауло и собирался уже выходить из магазина, когда покупатель, с которым шептался кассир, вдруг его окликнул и на ломаном английском объяснил, как добраться до центра города, в котором можно найти несколько кафешек и ресторанчиков.

Предполагалось, конечно, что это очень даже «кафе» и «рестораны», но Пауло отлично понимал, что он там увидит.

И почти не ошибся.

Первая же попавшаяся ему на глаза кофейня с открытой террасой практически ничем не отличалась от многих европейских заведений, ориентированных на легкий перекус и чай-кофе. В целом, большего Пауло и не было нужно.

Он сел на улице, несмотря на подкрадывающийся вечерний холодок, и уставился в меню. Меню было на польском. Девочка-официантка тоже не говорила по-английски. Произнеся слово «кофе» на всех известных ему языках и ни разу, видимо, не угадав ничего похожего на польское слово, отчаявшийся Пауло ткнул пальцем в меню наугад. Официантка кивнула, поправила чисто символический фартучек и ушла внутрь, оставив Пауло в одиночестве созерцать архитектуру города. Архитектура была так себе, одиночество тоже продолжалось недолго: кто-то прошел мимо Пауло и сел за соседний столик.

Можно было, конечно, пойти в другое кафе и попытать счастья с английским там, но Пауло не хотелось никуда идти. Что-то ему подсказывало, что примерно такая же ситуация будет везде.

Официантка принесла ему что-то, похожее на обычный хлеб, надрезанный сверху. Пауло поднял на девушку глаза и обреченно попробовал еще раз:

— Вода?

Видимо, в этот раз она поняла: кивнула и ушла, чтобы через какое-то время вернуться со стаканом воды.

Пауло в ужасе лицезрел содержимое хлеба, который в самом деле оказался скорее посудой, чем пищей. Внутри плавал… наверное, суп. По виду он больше напоминал что-то вроде немецкого зельца, с половиной вареного яйца и веточками укропа. Ложка увязла в супе, взбултыхнув плавающие по поверхности жиринки.

Пауло в очередной раз обреченно вздохнул и отпил воды.

— Эй, сосед!

Пауло вздрогнул и завертел головой. Больше, чем нормальный английский, он был бы рад услышать здесь только итальянский или родной испанский.

За соседним столом расположился его сосед по лестничной клетке. Его оттопыренные уши трогательно алели в свете заходящего солнца. Пауло увидел, что на столе у него стоит кружка ароматного кофе и решил, что это тот человек, с которым стоит пообщаться.

— Привет, — ответил Пауло.

— Чего скучаешь? — сосед взял кофе со своего стола и пересел к Пауло.

В любой другой ситуации Пауло бы его просто проигнорировал, но не сейчас.

— Хочу заказать кофе, но она меня не понимает.

— Да я тебе сейчас закажу.

Сосед опасно отклонился на стуле, замахав официантке рукой. Бросил ей несколько слов и вернул стул в нормальное положение.

— Что, не нравится тебе польская кухня? Журек еще ничего, только жирноват.

— Да уж я заметил, — хмыкнул Пауло, не успевший даже сказать «спасибо за помощь».

Сосед в этом, похоже, и не нуждался.

— Лоран, — он протянул руку и, почти сразу после того, как Пауло пожал ее и представился в ответ, поинтересовался: — А у тебя что, тоже польские корни?

Пауло растерялся.

— Почему?

— Ну, тебя же в командировку прислали сюда?

Пауло качнул головой. Видимо, по нему было слишком заметно, что он человек, оказавшийся здесь не по собственной воле, как турист, а по вполне определенным жизненным обстоятельствам. По работе, в общем.

— Ну вот. Мое начальство направило сюда именно меня, потому что у меня польские корни. Начальство считает, что это поможет мне лучше найти общий язык с местными аборигенами. Ну, типа там лучше понимать их птичий язык и все такое.

— Ну, ты же понимаешь, — заметил Пауло.

— Чуть-чуть. Знаю пять важных слов: кофе, пожалуйста, выпить, любовь и занято.

Пауло задумался на мгновение о сакральном смысле этих пяти слов. Официантка принесла кофе, черный, как душа Сатаны, и Пауло с удовольствием сунул нос в кружку.

— И долго ты тут?

— Уже две недели, — Лоран щедро отхлебнул свой кофе и чуть не облился. — Здесь очень скучно. Хотя девочки очень красивые.

Смысл и важность этих пяти слов начал проясняться сам собой. Пауло кивнул.

— Напиши мне потом эти слова на бумажке, ладно? Хотя бы «кофе» и «пожалуйста».

— И «выпить», — подсказал Лоран, шарясь по карманам в поисках клочка бумаги — им оказался билет на местный автобус.

— Может быть, — уклончиво ответил Пауло.

Быстро стемнело и стало еще холодней. Пауло грелся при помощи кофе, а Лорана, видимо, грели разговоры. Он успел рассказать о себе, о своей работе, о жене и детях, о хобби в виде игры в футбол…

Пауло подумал, что он бы с таким человеком в разведку не пошел. И тайны бы ему свои не доверил.

Впрочем, с Лораном было довольно приятно.

В какой-то момент он ухватил Пауло за руку и ткнул пальцем куда-то в небо.

— Смотри!

Пауло послушно поднял голову.

Небо над городом было очень высоким и звездным. Мелкие и крупные звезды рассыпались по темному небу как веснушки на лице рыжего, а одна, особо яркая, падала, оставляя за собой светлый росчерк.

— Рано-то для звездопада.

— Это не звезда, — радостно ответил Лоран.

— Да, — кивнул Пауло, — это метеор, который сгорает в атмосфере, бла-бла…

— Да нет, — Лоран выглядел очень довольным, как будто бы это была не падающая звезда, а радуга, на другом конце которой лепрекон припрятал для него горшочек с золотом. — Это летавец. В общем, у них тут есть такая легенда про духа, который падает на землю как звезда, а затем является к жертве в облике знакомого человека. Ну и занимается с ним, сам знаешь…

— А зачем? — спросил Пауло.

— Что зачем?

— Зачем занимается?

— Ну ты, блин, спросил, — протянул Лоран и одним махом допил свой кофе.


Работать в Польше оказалось лишь немного сложнее, чем в Италии — из-за разницы языков, — и ничуть не интереснее. В скромном пиар-отделе (он же, по совместительству, пресс-центр) трудилось всего двое поляков. Когда Пауло вошел в отведенный для отдела кабинет, один из них прибирался, распихивая документы и модельки машинок по коробкам и органайзерам, а второй сидел на стуле и пил чай. Кроме того, что оба они были блондинами, общего у них больше ничего не находилось: один напоминал Пауло спокойного мишку, а второй — радостного суриката.

Когда «сурикат» закончил наводить порядок и наконец-то обратил внимание на Пауло, «мишка» встал со стула и принялся все раскладывать по местам.

— Лукаш, — представился «сурикат», протягивая руку для рукопожатия.

Первая буква имени в его устах прозвучала странно: то ли «л», то ли «в». Пауло кивнул и пожал руку, поверх плеча «суриката» наблюдая за тем, как «мишка» раскладывает документы по столу, а модельки машин возвращает на застекленную полку.

— А это Якуб, — добавил Лукаш, показывая на своего коллегу. — Чаю?

— Нет, спасибо, — ответил Пауло.

Лукаш кивнул, сел на стул Якуба, взял недопитый им чай и принялся прихлебывать.

Пауло, не прекращая настороженно наблюдать за обоими, подошел к свободному столу, водрузив на него свой рюкзак, как флаг.

В целом, они оказались нормальными, если не считать маниакальной потребности Лукаша все складывать в коробки, а Якуба — потом это все возвращать на место. По-английски оба говорили неплохо, пусть и с заметным акцентом, но с ними хотя бы можно было поговорить — спросить пароль от компа, как пройти в столовую или где прогуляться после обеда. Они с готовностью отвечали, иногда хором.

Несмотря на небольшое количество работы, к вечеру Пауло чувствовал себя усталым. Он проехался на автобусе до квартиры, хотя мог бы пройтись пешком, и уже предвкушал вечер в компании бутербродов с колбасой, польского телевидения и безлимитного интернета. В его планы бесцеремонно вмешался Лоран, как будто карауливший его у квартиры.

Он появился на лестничной клетке, все так же трогательно светясь ушами в свете лампочки, и, не здороваясь, сказал:

— Я еду смотреть на замок Гродзец. Ты со мной? — он не дождался ответа Пауло и зачастил: — Я знаю его историю. И легенду про него знаю. Поехали? Ну поехали со мной, мне скучно одному. Ну по-е-ха-ли!

Помимо вполне ощутимого желания послать соседа куда подальше и провести вечер в блаженном ничегонеделанье, Пауло очень хорошо осознавал, что Лоран может его попросту задолбать. А если обидится — то и того хуже.

— Ладно, — обреченно согласился Пауло. — Только ноутбук из рюкзака выложу.

Лоран терпеливо ждал его на площадке, переминаясь с ноги на ногу.

— Пойдем, — Лоран ухватил его за руку и потянул по лестнице вниз. — А то на автобус опоздаем.

Пришлось скакать через ступени.

На автобус они все-таки успели, вбежав в последний момент и купив билеты у водителей.

Пауло повертел узенькую бумажку в руках и сунул ее в карман, устраиваясь на сидение у окна. В автобусе было душно и не очень приятно пахло, но Лоран, севший рядом, этого, видимо, не замечал и не переставал трепаться.

Про историю замка он знал на самом деле очень мало. Больше ему нравилась легенда про красного рыцаря, которой он с готовностью и поделился с Пауло.

Суть истории состояла в том, что у всех замков старой Силезии существовали хранители, чаще всего из рода, проживающего в нем. Но со временем многие замки пришли в запустение, были уничтожены во время войны или переоборудованы под отели или музеи. Поселиться надолго в них не мог никто — и не сможет, пока на это не даст разрешение хранитель замка.

Пауло дремал, прислонившись головой к дребезжащему стеклу. Его мутило от этой вибрации, запаха салона автобуса, монотонного голоса Лорана, экскурсовода из которого не получилось совсем.

— Ты слушаешь? — прервался Лоран.

— Слушаю.

— И о чем я говорю?

— О хранителе замка, — расплывчато ответил Пауло, не открывая глаз.

Такая формулировка устроила Лорана, и он продолжил:

— Это я к чему?

— К чему? — поддакнул Пауло.

— К тому, что по преданию, на флаге, развевающемся над Гродзецом, изображен скачущий на красном коне красный рыцарь. И что в замке до сих пор иногда видят призрак: это скелет в доспехе и красном плаще. Якобы этот призрак напугал рабочих, которые были наняты для того, чтобы восстановить замок, потому что он был разрушен во время Тридцатилетней войны. А во время войны замок взял и сгорел. Просто взял и сгорел. А красного рыцаря до сих пор иногда видят на одной из башен. Охраняет, значит. И чем он не хранитель замка?

— Точно, — согласился Пауло, в какой-то момент переставший дремать и начавший слушать более внимательно. — Наверняка это он и есть.

Лоран некоторое время помолчал.

— Правда, есть один косяк.

— Какой?

— Он же скелет. Как он при этом может быть живым человеком?

Пауло хмыкнул. В его представлении во всех легендах было слишком много косяков. И никто почему-то не обращал на это внимание.

— Может, он инопланетянин? — предположил он.

Лоран возмущенно фыркнул, явно уязвленный тем, что Пауло так скептично отнесся к истории.

— Пошли, инопланетянин, наша остановка.

Водитель высадил их практически посреди леса и укатил в сторону чешской границы. Лоран повертел головой и решительно пошел вперед, хотя, на вкус Пауло, любое направление в этой странном месте могло быть как направлением «туда», так и «сюда».

— Ты знаешь, куда идти? — на всякий случай уточнил Пауло.

— Ну, я посмотрел гугл-карту, — не очень уверенно ответил Лоран. — Да ладно тебе, ерунда, дойдем куда-нибудь. У меня есть карта в телефоне, если что.

— Если что, — сварливо проворчал Пауло.

Заблудиться в лесу ему совсем не улыбалось.

— Кстати, есть еще одна легенда, которая объясняет, почему в лесах здесь частенько кто-нибудь пропадает. В общем, граничники — это такие духи нечестных землемеров — заводят в самую глушь и там…

Впрочем, Лоран не завел его никуда и не бросил там. На повороте он торжественно ткнул пальцем в указатель на Гродзец, говорящий о том, что, во-первых, вы ступаете на дорогу к замку (дорога так и называлась), во-вторых, сам замок в стольки-то километрах отсюда.

— Убедил, убедил.

Замок замаячил среди густого леса красными крышами, показалась конусообразная средневековая башенка, асфальт сменился битым камнем.

— Симпатично, — заметил Пауло.

Лоран, в какой-то момент отставший, чтобы завязать шнурок, поддакнул из-за спины:

— Ага. Ты бы видел, как тут круто, когда густой туман. Или дождь. Или когда у дома есть хозяин, и нет никаких реконструкторских фестивалей, кафешек, ярмарок и прочей лабуды.

— Что? Так ты был тут раньше, что ли? — Пауло обернулся, чуть не запнулся и остановился.

Голос Лорана только что звучал за его спиной, но на дороге было пусто. Лорана не было.

В одно мгновение на летнее солнце набежала туча, потемнело. Небо заволокло серо-сизым. На нос Пауло упала ледяная капля. Под ногами у него как будто начал бултыхаться молочный туман.

— Лоран?

Пауло дрожащими руками схватился за телефон. Сигнала не было.

Пауло замер, напряженно вслушиваясь в тишину. Ничего: только едва слышно шуршал по листве начинающийся дождь. Туман наползал от леса, заставляя нервничать еще больше.

Он позвал Лорана еще раз.

— Это совершенно идиотская шутка, выходи.

Лоран не отзывался.

Варианта оставалось всего два: либо идти назад, к дороге, либо вперед, к замку. Скорее всего, Лоран ждал его, счастливо попивая горячий кофе, где-нибудь в кафешке, приютившейся у замка. Так что и Пауло не оставалось ничего другого, кроме как направиться в том направлении.

Все это, конечно, выглядело очень жутко и кинематографично. Замок терялся в тумане, подъездная дорожка была видна где-то на треть. Пауло прошел мимо полуразвалившегося деревянного мостика, наверное, отстроенного для туристов после войны. Будь у Пауло чуть более нежная психика, ему было бы очень неуютно в этом месте одному.

Ну, а так ему было просто неуютно. Сразу вспомнились слова Лорана про граничников. И про скелет в рыцарском доспехе тоже.

Так что не исключено, что при встрече Лоран получит в рожу.

Замок выглядел заброшенным, несмотря на то что его должны были частенько навещать туристы. Кафе с одноименным названием было закрыто, импровизированная парковка пустовала.

С той стороны, с которой Пауло подошел к замку, он уже не просто выглядел, а был совершенно очевидно заброшен и походил скорее на развалины, чем на нечто, пригодное к жилью.

Лоран мог оказаться где угодно — за каждым углом, поэтому Пауло шел осторожно, как по минному полю, то и дело озираясь и замирая, прислушиваясь.

С мыслью о горячем кофе, видимо, можно было попрощаться.

Сам замок начался неожиданно. Стелился такой же молочный туман, только по обе стороны от дороги вдруг стало больше камней, когда-то бывших стенами галереи. Кое-где они сохранились лучше, кое-где хуже, а иногда стены и вовсе сравнялись с полом. Залезая на одну из поваленных стен, чтобы пройти дальше, Пауло снова позвал Лорана, пообещав ему, что если он появится прямо сейчас, смерть его не будет долгой и мучительной.

Тишина была ему ответом, да шорох камней под ногами.

Нужно было возвращаться к дороге. Только вот сети на телефоне не было, ждать автобус предстояло еще часа три, а ловить попутку под дождем в таком месте можно было еще дольше.

Если бы в роду Пауло была бы хоть капля ведьмачьей крови, Лоран был бы проклят до седьмого колена. И все это — с чувством и с душой.

Пауло спрыгнул с камня в молочный туман и заорал, ухнув ниже. Под ногами не оказалось пола, он падал вниз, в затхлое помещение, в котором даже сквозь десятки лет чувствовался запах гари.

Падение замедлилось: кто-то подхватил Пауло под руки и осторожненько поставил на пол. Пауло снова заорал.

— Ты чего визжишь? — мрачно поинтересовался Якуб.

Пауло демонстративно схватился за сердце.

— Ты рехнулся?! Так и помереть можно раньше времени!

Якуб пожал плечами, видимо, и не ожидав, что Пауло будет его благодарить за чудесное спасение.

— Ты что здесь забыл?

Пауло, наконец-то, оклемался и проморгался. В подвальном помещении было сумрачно — пробои в потолке не пропускали солнечный свет, даже если бы он был. Вместо этого они отлично пропускали дождь.

Якуб в сером воздухе казался каким-то призрачным. Пауло на всякий случай схватил его за рукав — нет, рукав оказался вполне материальным, как и рука под ним.

— Я живу здесь, — ответил Якуб, высвобождая руку. — Пойдем, надо тебя вывести отсюда.

— Что? Живешь?

Пауло последовал за ним, ступая осторожно, под каждым камешком предполагая угрозу. Но Якуб шел впереди довольно решительно, не спеша куда-либо проваливаться.

Впереди показался тускло светящийся прямоугольник дверного проема, который Якуб на мгновение загородил своей широкой спиной. В освещенном помещении на несколько голосов говорили на польском. Пауло вошел, прикрыв глаза — несмотря на приглушенный свет, они тут же заболели.

Комната, судя по стенам, тоже когда-то полыхавшая, напоминала рыцарский зал в лучших традициях романа Вальтера Скотта. Даже свечи горели, подкапчивая и без того черный потолок.

За столом сидело несколько человек, с которыми Якуб и говорил.

— Он не знает польского, — заметил Якуб, когда Пауло, наконец, проморгался и смог осмотреться.

Одним из сидящих за столом оказался Лукаш, неожиданно неулыбчивый и серьезный. Остальных Пауло не знал.

— Где это видано, чтобы потомок Дибалы не знал родного языка? — едко спросил один из сидящих.

Пауло нахмурился и открыл рот, чтобы сказать что-нибудь недоброе, но Якуб опередил его:

— Так сложились обстоятельства, Гжегож.

Пауло клацнул зубами.

— Я знаю четыре слова по-польски. Лоран…

И вдруг вспомнил:

— Лоран! Вы видели Лорана? Он здесь?

Поляки (почему-то в том, что все они были поляками, у Пауло сомнений не возникло) переглянулись. И все, как один, уставились на темноволосого молодого человека с очень красивым лицом и тяжелым взглядом, вольготно откинувшегося на спинку дубового стула.

— Что? — он выразительно поднял бровь. — Наверное, он у себя дома. Может быть, не у себя. Я не знаю.

— Этого не может быть, — возмутился Пауло. — Он привез меня сюда, а потом куда-то слинял. Если меня обвинят в его похищении и убийстве в лесу, я…

— Его здесь нет, Павел, — строго ответил темноволосый. — Я тебе клянусь.

Пауло не понравилось это обращение, и он вспылил. Почему-то досталось от него Якубу, все так же стоящему рядом:

— Что за чертовщина?! Я в своем уме, и это Лоран привез меня сюда! Я не должен верить кружку бомжей, занимающихся реконструкцией и сатанизмом. Я ухожу.

— Это вряд ли, — спокойно ответил Якуб.

— Что?!

Пауло сделал шаг назад, чтобы вернуться в подвал, из которого Якуб его только что вывел, и поискать другой выход. Никто не вставал из-за стола, не тянулся к нему, чтобы остановить. Даже Якуб держал руки в карманах.

Только за его спиной больше не было двери. Пауло пошарил рукой по стене, обернулся, потрогал уже двумя руками. Сердце ухнуло вниз.

Он прижался к стене спиной и в ужасе переводил взгляд с сосредоточенного лица Якуба на безмятежного Лукаша. Сидящий за ним темноволосый как-то нехорошо улыбался.

— Вы меня убьете, да? — Пауло от ужаса смешал три языка.

Раздались смешки. Якуб поднял брови:

— С чего ты решил? — он обошел стол и сел на свободный стул. — Если Роберт сказал тебе, что твоего друга здесь нет, то его правда здесь нет. Это Роберт тебя привел сюда.

Темноволосый кивнул.

— Помнишь, он тебе рассказывал про летавца? Вот он я, — он широко развел руками, красуясь.

— Господи, что… — прошептал Пауло, медленно продвигаясь вдоль стены.

Спокойнее ему не стало, даже наоборот. Лоран — не Лоран? — кажется, говорил, что… Ох-ох-ох, лучше бы они оказались реконструкторами-сатанистами.

Пауло медленно полз по стене. Взгляды с любопытством следили за ним, не отрываясь. Это, а еще то, что в помещении не оказалось дверей вообще, заставило его остановиться и сползти на пол.

— Вообще-то парнишка очень похож на деда, — заметил Лукаш.

— Ничего он не похож, — проворчал Гжегож.

— Ну да, — фыркнул Якуб. — Вспомни, как орал Болеслав, когда впервые тебя увидел.

— Я бы на тебя посмотрел, — рассмеялся Лукаш, — если бы у тебя под кроватью поселилась такая рожа.

Гжегож махнул на него рукой.

— Я ему золото приносил! Цацки всякие.

— Краденое добро ему было ни к чему, — фыркнул Роберт. — КлобучьяКлобук — в польской мифологии дурной дух низшего уровня, который, будучи пригретым в доме, приносит своим хозяевам добро, краденое им у соседей. твоя натура…

Пауло уткнулся носом в колени, обхватив голову руками. Это было так странно и так глупо, что лучше бы все это оказалось сном.

Лукаш присел рядом с ним на корточки, потыкал в колено. Пауло отмахнулся от него.

— Ну, Пауло, прекрати дуться, — неверно истолковал его состояние Лукаш.

— Вы уроды, — невнятно буркнул Пауло в ответ.

— Мы не уроды! — где-то вдалеке возмутился Роберт.

— Мы не уроды, — согласился Лукаш. — Просто мы не люди. У нас немного другие принципы. Мы живем ради другого. Ради того, чтобы у нашего дома был хозяин. Хранитель, если хочешь красивых терминов.

— Не хочу.

— Пауло, — позвал его Лукаш.

— Ну?

— Можно, я кое-что тебе покажу? А после этого ты решишь, остаешься ты с нами или уходишь. Ладно?

Пауло немного приободрился и даже поднял голову. О том, что он, без сомнений, захочет уйти после того, что ему покажут, Лукашу лучше было не знать. Пауло кивнул.

— Пойдем, — Лукаш протянул руку, Пауло взялся за нее и поднялся.

От стола отделился еще один молодой человек (не человек?).

— Я провожу вас в комнату, — сказал он.

Голос его звучал странно: как будто издалека и одновременно очень близко.

— Это Щенсны, — представил Лукаш, а Пауло не обратил на него внимания, глядя на то, как в стене появляется дверь.

Щенсны вышел первым, Лукаш пропустил Пауло, и они оказались в коридоре.

Лукаш рассказывал, что Щенсны, вообще-то, морок, и если раньше он путал и водил по лесу туристов, подкидывая им веселые и не очень видения, то сейчас он сам не до конца уверен, существует ли он или же он просто видение самого себя.

Пауло его не слушал, погруженный в свои размышления. О том, что они все, наверное, не в своем уме и что пропавшая дверь еще ничего не значит. Что ему предстоит вернуться в город и немедленно связаться с Маркизио, чтобы тот любыми способами возвращал его в Турин прямо сейчас.

В коридоре смотреть было не на что, а вот комната, в которую привели Пауло, кажется, совсем не пострадала от огня и времени: кровать с балдахином, аккуратно затворенные шкафы и прибранный стол.

— Это комната твоего деда, — сказал Лукаш с затаенной гордостью. — Я здесь прибрался после того, как он уехал, а то он, знаешь, собирался в спешке…

Пауло не знал. Он смотрел на зеркало в углу комнаты, занавешенное красной тканью. Щенсны стоял рядом, держа ткань за край.

Лукаш принялся смахивать ладонью пыль с чернильницы. Пауло подошел к зеркалу. Щенсны сдернул ткань и накинул ее на плечо Пауло. Тот дернул плечом, и ткань с шорохом поползла вниз.

— Ну, что там? — недовольно спросил он.

Щенсны осторожно коснулся его плеча, призывая посмотреть на себя.

— Это зеркало.

Пауло скривился.

— Я это и так вижу.

— И оно покажет то, что ты захочешь. Попроси его показать тебе твою квартиру в городе.

— Ладно, — вздохнул Пауло и повернулся к зеркалу.

Это звучало слишком. В сказки он никогда не верил и не планировал начинать. Тем более что…

Зеркало вдруг нагрелось. Теплым, нет, горячим воздухом плеснуло в лицо Пауло, он даже отшатнулся. Даже запахло горячим — ноздри обожгло. В старой раме плясал огонь.

Его квартира — снятая для него квартира в городе — горела. Вот, и она уже догорела — черные стены, остов стола и кровати, гарь в воздухе и тяжелая водная взвесь.

— Ч-что это? — спросил Пауло, оглядываясь на Лукаша.

Тот ответил, не отрываясь от протирания стола неизвестно откуда взявшейся тряпкой.

— Не знаю. Мы не видим, что там.

— Там моя квартира, — торопясь и забывая слова, ответил Пауло. — И она сгорела!

— А, ну да, — спокойно согласился Лукаш, отодвигая от стола стул и садясь. — Когда мы узнали, что будет пожар, решили, что лучше заманить тебя сюда, чем погибнет еще один потомок Дибалы. Даже обманом. Послушай…

Щенсны поднял с пола красную ткань и накинул ее на зеркало.

— Если ты станешь хранителем замка, у тебя будет совсем другая жизнь. И сам Гродзец тоже заживет. Ты можешь сделать здесь что угодно: музей, отель… Интернет мы тебе проведем. Гжегож натащил сюда много компьютеров, техники всякой, даже мопед есть. Замку нужен хранитель, Пауло.

Пауло покачал головой.

— Господи, какой бред… Лукаш, ты сказал, что покажешь — и я могу уйти, если захочу.

— Ну, да, — согласился Лукаш.

— Я могу уйти?

Лукаш замялся, переглянулся с Щенсны и ответил:

— Конечно.


Лукаш, вообще-то, его обманул.

Замок просто не выпустил Пауло. Плевать замку было на то, согласен Пауло стать хранителем или нет. С того самого момента, как он ступил на дорогу, ведущую сквозь галерею, он уже принял на себя эту ответственность.

Пауло орал два дня. Метался по замку, сшибал предметы, ругался на духов, попадающих под руку, тряс Якуба, почему-то слишком часто оказывающегося рядом.

— Да на что вы вообще рассчитывали?! — он цеплялся за руку Якуба, тряс его за рукав, с трудом подбирая английские выражения.

— На то, что кровь предков взыграет, — ответил Якуб, не пытаясь отлепить его от себя.

Пауло бесился, ругался, выпускал пар.

— Мы подумали, что раз уж все равно замок тебя не отпустит, тебе самому будет проще, если ты согласишься по своей воле. Но получилось вот так. Кто же знал?

— Господи, чтоб вас всех, — выдыхал Пауло и мчался дальше по коридору, вне себя от злости.

Духи могли выходить из замка. Некоторые даже могли вовсе из него уйти. Хранитель — не мог. Точнее, замок сам решал, когда начинать выпускать своего хозяина за порог. В случае с Пауло на это сильно не приходилось рассчитывать.

За время бесцельного метания по замку Пауло узнал многое. Что Лукаш и Якуб — скарбники, духи, хранящие богатства своего хозяина. Один постоянно прибирал то, что притаскивал в замок Гжегож, а другой разбирал. Они ругались друг на друга и при том жили душа в душу. Пауло даже казалось, что друг без друга им будет очень плохо, как и остальным, ни разу в жизни и не думавшим прибираться в Гродзеце.

Что Роберт в самом деле летавец, и на вопрос, зачем тот вступает в связь с человеком, к которому является, он только загадочно улыбается. В целом личная жизнь Роберта гудит, свистит и веселит всех окружающих.

Что и Гжегож, и Щенсны, и все остальные живут в Гродзеце уже немало лет и со скуки работают в городе, а иногда занимаются своими обычными бесовскими делами.

Что в лесу водятся лейини, лесные демоны в виде оленей, опасные для туристов, если за ними не приглядывает хранитель замка и прилежащих угодий.

Что быть хранителем замка, покуда жизнь в нем не закипела, очень скучно. Проведения интернета еще предстояло ждать и ждать, клятвенно обещанного кабельного тиви — тоже. Та висящая на зеркале тряпка оказалась плащом красного рыцаря, и Пауло кинул ее в Лукаша, стоило тому заикнуться о преемственности поколений.

Согласился только на то, чтобы сменить рубашку на красную футболку, но не больше.

Пауло почти смирился с тем, что его обманули. Больше всего смущало отсутствие приличного туалета. В конце концов, у него просто не оставалось выбора, а туалет потихоньку строился.

— Я знаю, что я хочу здесь организовать, — наконец решил Пауло, усадив перед собой Лукаша и Якуба, как самых домовитых и хозяйственных существ в замке, к тому же, работающих на заводе «Фиата». — Давайте сделаем здесь бизнес-центр. Перетащим офис «Фиата» сюда, продолжим работать, деньги зарабатывать на замок, можно второй этаж сдавать для еще каких-нибудь офисов, столовую оборудовать.

Он замолчал, ожидая решения с некоторым волнением. Хотя к чему было волноваться? Это он был хозяином замка и сам решал, как им распоряжаться.

Лукаш с Якубом переглянулись.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — поинтересовался Якуб.

Выслушав множество гневных отповедей от Пауло, он был морально готов к очередной.

— Конечно, — ответил Пауло, хотя почувствовал, как все внутри сжалось в комок.

Он сам не знал, что ему было настолько важно одобрение этих мифических поганцев.

— Ладно, я понял, — отчеканил Пауло и махнул рукой. — Топайте отсюда.

Скарбники снова переглянулись, поднялись и послушно утопали.

Пауло плюхнулся на кровать, перекатился на живот и свесил руку вниз. Он чувствовал себя обиженным мальчиком, чью идею реконструкции главной площади не одобрил городской совет. Он мог бы написать бизнес-план, объяснить всю выгоду от этого проекта, в конце концов, топнуть ногой и ультимативно заявить: «Делаем!» — но Якуб отбил все желание что-либо делать.

Может быть, потом ему снова захочется заниматься этим вопросом. Но пока что энтузиазм угас. В конце концов, сломить сопротивление закостенелых древних духов тоже непростая задача.

Обида Пауло прошла довольно быстро. Все-таки он был взрослым человеком и понимал, что триста лет в замке — это не белка чихнула, чтобы вот так запросто разрешить сделать из него бизнес-центр. С мыслью о музее или отеле духи явно смирились. К офисам просто не были готовы.

Осталось только плохое настроение. Пауло раздражало буквально все: кровать с балдахином (здесь нет поблизости Икеи часом?), разлапистая люстра под потолком (Икея, ау?), плащ на зеркале. Красная тряпка вообще подействовала на Пауло так, как если бы он был тосканским быком: он разозлился еще больше, подскочил с кровати, сорвал с зеркала плащ предков и кинул его на пол. Где-то здесь все предки должны были взвыть на своих небесах.

Плевать на предков. Плевать на духов, обманувших его несколько раз. Плевать на то, что жить в обмане или из-за обмана совершенно не хочется.

Пауло отражался в зеркале. Злой, растрепанный, обиженный.

— Хочу увидеть правду, — буркнул он. — Что бы было, если бы эти клоуны меня не обманули.

Он отдавал себе отчет, что это — копание в открытой ране. «Если» — не его случай. У него больше нет никакого «если». У хранителя замка Гродзец нет альтернатив.

Зеркало подернулось рябью, как будто амальгама вдруг начала сползать, превращая его в обычный кусок металла.

Пауло в зеркале стоял посреди дороги, на которой не было тумана, не было Лорана или дождя. Чуть в стороне стоял Роберт, которого Пауло не видел, и Щенсны, которого Пауло не мог видеть. Пауло выругался, вызвал такси и быстрым шагом направился к дороге. Машина подхватила его через двадцать минут и в целости и сохранности доставила к порогу дома. Пауло-не-из-зеркала вошел в подъезд, а Пауло здесь, по эту сторону зеркала, замер, ожидая увидеть клубы дыма, вырывающиеся из-под двери. Но квартира не горела.

Две недели пролетели незаметно. В пиар-отделе Пауло трудился один. И совсем скоро вернулся в Турин, сдав свой пост какому-то другому командированному счастливчику.

И все началось сначала.

Пауло просыпался в летнем Турине, смотрел на свою модную люстру, на пылинки в прямых лучах солнца, ехал в офис к девяти утра и был совершенно обычным. Скучным человеком со своей скучной жизнью.

Пауло вздохнул и накинул на зеркало красный плащ своих предков. Возможно, все сложилось не так уж и плохо, размышлял Пауло, поднимаясь на самую высокую башню, чтобы проветриться. Если открыть в замке музей или отель, а лучше недорогую гостиницу с рестораном, здесь закипит жизнь. И интернет появится, и туалет, и кровать из Икеи или откуда-нибудь еще. И воск со свечек перестанет капать на плечи, когда идешь по коридору.

И в этот момент Пауло было все равно, что он стоит на башне замка и светится в своей красной футболке, как идиот. Он и был в какой-то степени идиотом, а еще Хранителем замка, красным рыцарем Гродзеца.

И ему еще предстояло смириться с тем, что его обманули трижды. В конце концов, духи не хотели ничего плохого. Все-таки это было в их традициях — обманывать и путать людей.

Пауло сел и свесил ноги вниз. Заходило солнце, окрашивая крыши Гродзеца багрянцем.

По наследству Пауло перешел очень красивый замок. И ему предстояло проделать большую работу, чтобы всем это доказать.

@темы: фик, Второй день, Team Fantasy, Football Spring AU-Fest 2017

Название: Un[REAL]
Автор:  Team Realism
Размер: драббл, 950 слов
Пейринг/Персонажи: Жерар Пике/Серхио Рамос
Категория: джен, слэш
Жанр: повседневность, юмор, стёб, романтика
Тип АУ: АУ относительно клуба, в котором играет персонаж
Рейтинг: PG-13
Саммари: когда последние трансферные новости долетают до Серхио, он смеётся до мелких слезинок в уголках глаз. А после, чуть отдышавшись, тянется к телефону и набирает давно знакомый номер.
Примечания: автору сообщили, что Пике в "Реале" — это нечто на уровне грязных эротических фантазий. Вероятно, на уровне эротических фантазий Рамоса. Потому что сам автор ни о чём таком не думал, он думал о другом.
Название работы — игра слов (и квадратных скобок), призванная намекнуть на общую нереальность происходящего и на то, что речь пойдёт о мадридском "Реале". Концептуальное название, понимаете ли.
От фильма "Ла-Ла Лэнд" здесь гениальная логическая цепочка: мюзикл — в мюзикле, что характерно, есть песни — в фанфике упоминаются песни (и музыка в принципе) — автор молодец и красавчик.

Когда последние трансферные новости долетают до Серхио, он смеётся до мелких слезинок в уголках глаз. А после, чуть отдышавшись, тянется к телефону и набирает давно знакомый номер.
— «Реал Мадрид»? Ты серьёзно?
— Абсолютно, — голос Жерара на другом конце подрагивает. И Серхио готов дать руку на отсечение, что тот сейчас ухмыляется во все свои белоснежные тридцать два.
— Я не буду спрашивать, как, почему и зачем. Просто ответь: ты понимаешь, что завтра твоё чучело сожгут на главной площади Мадрида?
— И про Барселону не забудь. Я слышал, что здесь уже активно закупаются бензином и тащат солому, чтобы лучше горело.
Восстановленное пять минут назад самообладание Серхио разваливается на куски с оглушительным треском. Смех Жерара звучит эхом его собственного безудержного хохота.
— Ты феерический идиот. Невероятный.
— Скажи мне это через месяц на правах капитана.
— Если к тому времени тебя не сожгут вслед за чучелом — обязательно.
— Постараюсь, чтобы этого не случилось, — широкая улыбка греет солнцем даже через динамик.
— Договорились.
Месяц спустя обещанное «ты идиот» теряется в крепких объятиях, превращается в пыль от соприкосновения двух сливочно-белых футболок с эмблемой мадридского «Реала».
— Добро пожаловать.

Когда Жерар просит подбросить его до дома, Серхио без вопросов соглашается. Невозможно отказать человеку, который о небольшой поломке автомобиля говорит так, словно речь о конце света. Как минимум.
— Дай угадаю: опять фламенко?
— Не опять, а снова, — назидательно отвечает Серхио, и уже в следующее мгновение по салону растекаются переливы голоса Камарона*. Жерар смеётся и уверенно-небрежным жестом отправляет сумку на заднее сидение.
— У меня есть вариант получше.
— Ну?..
— Вспомни, что мы сегодня слушали в раздевалке.
— О нет. Нет, нет и ещё раз нет, — очередной поворот появляется из ниоткуда, и Серхио изящно вписывается в него под залихватское «оле!». — Если ты ещё раз поставишь свою «Вака-вака», то я стану совсем локо-локо**.
— Да ладно, я думал, вам понравилось! Марсело вон даже танцевал.
— Открою тебе страшную тайну: Марсело готов танцевать под всё, что хотя бы отдалённо напоминает музыку.
— Даже под пение Роналду? — бровь Жерара скептически ползёт вверх. А Серхио понимает, что одновременно следить за дорогой и хохотать, уткнувшись лбом в руль, — занятие исключительно сложное.
Через неделю ему преподносят полную коллекцию альбомов Шакиры. На каждом диске — автографы и пожелания всего наилучшего. И в голову Серхио закрадывается подозрение, что автомобиль Жерара станет частым гостем в ремонте.
Насмешливые искры в серо-голубых глазах только подтверждают это.

Когда Жерар врывается в раздевалку после матча, едва не снося дверь с петель, Серхио стягивает мокрую футболку. «Ждём тебя снаружи», — с этим в коридор выходят Роналду и Бэйл, задержавшиеся позже остальных. Серхио лишь кивает: в голове до сих пор стоит шум «Сантьяго Бернабеу».
Ещё одна победа в Эль Класико на счету королевского клуба. Ещё один гол Серхио из тех, что решают всё.
— Мы победили! Мы, чёрт тебя возьми, победили!
— Ты так долго торчал на поле, что я уже начал переживать, не съели ли тебя бывшие одноклубники, — адреналин постепенно исчезает, уступая место усталости. Однако сдержаться и не подколоть Жерара выше его сил.
А тот, кажется, и не слышит вовсе.
— Серхио-чёртов-Рамос, ты понимаешь, что ты сделал это?
В глазах Жерара — сумасшедший, лихорадочно-счастливый блеск. Как будто огромный стадион не захлёбывался свистом, стоило ему коснуться мяча. Как будто гневные вопли болельщиков обеих команд делали пламя внутри него только ярче.
А в следующее мгновение Жерар оказывается рядом с ним. Близко. Слишком близко. И Серхио чувствует, как сердце, измотанное за полтора часа игры, начинает колотиться в такт невидимым огненным всполохам в расширенных зрачках напротив.
— На поле забил ты, а сегодня ночью забивать будут тебе.
Не речь — почти змеиное шипение.
Смех Серхио близок к истерическому. Усталое тело протестует болью в районе живота, посылает в мозг приказ остановиться, но он попросту не может.
— Скажи... ты долго... сочинял эту фразу?
Слова рвутся глотками воздуха, а взгляд Жерара прибивает к стене электрическими разрядами.
— Заткнись.
Губы Жерара солёные, требовательные, такие же сумасшедшие, как и он сам. Сопротивляться им абсолютно невозможно.
Серхио и не хочет.

Когда Серхио спросонья ощущает, что его бесцеремонно пихают локтем в бок, то издаёт недовольный звук и с неохотой поворачивается. Мятые простыни отзываются тихим шорохом.
— Чего тебе?..
— «Мы с Пике привыкли кидаться друг в друга камнями»? Правда, что ли?
Солнечный свет ложится длинными узкими дорожками поперёк постели, а Жерар выглядит неприлично бодрым для половины девятого утра.
— А то будто нет. Пригласить на свидание, подарить цветы, кинуть камень. Суровая андалусская романтика.
Последнюю фразу Серхио бубнит лицом в подушку.
— Мне казалось, что суровая андалусская романтика — это секс после каждого матча. И между ними. И просто когда захочется.
— Тебе казалось, — глаза слипаются. Мадонна, кто вообще просыпается так рано по доброй воле? — Но если ты настаиваешь, то в следующий раз, когда меня спросят о наших отношениях, я скажу именно это.
Жерар смеётся и в шутку пробегает пальцами по обнажённой спине Серхио. В прихотливом ритме его прикосновений угадывается треклятая «Вака-вака», слова которой уже давно выучены наизусть.
Последнее, что слышит Серхио перед тем, как снова провалиться в сон, — обжигающий нежной иронией шёпот Жерара прямо над ухом:
— Я уверен, ты сможешь придумать что-нибудь поинтереснее.

И когда Серхио снова задают вопрос о переходе Жерара в «Реал Мадрид», он широко улыбается и отвечает:
— Я давно говорил, что ему больше идёт белое. Так что трансфер был исключительно вопросом времени.
Газеты взрываются яркими заголовками, а фанаты двух главных клубов Испании сходят с ума. Не в первый и, конечно же, далеко не в последний раз.
Серхио целует Жерара в пустой раздевалке, а тот проводит кончиками пальцев по вышитой на белой футболке короне и с ухмылкой выдыхает ему в губы святое «да здравствует Мадрид».
Пока всё происходит именно так, они не дадут жить спокойно целому миру.
Целому миру и в особенности друг другу.
______________________________
*Камарон (исп. Camarón; 1950-1992) — испанский кантаор, певец фламенко цыганского происхождения. Считается одним из величайших исполнителей фламенко всех времён.
**Локо (исп. loco) — сумасшедший. Конкретно в данной работе — игра слов, фраза Серхио перекликается с песней Шакиры "Loca".

@темы: Второй день, Team Realism, Football Spring AU-Fest 2017

Название: Причины уйти, причины остаться
Автор:  Team Realism
Размер: мини, 2700 слов
Пейринг/Персонажи: Марко Ройс, Роберт Левандовски, Томас Тухель, Юрген Клопп, Марио Гетце
Категория: джен, пре-слэш
Жанр: hurt/comfort, ангст
Тип АУ: по мотивам Yuri!!!on ice
Рейтинг: PG-13 за лексику
Саммари: После неудачного финала Гран-при у Марко Ройса больше нет причин продолжать кататься. Зато есть много причин все бросить.
Предупреждения: POV Марко

Я вообще много чего ненавидел. А в особенности вот такое выражение на расплывшемся лице Гетце.

***

Мы с ним с первой тренировки знакомы. Мне было пять, а ему четыре, когда нас притащили в ERC Westfalen, клуб фигурного катания. Нам обоим там не нравилось, наверное, поэтому мы и подружились. Мы, как и все дортмундские мальчишки, хотели стать футболистами, но наши мамы упорно продолжали возить нас на тренировки.

Я все это ненавидел. Падать было больно, колени заживать не успевали, а в школе насмехались. Но мама все меня туда возила, и моего мнения никто не спрашивал.

В детстве я думал, что мы с Гетце оба молодцы. В детской группе нас хвалили одинаково. Всю правду я узнал позже, когда мы оказались в руках Юргена Клоппа. Он сказал, что я дерево, и нещадно гнул меня в балетном зале. Балетный зал я ненавидел — я его до сих пор ненавижу.

Марио справлялся получше, хотя у него тоже проблем хватало. Например, чрезмерная любовь к еде. Юрген ему так и говорил: надо меньше жрать! Особенно когда Марио проваливал прыжки. Вот тут-то я злорадствовал: мне-то прыгать удавалось хорошо. Клопп шутил, что если нас двоих слепить в кучу, то получился бы один хороший фигурист.

Злая была шутка, Юрген потом зарекся так шутить: после невероятно успешного юношеского чемпионата мира Марио угодил в автомобильную аварию. На лед он больше не вернулся.

Потерю своего самого перспективного мальчика-одиночки Юрген переживал с трудом и срывался на мне. Он орал и грозился закатать меня в лед полировочной машиной. Я был и сам не против туда закататься. На национальных я занял почетное пятое место, и Юрген решил от меня избавиться.

***

Мое решение было окончательным, и я только что об этом прямо заявил Марио. Я ему, кстати, первому сказал, но он явно не оценил, раз взирал на меня так обиженно.

— Подожди, то есть после того, как ты наконец-то попал в Финал Гран-при, ты решил покончить с фигурным катанием?

Мы сидели в моей комнате в родительском доме, словно нам снова было по десять. Классное было время: никакой балетной школы, стертых в кровь ног, костюмов с пайетками и провальных финалов.

— Давай уточню. После того, как я проебался в финале Гран-при.

Когда глаза Гетце стали влажными, я вдруг осознал, какой я мудак.

***

После той аварии Марио вернулся в Дортмунд и отъелся до неприличного. Он мне повторял, что судьба выбрала меня, и, честное слово, это самое тупое, что я когда-либо слышал. Но Гетце меня искренне поддерживал и просил стараться за двоих. И я не мог поступить иначе. Я поехал в Канаду к человеку, под чьим началом катались чемпионы.

Только в Канаде я наконец осознал, сколько на самом деле надо работать, чтобы чего-то добиться. Раньше я думал, что это мне просто таланта не хватает, а оказалось, что до уровня чемпионов я не дотягиваю не только поэтому.

Первые недели под началом Томаса Тухеля показались мне адом, но я не хотел ударить лицом в грязь, поэтому носился как сумасшедший. Томас не насиловал меня балетом — напротив, он доводил до совершенства мои прыжки. Я даже посадил четвертной риттбергер. А потом Томас заявил, что вот теперь я готов перейти из щадящего режима в нормальный тренировочный.

***

Не было у меня смелости позвонить Томасу. Марио каждый день у меня об этом спрашивал, но я не мог.

— Тухель уже знает о твоем решении?

— Нет, тебе первому говорю. Даже родителям и сестрам еще не говорил.

Я знал, что родители поддержали бы любое мое решение, а вот реакция Гетце меня удивила. Он замахнулся и врезал мне так, что я даже среагировать не успел. Губа сразу лопнула, и я почувствовал привкус крови во рту.

***

После короткой я был третьим. По компонентам я проигрывал, но прыжки мне удались почти все.

Томас запретил общаться с прессой, но меня все равно поймала девочка из какого-то немецкого издания, и я не смог отказать. В коротком интервью я самоуверенно заявил, что имею все шансы на победу.

***

Марио имел полное право меня бить. Было больше обидно, чем больно.

— Я бы все отдал, чтобы иметь возможность снова кататься. А ты только ноешь. Собери свое дерьмо в кучу, Ройс.

Гетце ушел, проигнорировав приглашение моей матери остаться на ужин. Я ужинать тоже не пошел: меня давили слезы.

В канун Рождества я проснулся с опухшей рожей и долго смотрит в противоположную стену. На ней все еще висел плакат восьмилетней давности. На нем — наш с Марио кумир юности, с которым, к сожалению, на льду пересечься было не судьба: он закончил карьеру скоропостижно и с оглушительным скандалом еще до того, как я докатался до взрослой лиги.

Двадцатилетний Роберт Левандовски смотрел на меня с характерным прищуром синих глаз, красивый и успешный, такой, каким мне не стать даже в самых смелых мечтах. Четыре подряд золотые медали Гран-при, олимпийское золото, несколько чемпионатов мира и Европы — самый успешный фигуст-одиночник всех времен и народов. Человек, по которому сходила с ума вся Польша, Япония и часть Германии. И я. Я даже книжку его биографическую прочитал. «Адская кухня фигурного катания» называется.

Этот день я провел в расположении семьи. Вечером должны были приехать сестры с семьями, поэтому мама с утра хлопотала на кухне. Я чувствовал себя дерьмово, но перед мамой улыбался. Не хотелось портить родителям праздник. В прошлом году я проводил Рождество с семьей Томаса в Канаде с чувством вины перед родителями, но они отнеслись с пониманием. Они всегда относились с пониманием.

Надо признать, совесть меня грызла знатно. После ужина я взял в руки телефон, чтобы написать тренеру поздравления, но он меня опередил. Он прислал мне видеосообщение, и я сбежал в свою комнату, чтобы посмотреть.

Снято было на фронтальную камеру, на фоне нашего тренировочного катка. В большом зеркале напротив отражалась заметная лысина Томаса и его широкая спина. На зернистом видео он казался еще более худым, чем месяц назад.

— Привет, Марко! Я не знаю, посмотришь ты это видео или проигнорируешь… Короче, извини меня. Наверное, я слишком на тебя давил. Я помню, как в первую нашу встречу ты мне сказал, что тебе не хватает таланта. Марко, это не так. Ты очень талантливый. У меня никто так никогда не прыгал. Да даже Плисецкий так чисто не прыгает, как ты! — на видео Томас грустно улыбнулся и продолжил: — Я не знаю, имел ли я право так сделать, но знай, что я сделал это ради того, чтобы мотивировать тебя не сдаваться и продолжать кататься. С Рождеством, Марко. Прости, что не стал для тебя идеальным тренером.

Я мало вникал во всеобщее веселье. Слова Томаса все никак не шли у меня из головы. Я не понимал за что он извинялся, но переспросить я не мог, поэтому оставалось только теряться в догадках. Мне казалось, что я единственный, кто должен извиняться.

В планах у меня было объявить о своем уходе перед всей семьей, но момент я упустил. Родственники ничего не спрашивали, и я был уверен, что это все старания мамы. Я был ей благодарен. Они обсуждали праздничный ужин, дела каких-то незнакомых людей, поэтому я ушел к себе и уселся за ноутбук. Марио не отзывался, поэтому я настрочил ему короткое сообщение с извинениями и поздравлениями. Гетце был отходчив, я знал, что уже завтра он придет ко мне и все будет нормально.

В моем ноутбуке все мне напоминало о фигурном катании. На заставке красовалась наша совместная фотка: я, Генрих, Скарлет, Томас позади нас, наш хореограф и другие работники катка. Надо было привыкать к мысли, что все это уже позади. Во вкладках у меня был тот еще бардак. Я машинально закрывал их все, аж до последней, на которой оказалось открытое в ютубе видео. Мое сердце пропустило удар: произвольная Роберта Левандовски с Кубка России. Я знал ее наизусть до последней дорожки. Не веришь, говорила любовь, подожди и поверишь.

Роберту верить хотелось. Он не катался — он жил на льду. Я пересматривал это видео, кажется, уже в стотысячный раз и каждый раз восхищался. В тот год, в сочинском финале, эта программа мир так и не увидела. Роберт снялся с соревнований, а потом объявил, что покидает спорт. Все вопросы просил адресовать своему тренеру Пепу Гвардиоле. Чего только в газетах не писали. Я тогда только в Канаду переехал, и ко всем впечатлениям на меня навалилось еще и ужасное разочарование. Как он мог уйти, не докатав одну программу? Кажется, я ему до сих пор это не простил. Я закрыл вкладку, так и не досмотрев.

Утром меня разбудил племянник. Я думал, что ему не терпелось похвастаться подарками от Санты, но потом до меня донесся какой-то шум. Я выполз, как был, в пижаме, которая была больше меня в два раза.

— Марко, ты не предупреждал, что у нас будут гости, — пролепетала с ног до головы смущенная мама и убежала куда-то на кухню.

Я никаких гостей тоже не ждал, может, разве что Гетце — других друзей в Дортмунде у меня не было. Гостя проводили в гостиную. Он сидел в окружении моих родственников и ослепительно улыбался.

— О, Марко! Привет. С Рождеством тебя.

Я застыл, так и не преодолев порог комнаты. Потом развернулся и направился обратно к себе. Кажется, это был сон во сне, нужно просто еще раз проснуться, и тогда видение исчезнет. Иначе как еще объяснить нахождение Роберта Левандовски в доме моих родителей?

Я захлопнул дверь, но в нее тут же постучали. Трясущимися руками я повернул ручку и приоткрыл дверь на маленькую щелочку, в которую тут же заглянул любопытный синий глаз.

— Ты чего так испугался?

Роберт Левандовски выглядел не так, как на моем плакате. На его лице прибавилось морщин, он раздался в плечах, хотя в его теле до сих не было ни одного лишнего грамма. Одет он был в серые брюки и синий пуловер, очень просто, но дорого. А я стоял в пижаме и таращился. Сон не развеялся, потому что сном это не было. Роберт уверенно шагнул в мою комнату, а я чуть не упал, шарахнувшись назад.

— Прости, что я так внезапно. Я просто решил, что мы не можем терять драгоценное время.

Говорил он со смешным акцентом, но не это мешало мне понять, что от меня хотят.

— Терять время? — мой голос показался мне чужим.

— Ну да! До Чемпионата Европы остался месяц! У нас много работы.

— У нас?

— Ах да, Марко. Я приехал, чтобы стать твоим новым тренером.

Это было похоже на сюжет какой-то комедии. Вокруг меня происходили вещи, над которыми я был не властен. Роберта усадили за стол и закормили до полусмерти. Конечно же, его лицо было хорошо знакомо моей семье, даже исключая тот факт, что в моей комнате висело его изображение. Плакат я, кстати, содрал и запихнул подальше, очень надеясь, что Роберт заметить не успел. Я сидел рядом и не знал, куда себя деть. Роберт же чувствовал себя как дома, расхваливая мамину стряпню и умиляя присутствующих заметным акцентом.

— Марко, ты не говорил, что собираешься работать с новым тренером, — похоже, только моему отцу эта ситуация тоже казалась странной.

— Я и не… — рука Роберта под столом сильно сжала мое колено.

— Простите, что я вот так без предупреждения, — затараторил Роберт, не давая мне даже рот открыть. — Не хотелось, чтобы журналисты выведали раньше, чем надо. Вы же знаете, они умеют раздувать скандал на ровном месте. Правда, Марко?

Я кивнул, как завороженный. Мне хотелось возразить, но я не смел. Рука Роберта все еще сжимала мою ногу.

После обеда Роберт громко попросил показать ему достопримечательности Дортмунда и вытащил меня из-за стола. Мы молча оделись и вышли на улицу. Я знал, что Роберта вряд ли интересовала рекордная 45-метровая елка в центре, да и город в целом — нам просто нужно было поговорить.

— Я не хочу возвращаться, — заявил я, как только входная дверь за нами захлопнулась.

Я надеялся, что выгляжу достаточно решительным, но когда наши взгляды встретились, я стушевался.

Роберт положил свои руки на мои плечи и больно сжал.

— Ты еще никуда не уходил. Тебя никто не отпускал.

Я даже пошевелиться не мог. Сердце громко стучало в ушах. Роберт руки убрал и двинулся вперед.

Снега не было, но мороз быстро пробирался под кожу. Такси отвезло нас к площади Ханса, прямо к рождественской ярмарке и той самой 45-метройвой ели. В объектив телефона Роберта она не уместилась, как бы он ни старался, поэтому он сдался и притянул меня к себе для селфи. Я даже выдавил из себя подобие улыбки.

Наш разговор закончен не был, поэтому отпив из стакана горячего глинтвейна, я спросил:

— Зачем это вам? Тренировать меня…

Роберт с ответом не спешил. Допив свой напиток, он заговорил:

— Я давно задумывался о том, что хочу стать тренером, но не находил никого, кого хотелось бы тренировать. А ты мне нравишься. Мне нравятся твои крепкие ноги. Ты так прыгаешь, словно это самое легкое, что есть в фигурном катании. Никогда такого не видел. Марко, мы не сможем сейчас сделать тебе программу с нуля, но мы можем ее подчистить. Поработаем над дорожками и вращениями. Вместе.

От Роберта уверенностью веяло на километр. Он положил мне руку на затылок и заглянул в глаза.

— Марко, на пути к большим победам надо преодолевать много неудач. То, что случилось в финале — это не повод бросать все.

— Как только я поверил, что и правда могу кататься на уровне финала, я упал три раза. Со своих хваленых прыжков. А больше я ничего не умею. Но вам не понять. Вы ведь Король льда!
Я две недели принимал это решение, считал, что это самое лучшее, что я могу сделать — уйти, пока не стал посмешищем окончательно. А вот теперь мне говорили, что, мол, фигня это все, Ройс. Одна маленькая неудача, потренируешься, и все пройдет. Я верил в это раньше, а теперь пришло время признать, что выше своей головы я не прыгну.

— Если ты такой бесталанный, тогда почему ты катал мою произвольную так, как я никогда бы не смог?

***

Только через пару месяцев после переезда в Канаду я узнал, что Томас записывал на видео каждую тренировку.

— Четыре камеры по периметру катка.

Скарлет четко указала мне все места, и у меня мурашки по коже пробежали. Томас иногда смотрел ужасающим взглядом, но я не думал, что он и правда настолько маньяк. Так вот почему он видел все ошибки, даже когда не являлся на тренировку лично.

Про свои позорные попытки воспроизвести последнюю произвольную Роберта Левандовски я вспомнил уже позже. Я все же надеялся, что Томас этого не видел, и так как мне он об этом ничего не говорил, то я об этом волноваться перестал. Когда у меня появилась своя программа, на остальное времени не оставалось.

***

Я ведь никогда не видел со стороны, как я катаюсь. Трудно было поверить, что человек на экране — это я. Я всю жизнь верил в слова Юргена Клоппа, что я деревце и ничего с меня путного не будет. Парня на экране деревцем назвать язык не поворачивался. Дорожка, прыжок с кораблика, тройной, но чистый. Каскад 3-2-2. С плюсами. Даже вращения с хорошей скоростью. Я смотрел и не верил.

— Это я? — на всякий случай хотелось переспросить. Вдруг меня обманывают.
— Ты, — ответил Роберт. — И ты можешь очень многое, Марко. Томас хороший тренер, но он дальше Генриха вообще ничего не видит. Поэтому Марко, разреши мне забрать тебя себе.

***

— Если ты задушишь моего фигуриста, интрига на этом чемпионате умрет окончательно.

Роберт был в образе: в костюме, лакированных ботинках и длинном пальто. Мне в своих спонсорских спортивках рядом даже стоять страшно было.

Томас даже меня не поприветствовал — сразу бросился обнимать. Я-то думал, что Томас супертактильный человек, но после месяца общения с Робертом я понял, что ошибался. Томас, конечно, любил нас потискать, но Роберт руки от меня отрывал только когда я катался.

— Какая интрига, Роберт? Вы все еще катаете мою программу.

Левандовски отлепил меня от бывшего уже тренера и прижал к себе. Мне бы с Томасом наедине поговорить, но под таким напором я даже пикнуть боялся.

— Я думаю, у нас получится тебя удивить. Правда, Марко?

Мои попытки вырваться из захвата успехом не увенчались, поэтому пришлось говорить так.

— Я постараюсь вас обоих удивить.

С Тухелем мне удалось поговорить только после официальной открытой тренировки. В этот раз Роберт не мешал, хотя я чувствовал его пристальный взгляд спиной.

— Простите меня, — на самом деле, я это должен был сказать еще в декабре, но лучше поздно. – Я позорно сбежал.

— Все, что ни делается, делается к лучшему. Тебе не за что извиняться. Это ты меня прости. Я не уделял тебе достаточно внимания. Тебе хорошо с Робертом?

Я кивнул, чувствуя, как пылают щеки.

— Мы очень много работали, — все же надо было найти менее двусмысленный ответ.

— Значит, я сделал хорошее дело. Я бы тебя не бросил в любом случае, Марко. Нашел бы тебя в Дортмунде и вернул бы. Но я рад, что все обернулось именно так.

— Спасибо, Томас. За все.

Я был первым в последней разминке. Я слышал, как объявляют мое имя по очереди на двух языках, и чувствовал руки Роберта на своих лопатках.

— Ну что, деревце? Будешь сегодня цвести?

@темы: Первый день, Team Realism, Football Spring AU-Fest 2017